Мы эта

Мы эта, – бригада русских элитных московских строителей. Делаем элитный ремонт в элитных квартирах, пентхаусах и не побоюсь даже лофтах в жил.комплексах, разбросанных внутри золотого третьего транспортного кольца.
Мы даем качество, сроки, и не побоюсь даже – высокую культуру отделочных работ.
Наша фишка – первым делом ставим «свой» унитаз – в рекламке нашей так и сказано «…используют новейшие европейские стандарты ISO – временные унитазы…», – и клиент понимает, что имеет дело с новым форматом, и ему жутко по сердцу, что в его дорогущий горшок не срут классово-чуждые.

Работа на элитных и гламурных объектах это почетно, но и налагает, как то, – шуметь только в положенное время, скорость, обязательно вежливость – даже если стреляют по ногам за кривую плитку – улыбайся и пизди что это технология и иначе никак, но переделаем – клиент всегда прав!
И главное – покидать квартиру следует трезвым, в чистой одежде, пахнущим нейтрально, потому что в лифте с тобой могут очутиться: дипутаты и всякие зверевы, басковы и лолиты – пенки и сливки, и др. дрожжи.
Даже если тебе отхуярило пальцы болгаркой – приоденься к приезду скорой, а огрызки упакуй в узелок – не эпатируй. Потому, на балансе имеем деловой костюм – черный, нейлоновый, – чтобы за хлебом, мусор вынести, или в кино и на свидание. И прикопать пойдет.

Занося бригадный унитаз в квартиру на семнадцатом этаже нового комплекса «Графские развалины», русский плиточник Долбандоржиев оступился и разбил девайс об какую-то бабу в пупырчатом целлофане.
Бригадир Дойбань-Сосяну - он же дизайнер, сперва пересрал, а когда оглядел ее осколки, то авторитетно заявил:
«Хуйня, – у нее все одно рук не было! Мы садового гнома купим. Еще спасибо скажут…»
Однако было к ночи, и добыть новый унитаз было негде, и мы вооружились маечками из «пятерочки», в которых принесли ужин: сало, кильки, бобы, карнишоны, литровкау майонезу, сырки по пять писят, ряженку, пять бомб «Клинского» и торт «Коровка» – скромно отметили выигранный тендер.
Водки ни-ни – мы ж фирма – только приличное шампанское по сто тридцать рубчиков – теплое и щекочущее нос, – держим марку!

С утра, бригада срала в ванной комнате за закрытой дверью, чтоб не ионизировать буржуазную атмосферу, когда некурящий плиточник Долбандоржиев чиркнул спичкой.
Что он хотел этим сказать, осталось загадкой…
Я один валялся в комнате с запором (от «Коровки» не иначе), когда грянул взрыв, и дверь в ванную разнесло в щепу.

Через мгновенья звонок надрывался и колотили в дверь. Чуточку киксуя, я отворил – в дверях разбуженные соседи в шелковых халатах и норковых пижамах.
Из объекта, навстречу претензиям вырвалась такая газовая гавноспираль, что некоторых повалило наземь.
Посулили ФСБ, зачем-то бочки и цемент (будто у нас нет), – ужасные манеры! – еле успокоил. Ну никакого понимаешь такта у бомонда.
«Ну чё там? Дуются...? – сбрызнутый гавном бригадир выглядывал из ванной, – волосы дымятся…

Некогда раскачиваться! Ремонт это дырки, это штробы, это разетки – много дырок, много штроб, и разеток дохуя.
Чтобы не нервировать публику, начали, как предписывает закон -в девять, и даже позже – в девять ноль пять – понимаем. В пяти комнатах разом взвыли перфораторы и дрэли – чтобы оптом нахуярить и не возвращаться – лайфхак, наработки, опыт.
В девять ноль семь в дверях стоял наряд полиции, а за ними высыпал весь стояк. Вот блядь правду говорят, – богатство спать не дает. Ели успокоили…

Не сидеть же свесив хуй на яйца – мы даем скорость – фирма, почерк, европейский стиль.
Бригадир послал сантехника Кочяряна за новым унитазом, а плиточника Долбандоржиева поставил соорудить от стояка гавноотвод на унитаз.
Плиточник умно протолкнул тряпошную затычку в главную гавнотрубу, и стал налаживать отвод...

Снизу фурией прибег подтопленный Джигурда в клетчатой домашней юбчонке, – чтоб штанов не замочить. Эх он бесновался, грозил всех отлюбить по - русски, и никак не мог словить юркого плиточника – старость и засоленные суставы...
Страшно порычав минутку, дедусь выдохся и тогда хитрожопый плиточник попросил у него автограф и сказал: «Бобо, вес аул абажает тибя, – ты икона...» Тогда тот сбегал за гитарой и пел нам, своим поклонникам – заебал…
Когда осип и пустил питуха и ушел, мы кинулись бить Кочяряна, что замешкал с унитазом – все страшно хотели срать после перипетий элитного римонта. Плиточник возмущался пуще всех, а мой запор все никак не разрешался. Все торт «Коровка»…
Пора было заняться электрикой – тихо, не опасно, и дело наконец стронется – мы профи, мы лучшие, с нами качество.

– Одевай костюм, электрик, – сказал мне многоопытный бригадир, – Собери гавно, баклажки с саньём, и пиздуй до мусорки, – на стройплощадке должен быть порядок! А ты Долбандоржиев, пиздуй до щитка и займись электрической проводкой, урод…
Время было к обеду и вся гламурная публика поперла из дому, как тараканы с горячей духовки – по ресторанам, пати, бутикам, и в Строгинскую пойму – крошить катерами пляжников на мускульных плав.средствах тип «матрац надувной» и «нарукавники» надувные же.
Пока спускались с семнадцатого по девятый, в кабинку набилось взыскательной публики в изысканных туалетах, духах и с модными аксессуарами -питомцами – собачками.
Ну и я тоже, – на кастюме, в пакете бригадные фекалии, замешанные на дарах «пятерочки» и порошковом шампанском вине игристом…

На девятом вдруг потух и вновь зажегся свет. «Долбандоржиев… – понял я, – Хорошо, что только свет…»
Но я недооценил рукастого плиточника, – лифт застрял между седьмым и шестым…
Я человек не публичный и не люблю излишнего внимания, а тут все как с хуя сорвались: «В чем дело?! Это опять ваша бригада гадит? Совсем гастарбайтеры охуели! Урыть вас!»
И давай звонить по своим айфонам, верту и сымать меня на камеры и куда -то издевательски выкладывать без спросу, а один такой весь крутой в «Боско членджи» сказал: «Тибе пиздес!», и достал ствол.
Большего не требовалось – запор вышибло.

Я вострубил нижним регистром как всадники Апокалипсиса. И регистр зазвучал такой трагичный – протяжный и грустно пришепетывающий…

Первые мгновенья было жутко и неловко, а потом попустило, и я привалился к стеночке и стал хуярить жидким без остановки – все одно не жилец, – хоть пред смертью встану с колен пред всеми этими дипутатами и собачками.
Секунды с начала акции пассажиры не верили происходящему, и таращились на меня словно я президент всея Великия и Малыя и это прерогатива – я их охуенно фраппировал, – онемели.
Непроницаемый как Байрон, сру себе да сру – споро потекло из штанов – все ахнули и сгрудились в углу, а оно прямиком им под ноги – ну тут блядь начались половецкие пляски!
Опомнились, визжат, оскальзываются, падают, блюют, меня вышивают...
Ах думаю, богема! – человеку и обосраться нельзя, виноват я что ли?! – каак шваркну пакет в сердцах, каак он ёбнет страшными брызгами...!
Гавносвалка…собачки заходятся…истерика. А лифт знай себе стоит…
Двух собачек задавили, переломы каблуков, пальцев, обмороки, – нас выгребали из лифта что эксгумировали – такой винигрет...
Тендер нам ясен хуй закрыли… Фигуру одиозного Долбандоржиева мы по-тихому удавили…