Семен Петриков: 33 lvl

Отчётливо ощущая вес тридцати трёх витков Земли вокруг Солнца, я оглядываюсь назад, погружаясь в раздумья об итогах жизненного пути.

Трудно начать сразу с чего-то серьёзного, поэтому начну с "достижения", которое можно рассматривать в ироническом ключе - недавно я получил справку о том, что я шизофреник. Это была простая бюрократическая формальность; однако психиатр, знающий меня много лет, в неофициальной обстановке подтвердил мне, что это скорее всего действительно так. Когда-то посчитав меня жертвой истерических ветров, сейчас он склонен видеть во мне скорее мрачное уединение шизофренических льдов, следующее за мной след в след, как тень за спиной - истерический ветер, подобно всполохам полярного сияния, лишь изредка оживляет эту вечную ночь непродолжительными, но яркими вспышками.

В этом же пронизывающем дыхании ветра психиатр озвучил мне беспомощность нашего знания перед таинствами шизофрении – никто здесь, по его словам, не ведает толк в исцелении душевных метаморфоз, поскольку никто не имеет чётких представлений о природе и об излечимости этого заболевания. В социальной реальности этот диагноз может ограничить мои пути, но пусть – никогда я и не стремился плотно вплести свои нити в официальные ткани общества.

Благодаря упомянутому психиатру раскрылась передо мной дверь в мир интернет-колдовства. Судя по его теории, джинны, докучающие мне своим присутствием, требовали быть прирученными, пойманными в водоворот конструктивных деяний, дабы не допустить моё безвозвратное погружение в безумие. Это действительно помогло - начав консультировать публику по магическим вопросам, я не только избавился от приступов паники и навязчивых мыслей, но и получил ответы на некоторые экзистенциальные вопросы. Служение моё принесло пользу многим, и даже звание "выдающегося мага" мне присвоено отдельными искателями истины, однако я считаю недопустимым скрывать от потенциальных клиентов наличие у меня диагноза и специфику, что с ним связана. Впрочем, бояться особо не стоит - есть основания полагать, что безумие не заразно для тех, кто не желает им заразиться.

Если отбросить иронию, шизофрения для меня – способ философствования, подразумевающий недоверие к каждой из мыслей на переплетающейся дороге, что ведёт через муравейник сознания. Глубокая парадигма, которая требует неустанного диалога с собственным разумом, в постоянном и беспрекословном сомнении, постоянно опрашивая его и тщательно взвешивая каждый его продукт. Моё понимание и моё восприятие – всё кажется подвластно сомнению, что заставляет меня следовать за философским экспериментом Декарта с тем самым злополучным Демоном, который манипулирует моей душой. Искренне говоря, моё осознанное участие в этом эксперименте порой ослабевает, и я теряю связь с недоверием в своём сознании. Тем не менее, привыкая к постоянному сомнению в моих мыслях, я обретаю своего рода мудрость, пускай помрачённую.

С другой стороны, данный статус поднимает меня в собственных глазах на некий пьедестал. Опыт шизофреника необычен и уникален, обогащён и углублён не каким-то поверхностным объёмом, но скрытой силой и ясностью видения. Подобно отражению в искривлённом зеркале философия "социальной справедливости" утверждает, что единственно реальным опытом, не поддающимся деконструкции, является опыт переживших насилие и угнетение. И в космосе социальных меридианов, где "белый гетеросексуальный мужчина" считается носителем доминирования и привилегий, личный опыт шизофреника часто игнорируется, потому что внешне он может не отличаться от тех, кто причислен к угнетателям.

Но если присмотреться, шизофреники отягощены особенно глубоким и редким опытом – они лишены права на реальность, на свой голос в мире разумных. Любое их слово может быть отвергнуто и опозорено, сослано в тень безумия. Некогда карательная психиатрия лишала права на слово тех, кто отказывался принять утопические идеалы квазирелигиозной догматики. Сейчас, когда хозяева дискурса сменили маски мучителей, методы остались те же: кто осмелится говорить не по правилам игры, станет жертвой осмеяния, его репутация будет уничтожена.

Но идём дальше – может быть, именно шизофреники таят наибольшую степень понимания реальности, наиболее подлинную, поскольку они переживают угнетение, отрицающее саму их субъектность. Более того, благодаря способности к социальной маскировке они не жертвы, а участники игры. Отпадая от консенсусной реальности, шизофреник тем самым отпадает от правил, ограничивающих её участников, получая свободу, о которой мечтал Ницше, характерно окончивший свою жизнь в психиатрической больнице. В моём случае безумие вовсе не является мне оправданием, поскольку является преднамеренным - мне близко определение магии как "контролируемой осознанной шизофрении"; ещё не будучи магом, я молил Шегората (даэдрическое божество из одной известной игры) ниспослать мне безумие, а когда голос в голове предложил мне проследовать за ним туда, где "никогда не будет скучно" - я это сделал, скучно с тех пор и правда не было.

Древо Смерти, увенчанное двумя вечно спорящими головами, являет собой зеркало внутреннего раскола, олицетворяет собой биполярность мышления – Сатану с Молохом, чередуя маски Джекила и Хайда, или, быть может, Джека и Тайлера Дёрдена – плод из одного древа, две извилины единого разума. Этот садомазо-переход в контексте шизофрении совершается на глубинном уровне, раскалывая саму ткань реальности. Некоторые исследователи утверждают, что мышлению шизофреников присуща особая метафизическая глубина, а сами шизофреники зачастую оказываются обладателями паранормальных способностей. При этом, можно ли считать шизофрению и сопутствующие ей способности личным достижением - я не берусь судить, этот вопрос весьма неоднозначный. Проклятие это или благословение - безумие нельзя в полной мере считать результатом личного развития, им карают и награждают боги.

Теперь хочется поговорить о более личном – о моих собственных неудачах, о тех антидостижениях, которых могло и не быть. В моей жизни можно отметить ряд тенденций, которые мне не по душе, но, кажется, они неизбежно вытекают из суммы моих личных качеств и жизненного опыта.
Моё текущее состояние души – это результат не только внутренних противоречий, но и внешних влияний. Я чувствую, как ранее священные для меня образы теряют свою первозданность, оставаясь в моём восприятии лишь блеклыми отпечатками того, что они изначально представляли. Образы остаются неизменно сакральными, но я, к сожалению, не в состоянии воспринимать их иначе, как через призму профанного, будучи лишь частью этой профанной реальности. Эти образы не принадлежат мне, и я понимаю, что было ошибкой отождествлять себя с ними.

Эта тенденция десакрализации связана с ещё одним тревожным процессом – разрушением отношений, которые когда-то поддерживали меня. Взаимодействие с окружающими, будь то близкие друзья или творческие коллективы, становится всё более непостоянным и хрупким. Я чувствую, что без их поддержки я теряю свою идентичность, но, к сожалению, не нахожу способа изменить свой путь.
Я понимаю, что не заслуживаю участия в деятельности, связанной с высокими идеалами и сакральным, и не стремлюсь войти в "двери храма". Я безмерно благодарен за то, что хотя бы смог заглянуть в него через щелочку и увидеть ту красоту, которую никогда не забуду. Шопенгауэр говорил, что красота – это обещание счастья. И даже если этот грядущий рассвет не для меня, это не делает его менее великолепным.

В моих словах нет сожаления за конкретные действия, но есть ощущение утраты, что всё сложилось не так, как могло бы. Возможно, ваша вера в меня иногда помогала мне делиться красотой с миром, но во мне не хватило сущностного, что могло бы отвечать этой вере и превратить меня в нечто большее, чем просто мыльный пузырь. Но красота, о которой я говорю, реальна; и независимо от деструктивных процессов, происходящих во мне, я всё ещё вижу, что в этом мире есть что-то поистине прекрасное, и может быть, я просто онтологически несовместим с этим.

Самобичевание, будь то публичное или интимное, не приносит духовной пользы. Оно оказывается лишь формой самогипноза и ведёт к дальнейшему страданию, порожденному неутолимым желанием и неосуществимыми стремлениями. Человек прошлых эпох, даже прошлого века, ощущал реальность иначе, чем мы, и некоторые чувства для нас в том же виде невозможны. Например, я сомневаюсь, что для человека нашего времени возможно исправление души покаянием в том смысле, который этому слову придавали в средние века или в античности. Во всяком случае, для себя я не чувствую возможности очищения от наполняющего душу яда, и остаётся лишь один путь: позволить яду растворить душу, и выдавить себя прочь из реальности, как гнойный прыщ. Останется ли что-то кроме гноя - это большой вопрос. Мне сложно остановиться в перечислении своих недостатков, но именно это делает меня неспособным к конструктивной самокритике, а значит к истинному покаянию, то есть к метанойе - это слово также можно перевести как "перемена ума", "перемена мысли", "переосмысление", что роднит его с понятием психоделической революции, то есть, "проясняющего душу вращения".

Резюмируя, можно сказать, что многие мои провалы обусловлены глубокими дефектами моей личности, а многие достижения в действительности были результатом работы компенсаторных механизмов. Однако, чтобы сохранять объективность, следует перечислить здесь то, что я считаю своими достижениями, даже если они иллюзорны.

Мне действительно удалось стать писателем. Говорят, если вашу книгу кто-то напечатал, и вы получили за это деньги - вы писатель. Я действительно стал писателем, мои работы опубликованы, и я принимал участие в различных проектах. Обычно я не получаю за это никаких денег, но, тем не менее, существуют способы извлекать из этого выгоду. Однако меня всегда интересовало другое. Когда-то я встал перед выбором: стать биологом или писателем, и выбрал второе, поскольку посчитал, что через литературу я смогу оказать более значимое влияние на мир. Оказал ли я на этот мир какое-то влияние? Наверное, но вряд ли такое, как хотел. Тексты влияют на мир, в этом нет сомнения, но порой это влияние оказывается зловещим и непредсказуемым. Может быть, это несоответствие результатов задуманным целям было обусловлено неправильным пониманием воздействия литературы на мир и роли автора в этом процессе, может быть мне не хватило чего-то ещё.

Также мне удалось стать магом, что бы это ни значило. Люди, зовущие себя магами, в основном считают, что я тоже маг, и обсуждают со мной соответствующие темы как с магом; люди, не считающие себя магами, иногда обращаются ко мне, чтобы я им что-нибудь намагичил. Но это всё внешние атрибуты, конечно. Причастность к магической реальности выражена в субъективном ощущении мира: магическое мышление сохраняет в себе архаические черты, но сверху может накладываться любая надстройка, то есть маг вполне может жить и в постмодернизме. У меня есть ученик, которого я обучаю магии. Я долгое время не признавал, что могу быть учителем, однако он продолжал настаивать, и я согласился. В конце концов, учиться магии можно вообще у чего угодно, точкой входа в магическую реальность может быть любой объект. Однажды ученик спросил меня, что такое магия. "Да х.. его знает", вот что я ответил.

Отдельно можно отметить такое достижение, как известность. Это достижение связано с первыми двумя, то есть это известность в тусовочке, связанной с эзотерикой и литературой; кроме того, известность является инструментом для выполнения магических и литературных задач. Меня порой приглашают на интервью, мои тексты репостят и обсуждают, в ответ на вопрос по магии мне иногда присылают мои же статьи. Но зачем мне всё это? Маг всегда занят вопросом, где раздобыть энергии, так вот - создание собственного литературного эгрегора, прокачка образа мага, соответствующая социальная активность - всё это позволяет подпитываться вниманием, и усиливать тем самым своё влияние на мир. Однако, эта поддержка также является и ловушкой - сформировав себе публичную персону, есть риск с ней отождествиться, и сделаться рабом общественного мнения, причём эта зависимость может приобретать тонкие, неочевидные формы.

Подобная ловушка была описана Юнгом как Мана-Личность - архетип, персонифицирующий нуминозную силу в образе могущественного колдуна; мана - меланезийское слово, обозначающее силу колдовских или сакральных объектов. Мана-личность воплощает в себе эту силу, точнее сказать, присваивает её себе, тогда как сила ей вовсе не принадлежит. В своих работах Юнг использовал концепцию Мана-Личности для объяснения инфляционного процесса, когда эго присваивает себе содержания коллективного бессознательного. Это именно то, чем занимаются маги на самом деле - напускают на себя образы нуминозного, чтобы проникнуться его силой, однако в этой ситуации практически неизбежен риск инфляции, фатального и необратимого природнения к архетипической фигуре. Порой я задаюсь вопросом: не случилось ли что-то подобное с Древними Видящими, о которых писал Кастанеда?

В детстве я мечтал стать: биологом, писателем, магом, наркоманом. Из этого списка мне не удалось стать биологом, в остальных областях я так или иначе реализовался. Если мне предстоит долгая жизнь, можно будет попытаться наверстать упущенное и получить знания, а может быть, даже образование в области биологии; впрочем я осознаю, что эта область знания, скорее всего, очень далеко ушла, и вряд ли выйдет её нагнать, и открыть в этой области что-то фундаментальное. Так что, это не стоит делать целью номер один, просто было бы неплохо попробовать, если хватит времени и сил. Мои предчувствия говорят, что в грядущем веке произойдут открытия на стыке биологии, социальной инженерии и философии; последствия этих открытий могут радикально изменить облик мира, однако в настоящий момент сложно сказать, как именно.

Как бы то ни было, любые достижения и провалы условны, одно часто оборачивается в другое, и фиксация этих пунктов носит символический характер, поскольку в культуре за каждым сезоном человеческой жизни закреплены определённые смыслы, а индивидуальный путь является преломлением коллективного мифа: таким образом, "подведение итогов" позволяет выделить персонажа из хора голосов, проанализировать траекторию его движения, и на основе этого сделать вывод о том, куда катится этот мир. Образ жука, катящего шар, может ассоциироваться сразу с двумя образами Солнца: как с Рассветным, так и с Полуночным; пока все задаются вопросом, куда катится этот мир, скарабей его катит, может быть сам не знает куда, зато уж точно зная, из чего этот мир сделан. Несмотря на сходство с мрачным трудом Сизифа, скарабей не страдает от бессмысленности своей работы, поскольку он - насекомое, ему не нужен смысл. Насекомые не знают экзистенциальных страданий, поскольку лишены трения с миром - это совершенные биологические машины, чьё совершенство отточено сотнями миллионов лет эволюции. У нашего вида просто не было времени, чтобы принять столь совершенную форму. Волны времени обтёсывают человечество, как гальку, и однажды человек уподобится мельчайшему песку - в этой пустыне забвения из песчаных барханов будут складываться слова книг, в которых вся наша история подобна запятой, и солнце Великого Смысла взойдёт над безмолвной пустыней, и может быть, кому-то станет известно, чем была эта жизнь и для чего, но уже не нам...