Беседы о правде. Беседа седьмая | Контур и рельеф. Главное и абстрактное
/ Европейский центр программирования им. Леонарда Эйлера, 2023.
/ Московский клуб русской эстетики, 2023.
БЕСЕДЫ О ПРАВДЕ
Беседа седьмая. Главное и абстрактное
• Ирина Куликова, куратор,
Московский клуб русской эстетики
• Руслан Богатырев, директор,
Европейский центр программирования им. Леонарда Эйлера.
— Ирина Куликова: Как вы уже пояснили в прошлой беседе, чтобы отделять правду ото лжи, надо уметь находить главное и второстепенное. Можете ли вы подробнее рассказать для наших читателей, как это делать?
— Руслан Богатырев: Повторюсь — в идеале этому надо учиться всю свою жизнь. И здесь три основные школы мудрости: (1) искусство, (2) наука, (3) реальность.
Но это всё же общий принцип. А вот как к этому подступиться? Для начала стоит осознать всю важность такого выбора, всю серьёзность грядущих последствий. Казалось бы, какая разница — так или иначе. Если нужно сделать, скажем, три дела, мы ведь планируем все их сделать. В той или иной последовательности, но сделаем. Что-то раньше, что-то позже. Ах да, есть ещё между этими делами конкуренция за ресурсы: время, материалы, кадры, усилия, финансы. В конечном счёте, на бытовом уровне критичность выбора приоритетов далеко не очевидна. Потому рассуждения о главном и второстепенном чаще носят достаточно отвлечённый характер. Ведь в любом случае выбор делаем мы. Исходя из интуиции, опыта, знаний. Уж какие есть. Что выросло. Чего набрались.
— Ирина Куликова: Ну да. Так и есть.
— Руслан Богатырев: Давайте начнём сразу с науки. Сложность в понимании здесь состоит в том, что на бытовом уровне мы привыкли говорить о конкретном. Рассуждать на уровне конкретного мышления. И нам сложно вообще чем-то жертвовать. Всё вроде нужно, важно и нам дорого. Тогда как для выделения главного, значимого требуется умение переходить к абстрактному мышлению, к построению моделей. Т.е. знать, чем можно жертвовать и что отбрасывать, сохраняя суть, ядро. Ведь любая модель есть упрощение действительности. Ментальное упрощение. Намеренное. Выделение основного и отбрасывание незначимого. Основное же мы обобщаем и классифицируем, отображая уже на базовые понятия. На то, что и находится в ведении абстрактного мышления.
— Ирина Куликова: Абстрактному мышлению учит математика?
— Руслан Богатырев: Не только она. Но, прежде всего, именно она. Впрочем, и поэзия — тоже. Высокая поэзия, литература — это образы, символы, смыслы. Поэтом отобранные, придуманные, им выстроенные, им озвученные и ритмизованные.
Но вернёмся к науке. К компьютерной науке. Давайте сразу отделим информацию от действий. Данные от операций. И в том, и в другом случае нас будет интересовать, как выбирать главное. Обратите внимание, что мы уже при выборе своего пути расставили приоритеты: для нас первичны данные или же первичны операции. Оба подхода в целом равноправны, но от выбора будут зависеть возможности и даже результат.
В программировании потому издревле существуют две ветви языков: императивные и декларативные. Ориентированные на код (как) или на данные (что). Если проследить аналогии, то императивные языки ближе к естественным наукам и инженерному делу. А декларативные — к наукам гуманитарным и искусству. Первичность действий — это сюжет. Первичность информации — это смыслы.
Начнём с действий. С их приоритета. Итак, каждое дело может выполняться по строго заданному плану, порядку, рецепту. То, что называется алгоритмом. Известно, что алгоритмы могут эффективно воплощаться в компьютерных программах. Хотя исполнять их может и сам человек. Если они не очень сложные и навороченные. Алгоритмы и программирование — наша готовая, проработанная научная и инженерная основа.
Пойдём дальше. В структурном программировании (structured programming), классиками которого были выдающиеся представители европейской школы программирования — Эдсгер Дейкстра и Никлаус Вирт, оперируют иерархическими блоками из последовательности операторов (атомарных действий). Здесь есть три кита, три базовых элемента композиции операторов: (1) следование, (2) ветвление, (3) цикл. Следование — та же последовательность выполнения операторов (их цепочка). Цикл — повторяемая последовательность операторов. Здесь всё просто и понятно. А вот ветвление — это и есть логика действий, вариативность исполнения, реакция на разные условия работы. Особенно на доступ к ресурсам.
— Ирина Куликова: А как нам это применить к выполнению дел? Мы же не знаем языков программирования и программировать не умеем.
— Руслан Богатырев: Этого и не потребуется. Поднимемся в абстрактном мышлении на уровень выше программирования. На уровень построения ментальных моделей. Не обязательно математических. И этого нам вполне хватит. С этого уровня потом технически несложно отображать модели на конкретные языки программирования.
Каждое наше дело мы можем разбить на этапы. Не обязательно последовательные. Могут быть и асинхронные. Другими словами, у нас есть задача (task), в которой предусмотрены те или иные действия (action), или события (event). Задача в такой модели состоит из действий. Каждое действие требует наличия определённых ресурсов (время, финансы, материалы, усилия, кадры). Алгоритм, логика выполнения задачи определяется и условиями (condition), которые могут сигнализировать о завершении некоторых действий (наступлении событий). В том числе и отражать доступность тех или иных ресурсов. Условия эти меняются во времени, меняются динамически.
По сути я на пальцах вам изложил механизм сетей Петри (Petri Nets), один из мощных инструментов моделирования динамических дискретных систем. Он равносилен конечным автоматам (Finite-state machine). А в пределе расширенные сети Петри эквивалентны универсальной машине Тьюринга (Universal Turing machine) — формальной модели любого алгоритма.
При абстрактном мышлении, при построении моделей не надо увлекаться и утрачивать связь с реальностью. Помните, любая модель условна. Любая. Она может помогать в восприятии мира и анализе реальности, но у неё всегда есть ограничения и условия применимости.
Вспомним, что писал наш выдающийся математик, академик Андрей Николаевич Колмогоров: «Математическая модель явления, как правило, это явление схематизирует. Поэтому она даёт правильные предсказания лишь в некоторых пределах… За этими пределами математическая модель теряет смысл и при её бездумном применении приводит к ошибочным и бессмысленным результатам».
— Ирина Куликова: Наука впечатляет, но пока непонятно, чем же можно пожертвовать. Ведь дело мы должны сделать.
— Руслан Богатырев: Любое дело определяется как минимум (1) затраченными ресурсами, (2) скоростью выполнения и (3) качеством реализации. Зафиксируем ресурсы. Чем выше скорость, тем, как правило, ниже качество. Одна и та же задача может быть выполнена с разным качеством не только в силу фактора времени. Давайте зафиксируем и время (скорость). И в этом случае качество выполнения задачи может разниться. Как вы думаете, от чего тогда оно зависит?
— Ирина Куликова: От квалификации исполнителя. От качества материалов.
— Руслан Богатырев: Верно. Но не только от этого. От физического и эмоционального состояния исполнителя, от его текущей загрузки другими задачами, от его мотивации, от взаимодействия с другими людьми и т. д. Но предположим, что перед нами идеальный исполнитель. Робот. Квалификация известна. Не устаёт. С другими не контактирует. И всё же в этом случае качество также может существенно разниться.
— Руслан Богатырев: Ресурсы… Они могут быть не идеальны. И чего-то не хватает или же недостаточного качества. Тогда у нас есть выбор: (1) считать невозможным дальнейшее выполнение поставленной задачи или (2) выполнить её с некоторой потерей качества.
— Ирина Куликова: А если качество будет очень низким?
— Руслан Богатырев: И такое может быть. Но если качество плывёт, надо знать, до каких пределов оно падает, и чем мы можем жертвовать. А жертвовать мы можем как ресурсами, так и целыми этапами (действиями). Разумеется, надо смотреть в каждом конкретном случае. Скажем, если готовится борщ и просто нет соли или лаврового листа, это же не критично. Можно и без этого. Если готовится к публикации новостной материал, но он не прошёл стадию корректуры, можно обойтись и без этого действия. Качество при этом почти наверняка упадёт. Но если это некритично, задача будет выполнена. В срок и при доступных ресурсах.
— Ирина Куликова: Поняла. Получается, то, чем можно пожертвовать для выполнения задачи с приемлемым качеством, — это и есть второстепенное?
— Руслан Богатырев: Да. Но надо не забывать про главное. Вспомним Айзека Азимова: «Чтобы приготовить рагу из кролика, нужно сначала поймать кролика».
Если говорить о компьютерной индустрии, потребность в саморегулируемом программном обеспечении становится с каждым годом всё выше. И речь здесь не о распиаренном искусственном интеллекте. Казалось бы, категоричность жёстких алгоритмов обязана уходить в прошлое. Программная система должна уметь, как живой организм, залечивать раны. Раны внешних воздействий и внутренних ошибок. Уметь деградировать при необходимости до приемлемого уровня. И контролировать степень отклонения от него. Чем-то жертвовать, но решать поставленную задачу. Увы. Пока такой тенденции мы не наблюдаем.
Кстати, мы как-то незаметно в нашем обсуждении подошли к сути основы основ системного программирования — к области операционных систем.
С людьми ситуация схожа. Каждый из нас при выполнении задач неявно ментально включает в себе режим операционной системы. Квалификация профессионала определяется не только его ремесленными навыками, необходимыми на каждом этапе данной задачи, но и пониманием того, где и чем можно пожертвовать, если условия (ресурсы) будут отклоняться от идеальных. Подобный выбор в реальном производстве чаще переносится на уровень руководителя. Но и отдельный исполнитель на своём участке должен владеть этим навыком. Аналогично и в обыденной жизни. Неумение грамотно отделять главное от второстепенного, а также ошибки в выборе — всё это ведёт не только к разочарованиям и потерям, но и к жизненным трагедиям.
Из сказанного следует, что очень важно (1) уметь контролировать качество (входное и выходное) и (2) понимать, что произойдёт в случае вынужденного отклонения от идеального сценария.
— Ирина Куликова: Если работа привычная, то примерно понятно, как отделить главное от второстепенного. Просто знать, чем можно жертвовать до определённого предела. А если что-то новое, с чем раньше не сталкивались?
— Руслан Богатырев: Это гораздо сложнее. Примерно, как ориентироваться среди тысяч звёзд на ночном небе. Если не знаете ориентиры, будете чувствовать себя беспомощным. Но и в этой ситуации можно действовать.
— Руслан Богатырев: Ищите опору — крупные звёзды и ключевые созвездия.
— Ирина Куликова: Для этого надо что-то читать, смотреть познавательные видео, научно-популярные фильмы.
— Руслан Богатырев: Конечно. Если новая предметная область, надо восполнить базовые пробелы в знаниях. Ментально включить в себе режим баз данных. Это ещё одна ключевая сфера компьютерного программирования. А как без этого? Понять, что требуется дополнительно изучить. Хотя бы по минимуму. И это уже психологически непросто: мы привыкли считать себя достаточно грамотными, опытными и образованными. Звёздное небо — просто наглядный пример. В любой незнакомой области новые термины, правила, персоналии — те же большие и маленькие звёзды. Если вы в этом не в силах ориентироваться, ваши возможности скромны. Как и при нарушениях памяти. Максимум, можете предаваться фантазиям, делиться эмоциями, рассуждать на уровне здравого смысла. Но не более.
Ранее мы отделили информацию от действий. Разобрались с операциями. С выделением в них главного. Прошли императивной дорогой программирования. И теперь уже можно переходить к декларативному пути. К информации. То, что сейчас является основным полигоном искусственного интеллекта. В информации, в данных также есть главное и второстепенное.
— Ирина Куликова: Хорошо, а как в случае литературного произведения понять, что может быть главным? Ведь мы можем ошибаться. И это просто наше предположение.
— Руслан Богатырев: Главное для нас — это далеко не то, что было главным для самого автора произведения. Мы к нему в голову гарантированно заглянуть не можем. Остаётся предполагать. Он мог закладывать одно. Сюжет один, смыслы другие. Мы же чаще видим своё. Разумеется, исходя из общих стереотипов восприятия (которые обычно учитываются автором), собственного опыта и той цели, с которой изучаем текст. Цель во многом и определяет расстановку приоритетов. Именно по этой причине чтение книг — отнюдь не нейтральный процесс. С какой целью читаем книгу, что в ней ожидаем найти, с какими понятийными ключами к ней подходим...
Председатель редакционного совета «Энциклопедии Британника» Мортимер Адлер в своей работе «Как читать книги. Руководство по чтению великих произведений» (How to read a book, 1940) отмечал: «Многие не считают чтение сложным занятием. Но процесс чтения, как и в любом другом виде искусства, состоит из различных стадий, на каждой из которых можно совершенствовать и оттачивать свои способности. Мы даже не предполагаем, что существует искусство чтения как таковое. Чаще всего мы думаем, что уметь читать так же просто и естественно, как уметь смотреть и говорить. <…> Читая из года в год одни и те же книги, я каждый раз испытывал искреннее изумление: книга казалась мне абсолютно новой, словно я открывал её впервые. Перечитывая очередную книгу, я говорил себе, что теперь уж точно прекрасно всё усвоил, но с каждым последующим прочтением находил ранее неверно понятые места. Думаю, после нескольких таких повторений даже самый отсталый человек поймёт, что не умеет как следует читать. <…> Искусство мышления не может существовать отдельно от искусства чтения и слушания с одной стороны и от искусства открытий — с другой. <…> Чтение — это мышление».
Иное суждение… Владислав Ходасевич «Пушкин в жизни» (по поводу книги В. В. Вересаева; Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922-1939): «Есть у Пушкина вещи, без «биографии» просто непостижимые или постижимые как раз неверно, до полного искажения. Простейший пример — «Граф Нулин». Без автобиографического комментария, случайно оставленного самим Пушкиным, — «Граф Нулин» есть просто «шалость», более или менее изящная и более или менее дешёвая. С комментарием повесть вдруг обретает большой философский смысл сама по себе, а к тому же многое освещает в других писаниях Пушкина. Но замечательно, что и сам пушкинский комментарий требует комментария в двух направлениях: на тему о связи Пушкина с декабристами и на тему о суевериях. Гершензон, впервые обративший внимание на заметку Пушкина о «Нулине», полагал, что открыл истинное понимание повести. На самом деле он ещё только открыл путь к пониманию: о «Нулине» мы ещё далеко не всё знаем».
И третье суждение. Викентий Вересаев (1945): «Через каждые пять лет перечитывай «Фауста» Гёте. Если ты каждый раз не будешь поражён, сколько тебе открывается нового, и не будешь недоумевать, как же раньше ты этого не замечал, — то ты остановился в своём развитии».
— Ирина Куликова: Значит, интерпретация у каждого своя?
— Руслан Богатырев: Да. Но она подчиняется определённым правилам восприятия. И опытные авторы это учитывают. Более того, они нередко выстраивают несколько ментальных слоёв, со своими смыслами и приоритетами. Добраться до которых и попытаться их расшифровать могут немногие. Чем сильнее автор, чем больше он стремится к вечности, а не сиюминутности, тем ближе ему тайна. То, что можно назвать критерием Поля Валери: «Наилучшим является такое произведение, которое дольше других хранит свою тайну. Долгое время люди даже не подозревают, что в нём заключена тайна».
— Ирина Куликова: Как сложно всё получается.
— Руслан Богатырев: Что же, в наших силах заметно упростить ситуацию. Попробуем это разобрать с позиций искусства. На примере нашего языка, нашей речи. Как мы учимся читать? Сначала азбука — буквы, их изображение, произношение (звуки), связь с обычными предметами. Затем чтение по слогам, чтение по словам. Всё здесь для малыша главное. Фразы и целые предложения... Проходит несколько десятков лет. Человек вроде бы умеет читать и писать, но вот выразительным словом владеют всё равно единицы.
— Ирина Куликова: Это особый навык. В жизни он не очень востребован. Мы читаем тексты чаще про себя, а говорим в быту так, как привыкли.
— Руслан Богатырев: Увы… Чтобы выразительно читать вслух, надо хотя бы осознавать, что и как интонационно требуется выделять. Где делать паузы. Какой длительности. Где повышать или понижать голос. И почему именно так. Опять-таки, главное и второстепенное. Чтобы не было монотонно, отстранённо, неразборчиво. То, что сейчас называют мамблкором. Аналогично в музыке, в танце… Так вот, князь Сергей Михайлович Волконский предложил очень простой рецепт.
— Ирина Куликова: Это тот самый, кем восхищалась Марина Цветаева и кто опекал русский театр в Российской Империи?
— Руслан Богатырев: Тот самый. В начале XX века он был директором Императорских театров. Поддерживал С. П. Дягилева, привлёк к работе многих участников будущих «Русских сезонов» в Париже. Сотрудничал со Станиславским и Московским художественным театром (МХТ). Увлекался художественным словом и танцем: ритмикой Эмиля Жак-Далькроза, а также системой выразительных жестов Франсуа Дельсарта. А после эмиграции во Францию стал директором Русской консерватории Сергея Рахманинова в Париже.
Его рецепт — ищите препятствие, точку сопротивления. И преодолевайте это. Тогда и появится выразительность слова, звука, жеста.
В своей книге «Выразительное слово» (1913) князь Волконский пишет: «Что такое человек, его впечатлительность, как не результат большего или меньшего препятствия, которое он противопоставляет внешним на себя воздействиям? Энергия, сила, что иное, как препятствие разрушительным влияниям извне и изнутри? Что такое форма, существенный элемент искусства, как не препятствие, полагаемое художником своему материалу? И что же, наконец, жизнь, если не препятствование, раз смерть ничто иное, как невозможность противодействия?
Если прислушаемся к нашему говору, — всё равно, в жизни, на сцене или на кафедре, — мы заметим, что в нём именно отсутствует этот элемент, тот, о котором сейчас говорили, — элемент противодействия, контроля, самообладания, элемент препятствия. Наша речь есть одно непротивление: непротивление выходящему воздуху, непротивление быстроте, непротивление самостоятельному проявлению деятельности органов речи помимо вмешательства нашей приказывающей воли. С точки зрения искусства нельзя иначе определить этот недостаток одним словом, как — отсутствие формы. Форма здесь — в самом пластическом, я бы сказал, анатомическом смысле слова, — анатомическая форма конструктивных элементов речи… Речь — звуковое телодвижение… Воспитайте телодвижение, воспитайте речь, ибо в этом сущность театра».
— Ирина Куликова: Получается, надо искать препятствие и его преодолевать?
— Руслан Богатырев: Да. Без борьбы — с собой, с обстоятельствами, с анархичным потоком информации — мало что получится. Но препятствие должно быть ненадуманным. Ищите и найдёте. Ищите аналогии, ключи, подсказки великих мастеров. Даже если они совсем из другой области знаний и творчества.
Одну из таких подсказок я нашёл у французского скульптора Огюста Родена: «Все великие мастера изучают пространство. Именно в знании объёма и заключается их сила. Помните об одном: нет линий, есть только объёмы. И когда вы рисуете, никогда не думайте о контурах, а заботьтесь только о рельефе. Ведь именно рельеф и правит контуром».
В случае музыки — линии, контур — это мелодия. Пространство, объём — гармония, ритм.
Вот и при работе с любой информацией: да, важны не столько сами данные, сколько контекст их восприятия. Не внешние контуры, а скрытый объём. В него и закладываются смыслы. И в них рождается и та самая сокровенная тайна искусства...