Запад и Россия. Базар искусства. Андрей Белый
Запад и Россия. Базар искусства. Космополитизм и самобытность. Штамповка культуры
/ Комитет национального наследия, 2023.
/ Руслан Богатырев (кармен-эссе), 2020.
—
Эта статья Андрея Белого при своём появлении в 1909 г. в авторитетном научно-литературном журнале «Весы», где верховодил Валерий Брюсов, имела очень широкий общественный резонанс. Прежде всего потому, что затронула проблемы космополитизма культуры, причём с явным акцентированием пресловутого еврейского вопроса. Но после постановки автором диагноза, увы, всё свелось к банальному упрощенчеству: «во всём виноваты евреи».
В действительности ситуация тогда и сейчас куда более сложная и неоднозначная. И, разумеется, определяется системой ценностей и мотивацией тех, кто контролирует ключевые потоки, или всевозможные «биржи» (по Андрею Белому).
В науке и культуре противопоставление национального и наднационального (космополитичного) было, есть и будет. Можно до хрипоты спорить, есть ли место в науке национальным школам (математической, физической, химической, компьютерной и т. п.) или же все равны, как в бане (но с непременным приоритетом англосаксов). В культуре подобная дихотомия, раздвоенность проступает ещё более ярко и рельефно.
Да, эти два полюса никуда не исчезнут. Как не исчезнут из философии понятия общего и частного. Очевидно, что наднациональность неизбежно вымывает корни, основу самобытности и унифицирует творчество. Все становятся похожи друг на друга. Как следствие возникает диктатура исполнительства, технической виртуозности, интерпретации, трактовки. А не созидания нового на основе традиций национальных. Доминируют не мастера, а подмастерья, которыми легко и непринуждённо рулят «биржевики» науки и культуры. Прямо или опосредованно, через установленные правила игры и систему институтов влияния (рейтинги, премии, индексы цитирования и прочее).
Для иллюстрации мысли простой пример: не секрет, что джаз давно уже успешно культивируется в России. Имеет у нас немалое количество ценителей, поклонников и исполнителей. Но ведь очевидно, что в глубине этого всегда господствует вторичность. Каким бы исполнитель замечательным и виртуозным ни был. Потому что это родная культура для афроамериканцев. Они с этим родились, выросли. Это их, своё, близкое и родное. Раньше на подобные грабли в Российской Империи наступали исполнители неаполитанских песен. Что и говорить, засилье итальянщины на оперной русской сцене было невероятным. Калёным железом не выжечь. Почтенная публика балдела и требовала продолжения банкета.
Аналогичным образом практически любое исполнение русского романса или русской песни иностранцем — неизбежная вторичность, эрзац, суррогат, подделка. Пусть даже внешне и виртуозная.
Понятия о добре и зле, о прекрасном и безобразном у человека формируются с раннего детства. По сказкам, мультфильмам, книгам, песням… Именно тогда, в семье и закладываются основы мировосприятия. Если для человека русский язык — родной, он и думать будет на этом языке. И мир воспринимать сквозь призму родного языка. Его культурно-исторического контекста.
Слова имеют глубинный смысл. Вы можете в совершенстве изучить, скажем, испанский язык. Но если вы не знаете их сказок, их эпоса, если понятия не имеете о сарсуэлле, фламенко, об их литературе, об исторических традициях испанцев, то даже ваше чистое произношение и блестящее знание языка останется побрякушкой, макияжем. Потому что, произнося испанские слова, вы плохо понимаете, что на самом деле за ними стоит. Там, глубоко, в истории и культуре этого народа.
Андрей Белый в своей резонансной статье поднял действительно серьёзные вопросы. Чем в них вникать, куда как проще отмахнуться и заклеймить автора штампом яростного антисемита… В этом кармен-эссе (композиции избранных фрагментов исходной публикации) резонансные места, относящиеся к еврейскому вопросу, я изъял. Но желающие могут вполне ознакомиться и с полным текстом Андрея Белого.
/ Андрей Белый. Штемпелёванная культура. Впервые опубликовано: «Весы». 1909 г. No.9.
—
« Говорят, что Запад — свет России; говорят и то, что Россия — свет Западу.
Не правы западники, отождествляя с Западом арийскую культуру: они забывают, что Запад Западу рознь (Германия — не Франция, Франция — не Англия). На Западе есть культуры, а не культура. Удел последнего западника — стать провозвестником одной из расовых культур (германофилом, франкофилом): такое западничество есть вывернутый наизнанку национализм.
Говорят, будто культуры Запада в содержании своём чем-то объединены и противопоставлены России: это — иллюзия; и Россия — тот же Запад.
Начиная с быта и кончая общественными учреждениями, философией, поэзией, музыкой, Запад индивидуален (быт англичанина не быт француза, палата депутатов не парламент, гедисты, бланкисты, синдикалисты — не германские социал-демократы; Стефан Георге ближе к Гёте, нежели к Верлону; культура нации перевешивает общность эпохи). Содержания западных культур несоизмеримы.
Остаётся норма: такой нормой…, но в том-то и дело, что культура есть содержание, т. е. нечто индивидуальное, конкретное; нормой культуры являются общеобязательные условия её проявления. Такие условия — суть: наука, в частности; некоторые выводы науки, применимые к жизни (грамотность, всеобщее избирательное право и т. д.). Между наукой и культурой есть взаимоотношения: нет тождества. Культура есть процесс воспитания и рост человеческого духа: но точка отправления здесь — раса; она — земля всякой культуры, бесконечно преобразимая, но земля: нация — альфа и омега культуры; наука — нормировки и координировки процесса. И потому-то не правы западники: условиями роста культуры подменяют они самую культуру (есть культурная Европа, но нет европейской культуры).
Ещё более не правы наши националисты в кавычках, если отрицают условия роста народной культуры (всегда самобытной), видя в условиях этого роста самую суть культур Запада. Мёртв для них Запад, бесконечно живой, бесконечно чреватый будущим.
Славянофилы и западники одинаково не понимают, в чём самобытность самой культуры, и где граница, отделяющая культуру от условий её проявления: науки, социально-экономические эволюции и так далее.
Нормы культуры универсальны: форма и содержание её конкретны, индивидуальны, многообразны, народны.
Поэтому смешно, когда идею самобытности культур космополит отрицает во имя «прогресса»; ещё более смешно, когда защитник самобытности видит уничтожение самобытности в необходимой политической и экономической эволюции.
Самобытность культур порождает борьбу национальных особенностей рас: эта расовая борьба — вне плоскости политики; она в борьбе бытовых, индивидуальных расовых черт, в борьбе памятников искусства; в этой борьбе происходит естественный отбор наций: наиболее самобытные нации духовно побеждают. Повторяю: условием этой борьбы является полное равноправие рас в их экономическом укладе жизни.
Гений — фокус, собирающий лучи жизни народной, вся культура любого народа основана на творческих личностях, претворивших землю народа в культуру. Вот почему нет гениев там, где самобытность народа иссякла; и нет культуры, где нет гениев. В гениях обнажена и освещена душа народа; земля народа — источник рождения гениев.
Глубоко народны гении Германии: Бетховен, Шуман, Шуберт, Брамс и Вагнер, перекликаясь с Кантом, Шопенгауэром, Ницше, одновременно перекликаются с Шиллером, Гёте, Новалисом, Жан Паулем, Георге: эти 16 имён, проявляясь индивидуально, идут стройной фалангой, завоевывая Германии почётное место среди культурных наций. Во всех них есть что-то особое, своё, германское (как бы индивидуальное клише), начиная с творчества и кончая внешностью (сравните портреты).
Гении наши (Лермонтов, Пушкин, Тютчев, Фет, Вл. Соловьёв, Чайковский, Толстой, Достоевский, Тургенев и др.,), будучи колоссальной силой, не образуют дружной семьи (нет у всех у них общего отпечатка); всё это указывает на молодость русской культуры, она ещё «in statu nascendi» («в стадии зарождения», лат. — прим. Р.Б.): как новорождённую, её надо беречь.
Слишком боимся мы дурного привкуса, который случайно соединяется у нас со словом «самобытность». Полемика нам испортила слово: и из боязни перед испорченным словом от самобытности мы открещиваемся космополитством.
Ударяясь в космополитизм, мы подкапываемся под самоё содержание души народной, т. е. под собственную культуру, и заменяем культуру условиями её возможности, т. е. «прогрессом».
Мы требуем тогда, чтобы продукты культуры носили штемпель «прогресса», забывая, что сфера «прогресса» и сфера продуктов прогресса не совпадают друг с другом.
Нам грозит опасность «штемпелёванной» культуры, т. е. интернациональной фабрики по поставке гениев; нам грозит фабричное производство мыслей.
И культуры Запада уже отравлены фабрикацией одной, всеобщей, прогрессивно-коммерческой культуры. <…>
Разве вы не замечаете ужасающего роста интернациональной, прогрессивно-коммерческой культуры во всех областях искусства, где появляется гений (т.е. квинтэссенция народного искусства). Рост книгоиздательств, единственная цель которых — нажива, централизация книжного и музыкального дела в одних руках, так что некоторые литературные и музыкальные предприятия становятся чуть ли не интернациональными; вместе с тем страшное падение литературных нравов, продажность прессы, понижение уровня критики и всё большая её гегемония в вопросах творчества; выступление на арену творчества сомнительных господ, наконец, фабричное производство идей и фальсифицированные гениальности — всё это заставляет нас наконец сказать решительно: «Довольно!»
Правда, произведения национального гения всех стран вы найдёте вследствие этого во всяком книжном магазине; правда, рост переводной литературы велик, обилие всевозможных концертных, эстрадных и лекционных (да!) предприятий увеличивается; бесконечная фаланга критиков ежедневно, еженедельно, ежемесячно ставит вас «au courant» («в курсе», франц. — прим. Р.Б.) жизни искусства всего мира, но…
Вырастает ужасная цензура в недрах этих предприятий: переводится, рекламируется и распространяется только то, что угодно королям литературной биржи; выпускается на эстраду только то, что угодно королям биржи музыкальной; а их идеал — интернациональное искусство, одинаково доступное и понятное интеллигентному плебисциту всего мира, равно оторванного и от здоровой земли народной, и от верхов умственной аристократии…
«Проштемпелёванный» (т.е. прошедший сквозь цензуру «биржевиков») интернационализм с пафосом провозглашается последним словом искусства морально шаткой и оторванной от почвы критикой. А духовно отравляемые интеллигентные массы всего мира наивно продолжают верить, что в этой бирже и в этом хаосе понятий совершается таинство служения культуре.
Много лет «интернационалисты» замалчивали Вагнера, но когда замолчать не могли его громкий, из недр германской расы прозвучавший голос, грянул тысячеголосый хор критиков во славу Вагнера, и теперь уже к имени Вагнера пристала реклама. Много лет замалчивали чистокровного арийца Ницше, но только по знаку дирижёра господина Брандеса хлынул поток похвал; и реклама ныне уже запятнала имя Ницше.
Кто же эти посредники между народом и его культурой в мире гениев? Кто стремится «интернациональной культурой» и «модерн-искусством» отделить плоть нации от её духа, так, чтобы плоть народного духа стала бездушна, а дух народный стал бесплоден? Кто, кто эти оскопители?
Странно и страшно сказать, но приходится.
Это — пришлые люди: обыкновенно оторванные от той нации, в недрах которой они живут, к несчастью для культуры, ограниченные в государственных правах и потому не имеющие возможности выразить себя на другом поприще, они с жадностью бросаются в ту область, которая не зависит от государства, т. е. становятся пионерами культуры (литературными и музыкальными критиками, организаторами литературных предприятий); количество их увеличивается, а влияние критики и культурных начинаний увеличивается в обществе также; главарями национальной культуры оказываются чуждые этой культуре люди; конечно, не понимают они глубин народного духа в его звуковом, красочном и словесном выражении.
Интерес «ко всему культурному» порождает эклектизм: вместо глубокого проникновения в одну нацию (нация эта неродная) рождается поверхностный интерес ко всем нациям; так возникает международный базар искусства (нечто среднее из искусств всех наций), а отсюда, само собой, привносятся уже совершенно коммерческие соображения: устанавливается международная связь равно далёких от народа, но равно (национально) близких друг другу издательств и фирм: вносится капитал, организуются журналы, газеты и — пошла писать «штемпелёванная культура»!
Власть «штемпеля» нависает над творчеством: национальное творчество трусливо прячется по углам; фальсификация шествует победоносно.
Наши слова внушены замечательной статьей г-н Вольфинга «Эстрада», напечатанной в трёх номерах «Золотого Руна». То, что все знают (но молчат) относительно печального положения русской литературы, имеет место и относительно музыкального центра Германии (а может быть, и всего мира) — Берлина.
С поразительной яркостью наш лучший теоретик музыки отмечает падение музыкального дела в Германии и рост чудовищной фабрики «вундеркиндов» (родина которых всегда почти граница России и Германии): «всё музыкальное дело, к сожалению, и композиторство, — пишет он, — превратилось в коммерцию, и притом далеко не высшей пробы». Г-н Вольфинг отмечает стремление влияющих центров превратить музыкальные предприятия в выставку разнообразных продуктов культур, где Мейербер и «вундеркинд» стояли бы рядом с Бетховеном и Вагнером — рядом, т. е. в пику.
«Жутко становится от этого безразлично-усердного отношения к любому сочетанию звуков и звучностей» (Вольфинг). «Такое явление указывает либо на варварство, на недавнее восприятие плодов чужой культуры, либо разложение» (Вольфинг)... Этот цех проповедует интернациональную музыку, что г-н Вольфинг считает вопиющей несправедливостью. Интернациональная музыка порождает поверхностный дилетантизм, смещающий задачи музыкального развития от Бетховена в сторону «вундеркинда». «Вундеркиндами» заполнена Германия...
Русское общество должно наконец понять, что навязываемая ему «штемпелёванная культура» — не культура вовсе.
—
Полный текст: http://az.lib.ru/b/belyj_a/text_1909_shempelevannaya_kultura.shtml