Сергей Есенин. Анатомия наследия
Как готовилось Академическое Полное собрание сочинений С. А. Есенина (ИМЛИ РАН, 1995-2002).
Одним из наиболее важных изданий творческого наследия С. А. Есенина является его «Полное собрание сочинений в семи томах» (1995-2002). Принципы работы над ним, особенности формирования и проблемы датировки произведений достаточно подробно изложены его составителем.
Алексей Алексеевич Козловский (р. 1930) — литературовед, ведущий научный сотрудник Отдела новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, кандидат филологических наук. В 1953 г. закончил филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. В 1956 г. на том же факультете — аспирантуру по кафедре русской литературы. С мая 1989 г. работает в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН (ИМЛИ РАН). Тема диссертационной работы (1997) — «Лирика С. А. Есенина: Проблемы текстологии и поэтики».
Офиц. страница в ИМЛИ: http://imli.ru/institut/sotrudniki/1044-kozlovskij-aleksej-alekseevich
[Академическое Полное собрание сочинений Есенина в 7 томах (9 книгах) было издано к 100-летию со дня рождения поэта Институтом мировой литературы Российской академии наук в 1995–2002 гг. (главный редактор — Ю. Л. Прокушев). Это первое научное издание сочинений Есенина, наиболее полное по своему составу и тщательно прокомментированное. В собрании впервые дан полный корпус литературных текстов Есенина (с исчерпывающим сводом печатных и рукописных вариантов), эпистолярного наследия поэта и документов, написанные его рукой. Все тексты напечатаны без каких-либо сокращений, с восстановлением всех ранее изымавшихся по цензурным соображениям фрагментов.
Три первых тома академического собрания по составу и композиции соответствуют трем томам посмертного Собрания стихотворений (1926): в 1-м томе помещены стихотворения, во 2-м — «маленькие поэмы», в 3-м — «большие поэмы». В 4-м томе публикуются стихотворения, не вошедшие в Собрание 1926 г.; 5-й том содержит прозу, 6-й — письма. Три книги 7-го тома содержат деловую прозу, дарственные надписи, документы (раздел «Рукою Есенина» и др.), а также коллективные литературные манифесты и декларации, в которых принимал участие Есенин. В дополнениях к последней книге седьмого тома помещена комментированная подборка «Есенин в фотографиях», хронологическая канва жизни и творчества поэта, библиография авторских книг Есенина и коллективных сборников с его участием, а также указатели ко всему собранию.]
ФЭБ ЭНИ «Есенин»: http://feb-web.ru/feb/esenin/default.asp
(вкл. Полное собрание сочинений С. А. Есенина)
/ Из комментариев А. А. Козловского к «Полному собранию сочинений С. А. Есенина в семи томах».
≪ В данном томе, в соответствии с общим планом издания, печатаются стихотворения, которые Есенин включил в первый том подготовленного им в 1925 году трёхтомного «Собрания стихотворений» [Собр. ст.].
Основным источником текста для первого тома (так же, как для второго и третьего томов) является так называемый наборный экземпляр — рукопись, по которой в ноябре–декабре 1925 г. осуществлялся набор [Собр. ст.] (хранится в ГЛМ). Эта рукопись была подготовлена Есениным в течение второй половины 1925 г. В работе принимали участие С. А. Толстая-Есенина и редактор издательства И. В. Евдокимов.
Наборный экземпляр представляет собой собрание различных материалов. В нём соединены отдельные страницы из целого ряда сборников Есенина, вырезки из газет и журналов, машинописные списки (значительная часть этих списков готовилась не в связи с работой над наб. экз., а много раньше и с другими целями), рукописные списки, выполненные С. А. Толстой-Есениной и некоторыми другими лицами. Подобный характер рукописи, объединение в ней различных по времени возникновения и подготовки материалов связаны, в частности, с историей работы над ней.
Как известно, замысел собрания сочинений возник у Есенина ещё в 1923 году, вскоре после возвращения на родину из зарубежной поездки (связь этого замысла с «Тельцом», «Руссеянью» и другими предшествующими сборниками в данном случае мы здесь не затрагиваем). Этот замысел оставался в центре внимания поэта и в 1924 году. Всё это время Есенин неоднократно обращался к плану издания, занимался вопросом, где и когда лучше его выпустить. При этом работа не ограничивалась определением принципов композиции и общих контуров томов, одновременно готовилась и рукопись предполагавшегося издания. К этим предшествующим этапам восходят некоторые части наб. экз., о чём свидетельствуют сохранившиеся в нём пометы. Можно сказать, что наб. экз. как бы «вырос» из этих предшествующих этапов и аккумулировал в себе работу, проводившуюся Есениным с 1923 года.
Наборный экземпляр — последнее по времени обращение поэта к текстам своих произведений. Но его значение как основного источника текста основывается не только и не столько на этом формальном моменте. В рукописи — в её составе и построении, в степени авторской выверенности текстов, в датировке произведений — отчётливо проявилось далеко не формальное отношение автора к её подготовке. Последовательная, глубоко осмысленная, целенаправленная работа, проведённая Есениным по формированию и редактуре наборного экземпляра (на различных этапах работа велась, правда, с разной степенью интенсивности), позволяют расценить эту рукопись как активное выражение творческой воли автора.
Разумеется, наборный экземпляр не свободен от недостатков. В нём имеются различные погрешности, которые остались не замеченными автором. Тем не менее, при анализе наборного экземпляра с самых различных сторон отчётливо выявляется воплотившаяся в нём авторская воля.
Она видна прежде всего в том, как были решены композиционные проблемы.
С самого начала работы над собранием сочинений Есенин положил в его основу [Грж.]— наиболее полное к тому времени собрание его произведений. В этот сборник входило 75 лирических стихотворений от «Радуницы» до стихов 1922 года и 15 «маленьких поэм». Приступив в 1925 г. к подготовке [Собр. ст.], Есенин счёл необходимым дополнить это издание не только стихами, появившимися после выпуска [Грж.], т. е. после 1922 года, но и рядом ранних стихотворений, которые не входили в [Грж.] и практически не перепечатывались после появления в свет.
В этой связи он обратился прежде всего к своему первому сборнику [Р16]. Этот сборник состоял из 33 стихотворений. 15 из них входили в [Грж.] и поэтому изначально были в [Собр. ст.] Из оставшихся 18 Есенин отобрал ещё 12, остальные 6 так и оставил вне [Собр. ст.] Тексты этих 12-ти отобранных стихотворений он выправил, причём дважды. Первоначально правка велась, очевидно, по экземпляру [Р16], с которого затем были сняты машинописные копии. (Местонахождение данного экземпляра [Р16] неизвестно, но то, что экземпляр сборника, выправленный тогда автором, существовал и что именно с него снимались машинописные копии, доказывается тем, что последовательность стихов в листах машинописи та же, что и в сборнике, а тексты машинописи разнятся с текстами сборника). Затем машинопись была вновь просмотрена Есениным и в некоторые стихи внесены дополнительные исправления.
Первый её экземпляр, куда С. А. Толстая-Есенина перенесла авторскую правку, был вложен в наб. экз., а машинописный отпуск (второй экз.), по которому работал автор, остался в его архиве (ныне — в ГЛМ).
Всего в этой рукописи пять листов, которые включают тексты следующих стихотворений:
• л. 1 — «Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…», «Подражанье песне», «Выткался на озере алый свет зари…»;
• л. 2 — «Матушка в купальницу по лесу ходила…», «Зашумели над затоном тростники…», «Троицыно утро, утренний канон…»;
• л. 3 — «Туча кружево в роще связала…», «Дымом половодье…»;
• л. 4 — «Сыплет черёмуха снегом…», «На плетнях висят баранки…»;
• л. 5 — «Калики», «Задымился вечер, дремлет кот на брусе…». На обороте последнего листа помета С. А. Толстой-Есениной: «Эти стихи были переписаны мною, когда Сергей готовил рукопись своего полного собрания для Госиздата. Правки сделаны его рукой. С. Есенина».
Этими стихами Есенин намеревался открыть том и поэтому пометил на первом листе машинописи: «Начало». Однако потом он решил дополнить издание ещё и другими стихами. Помета «Начало» была им зачёркнута и в рукопись перед этими стихами включено ещё восемь стихотворений.
Два первых стихотворения из числа включенных на этом этапе («Вот уж вечер. Роса…» и «Там, где капустные грядки…») продиктованы автором С. А. Толстой-Есениной и в её списках вошли в наб. экз. Очевидно, тогда же было переписано С. А. Толстой-Есениной третье стихотворение — «Поёт зима — аукает…». Остальные были найдены в журналах 1915–1916 гг.
Готовя издание, Есенин счёл необходимым разыскать некоторые свои ранние произведения, которые печатались только в периодике. Он собственноручно составил две памятки с перечислением газет и журналов, которые следовало просмотреть (оба списка — ГЛМ).
Первый список:
• «Журнал ленинградский Голос жизни. 1915 с апреля по июнь.
• Газета московская Голос трудового крестьянства. 1918 с апреля по июнь.
• Ежемесячный журнал Миролюбова. 1915 и 16».
Второй список:
• «Русская мысль. 1915, летние номера, август, или сентябрь, или июль.
• Голос жизни. 1915 (весенние №).
• Ежемесячный журнал Миролюбова. 1915, 16, 17.
• Скифы. 2 №.
• Голос трудового крестьянства.
• Весь мир. 1915.
• 1910. Рязанский вестник».
На втором списке С. А. Толстая-Есенина пометила: «Для составления полного собрания в Госиздате вспоминал, где у него печатались вещи, и старался найти их в Румянцевской библиотеке, но не нашёл».
Последнее не совсем точно. Непосредственно поисками занялся двоюродный брат поэта И. И. Есенин. На первом листке с памяткой он переписал из [ГЖ] (1915, № 17, 22 апреля, с. 13) четыре опубликованные там стихотворения: «Гусляр» («Темна ноченька, не спится…»), «В хате» («Пахнет рыхлыми драчёнами…»), «Богомолки» («По дороге идут богомолки…») и «Рыбак» («Под венком лесной ромашки…»). В списке поэт отметил два стихотворения — «Тёмна ноченька, не спится…» и «Под венком лесной ромашки…», зачеркнул их заголовки, а два других стихотворения, поскольку они входили в [Грж.], оставил без внимания. С этого списка С. А. Толстая-Есенина сняла копии, которые были вложены в наб. экз.
Тогда же И. И. Есенин снял с [Еж. ж.] рукописные копии ещё трех стихотворений: «За горами, за жёлтыми долами…», «Опять раскинулся узорно…» и «День ушёл, убавилась черта…». На списках первых двух стихотворений — авторская помета «нужно», отмечающая решение включить их в [Собр. ст.] На списке третьего стихотворения такой пометы нет.
Для понимания авторских принципов композиции [Собр. ст.] показательно как включение двух последних стихотворений, так и то место, на которое они были поставлены. Стихи были чётко — и точно — датированы Есениным 1916 годом, но тем не менее помещены в самом начале тома, среди ранних стихов, которые он сам отнёс к 1910–1912 гг. Причина подобного отступления от хронологии была не в пренебрежении к ней, а в стремлении поэта собрать в начале тома стихи, раскрывающие различные истоки его творчества. К числу таких произведений он вполне мог отнести эти два стихотворения.
Таким образом, начальная часть наб. экз. первого тома (она охватывает первые двадцать стихотворений) была составлена автором из рукописных списков С. А. Толстой-Есениной и машинописных списков, подготовленных специально для этих целей.
Следующая за ней часть рукописи — вырезки из [Грж.] Это довольно значительная часть текстов: от стихотворения «Край любимый! Сердцу снятся…» по «Сторона ль ты моя, сторона…». Одно стихотворение («Пропавший месяц») вставлено среди этих вырезок в виде рукописного списка, выполненного С. А. Толстой-Есениной. Готовя эту часть тома, поэт удалил циклические заголовки, имевшиеся в [Грж.] («Радуница», «Голубень», «Преображение», «Трерядница», «Песни забулдыги»), но не изменил последовательности в расположении стихотворений. В результате разделы и циклы утратили свои внешние границы, однако сохранились в виде своеобразных «циклических кругов» (если так можно определить группировку и расположение стихотворений в соответствии с их образно-стилистической связью между собой). Это дало возможность сохранить цельность в развитии лирических тем, их определённую последовательность.
Тот же композиционный приём — устранение циклических заголовков при сохранении определённой последовательности стихотворений — был применён Есениным при формировании последующих частей тома. Автор сохранил заголовок только одного цикла — «Персидские мотивы». Остальные заголовки были опущены.
Есенин снял заглавие цикла «Москва кабацкая», но стихи расположил в непосредственной близости друг к другу. Опустил название цикла «Любовь хулигана», но полностью сохранил последовательность стихов, входивших в него.
Работа поэта над наб. экз. прервалась в ноябре 1925 г. Есенин не считал её полностью завершённой, в том числе и в отношении состава: он думал несколько расширить его. «На днях пришлю тебе лирику „Стихи о которой“», — писал он 6 декабря 1925 г. И. В. Евдокимову, предполагая включить эти стихи в первый том. Рукопись цикла, переданная поэтом Е. А. Есениной, в издательство не поступила.
Характер и состав этой рукописи остаются неизвестными, она никогда не попадала в поле зрения исследователей. <…>
Все тексты наб. экз. были прочитаны автором. С бОльшим вниманием он отнёсся, естественно, к рукописным и машинописным текстам, менее скрупулёзно вычитывал тексты, представленные в виде вырезок из собственных сборников или из газет и журналов.
Выше говорилось о значительной правке, внесённой Есениным в ранние стихи, отобранные для включения в [Собр. ст.] Авторские изменения (смысловые и стилистические поправки, уточнения пунктуации, устранение опечаток и т. п.) имеются на многих листах наб. экз.
В целях проверки текстов при подготовке наст. изд. все они сопоставлялись с известными и оказавшимися доступными автографами и печатными источниками.
Рукописное наследие Есенина сохранилось в относительно большом объёме. Из 167 стихотворений, которые входят в первый том, в настоящее время выявлены полные автографические источники 108 стихотворений. <…>
В ходе работы над настоящим томом было впервые привлечено для подготовки текстов свыше двадцати автографов Есенина. Кроме того, изучение рукописного наследия поэта позволило выявить даже среди известных ранее документов детали, существенно уточняющие и дополняющие представления об истории тех или иных текстов.
Так, среди рукописей Есенина, хранящихся в РГАЛИ, имеются две тетради, в которых З. Н. Райх в своё время переплела значительное число автографов поэта, вырезок из газет и журналов с его текстами, списков произведений поэта, выполненных ею и другими лицами (РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 9 и ед. хр. 4). Пометы, имеющиеся на отдельных листах этих тетрадей, позволили установить, что среди различных материалов оказались вплетёнными фрагменты наборной рукописи сборника «Голубень» (1918). На основе редакционных помет и остатков авторской нумерации страниц удалось реконструировать сохранившуюся часть этой рукописи.
Из 34 стихотворений, входивших в сборник и соответственно составлявших наборную рукопись, в тетрадях выявлены тексты (автографы, рукописные списки, вырезки из различных изданий с авторскими пометами) двадцати двух произведений. Кроме того, там же имеются автографы оглавления (с авторскими поправками, которые показывают изменения в составе, сделанные в ходе подготовки издания), титула и шмуцтитулов. Это позволило прояснить историю текстов входивших в «Голубень» произведений, точнее представить, на каком этапе производилась правка в них. Всё это отмечено в комментариях к конкретным произведениям.
Ещё один важный документальный источник, выявленный в ходе подготовки тома, — сборник «Телец». В 1919 году Есенин начал и в течение 1920 года вёл переговоры с Госиздатом о выпуске этого сборника, которому придавал большое значение. В Госиздате сборник был набран, сверстан, но в свет так и не вышел. <…>
Изучение подготовленного Есениным в 1920 г. макета сборника «Руссеянь» (ещё один из сборников, составленных поэтом, которому также не суждено было увидеть свет; макет — ИМЛИ), показало: его листы по большей части — это корректурные оттиски «Тельца», что доказывается почти полным совпадением текстов оттисков со сведениями, содержащимися в примечаниях И. В. Евдокимова, совпадениями пагинации и т. п. Оглавление сборника «Телец», которое также находится в составе макета «Руссеяни», позволило установить не только состав, но и композиционное построение этого сборника.
За последнее время в РГАЛИ и ГМЗЕ поступил ряд машинописных списков произведений Есенина, преимущественно 1924–1925 гг. Эти списки, вероятнее всего, восходят к архиву З. Н. Райх (см. Восп., 2, 279). На некоторых машинописях — пометы рукой поэта, на некоторых — поправки корректорского характера (исправление опечаток, уточнение пунктуации), но столь незначительные по объему, что по ним трудно определить, кем они выполнены и соответственно признать такие машинописные списки авторизованными. Тут же дубликаты машинописей из наб. экз. Можно предположить, что эти материалы (во всяком случае, часть их) — из числа тех, которые Есенин увёз в Ленинград в декабре 1925 г. и которые были получены З. Н. Райх вместе с вещами поэта после его смерти.
Расширение источниковедческой базы, достигнутое в ходе подготовки настоящего издания, позволило выявить и устранить ряд неточностей, искажений в текстах Есенина, которые оставались незамеченными. Кроме того, удалось установить, что некоторые разночтения печатных источников, которые ранее рассматривались как авторские варианты, возникли не в результате творческой переработки текста, а в силу редакционных ошибок или посторонних вмешательств. Подобные разночтения были, естественно, исключены из свода вариантов.
Большая работа была проведена Есениным при подготовке собрания сочинений по датировке своих произведений. С самого начала отказавшись от формально-хронологического принципа построения, поэт в то же время не отбросил мысли указать даты произведений. Ряд хронологических помет, имеющихся в наб. экз., восходит к первым этапам формирования рукописи. Но фронтально эта работа была проведена при подготовке [Собр. ст.] В работе приняла самое непосредственное участие С. А. Толстая-Есенина, а на редакционной стадии в неё включился И. В. Евдокимов. В итоге была датирована большая часть включённых в «Собрание стихотворений» произведений.
По существу, Есенин здесь впервые детально раскрыл хронологию своего творчества. До этого, в авторских сборниках и при публикациях в периодике, он, как правило, не указывал дат создания произведений. Применительно к большинству своих вещей он явно не рассматривал даты как часть их текста, в отличие, например, от А. А. Блока, И. А. Бунина или М. И. Цветаевой, для которых не только дата, но иногда и место написания были полны особого значения и строго ими фиксировались. Есенину подобное отношение к датам не было свойственно: он датировал в сборниках лишь отдельные произведения (особняком в этом отношении стоят лишь «Сельский часослов» и «Ржаные кони», куда входили только «маленькие поэмы», созданные до 1921 г., и где датированы все произведения).
Иначе подошёл поэт к [Собр. ст.], где решил датировать каждое произведение. В наб. экз. первого тома из 165 стихотворений, представленных в нём (тексты двух стихотворений отсутствуют), указаны даты 104 стихотворений. У 61 даты не указаны. В [Собр. ст.] даты проставлены под 141 стихотворением. В частности, с датами напечатаны в [Собр. ст.] стихи второй половины 1925 года, в большинстве своём в наб. экз. не датированные. В нескольких случаях даты, появившиеся в [Собр. ст.], несколько отличаются от дат наб. экз. Внося эти уточнения, С. А. Толстая-Есенина и И. В. Евдокимов, судя по всему, руководствовались указаниями поэта, которые не были зафиксированы в наб. экз.
О том, как велась работа по датировке произведений при подготовке наб. экз., вспоминал И. В. Евдокимов: «Сделали первый том. Начали определять даты написания вещей. Тут между супругами возник разлад. И разлад этот происходил по ряду стихотворений. Есенин останавливал глаза на переписанном Софьей Андреевной произведении и ворчал:
— Соня, почему ты тут написала четырнадцатый год, а надо тринадцатый?
— Ты так сказал.
— Ах, ты всё перепутала! А вот тут надо десятый. Это одно из моих ранних… Нет! Не-е-т! — Есенин задумывался.— Нет, ты права! Да, да, тут правильно.
Но в общем у меня получилось совершенно определённое впечатление, что поэт сам сомневался во многих датах. Зачеркнули ряд совершенно сомнительных. Долго обсуждали — оставлять даты или отказаться от них вовсе. Не остановились ни на чём. Проработали часа полтора-два. И сделали два тома. Есенин перескакивал от одного тома к другому, переделывал по нескольку раз, быстро вытаскивая листки из грудки и перекладывая их, снова нумеровали, снова ставили даты, писали шмуцтитула и уничтожали их. <…>
Собирались и ещё и ещё. Есенин несколько раз приносил новые стихотворения, но уже небольшими частями, проставлял некоторые даты, а главную, окончательную проверку по рукописям откладывал до корректуры» ([Восп.], 2, 291—292).
Решающая роль Есенина в определении дат произведений, которое проводилось в процессе подготовки наб. экз., — несомненна. Ясно и то, что эти даты — не просто бегло и формально проставленные числа. В них выразился взгляд Есенина на свой творческий путь.
Конечно, в строгом смысле слова, даже ясно выраженная воля автора применительно к датам не является доказательством их правильности. История литературы знает десятки случаев, когда писатели сознательно искажали хронологию своего творчества и относили те или иные произведения не к тем годам, когда они были действительно написаны. Вымышленные даты ставились, например, с целью закамуфлировать связь произведений с какими-либо историческими событиями или жизненными обстоятельствами и тем самым затушевать их смысл. Причины подобных хронологических смещений многообразны. Поэтому недостаточно просто выявить авторскую волю в датах. Столь же необходимо — особенно в случаях сомнений и колебаний — найти подтверждение или объяснение авторских дат.
Именно в этом заключается одна из наиболее сложных проблем наследия Есенина.
Сомнения в точности авторских датировок в [Собр. ст.] появились очень быстро, почти сразу после его выпуска. Широко проблема начала обсуждаться с шестидесятых годов, с начала научных изданий наследия Есенина.
В первую очередь следует отметить, что в процессе обсуждений никогда не высказывались предположения, что, проставляя даты в [Собр. ст.], Есенин преследовал цели что-либо скрыть или затушевать в истории своей жизни или в творчестве. Не было никаких внешних обстоятельств или внутренних причин, которые могли бы побудить его намеренно поставить ложные даты, чтобы что-то утаить или замаскировать.
Тем не менее, сомнения существовали. Наиболее остро дискутировалась датировка ранних стихотворений. Эту проблему затронул К. Л. Зелинский во вступительной статье к пятитомному собранию сочинений Есенина (М., 1961). Он отметил, что стихи поэта, «обозначенные 1910–1911 годами, но напечатанные значительно позже, возможно, и относятся к более поздним годам», но, тем не менее, возглавляя научную подготовку издания, сохранил эти авторские даты.
Потом в обсуждение включилась большая группа исследователей.
При этом значительно расширился круг «спорных» стихотворений, в него начали включаться произведения 1915, 1916 и даже более поздних лет. Вопросы вызывает прежде всего резкая качественная разница между стихами, датированными в наб. экз. 1910–1913 годами, и произведениями, бесспорно относящимися к этому периоду (стихи из тетрадей, переданных Есениным Е. М. Хитрову в 1912 году, цикл «Больные думы», стихи из писем к Г.Панфилову и М.Бальзамовой и т. п.).
В качестве аргументов, подтверждающих сомнения, выдвигается то, что Есенин, оставляя стихи на память своему учителю или составляя целый цикл для публикации, извещая друзей о своих замыслах, не упоминает о таких стихах, как «Матушка в купальницу по лесу ходила…» или «Дымом половодье…», а отбирает стихи в основном подражательные, в которых ясно ощутимы перепевы Надсона, Дрожжина, Сурикова и др. Ещё чаще обращают внимание на то, что стихи, отнесённые Есениным в наб. экз. к раннему периоду, за несколькими исключениями, не появлялись в московских изданиях, где он печатался в 1914–1915 годах, а оставались неопубликованными до начала его сотрудничества в петроградских журналах.
Все эти аргументы, несомненно, серьёзны, в них — реальные противоречия, с которыми сталкивается любой читатель и исследователь. Но они всё же не могут служить достаточным основанием для отмены авторских датировок.
Прежде всего, следует отметить, что когда Есенин в наб. экз. датировал ряд стихов из «Радуницы» годами своей жизни в деревне, это не было чем-то совсем новым в его самооценках, чем-то связанным с ситуацией 1925 года и невозможностью «проверить даты по рукописям». Он много раз и раньше подчеркивал, что значительная часть стихов, печатавшихся в Петрограде в 1915–1916 годах, была написана им задолго до этого.
В автобиографии 1922 года он писал, что его «сознательное творчество» началось в 1911–1912 годы и что «некоторые стихи этих лет помещены в „Радунице“». Это было написано в 1922 году и повторено в автобиографии 1925 года. «В это время <то есть в 1913 г.> у меня была написана книга стихов „Радуница“, — свидетельствовал он в автобиографии 1924 года. В 1920 или 1921 году он говорил И. Н. Розанову: „Эти „Маковые побаски“ <цикл из первого издания „Радуницы“, куда входит большинство „спорных“ в отношении дат стихов> написаны были мною, когда мне было около четырнадцати лет» (Иван Розанов. «Есенин о себе и других», М., 1926, с. 14) — иными словами, около 1909 г.
В «Предисловии» к проектировавшемуся в 1923–1924 гг. изданию произведений он писал: «В этом томе собрано почти всё, за малым исключением, что написано мной с 1912 года». Это издание должно было строиться на основе гржебинского сборника и, следовательно, открываться стихотворением «Край любимый! Сердцу снятся…». Нет никаких данных, что поэт намеревался расширить издание и включить в него, например, «Выткался на озере алый свет зари…» или «Дымом половодье…», как это было сделано в [Собр. ст.] Это устраняет внешнее противоречие между «Предисловием», где начало отнесено к 1912 году, и датировками наб. экз., где ряд стихов помечен 1910 годом. Иными словами, поэт неоднократно подчёркивал, что многие его стихи, вошедшие в «Радуницу», а потом открывшие первый том [Собр. ст.], написаны им ещё в годы жизни в деревне.
То, что стихи, публиковавшиеся Есениным в петроградских журналах и газетах в 1915 году, были написаны им раньше, подтверждается и обстоятельствами его появления в Петрограде, литературных выступлений там. 9 марта 1915 года, после первой встречи с Есениным, Блок делает пометку на его письме: «Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные» и пишет М. П. Мурашеву: «Я отобрал 6 стихотворений и направил с ними к Сергею Митрофановичу <Городецкому>» ([Блок], 8, 441). Неизвестно, какие именно стихи отобрал Блок и что читал ему Есенин. Но оценка Блоком стихов Есенина как «свежих» и «голосистых» говорит о том, что Есенин пришёл к нему со стихами более значительными, чем те в большинстве своем вполне ординарные произведения, которые до этого печатались в московских журналах. Подтверждением того, что в марте 1915 года Есенин приехал в Петроград с немалым запасом написанных, но ещё не опубликованных вещей, могут служить его слова из письма Н. А. Клюеву от 24 апреля 1915 года: «Стихи у меня в Питере прошли успешно. Из 60 принято 51».
Разрыв между указанными в наб. экз. датами написания и временем появления в печати многих ранних произведений действительно значительный. Объяснение тому, что в мелких московских журналах в 1914–1915 гг. появлялись стихи вроде «Сиротки» или «Побирушки», а несравненно более совершенные оставались ненапечатанными, надо искать, как представляется, в условиях жизни поэта в Москве, в характере его тогдашнего литературного окружения.
Подтверждение тому, что московские редакции в то время недооценили стихи Есенина, можно видеть, например, в том, что одно из наиболее значительных его произведений — «Русь», которая была, несомненно, написана ещё в московский период и тогда же читалась друзьям — в Москве так и не была напечатана. Выше приведено свидетельство Д. Н. Семеновского, что в годы московской жизни Есенин читал стихи из «Радуницы», но ведь в московских изданиях они тоже тогда не появились. На тот круг московских редакций, с которыми ему приходилось общаться, жаловался Есенин в письме Г.Панфилову осенью 1913 г.: «Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга. Здесь нет ни одного журнала. Положительно ни одного. Есть, но которые только годны на помойку…». Об этом же свидетельствует А. Р. Изряднова: «Настроение было у него угнетённое: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать» ([Восп.], 1, 144).
Значение встречи Есенина с А. А. Блоком в марте 1915 года в том-то и заключалось, что, по существу, Блок первый распознал его исключительную художественную одарённость, помог Есенину услышать и открыть самого себя.
В ограниченности московского литературного окружения — одна из причин того, что в допетроградский период значительная часть стихотворений Есенина (причём именно та часть, которая отличалась от расхожих стереотипов и которой в силу этого суждено было особо выделиться в его наследии) оставалась ненапечатанной. Окружение Есенина, литературная обстановка, в которой он тогда жил, не давали ему возможности до конца разобраться ни в самом себе, ни в современной литературе. «Хорошим по мысли» он мог находить банальнейшее стихотворение Н. В. Корецкого.
В те годы Есенин был в немалой степени литературно дезориентирован. Ему ещё предстояло научиться отличать золото истинной поэзии от словесного шлака. Вот почему, отмечая в автобиографии, что ему дало начавшееся в 1915 году общение с А. А. Блоком и Н. А. Клюевым, он писал: «Блок и Клюев научили меня лиричности». Он считал, что они прежде всего помогли ему утвердиться как поэту в профессиональном плане, но никогда не говорил, что стал поэтом лишь после общения с Блоком и Клюевым.
Этим объясняется и то, что в допетроградские годы в его творчестве хронологически совмещались разные по своим художественным достоинствам, образной природе и стилистическому складу произведения. Само по себе хронологическое «сосуществование» сильных и слабых вещей в наследии одного поэта, тем более среди юношеских произведений, — явление обычное. Оно подтверждается творчеством многих и многих поэтов (скажем, А.Кольцова или М.Лермонтова). У Есенина это осложнялось особыми обстоятельствами первых лет его литературной жизни. Делать из факта достаточно обычного временнОго совмещения самостоятельных и подражательных вещей выводы о необходимости пересмотра авторских дат с тем, чтобы придать творческому пути жёсткую линейную перспективу, — неправомерно.
Ещё более неправомерными выглядят попытки искусственно конструировать начальную часть творческого пути Есенина, ограничив её стихами из тетрадей Е. М. Хитрова и «Больными думами» и соответствующим образом передатировав остальные его произведения. Между тем, на подобной основе рождаются утверждения, будто в начале своего творческого пути Есенин «создаёт стихотворения, как правило, подражательные», а источники подражания — Кольцов, Лермонтов и «любимый им Надсон». То, что есть стихи Есенина, написанные в подражание этим поэтам, — неоспоримо. Но свести начало его творческой жизни к подобным стихам, к литературному подражательству — значит существенно исказить саму природу дарования великого русского поэта.
Первоосновой есенинского творчества была та стихия русских народных песен, частушек, сказок, загадок, пословиц, в которой он вырос. Он многократно подчёркивал: «К стихам расположили песни, которые слышал кругом себя…», «Стихи начал писать, подражая частушкам…» и т. п. На этот главный органический источник его стихов обратила внимание большая группа критиков и рецензентов, в первую очередь — А. А. Блок, З. Н. Гиппиус, С. М. Городецкий. Каждый из них по-своему, каждый со своих позиций, но увидели всё и расценили как отличительный признак его таланта. Этот неоспоримый исторический факт полностью разрушает умозрительные конструкции, базирующиеся на представлении, что Есенин шёл от литературных подражаний.
Гораздо более продуктивными представляются попытки понять некоторые особенности творческой манеры Есенина, которые самым непосредственным образом сказались на датировке им своих произведений. Для Есенина было характерно долгое «вынашивание» своих вещей. При этом далеко не всегда он работал прямо по бумаге. «У Есенина была своеобразная манера в работе, — свидетельствовал И. И. Старцев.— Он брался за перо с заранее выношенными мыслями, легко и быстро облекая их в стихотворный наряд. Если это ему почему-либо не удавалось, стихотворение бросалось. Закинув руки за голову, он, бывало, часами лежал на кровати и не любил, когда его в такие моменты беспокоили. Застав однажды Есенина в таком состоянии, Сахаров его спросил, что с ним. Есенин ответил: „Не мешай мне, я пишу“» ([Восп.], 1, 412). О том же вспоминал М. П. Мурашев: «Обычно Есенин слагал стихотворение в голове целиком и, не записывая, мог читать его без запинки <…> Читал, а сам чутко прислушивался к ритму. Затем садился и записывал. <…> Прочитанное вслух стихотворение казалось вполне законченным, но когда Сергей принимался его записывать, то делал так: напишет строчку — зачеркнёт, снова напишет — и опять зачеркнёт. Затем напишет совершенно новую строчку. Отложит в сторону лист бумаги с начатым стихотворением, возьмёт другой лист и напишет почти без помарок. Спустя некоторое время он принимался за обработку стихов; вначале осторожно. Но потом иногда изменял так, что от первого варианта ничего не оставалось» ([Восп.], 1, 188).
В такой манере работы можно найти объяснение тому, что среди рукописного наследия поэта, особенно ранней поры, сравнительно немного черновых рукописей.
У Есенина была ещё одна особенность в датировке некоторых событий своей творческой жизни, которая вполне могла сказаться на определении дат тех или иных произведений. Он иногда видел в датах не просто хронологическую фиксацию фактов создания или публикации, а нечто иное. Так, например, в 1923 году он написал в автобиографии: «…осенью (1915) появилась моя первая книга „Радуница“». Установлено, что сборник в действительности вышел 1 февраля 1916 г. Конечно, можно предположить, что поэт забыл, когда появился сборник, хотя речь велась о первой книге, да и времени прошло не так уж много. Но ещё неожиданнее звучат его слова о той же самой книге в автобиографии 1924 года: «Вышла она в ноябре 1915 г. с пометой 1916 г.». Здесь автор указал даже месяц выхода сборника — и вновь неправильно. Но вот что примечательно: именно в ноябре 1915 г. Есенин подписал запродажную на этот сборник и передал рукопись издателю М. В. Аверьянову. Этот акт продажи, своего рода отчуждение рукописи, скорее всего, и имел в виду автор, когда писал, что книга вышла в 1915 г. Не в этом ли одна из причин того, что в ряде документов Есенин называл различные газеты и журналы, в которых он якобы печатался, а в самих этих изданиях его вещей нет? Может быть, он передавал в эти редакции свои стихи, даже получал авансы, и вот этот-то момент передачи в его представлении и становился своеобразным рубежом в судьбе произведения. Поэтому в его понимании датой произведения могло послужить и время подобного отчуждения, редакционной фиксации.
Всё вышеизложенное обязывает подходить к авторским датам Есенина с ясным пониманием того, что это не даты нотариальных актов, исторических документов или писем. Для Есенина в датах, которые он проставлял под произведениями, было гораздо более глубокое содержание, нежели формальная фиксация года и числа. В этих датах воплощалось понимание автором своего творческого пути, его свидетельство о времени возникновения и воплощения творческих замыслов, о времени создания произведений.
Составитель считает своим долгом отметить, что при подготовке тома была учтена работа, проведённая в 1960–1962 гг. в ходе выпуска первого пятитомного собрания сочинений поэта Е. А. Есениной, В. Ф. Земсковым, С. А. Коваленко, С. П. Кошечкиным, Л. К. Кувановой, С. С. Масчан, И. С. Правдиной, Ю. Л. Прокушевым. Фронтальная текстологическая работа, проведённая тогда впервые, явилась базой для всех последующих изданий и существенно помогла при подготовке данного Полного собрания сочинений.
Составитель выражает признательность Н. В. Есениной и С. П. Есениной за предоставленную возможность использовать материалы из собраний сестёр поэта — Екатерины Александровны и Александры Александровны. Ценные советы дала составителю Т. П. Флор-Есенина (1933—1993). Значительную помощь оказали Н. Н. Браун, Н. И. Гусева, Н. Г. Князева, Н. Н. Макеев, Ю. А. Паркаев, С. И. Субботин, Н. Г. Юсов, которые познакомили составителя с собранными ими документальными материалами или поделились своими наблюдениями и разысканиями, что позволило обогатить комментарии. ≫
• Собр. ст.— Сергей Есенин. Собрание стихотворений, тт. 1—3, М.—Л., Госиздат, 1926; т. 4 — Стихи и проза, М.—Л., Госиздат, 1927.
• Грж.— Есенин Сергей Александрович. Собрание стихов и поэм. Том первый, Берлин—Пб.—М., изд. З. И. Гржебина, 1922.
• Р16 — Сергей Есенин. Радуница, Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916.
• ГЖ — журн. «Голос жизни», Пг., 1914—1915.
• Еж. ж.— «Ежемесячный журнал», Пг., 1914—1918.
• Восп., 1, 2 — сб. «С. А. Есенин в воспоминаниях современников», тт. 1—2, М., «Художественная литература», 1986.
• Блок — Александр Блок. Собрание сочинений в восьми томах, тт. 1—8, М.—Л., Гослитиздат, 1960—1963.
• ГЛМ — Государственный литературный музей. Отдел рукописей (Москва).
• РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
• ИМЛИ — Институт мировой литературы имени А. М. Горького Российской академии наук. Рукописный отдел (Москва).
• ГМЗЕ — Государственный музей-заповедник С. А. Есенина (с. Константиново Рязанской обл.).
• Первоисточник: http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/es1/es1-385-.htm?cmd=p
——
• Сергей Есенин. Радуница. Первый сборник: https://proza.ru/2020/01/15/1858
• Сергей Есенин. Исус младенец: https://proza.ru/2020/01/15/1877
• Ключи Марии. Духовное завещание Сергея Есенина: https://proza.ru/2020/01/02/1167