Дмитрий Лихачёв. Новгород Великий

/ Д. С. Лихачёв. Письма о добром и прекрасном (1985).
/ Письмо 42. Фрагмент

≪ Наблюдая красоту, мы всегда как-то воссоздаём идеальный образ произведения. Античные статуи часто доходят до нас в изуродованном временем виде, но мы умеем увидеть в них тот идеальный образ, который когда-то был в них вложен.

Но и зритель, слушатель, читатель — тоже всегда творец. Восприятие художественного произведения всегда сотворчество.

Зритель не просто смотрит картину — он её познает, догадывается, проникает в суть замысла художника. Слушателю музыкального произведения всегда «легче» слушать его во второй и третий раз, чтобы иметь возможность предугадывать развитие музыкального замысла композитора.

Если нет единого творца — как, например, в фольклоре, — всё равно существует некий идеальный образ, который воплощался в коллективном произведении многими творцами.

Самое трудное — заметить этот идеальный образ в облике города и села. Если нет этого идеального образа в какой-либо местности, то нет и красоты. Иногда образ города воплощался многими столетиями, впитывая в себя и национальные идеалы красоты и понимание строителями особенностей местности, которые могут быть художественно связаны с воздвигаемыми сооружениями.

В городе сказывается и то, как осознаётся роль и значение города. В городе и селе воплощаются черты характера, эстетических воззрений их строителей. Один архитектор может быть агрессивен, может стремиться занять собственным произведением лучшее место, сделать его наиболее заметным, «громким», помпезным. Другой архитектор может быть более социален, с уважением относиться к окружающей застройке и природе. Третий архитектор может оказаться «многоречив», даже болтлив, стремясь вложить в своё произведение как можно больше всего. Четвёртый архитектор будет социален, скромен, будет стремиться согласовывать свою постройку с традицией местности, обычаями и привычками жителей, будет добиваться уютности, приветливости своих творений…

Конечно, и пышность, и традиционность, и уют, и приветливость — в каждом случае своя, особая, поэтому-то и «идеальных образов» городов много. Хуже всего, если архитектор, строя новое здание, не сумел уловить «образа красоты» окружающей местности, если он черпает свои архитектурные идеи из иностранных архитектурных журналов, механически пересаживает в свой город здания «красивые вообще». Тогда получается город без образа, то есть безобразный…

В России и на Украине, как известно, реки имеют один берег крутой, другой — низкий. Города строились в древности по большей части на одном берегу широких рек — крутом. Река и гора защищали город. Вместе с тем река была важным путём сообщения. Так построен Киев на крутом берегу Днепра, по которому проходил важнейший европейский путь с севера Европы на юг — путь «из варяг в греки». Река проплывала мимо города. Город царил над движущейся рекой, и из его центра были далеко видны заливные луга и леса до горизонта… Так расположен не только Киев, но и Ярославль над Волгой, Владимир над Клязьмой, Новгород-Северский над Десной, Путивль над Сеймом и многие, многие древние города.

Совсем по-особому целое тысячелетие строился Новгород Великий. Он строился по берегам Волхова — берегам низким. В этом его отличие от большинства других русских городов, которые строились только на одном берегу реки — крутом, с которого были видны заливные луга иногда до самого горизонта. В древнерусских городах было тесно, но из города были всегда видны столь любимые в Древней Руси широкие просторы. Это ощущение широкого пространства вокруг своих жилищ было характерно и для древнего Новгорода, хотя стоял он на низких берегах Волхова, а не на крутом берегу.

Новгород стоит у полноводных истоков Волхова, вытекающих мощным и широким руслом из Ильменя. Из центра города было хорошо видно Ильмень-озеро. В новгородской повести XVI века «Видение пономаря Тарасия» описывается, как Тарасий забирается на верх Хутынского собора и видит оттуда озеро, как бы стоящее над городом, готовое пролиться и затопить Новгород. Перед Великой Отечественной войной, пока ещё цел был собор, я проверял это ощущение: оно действительно очень острое и могло повести к созданию легенды о том, что Ильмень грозил собой потопить город. Но Ильмень виден не только с кровли Хутынского собора, но и прямо из центра города — от ворот Детинца, выходящих на Волхов. В былине о Садко поётся, как Садко становится в Новгороде «под башню проезжую», кланяется Ильменю и передаёт поклон от Волги-реки «славному Ильмень-озеру».

Следовательно, вид на Ильмень из Детинца не только замечался древними новгородцами, но и ценился. Он «включен» в былину.

Учёные обратили внимание на «Закон градский», известный на Руси, начиная с XIII века по крайней мере. Этот «Закон градский» восходит ещё к античному градостроительному законодательству, заключающему четыре статьи: «О виде на местность, который представляется из дома», «Относительно видов на сады», «Относительно общественных памятников», «О виде на горы и море».

«Согласно этому закону, — пишет исследователь Г. В. Алфёрова, — каждый живущий в городе может не допустить строительства на соседнем участке, если новый дом нарушит взаимосвязи наличных жилых сооружений с природой, морем, садами, общественными постройками и памятниками». Византийский закон апопсии («вид, открывающийся от здания») ярко отразился в русском архитектурном законодательстве «Кормчих книг»… В первую очередь внимание закона обращено на взаимосвязь построек города друг с другом и с природой. Иначе говоря, закон апопсии поставлен во главу угла не только в византийском законодательстве, но и в русском.

Русское законодательство начинается с философского рассуждения о том, что каждый новый дом в городе влияет на облик города в целом. «Новое дело творит некто, когда хочет или разрушить, или изменить прежний вид». Поэтому новое строительство или перестройка существующих ветхих домов должны производиться с разрешения местных властей города и согласовываться с соседями: в § 4 закона запрещается лицу, обновляющему старый, ветхий двор, изменять его первоначальный вид, так как если будет надстроен или расширен старый дом, то он может отнять свет и лишить вида («прозора») соседей.

Особенное внимание в русском градостроительном законодательстве обращается на открывающиеся из домов и города виды на природу.

Связь Новгорода с окружающими землями не ограничивалась только видами — она была живой и реальной. Концы Новгорода, его районы, подчиняли себе окружающую местность административно. Прямо от пяти концов (районов) Новгорода веером расходились на огромное пространство, подчинённое Новгороду, новгородские «пятины» — области. Новгород со всех сторон был окружён полями, по горизонту вокруг Новгорода шёл «хоровод церквей», частично сохранившихся ещё и по сей день.

Один из наиболее ценных памятников древнерусского градостроительного искусства — это существующее ещё и сейчас и примыкающее к Торговой стороне Новгорода Красное (то есть красивое) поле. По горизонту этого поля как ожерелье виднелись на равных расстояниях друг от друга церкви: Георгиевский собор Юрьева монастыря, церковь Благовещения на Городце, Нередица, Андрей на Ситке, Кириллов монастырь, Ковалёво, Болотово, Хутынь. Ни одно строение, ни одно дерево не мешало видеть этот роскошный венец, которым окружил себя Новгород по горизонту, создавая незабываемый образ освоенной, обжитой страны — простора и уюта одновременно. ≫