Олег ВалецкийСпецифика воинского духа в сербских войсках, 5
Воинская среда потенциально восприимчива к моральным доводам, однако при условии, что власть должным образом ставит ориентиры. Если же власть не только не ставит ориентиры этой среде, но и практически ее отвергает, создавая в своих интересах «патриотов» по заказу, то все дело «национального пробуждения» превращается в своеобразный цирк.
Характерна тут фигура Николы Кавайи, одного из идолов современных сербских националистов, так как он планировал убить Тито, считавшего сербов своими главными врагами. Несмотря на несколько попыток (с его слов), никто убит не был, а вот за попытку угона самолета Кавайя получил 20 лет американской тюрьмы. Благодаря тому, что он сидел 20 лет, Кавайя стал идеалом сербской патриотической молодежи. Показательно, что своим подвигом сам Кавайя назвал другое: первым человеком, которого он убил 14-летним подростком, был раненый немецкий солдат. Сам Кавайя говорил, что забил его ногами, что достаточно говорит о его облике, так и облике тех, для кого он стал героем. Суть же эпоса о Кавайе хорошо описал в своем интервью “New York Times” Пол Джимильяно- «Классическая балканская сказка, много драмы и мало правды», что собственно характеризует все сербское "патриотическое" движение.
Тем самым появился специфический тип поведения в сербском народе - «великого сербина», который не имел ни религиозных, ни моральных устоев, а вместе с тем снаружи характеризовался обильным количеством национальной фразеологии. В итоге созданный тип «новокомпонованного» серба и сопутствующая ему идеология у многих действительно патриотично настроенных сербов стал вызывать отторжение. Подобные личности, конечно, были частыми участниками дискуссий на военную тему, в которых перечислялись многочисленные примеры, как правило, выдуманные или преувеличенные, «выдающихся достижений» различных «специальных» групп, число которых в этой войне значительно превышало количество сил, находившихся на фронте. Однако в данном случае следует заметить, что именно от идеологии материализма в ее различных проявлениях и шло подобное влияние, нивелирующее чувства долга и чести в обществе, которые все-таки благодаря историческим традициям, сохраненным в народе, имели изначально важное значение. Так как номенклатурный аппарат не ценил воинские заслуги, которые достигаются на фронте, то через несколько лет после войны 1991-1995 число пожелавших добровольно воевать в новой войне в Косово и Метохии в 1998-99 значительно поубавилось, хотя споров о «геройской борьбе» прибавилось, так как в данном случае СМИ Сербии, в отличии от 1993-95 годов, развернули патриотическую кампанию.
В 90-х годах быстро выяснилось во время боев, что словесная фразеология в семье, на улице, в ресторане, как и умение пострелять в воздух или по ногам собутыльников отнюдь не гарантия того, что человек станет хорошим солдатом. Тривиально, но в воюющем государстве прежде всего нужны солдаты.
В данном случае долг перед ближними имел превалирующее значение в стимуляции кого бы ни было добровольно воевать. Этот долг базировался на понимании верности долгу. Мораль же основывается на нравственности, которая закладывается Богом в человека. Тем самым стимул участия в боевых действиях определялся морально-нравственным обликом личности.
Формированием данного облика у сербов всегда занималась церковь, так как в государственном аппарате при турках должность можно было занять лишь после принятия ислама и перехода в «турки», как звали тогда всех мусульман Оттоманской империи на Балканах. Конечно, нельзя приукрашивать сербскую церковь, являясь частью народа, она также подверглась влиянию племенного национализма, который многие святители рассматривали как опасное для православия явление. Следует учитывать, что церковь в обществе, в котором нет правды и справедливости, со временем теряет свое влияние. Это и использовали коммунисты, в идеологии которых идеи социальной правды и означали эту справедливость. Вероятно, это были универсальные понятия, поэтому недальновидно было в 90-х годах привязывать церковь к государственной политике. Партизанская армия Тито и без церкви успешно воевала, как и Красная Армия, дошедшая до Берлина, хотя православие для нее являлось «контрреволюционной идеологией».
Люди воюют тысячелетиями, как с поддержкой церкви, так и без нее. Совершенно бессмысленно тогда выглядело вмешательство иных церковных иерархов в определение государственной политики воюющей страны. Было бы достаточно, если бы иерархи заботились о морально-нравственном облике своей паствы в военной форме, чтобы те понимали, что на войне и в жизни следует поступать только по правде и справедливости. Такими внушениями церковные иерархи принесли бы больше пользы сербской политике, нежели вмешательством в связанные с финансовыми операциями политические проекты, которые со временем начали вызывать раздражение в обществе.
Известный в России священник Даниил Сысоев писал, что у православного христианства одно Отечество – это царствие небесное. О дороге к нему должны заботиться священники. Для проведения же политических и военных операций в сербском обществе были образованные и опытные люди. Вмешательство церкви в политику ничего не изменило, однако отказ от активной деятельности в области воспитания военнослужащих во многом подорвал авторитет церкви в военной среде и тем самым подрывалась и ее нравственность, тем более что она и так была подорвана привычным для сербов неуважением к чужому авторитету и подсмеиванию. Показательно, что именно в сербском «православном» народе появился невиданный для христианских народов вид нецензурщины, когда Бог, его святые и церковь становились объектом мата и этот мат был распространен именно в народной среде.
