Догма о драконе: за завесой китайского мифа современности
Михаил Куликов
Заключение: Так что же все-таки ждет китайскую матрицу и систему? В чем замысел культуры?
Пелипенко считал, что системное качество Западной цивилизации полностью реализовано в истории, и цивилизация подошла к отметке своего исчерпания. Мировой кризис не случайность, а отражение упадка системы, которая служит локомотивом мир-экономики, а также инициатором ее сборки. Фиксируя модернизационные успехи многих стран ЮВА и вместе с тем их способность идти своим путем, не наступая на грабли «белого человека», навели ученого на мысль, что будущее зарождающегося по всему миру субъекта Новой естественности, человека Цифры, привязано именно к региону ЮВА. И действительно, мы видим множество косвенных указателей на это, хотя очередное азиатское экономическое чудо не оправдывает ожиданий или опасений. Так, погруженность в сетевую активность субъективно кажется глубже именно в азиатском регионе. А культура показывает динамику развития, а не стагнацию. Впрочем, это может быть следствием процесса западной модернизации, неизбежного для всех желающих остаться конкурентоспособными в современном мире. Тем не менее, культурный синтез Запада и Востока налицо, и он проходит куда глубже именно в регионе ЮВА, локальные культуры которой успешно интегрируют целые инокультурные подсистемы, адаптируя их под себя.
Но не все так просто, а макроисторическую динамику невозможно разглядеть наблюдателю, переживающему постэпоху, время исторических завершений. Макротенденция, ведущая к гегемонии нового культурного типа Цифры, не строго линейна, как и любой макроисторический процесс. Она полна скачков вперед и внезапных откатов, тупиковых ветвей и стагнаций. Если говорить о Китае как недавнем фаворите ЮВА, то свёртывание его «экономического чуда» (вслед за Японией и Южной Кореей) выглядит вполне закономерно. Но на очереди Индия, популяционная динамика которой, в противоположность Китаю, имеет идеальную кривую распределения по возрастам, и эксперты пророчат ей очередное экономическое чудо, причем такое, что на индийском фоне Китай покажется не драконом, а безобидной ящерицей. Стремительно набирают обороты недавно отстающие страны вроде Вьетнама и Камбоджи, делает успехи и подает большие надежды светская пока Индонезия (а охваченный логоцентризмом Пакистан постепенно погружается в хаос).
Возвращаясь к Китаю, не могу отделаться от ощущения, что невидимыми нитями демографического кризиса Культура проводит отбор особей, которые способны войти в будущее. Но в чем критерии отбора? В сложившейся среде наибольшие шансы получают карьеристы, беспринципные конформисты и соглашатели, а то и откровенные мерзавцы, погрязшие в коррупции. Легко видеть, что технологически подкованная, открытая миру и одаренная молодежь с ментальностью Новой естественности не самая выгодоприобретающая группа в таких условиях. Казалось бы, мы наблюдаем тренд не эволюции, а контрэволюции.
Разгадка, полагаю, в том, что деятельность Культуры (с большой буквы) прослеживается на самых длительных исторических отрезках длиною в сотни лет, а вот властителями более коротких десятилетних трендов являются уже локальные культурные системы. Все становится на свои места, если понять, что субъекты ЛКС не могут менять свое системное качество, они могут лишь его разворачивать, реализуя заложенный потенциал. После полной реализации неизбежен спад, а со временем и распад, ибо ничто не вечно. Но ни один субъект не будет в восторге от перспективы смерти, а культура - субъект. Более того, как объекты манипуляции со стороны культуры, люди идут на смерть гораздо охотнее своих культур, которые и внушают необходимость принесения себя в жертву на алтарь своего «народа» или очередной «великой идеи». Культуры на самопожертвование неспособны, зато они способны на экзальтацию в предагональном состоянии, как сейчас мы наблюдаем у многих русских и во многих официальных и приближенных к ним российских дискурсах.
Китаю до этого еще очень далеко. Но китайская матрица уже чувствует, куда дует ветер, и там для нее явно нет будущего. У нее нет выбора, кроме ставки на контрэволюцию, откладывая неизбежное. Вряд ли речь идет о полном коллапсе, крахе и распаде. Китай не Россия. Национальная идентичность хань разработана куда лучше, скрепляющие популяцию культурные связи гораздо крепче: это не русский кентавр, разрываемый между Востоком и Западом, а гораздо более целостная и связная система. Автономизация регионов на манер Гонконга и Сингапура возможна, но это не цивилизационный распад, а обновленное обретение себя на следующем витке культурной преемственности.
Если вспомнить экономику, то раскрытый в статье веер проблем (а многого мы и не коснулись) порождает комплексный кризис. Кризис этот, однако, не содержит в себе потенциала к коллапсу экономики и государственности, а скорее к длительной рецессии. Все экономики развиваются циклически. Если построить график производной экономического роста, то кривая на длительном отрезке времени будет напоминать синусоиду. Чем крупнее экономика, тем выше амплитуда колебаний. Дело в том, что любой ускоренный рост ведет к накоплению структурных проблем и противоречий, далее к стагнации и спаду. Но в условиях адекватного управления это не конец, а новое начало, ибо за счет благосостояния населения система получает шанс выправить структурные дефекты и «слезть» с токсичных источников дохода. При откате экономики на базовые основания и недостатке свободных денег в обороте только самые эффективные и ценные игроки остаются на рынке, система в целом начинает накапливать потенциал для следующего рывка. Так Китай в результате своего экономического спада получит возможность перефокусироваться с перегретых рынков недвижимости и инфраструктуры на отрасли высокотехнологичного производства, исследования и разработки, туризма, финансов. Это если предположить, что контур управления справится с вызовами идеальным образом. И тут возникают некоторые сомнения, учитывая выведенные нами свойства властного субъекта в Китае. Его культурные особенности только частично совместимы со сложным глобальным миром современности, и последнее десятилетие мы наблюдаем первые признаки кризиса адекватности, который считывается по таким признакам как одержимость контролем и постепенный откат в авторитарное управление, перекликающееся с традиционным культом Отца-Императора. Такая власть плохо совместима с субъектом Новой естественности, ментально номадическим, ориентированном на сетевые, а не иерархические структуры, и обладающим высокой степенью личной автономии.
Однако с экономической частью и такой властный субъект может справиться, если вовремя подкорректирует себя. В этом сценарии Китай лет через 10 вполне оправится от своих ошибок и возобновит экономический рост. Однако в силу долгоиграющих и неизменяемых на средней дистанции демографических факторов чудо повторить не удастся. Китай так и останется крупной и влиятельной экономикой региона, но не его локомотивом. Альтернативный же сценарий уводит нас в непрогнозируемые перипетии разворачивающегося кризиса, который создаст множество зон нестабильности и точек локальных бифуркаций. Одна из стабилизирующих компонент современного Китая, которой мы еще не касались в этой статье — это внешняя экспансия в отстающие страны своего региона и Африканского континента. Стоит, например, Индии поднять голову как глобальному игроку - Китаю некуда будет сбрасывать внутреннюю энтропию.
Стоит также заметить, что Си Цзиньпин в одной из своих последних речей озвучил идею двухполярного мира, проговорив давно подразумеваемые в Китае идеи. Китайская система пытается оседлать диалектический процесс становления Запада, который на протяжении всей своей истории противостоял своей исторической альтернативе — идеократической империи — иными словами, различным наследиям империалистического Рима, от Византии до Российской Империи/СССР. Дракон, как водится, хитер, но Запад со времен победы в Холодной войне и распада СССР давно предоставлен собственной диалектике, а сегодня мы наблюдаем лишь последние всполохи этого эпичного противостояния, подобно фантомным болям Истории. Запад как коллективный субъект, как кросскультурное объединение локальных систем, временно и частично вспомнил себя в зрелости, но все эти обстоятельства видятся лишь системой жизнеобеспечения, которая временно подпитывает и поддерживает дряхлого старика. Про агонизирующего оппонента можно и не говорить — он уже мертв и даже знает об этом, но не может не метаться как петух с отрубленной головой. Так что для Китая перспектива запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда истории и получить подпитку цивилизационной мотивации от единства и борьбы противоположностей представляется мне призрачной, ведь поезд уже ушел, а на перроне виден лишь его мираж, порожденный причудливыми флуктуациями переходного исторического периода.
Какой бы сценарий не выбрала Культура для смены макропарадигм, нам представляется, что текущие локальные системы по различным причинам, но в сопоставимой мере, не подходят для развертывания истинного потенциала субъекта Новой естественности, что включает в себя как технологический, так и духовный аспекты. Прямых и легких путей переправы через расщелины исторического разрыва таких масштабов не существует. Каждая культура должна преодолеть свою версию кризиса, и неважно, какому ареалу она принадлежит, ЮВА ли, Западной Европе, Атлантическому региону или Африке. Вопрос только в возможности стадиального «апгрейда» локальных культур и их групп, а также в потенциале нового культурного синтеза для носителей тех ЛКС, которые такой возможностью не обладают. И здесь я склонен заключить, что китайский дракон достиг слишком преклонного возраста, даже если исключить мифическую составляющую. Но во многих мифах драконы, умирая, оставляют после себя яйцо, таящее возможность реинкарнации.
В качестве иллюстраций использованы картины китайского художника Юэ Миньцзюня.
