Первое, что я почувствовал

Первое, что я почувствовал с утра пораньше – привкус "Балтики". «Девятки» или «трешки» знал один черт. А потому за сигаретой я тянуться не стал – будучи проспиртован настолько, что было боязно рядом спичку зажечь, я отложил эту затею. Зато банку "Елахи" клюквенной я откладывать не стал.

"Во! Жидкое золото!" – довольно крякнул я, потягиваясь.

За окном своей лихорадочной жизнью бурлил МКАД – как текущая во время случки сука, полз взад-вперед, скуля машинными гудками.
Зевая, я прошлепал на кухню – по своему обыкновению, прежде чем идти в ванну, я всегда выкуривал сигаретку другую, созерцая одну и ту же панораму. Однако вспомнив, что курить в ближайшие пару часов точно в мои планы не входит, я, уже собираясь развернуться, увидел на столе, в пакете Дикси, нарезанный крупными ломтями арбуз.
Пытаясь припомнить события прошедшей пьянки, я так и не понял, откуда взялась нарезанная ягода на моем столе. В середине декабря. Да мне, собственно, было и похуй, потому что сильнее, чем дознаться до этого, мне резко захотелось ссать.

Привычно скрипнула дверь, и тут...
– Это ещё что за явление? – только и вырвалось из меня.
Виляя крепкой, упругой задницей, облаченной в пошловато лиловые узорчатые трусики, ко мне спиной стояла тян. Что-то мурлыкая себе под нос, она чистила зубы, смотря в своё симпатичное отражение в зеркале. Заметив меня, незнакомка подмигнула мне и, сплюнув, мелодично поинтересовалась:
– Расческа у тебя есть?
– Расческа?! – пораженно выдал я. Мысли путались в голове от нахлынувшего потока информации.

– Ну да, расческа, – Девушка, глядя на меня глубокими голубыми глазами, тряхнула нечесаной каштановой шевелюрой, волной растекающейся по плечам. – Чтобы расчесываться, ну?

Видя мою полную несостоятельность соображать, тян сделала движения вперед-вниз по волосам, изображая расческу.
–Да не, нет у меня расчески, – непонятно от чего застыдился я. – Я так, пару раз рукой шкрябну и все, готов Орландо Блум...

– Чушок ты, а не Орландо Блум! – хитро сощурилась наглая девка. После чего, потеряв ко мне всякий интерес, вернулась к утренним процедурам, напевая себе под нос:
– Он самый счастливый из нас, избранный небесами! Он вам не старый баркас...

Мозги постепенно восстановили способность к размышлению, и тут я понял, что пора задать главный, волнующий и будоражащий мою кровь вопрос:
– Ты, блять, кто, и какого хуя забыла в моей квартире?
– Тебе на какой вопрос первым ответить?
– По порядку, – почесав затылок, протянул я.
– Я – девочка-волшебница Балтика, девятая из великих сестер-волшебниц! – Гордо подбоченилась тян.

«Значит, Балтика была все-таки «девяткой»», – мелькнуло где-то в закоулках впавшего в ступор мозга.
– Я сделаю вид, что этого не слышал, – Я махнул рукой. – Итак, ещё раз – ты кто?
– Ты совсем дурак, или прикидываешься? – На щеках девочки-волшебницы выступил румянец. – Я уже сказала тебе! Что по поводу твоего второго вопроса – неужели ты забыл события вчерашнего дня?
Я взялся за голову – всё это начинало походить на начинающуюся белую горячку.
– Как ты с горя завалился в «Дикси», и перед тобою выкупили последние банки «Балтики» два по цене одного какие-то бомжи, как ты со злобы гнался за ними по переулкам, а потом буквально выбил из них все дерьмо…
Я ошарашенно слушал, и постепенно, из-за тёмной завесы вчерашнего дня начинали проявляться образы: несданный зачёт, сияющие двери местного «Дикси», «Балтика» по акции, наглая скупка всего пива компанией бомжей со станции, окровавленная банка «Балтики» в моих руках…А затем море дурно пахнущего пива, и чей-то пронзительный, зовущий шёпот.
– Пиз-дец, – по слогам произнёс я, принявшись шарить по карманам в поисках пачки «Донского» табачечка, которая все никак не находилась.
–…Да, ты дрался за меня как настоящий лев! А потом мы пили с тобой на брудершафт, и ты клялся мне в вечной любви, – прикрыв глаза от удовольствия, смущенно закончила Балтика. – А я поклялась защищать тебя, используя твою квартиру как плацдарм для своих великих дел!

– Послушай, я был пьян, – Я всё-таки закурил, выдыхая клубы вонючего дыма. Осознавать, что все это происходит взаправду, а не во сне, было хуже любого похмелья. – И нёс всякий бред…
– Ты чё, за свой базар не вывозишь? – Милый тенорок девочки-волшебницы вдруг прорезался сиплым хрипом обитателя московской окраины, каковым я и являлся. – Слово не воробей, вылетит – нагадит похлеще коровы!

– Боже…– Сжимая виски, я боролся с вновь накатившей болью.
– Погоди, сейчас легче станет, – На мою голову легла ладошка Балтики. Что-то прошептав, она резко провела рукой над моим затылком – по голове тут же разбежался приятный холодок. Боли как не бывало.

– Нихуя себе, – потрясенно протянул я. – Ты чо, умеешь похмелье снимать? Ну прям Кашпировский, ебана!
– Ну конечно, глупенький, – Девяточка лучезарно улыбнулась. – Я и не такое умею.
– Да… – Мой взгляд упал на часы. И тут же я вскочил, как ошпаренный. – Вот дерьмо! Мне же сегодня зачет пересдавать!
Я ринулся в комнату, принявшись натягивать на себя спортивки. Покидав в спешке кое-какие тетради, я кинулся к двери.
– Я тоже пойду с тобой! – упрямо заявила Балтика, топчась передо дверью. На ней было одето дурное платье с несуразными рюшами и бантиками везде, где только можно. Длинные белые чулки с подвязками и алые туфли на здоровенных каблуках довершали картину.
– До первого поворота, до первого рынка, и мы будем тут же отпизженными, – Я приложил руку ко лбу. – Снимай это дерьмо!
– Нет! Это моя магическая форма, в ней моя сила в разы больше!
– Ладно, черт с тобой, – Я злобно отмахнулся. Времени оставалось совсем мало. – Побежали…

Одному Богу известно, как мы добрались до моего колледжа-шараги, представляющего собой обшарпанное трёхэтажное здание времен позднего совка. Поздоровавшись с уплетающим бутерброды похуистичным охранником дядей Юрой, которого даже вид Девяточки не особо удивил, мы без препятствий прошли на третий этаж.
– Так, – Я остановился перед самой дверью. – Жди тут, я разведаю обстановку.
Аккуратно заглянув внутрь, я тут же вынырнул обратно.
– Порядок, можем заходить, – я устало вздохнул, открывая девочке-волшебнице дверь. Уже представляя, как отреагируют на её экстравагантный наряд мои братья по шконке, я пытался придумать какое-нибудь оправдание, но в голову ничего путного не лезло.
А тем временем мы зашли в такой же обшарпанный, как и всё пту, кабинет с дранным линолеумом на полу, скрипучими, шатающимися партами и облупленной краской на стенах. Столпившиеся возле учительского стола ребята помогли пройти на задние парты незаметно.
– Чот ты рановато, епт, – подскочил ко мне Колян, более известный как «Вазелин», за свою отменную способность проникать куда угодно, будь то трусики соски-одногруппницы, или в доверие какого-нибудь замшелого препода. – Ебать, это кто?

– Это… – Начал было я, силясь подобрать хоть что-то внятное для описание сидящей рядом девицы. Да так и застыл, с широко открытым ртом.

– Я девочка-волшебница Балтика, девятая, самая старшая из всех сестёр, – ответила за меня Девяточка.

– Чо, в натуре «девятка»? – загоготал Вазелин. – Мне бы сейчас пару банок перед зачётом не помешало…

– Нет проблем! – Взмах волшебного жезла – и вот, на столе появилось три баночки бодрящего, радость приносящего пива.

Я потрясенно дотронулся до банки – нет, это был не мираж. Но ещё в большем культурном ахуе находился Колян. Он, не веря своим глазам, потянулся к банкам, взяв ближайшую в руку.
–Еба, холодная! – пораженно выдал он. Затем перевёл вытаращенные зенки на улыбающуюся Балтику-тян. – Ты чё, фокусница?
– Нет же, я девочка-волшебница! – звонко рассмеялась Девяточка. – Я их из ближайшего ларька наколдовала.
– Ну нихуя себе… – чеша репу, пробормотал Вазилин. – Ну, фокус это или нет – пивас на халяву не каждый день дают!
– Кошачья моча, пей до дна, – буркнул я.
– И ты тоже! – Девяточка нахмурилась, поджав губы. – Специально ведь на всех наколдовала.

– Ладно, спасибо, – Я потянулся за банкой, а девочка-волшебница прямо-таки расцвела в улыбке.

– Хорошая у тебя подружка, – Вазелин, ужав с маху пол банки, похабно улыбнулся. – А мне можно тоже с ней «подружиться»? Познакомишь?

– Я всегда открыта для новых знакомств и дружбы! – Балтика-тян снова лучезарно улыбнулась. Однако, в следующую секунду улыбки как не бывало – рот девочки-волшебницы растянулся в злом оскале. – Но, если в твоей бритой под тройку голове возникнет хоть одна похабная мысль на поползновение в мою сторону – пасть порву. Я душой и телом принадлежу вот ему, – Кивок на меня. – А потому…

– Да понял я, понял, – примирительно поднял руки не на шутку подсевший на стрём Вазелин. И было отчего. – Только чистая пацанская дружба там, тыры-пыры…

«Ну да, я бы тоже после всего увиденного от страха на сгуху присел», – подумал я.

– Слышь, а чисто по-братски, – молитвенно сложив руки, попросил Колян. – Можешь помочь зачёт сдать? Афаныч сегодня совсем ебнутый, злой, как собака, а сегодня последний срок. Чот как-то неохота перед новым годом на бутылку присаживаться. Поможешь, а?
– Аналогично, – поддержал я.

– Конечно, дурашка, – Балтика одобряюще похлопала меня по плечу. – Все будет в ажуре! Встань и сдай!

– Чем черт не шутит, – пробурчал я и, даже не подготовившись, двинулся навстречу сидящему за столом преподу.

– Ну что, гражданин-товарищ Скорянка, присаживайтесь, – Сверкнув лысиной, Афаныч ехидно улыбнулся. Он знал, нет – чуял, что я ничего не знаю. И от этого ему становилось веселее.
– Ну что, тяни билет…

«Издевательства будут долгими», – читалось в глазах этой старой замшелой черепахи.

Облившись холодным потом, я потянул билет. Всмотревшись в него, я понял, что мне пиздец.

– Какой номер?

– Билет номер… – дрожа, я нашел глазами девочку-волшебницу. Та, прикрыв глаза, сосредоточено что-то шептала. Тихий, мягкий свет ореолом окружал её голову. – Тридцать шестой…

Я сел готовиться чуть впереди Балтики-тян и Коляна Вазелина. Я даже повернуться к ним не мог – Афаныч смотрел на меня так пристально, что, казалось, сейчас проткнет.

– Опохмелус столетус! – Свистящий шепот девочки-волшебницы позади перешел в утробный рык. Явственно запахло пивом. Я не видел, что творилось сзади, но прекрасно видел, что творилось с преподавателем – Афаныч вмиг побелел, затем позеленел, а затем принялся и вовсе переливаться всеми оттенками субботнего утра после длительной пьянки, от крахмально-белого до цвета медного купороса. Он вжался в кресло, а затем вскочил, понесшись в туалет.
Я ошарашенно повернулся назад, где меня встретила хитрая ухмылка Балтики и не менее потрясенный взгляд Вазелина.
К тому времени, как Афаныч вернулся, я уже все скатал и выучил. Выглядел он неважно, помято.

– Аркадий Леонидович, я готов отвечать… – начал было я, но был прерван замшелым преподом.

– Скатал поди, фантазер. Сейчас я тебе новый… – Договорить он не смог – его скрутило ещё сильнее прежнего. Я быстро повернулся назад – глаза девочки-волшебницы горели янтарным огнём.

– Так что, Аркадий Леонидыч… – начал давить подошедший сзади Вазелин, отчего я резко подпрыгнул.

– Ладно, давайте ваши зачетки, – отмахиваясь от нас, словно от вонючих мух, пробурчал препод. Весь его боевой настрой ушел по канализационной трубе немного раньше. – И проваливайте все. Я сегодня себя неважно чувствую…

…Вдохнув полной грудью свежий, обильно сдобренный дерьмом с ближайших заводов морозный воздух, я потянулся.
– Ну ты даешь, блин, – сказал я, обращаясь к идущей рядом Девяточке. – Я с тебя все больше в осадок опадаю.
– Я не сделала ничего необычного, – Балтика-тян развела руками. – Всего лишь помогла своему любимому.
– Делай такое почаще, пожалуйста, – закуривая, ответил я. – Куришь?
– Как паровоз! – вставив в рот три сигареты разом, девочка-волшебница, прикурила все три. Я зябко поежился.

Район погружался в темноту. Уже загорались огнями панельные девятиэтажки, как нас окликнули из-за угла.

– Эу, свыш, йобана… – дальше можно было не слушать – и так был понятен этот древний клич, пронизывающий эти места десятилетиями.
– Ну все, отстрелялись, – Глядя на длинные каблуки девочки-волшебницы и мешковато сидящую на ней мою парку, я сразу понял, что бежать не получится.
– Ну что, сейчас кого-то будут бить, – скидывая куртку, я разминал запястья. – Отойди в сторонку.
– Вот ещё! Я тебя тут не брошу, – сердитой скороговоркой отбила Девяточка. – Сейчас я им наколдую!

А тем временем, толпа плотно сбитых приматов приближалась. Впереди всех нёсся отморозок по кличке Ксёндз с Булатниковского проезда. Тяжело дыша, они окружили нас. С вечно оттопыренной губы Ксёндза капала слюна, во взгляде горела животная ненависть. Оно и понятно – я завернул немного не туда, вступив в их охотничьи угодья. И сейчас за это буду получать пизды.
– Вот её не трогайте, настоящие мужики девочек не бьют! – Закинул я самую жёсткую приманку. И проканало – среди братвы прошелестело, как заученные мантры: «Не служил – не мужик, не сидел – не пацан», «Дети – святое», «Мать не трогай!», «Девочек не бьют»…
– Отойди в сторону, тупая девка, блин, – пророкотал Ксёндз, надвигаясь на нас.
Но Балтика-тян никого уже не слышала. В её поднятой руке сиял волшебный жезл, на который уставилась толпа. А Девяточка, тем временем, нараспев читала какое-то заклятье, от которого по банкам Балтики, лежащих у меня в рюкзаке, пробежала дрожь. А братва все так же, не отрываясь, смотрела на мерцающий янтарный, с белой пенкой огонь на вершине жезла.
И я смотрел. Пока кто-то не рявкнул мне в самое ухо: «Глаза отведи, мудило! В овоща превратишься!»

Я послушно закрыл глаза, а надо мной неслось на всю округу: «Пивнобрюхус отрасталос!»
Открыв глаза через мгновенье, вместо крепко склоченной братвы стояла, а вернее лежала, прибитая к земле в секунду отросшими пивными животами кучка инвалидов. Кто-то, корчась в агонии, растирал в кровавые полосы живот, пытаясь перенести адскую боль от атрофированных Балтикой почек. Кто-то выл в приступе белой горячки, кто-то безудержно блевал. И над всем этим, в позе победившего, возвышалась Балтика-тян.
– Ты что сотворила?! – округляя от ужаса глаза, заорал я. – Это, блять, что такое было?!
– Я разнесла из здоровье намного быстрее, – Как-то по-садистки ухмыльнулась Девяточка. – А попросту ускорила естественный процесс. Результаты на лицо!
– Это слишком жестко… – как-то вымученно выдал я, глядя на скорчившиеся в агонии лица братвы. – По беспределу. Даже к ним.
– Они хотели тебе пару минут назад переломать все кости, и теперь ты говоришь «жестко»? – Девочка-волшебница вопросительно подняла бровь.
– Пизды получить ещё куда не шло…
– Не понимаю тебя.
«Пиздец, сейчас бы семь жмуриков прямо посреди района», – если бы не было холодно, я уже давно сгрыз себе все руки, до локтя. Очко сжалось до размера угольного ушка стоило только задуматься о последствиях.
– Просто сделай их нормальными. Пожалуйста, – очень настойчиво попросил я.
С недовольным видом, она вновь махнула жезлом, что-то гортанно прокричав. Стон калек утих, и вот уже пришедшая в себя братва ощупывает и осматривает себя. Я облегченно вздохнул, а братва, косясь и пятясь, потихоньку отходила к подворотням, боязно смотря на Балтику. Не боязно смотрел стоящий чуть позади Колян Вазелин.
– Ты тут чего делаешь? – спросил я.
– Да я за вами от самой шараги бегу, а вы как кенийцы от меня топите, – всё ещё отходя от увиденного, Колян тяжело дышал после долгой пробежки. – Ну вы хуйню творите, ребят. Это ж совсем пиздец! Я все видел.
– Да-да, –я устало отмахнулся. – И за этим ты бежал за нами три дня, чтобы сказать это?
– Да нет же. Я тут за тем, чтобы вас на обмыв зачета позвать, – утерев рот, Колян выдохнул облако морозного пара. – Вы же, по сути, всю ситуацию с Афанычем сделали. Вот пацаны и решили вам проставиться. Идём, а?
Я выжидающе посмотрел на девочку-волшебницу – после увиденного дерьма я почувствовал острую необходимость нажраться. Да ещё и нахаляву.
–Я – за любой движ, кроме голодовки! – воодушевленно пропела Девяточка. – Веди!

– Много не пить, понятно?
Мы застыли перед обитой дерматином дверью на седьмом этаже. Там, в квартире, глухо ухала музыка, пьяно орали на все лады.
– Это ещё почему? – обиженно протянула девочка-волшебница.
– Потому, что здесь не бутылки принимают, – я вздохнул, понимая, что в этот вечер мне придётся пить совсем мало, приглядывая за Балтикой. – Здесь людей ебут. И очень даже неплохо, особенно – по пьяни.
– А почему бы и нет? – Заносчиво задрав нос, Девяточка скрестила руки на груди. – Ишь, собственник нашёлся! Я свободная и независимая, как Соединенные Штаты.
Ещё пару секунд она сверлила меня высокомерным взглядом, а потом мелодично засмеялась.
– Да расслабься ты, – Шутливо ткнув меня в плечо, девочка-волшебница заговорщицки улыбнулась. – Будь спок. Хотя… – Она с задумчивым видом приложила палец к губам. А затем хитро улыбнулась мне одними губами. – В каждой шутке есть доля правды.
– Так, ну если вы закончили свой базар-вокзал, можем, таки, заходить, – кривляясь, Вазелин низко склонил голову, и жеманно простёр руку, отворив дверь.
В нос ударила стойкая мешанина из перегара, табачного дыма и пота.
– Явление Христа народу! – зычно проорал вглубь квартиры Колян, и сейчас же, из всех дыр-закоулков, повалил народ. Одно мгновенье – и в без того тесной прихожей стало негде яблоку упасть.
– Вот как благодарный народ встречает своих героев, ебана! – Залихватски тряхнул стриженной головой Вазелин.
– Ты что им такого наплел, придурок?! – схватив бирюлевского дона Жуана за плечо, злобно зашипел я. Девяточку, тем временем, обступили со всех сторон, и из-за плотно сомкнутых спин я слышал только её звонкий смех.
– Не садись на стрём, кореш! Я все сказал так, как и было – она спасла наши тщедушные задницы от Афаныча. Разве не так? – Колян ощерил пасть, полную крупных, пожелтевших от курева зубов. – Да ты успокойся, ептыть! Сейчас штрафные пить будешь, герой, блять, Плевны.
Толпа пьяных, прокуренных тел плавно сместилась в большую гостиную. Кумар стоял коромыслом, весь стол был заставлен алкоголем из ближайшей «Пятёрочки», рассыпанной закусью. Пол покрывал плотный слой шелухи и окурков, по углам валялись использованные презервативы. Гулко ухал речетатив Лица и Фараоха, заставляя побелку сыпаться с потолка. В центре компании, закинув нога на ногу, заливалась смехом Девяточка. Церберами сидящие по бокам пацаны, буквально сжирали взглядом тонкие ноги и налитые ляжки девочки-волшебницы, обтянутые белыми чулками, её изящную фигуру и грудь, моментально позабыв про своих размалеванных пассий в лосинах. Не менее ожесточенно они лили водку, смешанную с Джин тоником, в стакан Балтики, едва не переливая через край.
Глядя на похотливый блеск в глазах здорового детины Ерохина, из последних сил сдерживающего свои руки, я прекрасно понял, куда все клонится. Выпитый алкоголь уже здорово дал мне по голове, но неожиданно возникшему чувству ревности на это было похуй.
«Вот же ж…я её только день знаю», – мысли медленно вращались в голове. – «Может, все это ложь-пиздеж. Но…судя по всему, я уже наебан».
Уже собираясь вклиниться в толпу, я вдруг поймал взгляд девочки-волшебницы. После трёх опрокинутых здоровых стаканов, она, пошатываясь и пьяно хохоча, вдруг неожиданно прямо и твёрдо посмотрела на меня. А засевшая в уголках губ коварная улыбка заставила мой рот открыться от великого ахуя – она была абсолютно трезвой. Как стеклышко.
«Все под контролем, так что не обламывай мне шутки», – читалось в её вспыхнувших янтарным огнём глазах.
Я, разведя руками, присел на скрипучую тахту. А тем временем напротив творилось немыслимое.
– У тебя та-а-акие…соски возбуждающие… – Пьяно растягивая слова, Девяточка неверными движениями тыкала в накаченную грудину нависшего над ней Ерохина.
– Гыг, у тебя тоже ничего… – Жилистая лапа детины, в свою очередь тянулась к груди девочки-волшебницы, но своей цели все никак не достигала.
– Давай…это…За соски…возбуждающие, – Личико Балтики растянулось в похотливо-пьяной улыбке. Она подняла налитый до краев стакан, а затем под одобряющие смешки опрокинула его в себя. Залпом.
Пьяно мотнув головой, её примеру последовал и Ерохин. Но пил он постепенно, не полностью, косясь на девочку-волшебницу недоверчиво, с нетерпением.
– До конца, до конца! – Переходя уже на совсем нечленораздельную речь, кричала раскрасневшаяся Балтика. И Ерохин пил, ожидая легкой поживы. После двух бутылок водки, распитых на двоих, он всё ещё держался на ногах.
– Мне…я пойду воздуха глотну… – махнув рукой, Девяточка встала и, цепляясь за косяки, потащилась на кухню. За ней, пьяно шатаясь, вскочил Ерохин, видимо решивший, что уже пора.
Через несколько минут, в комнату бодрой походкой вошла девочка-волшебница. Одна.
– А где пассажир?
– Спит, – плюхнулась рядом Балтика.
– И что это было?
– Ну, мне просто захотелось пошутить, – беззаботно сказала Девяточка. – А ты что, ревнуешь? Видел бы ты своё лицо!
Я глухо проворчал что-то невнятное, не ответив.
– И это хорошо, что ревнуешь, – Её рука легла на мою. – Я ведь именно из-за этого тебе заранее не сказала, что я к алкоголю невосприимчива. Хотела проверить, что ты ко мне чувствуешь…
Я удивленно посмотрел на Девяточку. Она сидела, поджав колени, и смотрела куда-то вбок.
– Ведь одно дело по пьяни в любви признаться, а другое…
– Послушай, – Развернув её к себе, я поймал её взгляд. – Ты мне, блин, как снег на голову свалилась. Я до сих пор вчерашний вечер не до конца помню, но… Давай это, потихоньку, хорошо? Столько хуйни за один день у меня ещё никогда в жизни не случалось, а ведь день ещё не закончился! Я не могу сказать прямо сейчас, правда ли я к тебе что-то испытываю, или это всё фуфло. А обманывать я тебя не хочу. Но одно я могу сказать точно…
В широко раскрытых глазах Балтики-тян застыло ожидание.
– С тобой нереально классно и весело. И это без говна.
В следующую секунду, я оказался сжат в её порывистых объятьях. А через мгновенье, она уже стояла на ногах посреди прокуренной и пропитой хаты.
– А чего так чало? Приуныли?
– А схуяли радоваться? – пуская в потолок клубы вонючего дыма, ответил Вазелин. – Вы весь алкоголь с Ерохой ужрали. А денег нихуя нет, да и алкашку нам вряд ли продадут.
Все согласно закивали.
– Вы что, забыли, кто я такая? – уперев руки в бока, осадила пьяную братию девочка-волшебница. – Сёма!
– Чего тебе?
– Тащи оставшиеся банки с пивом, в твоём рюкзаке! Сколько их?
– Пять, – Выставленные на стол банки тут же стали центром внимания.
– Этого только на одного хватит, на двоих с натягом, – скептически просипел рябой парень в стиранном-перестиранном костюме адидас. – А нас тут больше десятка…
Раздавшиеся вслед за этим возражения, Балтика прервала плавным движением руки.
– Придите ко мне… – В её раскрытой руке вначале слабо, затем все сильнее разгоралось янтарное пламя. Глаза Девяточки были прикрыты. – Труждающиеся и обремененные…
Свет от огня уже начинал слепить, и все поневоле отводили глаза. А тем временем, девочка-волшебница, величественно подняв над банками руку, продолжила:
– И я напою вас!
Вспышка света на короткое время ослепила собравшихся, но через мгновенье, когда все разошлись, раздалось короткое и радостное:
– Пыво!
И действительно: весь стол, пол, диван и вообще вся комната были завалены «Девяткой». Даже сервант, сплошь заставленный муляжами дорогого коньяка и шампанского, трещал под тяжестью не пойми откуда взявшегося алкоголя. Секунда – и окружающее пространство потонуло в радостном рёве, а посреди этого сабантуя, стояла, расплываясь в довольной улыбке филантропа-миллионера, Балтика-тян, девятая и самая старшая из своих сестёр-волшебниц.
–После сегодняшнего, я думал, что меня уже ничем не удивишь…
– Бу, я ничего такого не сделала, дурашка, – Девяточка по-детски обезоруживающе улыбнулась мне. – Просто дала им то, что они хотели.
– А вот администраторы ближайших «Пятёрочек» и «Дикси» точно рады не будут, – проворчал я.
– Г’рабь наг’рабленное, – устремив взгляд вперёд, словно видя там светлое будущее, на манер пролетарского вождя картавила Девяточка. – Бур’жуев не г’рех, а р’абочему пр’олетариату пр’иятно.
– Выискалась мать Тереза, блин.
– Да ладно, весело же! Вот возьми, – В мои ладони легла банка пива. Вздохнув, я щёлкнул колечком. Нет, не анальным – им я ещё успею пощёлкать в дальнейшем. Но тогда я об этом не знал, и жизнь была хороша… пока в нос мне не шибанул острый запах чистейшего спирта. И ещё чего-то неуловимо тошнотворного, до боли знакомого.
«Балтика» из банки так пахнуть точно не могла…
– Что за хуйня?! – Удивленные возгласы раздавались то тут, то там – из полопавшихся банок со свистом полились потоки провонявшего спиртом дурного пива, один запах которого вызывал тошноту.
Так мог пахнуть только ёрш. То есть, только одно пиво…
Тугая струя, бившая из моей банки, наконец, закончилась, пенясь на заплеванном ковре.
– Пожаловала, – с боевым задором, цыкнула стоящая рядом Девяточка.
А в следующую секунду, посреди хаты всё запенилось, заклубилось, засвистело, заорало. Оставшиеся банки полопались, разливая вокруг потоки пива. А в центре, в клубящейся вонючей пене, возник силуэт. С каждой секундой, он становился все более определенным, обретая формы и размеры. Вот, уже наметилась огромная пивная грудь, которой можно было задавить пару гопников, точеная, как горлышко бутылки, талия, развевающиеся алые волосы…
– Ковер своей пеной заляпала, сучка! – Стоявшего рядом Вазелина перекосило от злобы. Толпа же была нема.
Наконец, последние ошмётки пивной пены осели у ног незваной гостьи, и она, тряхнув роскошной шевелюрой, высокомерно-презрительно смерила собравшихся глазами цвета бутылочного стекла.
– Вечер в хату, часик в радость, пиво в сладость, – с наглой улыбкой просипела незнакомка, смачно сплюнув. Затем, неожиданно мелодичным девичьим голоском, поинтересовалась. – Как проходит вечер?
– До тебя все пиздато было, – раздалось среди бирюлевской братии.
– А потом?
– А потом заявилась ты, – Леденяще-свистящем хрипом вырвалось из ощетинившейся Девяточки. Я изумленно покосился на неё. Волосы колыхались, хотя в хате никакого сквозняка не наблюдалось, в завсегда горящих озорным огоньком глазах полыхало пламя стеклоплавильного завода. А от неё самой веяло такой злобной мощью, что коленки поневоле сводились от ужаса.
– Какая встреча, – деланно удивленно протянула аловолосая незнакомка. – Балтика собственной персоной.
– Охотка-чан.
– Да что за ужас тут творится?! – От ахуя накалившейся ситуации, заорал я.
– Ты вступила на чужую территорию, дрянь, и тебе это даром не пройдет, – В ловких руках незнакомой девочки-волшебницы – а что это, блять, девочка-волшебница, я уже совсем не сомневался – возникла бутылка «Охоты крепкой». – Чертаново Южное пьёт…
Я не успел и охнуть, как Охотка-чан молча кинулась на словно вросшую в землю Девяточку. Звякнуло стекло – кто-то из сидящих на диване шаболд тоненько вскрикнул.
– …«Охоту крепкую!»
Обезображенное гневом и боевым оскалом лицо Девяточки находилось в каких-нибудь паре десятков сантиметров от лица Охотки. Ещё ближе находилась «розочка», едва не касаясь нежной кожи на личике пивной жрицы. В таком же положении находилась и Балтика, сдерживая дрожащей от напряжения рукой сжимающую «розочку» ладонь Охотки. Все произошло настолько быстро, что никто толком не успел ничего понять.
Зато понял Вазелин.
– Получай, проблядь! – Успев схватить со стола початую бутылку, он, уже собираясь обрушить её на голову Охотки-чан, подскользнулся. Увидев опасность с тыла, Охотка-чан с ловкостью куницы отскочила в другой конец комнаты.
– Мешаете, – Её злобный, глубинный шепот пробежал по хате. В следующую секунду не пойми откуда взявшиеся потоки темного, вонючего пива хлынули на пацанов, быстро унося их за пределы хаты, вниз по подъездной лестнице. Меня, скрюченного от дурного запаха, спасло только то, что я успел зацепиться за диван.
А тем временем, события продолжали развиваться с угрожающей скоростью: девочки-волшебницы, стоя друг напротив друга, тяжело дышали. Порванная форма клочьями свисала с их тел, синяки и побои покрывали все тело. Но глаза по-прежнему горели злобным огнём.
– А ты не то, что твоя сестренка Семёрка – покрепче будешь, – утирая разбитую в кровь губу, хмыкнула Охотка. – Да и оборотов больше.
Девяточка ответила угрюмым взглядом исподлобья.
– Однако, надо кончать с этим, – Взгляд Охотки блеснул, как золотой самородок на дне засыпанного дерьмом каньона. Мои ноги превратились в вату, шатаясь, я еле удерживал себя в вертикальном положении – какая-то сонная одурь вмиг навалилась на меня. Я чувствовал себя мертвецки пьяным, и мне хватало сил лишь на то, чтобы стоять и смотреть на творящее передо мной.
В руках пивной жрицы появилась бутылка «Охоты». Этикетка на бутылке была стертой, сама бутылка покрыта каким-то мхом, порослью, плотно закупоренная крышка позеленела от времени.
– Ктулху фхтанг Р'лайх! – громовым голосом продекламировала Охотка-чан, резво откупорив странную бутылку.
Я, покачнувшись, упал – на комнату нахлынул такой смрад, по сравнению с котором пивной «аромат» Охотки казался французскими духами. А из горлышка бутылки, ползли отвратительные, покрытые струпьями-присосками щупальца цвета болотной тины, и на всю хату неслось тёмное наречье, какой-то неясный свистящий шёпот на непонятном языке.
Огромные, исполинские щупальца, вылезшие из маленького горлышка бутылки, неуверенно покачивались в воздухе, как нос берущей след собаки.
– Сгинь-пропади! – воспользовавшись замешкой, с кончика волшебного жезла Балтики-тян сорвался искрящийся шар. Влетев в извивающуюся миногу, он рассыпался на тысячи мерцающих огней. Последовавший вслед за этим утробный вой ползучей тьмы был страшен, в воздухе завоняло килькой в томатном соусе.
В слепой ярости, шупальца принялись молотить по паркетному полу, а затем резко устремились вперёд, на Девяточку. Миг – и уже руки-ноги девочки-волшебницы надёжно зафиксированы стальным хватом миноги.
– Пусти, тварь! – Тщетно пыталась вырваться Девяточка, но куда там – ползучая тьма из бутылки держала крепко. Волшебный жезл, мерцая, валялся в стороне.
– Молодец, Закуска! – В экстазе победы завопила Охотка-чан. – Теперь можешь с ней немного…поразвлечься.
Похотливая улыбка растянулась на лице Охотки во всю ширь, и словно послужив сигналом, одна из щупалец проворно потянулась к ногам Балтики, а затем выше, по бедру.
– Сволочь, паскуда, не смей! – В отчаянии, граничащем с бесконтрольной паникой, кричала Девяточка. Смертельный ужас отразился на её лице, когда щупальца принялись раздвигать её ноги. – Не сме…
Одна из щупалец, обвив тонкую лебединую шею девочки-волшебницы, закрыла ей рот, превратив её крики в невнятное мычание. А между тем, минога и не думала останавливаться, принявшись стаскивать с Девяточки юбку, обнажив светло-голубые трусики.
Всё это время я, застыв в оцепенении, смотрел на это. Сквозь хмельную дрёму, в которую погрузился мой мозг, до меня, наконец, начало доходить, что происходит.
«Надо…жезл…да», – неимоверной силой воли я заставил себя ползти на четвереньках туда, где валялся магический жезл. Периодически я утыкался носом в пол, но неизменно продолжал свой путь. Мычание Балтики превратилось в сладострастный стон. Понимая, что ещё совсем чуть-чуть, и пиздец наступит в полной мере, я цапнул жезл.
Одури как не бывало, и я смог резво вскочить на ноги. Из-за слепящего света слезились глаза, и я, крепко зажмурившись, направил жезл в сторону предполагаемого врага.
Раздавшийся стук в дверь заставил остановиться, кажется, даже ползучего гада, потому что в абсолютной тишине на пороге комнаты появился полицейский, а за ним ещё два ппс-ника.
– Старшина Безобразов, документы предъявляем, молодые лю… – Скользнув по комнате взглядом, он осекся. Целый спектр эмоций, пробежавший на его лице смог выразить стоящий сзади ппс-ник с длинным лицом и большим мясистым носом:
– Ёб вашу мать…