Memex. Рука и перо. От маргиналий к кармен-эссе
Мемекс (memory + index) — наименование воображаемого прототипа гипертекстовой системы, описанной американским учёным Ваниваром Бушем (Vannevar Bush) в эссе «Как мы можем мыслить» (The Atlantic, 1945).
Ванивар Буш во время Второй мировой войны был назначен председателем Национального исследовательского комитета по вопросам обороны США (1940). С 1941 по 1947 гг. стоял во главе Бюро научных исследований и развития, занимавшегося разработкой ядерного оружия и Манхэттенским проектом.
Память… Буш изобразил мемекс как устройство, в котором человек сможет хранить свои книги, записи и контакты и которое «выдаёт нужную информацию с достаточной скоростью и гибкостью». Мемекс позволял бы существенно расширить и дополнить возможности памяти человека.
Ассоциативные ссылки, маргиналии, примечания… Именно это было ключевым в идее мемекса (а не просто некий набор текстов). И сами ссылки не только внутри данного текста указывали на некую точку внутри иного текста, но имели разную интерпретацию и «высвечивали» ассоциированный фрагмент. Можно было добавлять собственные пояснения к ассоциативным связям (а не к одним лишь фрагментам текста).
Буш делал акцент не на индексацию (автоматический поиск и привязку фрагментов текстов), а на «мемексацию» (произвольные, самые неожиданные ассоциации, порожденные воображением человека. То, что я называю одним из элементов поэтического мышления.
Концепция мемекса оказала большое влияние на разработку ранних гипертекстовых систем, что в конечном итоге привело к созданию Всемирной паутины (Wоrld Wide Web) и современного Интернета. Который сегодня чаще воспринимается как имя нарицательное. Как нечто простое, обыденное, повседневное.
Увы… Первоначальный замысел Буша в дальнейшем просто механизировали (ради удобства) и утратили по дороге, пожалуй, самое ценное — динамическую ассоциативную связь.
В те годы это сделать было непросто. А сегодня об этом просто чаще всего не задумываются.
—
Начну издалека… Осенью 2011 г. на Международном конкурсе им. Ф. И. Шаляпина в Ялте судьба свела меня с Ириной Игоревной Силантьевой, блестящим знатоком творческой мастерской Ф. И. Шаляпина, доцентом кафедры оперной подготовки Московской консерватории.
За те несколько дней, что шёл конкурс, посчастливилось несколько раз с ней встретиться. Беседы были очень насыщенные и крайне важные. Человек глубочайшей эрудиции и культуры. К сожалению, через полгода она ушла из жизни. Скоропостижно… В моей домашней библиотеке хранятся две её книги, которые она тогда подарила. Одна из них — «Шаляпин. Каким его знали книги» (2009).
Надо же, никогда раньше не задумывался, что можно изучать творческую лабораторию выдающихся мастеров искусств, анализируя их личные библиотеки: какие собирали книги, какие оставляли рисунки и пометки в них… Невероятно интересный опыт. Впоследствии уже отдельно интересовался тем, как формировали свои личные библиотеки А. С. Пушкин и Л. Н. Толстой.
Всё это так или иначе привело к осознанию того, что работа с книгой может быть не только пассивно-созерцательной, но и активно-творческой. Именно тогда проснулся интерес к изучению отдельного жанра, который доселе мне был неведом. Интерес к маргиналиям.
Как указано в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (1890-1907), маргиналии (новолат.), или полевые глоссы, — краткие заметки на полях, в рукописях или в старопечатных книгах, имеющие целью пояснение некоторых мест текста.
Да, маргиналии — рисунки и записи на полях книг, рукописей, писем, содержащие комментарии, суждения, мнения относительно отдельных фрагментов книги. К ним причисляют, впрочем, и мысли, связанные с этими фрагментами. Известны они издревле.
Изучая этот вопрос, выяснил, что в XIII–XV вв. в Европе весьма активно использовались т. н. средневековые маргиналии. Пояснения и комментарии неоднозначных/важных мест (не обязательно на полях) в книгах-кодексах. Стоит отметить, что еще раньше собрания книг VIII–X вв. (библиотеки эпохи Каролингов) формировались преимущественно в монастырях. Именно они были центрами и носителями интеллектуальной культуры в раннем Средневековье. Хранились они в форме рукописных кодексов (собранных в одном переплете листов-тетрадей), форме, унаследованной от книг-кодексов Восточной Римской империи. В этих книгах также уже встречались маргиналии.
По большому счёту, никакого откровения в этом нет — прекрасно известно, что при работе с книгой в XIX и XX веках пометки оставляли ногтем, пером, карандашом, ручкой… Но это «творческое прочтение» оставалось исключительно внутренним делом такого читателя. Он это делал для себя (для повторного прочтения и более глубокого погружения в материал). Ценность для других была весьма сомнительной.
В то же время эти пометки дают субъективный срез, который не только характеризует данного читателя, но и может быть полезен, отчуждаем как вполне самостоятельное произведение. Да, оно носит отпечаток субъективности составителя. Но когда нам известно, кто это делал, ситуация несколько меняется. И ценность отнюдь не теряется. Особенно когда есть возможность при желании сопоставить с полным оригиналом.
В наши дни, по понятным причинам, маргиналии-пометки делают реже: печатная книга скоро может стать столь редким явлением, что найти её можно будет опять разве что в отдалённых монастырях. Электронные пометки в электронных изданиях, увы, уже не то. Тут довлеет исключительно прагматизм.
Впрочем, те, кто работает с ведущими правовыми системами, наверняка знает о наличии в них маргиналий-пояснений экспертов, которые важны для изучения нюансов нормативно-правовых актов.
Но всё это, как правило, есть лишь дополнение оригинала. И полностью отчуждаться без существенной потери контекста и смысла не может.
Так постепенно зрело понимание того, что субъективный срез оригинала можно перевести в полезный и отчуждаемый срез. То, что называю кармен-эссе (по аналогии с кармен-романсами).
Формально это вроде как нарезка больших цитат оригинала. Но в действительности — полноценное произведение, которое «как бы» написал именно так сам автор. Произведение со своей драматургией. Эссе. Кармен-эссе.
Ракурс (проблематика), под которым производится срез, разумеется, выбираю сам, как составитель. Равно как и те цитаты и связующие фразы и предложения, которые нужны для получения полноты и целостности. В остальном — перед вами сам автор. Его суждения и формулировки. Его слово и его мысль.
Так или иначе к этому жанру давно уже подступались. И не на уровне банальных хрестоматий, которые привычно воспринимаются как сборники-подборки публикаций в образовательных целях с прицелом на определённую аудиторию.
Были и более тонкие проработки. Достаточно вспомнить того же Викентия Вересаева (1867-1945) с его первыми подобными работами, открывшими новый жанр хроники характеристик и мнений. Когда фактически вся целостность изложения создаётся нарезкой из первоисточников, выступающих в роли документальной основы.
Лауреат последней Пушкинской премии Академии наук (1919) за переводы Гесиода, классика греческой античной поэзии.
Вересаев создал по этой технологии три большие книги:
1. Пушкин в жизни (1925-1926)
2. Гоголь в жизни (1933)
3. Спутники Пушкина (1937).
Но это, во-первых, панорама мнений. А во-вторых, иной масштаб. Это не миниатюра. Не рассказ и даже не повесть, а, скорее, документальный роман. Кармен-эссе в моей трактовке ограничиваются миниатюрами (как Чехов в прозе и Шопен в музыке). Подход напоминает работу скульптора в трактовке великого Микеланджело: «Я беру камень и отсекаю всё лишнее»…
По новой технологии мной создано и опубликовано уже свыше 50 произведений, из которых кармен-эссе Н. А. Римского-Корсакова «Русская музыка. Наша самобытность», пожалуй, самое большое и сложное в подготовке.
———
• Кармен. Carmen. Романсы и фильмы: https://proza.ru/2021/03/16/1545
• Memex. Рука и перо. От маргиналий к кармен-эссе: https://proza.ru/2020/02/07/2064