Вокальная живопись. Музыка, свет и тишина
Вот, что писала газета «Русская мысль» больше 60 лет назад: «Наше время отличается тем, что в нём невероятно много музыки. Она лезет во все щели, звучит из всех окон, слышится там, где её никогда раньше не слыхали. Есть экономический закон, что когда какого-нибудь продукта очень много, он дешевеет. Так происходит и с музыкой — она дешевеет как таковая, её слишком много. Она дешевеет и, кроме того, вульгаризируется… Радио есть могущественный инструмент для метания музыкального бисера пред свиньями. Оно не только вульгаризирует музыку, но и приучает к неуважению к ней. Её можно ежесекундно прекратить простым поворотом кнопки, будь там поёт сам Шаляпин или играет Артур Рубинштейн. Да и играет не он, а музыкальный консерв, именуемый диском. Таким образом, акт слушания музыки — акт, который раньше был как бы священным, — этот акт ежесекундно во всём мире миллиарды раз профанируется… Музыка сама по себе рождается из великой тишины. Теперь во всём мире же не существует этой тишины — есть великий гвалт… Многие тысячи мелких композиторов заняты фабричным изготовлением музыки для надобностей развлекающегося человечества».
Так с горечью в газете «Русская мысль» писал Леонид Леонидович Сабанеев, ученик Сергея Ивановича Танеева, профессор математики Императорского Московского университета и профессор Русской консерватории им. Рахманинова в Париже.
В музыке звук играет очень важную роль. Едва ли не центральную. Правда, в наше время он стал почти исключительно микрофонным и студийным. Уходит естественная акустика. Уходит постепенно и культура её восприятия.
Слушатели всё реже имеют возможность (да и желание) посещать концерты без микрофона. Исполнители и звукорежиссёры уже свыклись с мыслью о неизбежности доминирования подобного звучания. И те, и другие отталкиваются от шаблонов, сформированных рынком звукозаписи. От моды, от лауреатов Grammy, аналога премии Оскар в кинематографии, от того, что слышат в эфире популярных радиостанций.
Звук для массовой аудитории постепенно не только ушёл из залов естественной акустики, но и сами источники звучания формируют искажённое представление. Мы слушаем всё чаще в наушниках. Не понимая, что правое ухо не слышит то, что идёт в левое. Мы слушаем через смартфоны и планшеты, не осознавая, что по дороге теряется огромный спектр низких частот. И при этом каждое устройство по-своему окрашивает исходный звук. Мы слушаем видео через Youtube, где качество по дороге падает существенно, начиная от размещения аудиотрека в видео и заканчивая штатным преобразованием в Youtube.
Неудивительно, что к подобному положению вещей так или иначе пытаются приспособиться звукорежиссёры. Акустический макияж давно стал привычным настолько, что аудитория не в силах отличить «химию» от натурального тембра.
Те же пары: макияж обычный и макияж танцевальный; грим для кино и грим для театра. Тут как с шампанским: есть brut, а есть dolce. Почтенной публике нужно dolce и погуще.
Микрофон — это крупный план. Мысль, высказанная Микаэлом Таривердиевым не просто так. Он искал свой путь в том, как донести до слушателя не только музыку, но и слово. Высокую поэзию. Тихим, но слышным и естественным голосом.
Таривердиев: «Я много работал на границе популярных и академических жанров — использовал микрофонное пение, соединял его с классической формой и высокой поэзией».
Да, как и в кинематографе. Крупный план, средний, общий, дальний… И с ними надо уметь работать. Приучать к этому и аудиторию.
Один известный звукорежиссёр сказал: «Звук — это свет. Как только вы это осознаете, всё станет на свои места». В самом деле, свет и звук — две грани одной сущности. Но важно даже не это. А то, что «освещение сцены» музыкального произведения — прерогатива режиссёра-постановщика, а отнюдь не звукорежиссёра, работающего по своим годами выстроенным шаблонам.
Для кармен-романсов, где шептальность и проникновенное пение в стиле MeloVerso играют едва ли не центральную роль, звук становится ключевым полем исследований и экспериментов. Они продолжают и развивают направление, некогда заданное Микаэлом Таривердиевым. Искренность и доверительность высокого поэтического слова, пропитанного лирической музыкой.
Наивно полагать, что из любого исполнения мастерским макияжем можно сделать всё, что угодно. Нельзя. И если исполнитель сам не выстраивает особое звуковедение под конкретное произведение, потом существенно изменить это практически невозможно.
Тут мы сталкиваемся с другой проблемой. Исполнительской. С одной стороны, исполнитель должен иметь своё лицо (тембрально-акустическое), лицо узнаваемое. С другой, пение в одной манере резко сужает спектр произведений, выхолащивает их природу. Попросите оперного певца исполнить бардовскую песню, а актёра — оперную арию. В комнате, без микрофона. И вы увидите всю беспомощность того и другого. Разумеется, если они целенаправленно над этим никогда не работали. Это два крайних полюса. Но то же самое происходит и между полюсами на всём протяжении. Слушая того или иного исполнителя, нередко ловишь себя на мысли, что он просто вставляет в себя очередной вокальный картридж. Не меняется ровным счетом ничего: ни калибр звука, ни тембральная окраска, ни динамические характеристики (агогика и пр.).
Вокальная живопись... Для себя давно уже сформулировал несложный постулат: формирование звука есть световая звукопись. Она во многом подчиняется законам живописи. В зависимости от того, что задумывает исполнитель в своей интерпретации произведения, он должен не только подбирать краски, но и выбирать технику: фреска, масло, темпера, акрил, пастель, гуашь, акварель, карандаш, тушь и т. д. А уже в рамках неё соответствующие инструменты, стили, тембр, калибр и плотность звука.
И то, каким образом протаивается инструментал, где он намеренно затушёвывается, размывается, а где, наоборот, приобретает максимальную детализацию…
Здесь просто непаханое поле деятельности. По крайней мере, для кармен-романсов исследования по вокальной живописи ещё в самом-самом начале.
Вокальные ориентиры... Музыкальные вкусы и предпочтения у каждого певца (да и слушателя) складываются годами, пожалуй, всю жизнь. И как бы мы ни пытались это отрицать, изучение творчества выдающихся исполнителей во многом формирует нашу музыкальную культуру и наше мировосприятие.
Так кто же произвёл на меня самое яркое впечатление своим творчеством и мастерством, кто задал важные ориентиры вокального искусства? На одном из камерных концертов мне задали такой вопрос.
Понятно, что особый интерес к лирико-драматическим и драматическим тенорам (природе моего голоса). Но очень многому можно и нужно учиться у других. Равно как и слушая скрипку, виолончель, гитару, балалайку, арфу, флейту, терменвокс…
Чтобы не приводить длинный список, разобью его на небольшие группы, проведя аналогию с различными техниками и направлениями живописи. Вокал оперный, камерный, джазовый, эстрадный, разговорный (распетое слово)…
1. Фреска (роспись в храмах по сырой штукатурке)
Выдающиеся мастера старой классической школы, для вокала почти античность: Энрико Карузо, Беньямино Джильи, Аурелиано Пертиле, Тито Скипа, Леонид Собинов, Антонина Нежданова, Надежда Обухова.
Лучшие тенора мира: Марио дель Монако, Марио Ланца, Франко Корелли, Джузеппе ди Стефано, Лучано Паваротти. Золотая плеяда теноров Советского Союза: Сергей Лемешев, Зураб Анджапаридзе, Анатолий Соловьяненко, Владимир Атлантов.
Любимые басы и баритоны: Фёдор Шаляпин, Марк Рейзен, Павел Лисициан, Эттори Бастианини, Тито Гобби.
3. Темпера (сухие краски на основе особой связующей эмульсии)
Лучшие сопрано мира: Анна Моффо, Мария Каллас, Джоан Сазерленд, Монсеррат Кабалье, Юлия Лежнева.
4. Акрил (водно-дисперсионные краски на основе пластичных полимеров)
Элла Фицджеральд, Уитни Хьюстон, Элвис Пресли, Энгельберт Хампердинк, Том Джонс, Крис Норман, Аида Ведищева, Джильола Чинкветти, Сезария Эвора.
5. Гуашь (непрозрачные водяные краски, дающие особую плотность)
Борис Гмыря, Константин Огневой, Дмитрий Гнатюк, Юрий Гуляев, Муслим Магомаев, Георг Отс.
6. Акварель (полупрозрачные водяные краски)
Акварельные исполнители, мастера выразительной интонации и тончайших вокальных красок: Карло Бути, Тино Росси, Джо Дассен, Сезария Эвора, Ив Монтан, Хосе Хосе, Хулио Иглесиас, Жан Татлян.
7. Пастель (мягкие цветные мелки и карандаши, игра светом)
Романтики советской песни: Анна Герман, Валерий Ободзинский, Владимир Мигуля, Евгений Мартынов, Геннадий Белов, Марк Бернес, Ян Френкель, Лев Барашков, Владимир Трошин, Владимир Ивашов, Юрий Визбор, Алексей Покровский, Олег Анофриев, Ион Суручану, Заур Тутов, Юрий Антонов, Ярослав Евдокимов.
8. Карандаш и тушь (каллиграфическая техника)
Лучшие наши камерные певцы: Александр Вертинский, Анастасия Вяльцева, Георгий Виноградов, Вадим Козин, Валерий Агафонов, Изабелла Юрьева, Галина Карева, Виктория Иванова.