Сложный выбор
На месте носа и рта, щек, подбородка и всего, что должно быть внизу, у него была зияющая рана, ярко-красная, хлюпающая остатками кожи и сухожилий. Она напоминала широко открытый рот, как в фильмах ужасов, когда что-то, что притворялось до этого момента человеком, нападает на тебя чтобы сожрать. Он, в отличие от этих монстров, не двигался, просто смотрел. Глаза - единственное, что осталось на его лице в сохранности, и их выражение Дэвид никак не мог распознать. Он пытался найти в этом взгляде злость или страх, но не мог понять, что говорят ему эти глаза.
Дэвид проснулся в холодном поту.
Мэнди уже не было в постели: поскольку у Дэвида был выходной, его жена решила сама отвезти дочь в школу перед работой. Обычно Дэвид был ей за это благодарен, но сегодня он предпочел бы проснуться в несусветную рань и, протирая глаза, готовить сендвичи для их маленькой дочурки Эми. Тогда он, возможно, и не вспомнил бы ничего из того, что снилось. Когда тебя будят, сон улетает как испуганная птица.
Но теперь, в сумраке спальни, где единственным светом была всего пара пробивающихся из-под плотных штор солнечных лучей, Дэвид холодел от страха, вспоминая все подробности ужасающего сна. Это месиво вместо нижней части лица. Эти глаза, напугавшие куда сильнее, чем все остальное. Взгляд, который он так и не мог распознать.
Дэвид провел ладонью по лбу и обнаружил что весь вспотел. Медленно, но не лениво, а испуганно, он вылез из постели и прошмыгнул в ванную.
Это был всего лишь сон. Призраков не существует, и у него просто переутомление. Никто не следит за ним, прячась за шторкой, и не хочет отрубить ему голову. Это все нереально. Просто сон. Глупость, которая рассеется, стоит ему окончательно проснуться.
Наконец, умывшись и тщательно почистив зубы, Дэвид успокоился. Ему тридцать семь лет, стыдно бояться какого-то сна. Он кинул взгляд на телефон и внутренне застонал - время приближалось к двенадцати, через пару часов Эми должна была вернуться домой, а он так и не съездил за продуктами. Не говоря уже о том, что дома нечем было кормить ребенка - Дэвид сам доел шикарный ужин, приготовленный вчера Мэнди по случаю их годовщины. Проголодался в ночи, поднялся из супружеской постели, и все сожрал, чуть ли не постанывая от удовольствия - его жена восхитительно готовила, пускай и делала это редко. Так что надо было брать себя в руки и ехать в ближайший супермаркет за всем, что закончилось у них на этой неделе.
Их сосед, старый Берк вышагивал по улице свою ежедневную норму. После неудачного падения с лестницы его нога долгое время была в гипсе, и как только его сняли, старик вырвался на улицу. Домой его было, судя по всему, не затащить, и вот теперь он стоял на пешеходной дорожке и махал соседу, подняв вверх руку с клюшкой.
- Какое уж утро, обед скоро, - захихикал старик. - Хорошая ночь?
- Скорее хороший вечер. У нас с Мэнди вчера была годовщина.
- Тогда мои поздравления! У тебя прекрасная женщина, Дейв. Будь я помоложе, уж я бы за ней приударил… да, приударил бы…
И Берк пошлепал дальше по дорожке. Дэвид посмотрел ему вслед, подавив обычное чувство неприязни, забрался в машину и выехал на дорогу. Их район был благополучным: красивые домики, аккуратные газоны, кое-где росли плодовые деревья, в том числе и на заднем дворе Дэвида. Американская мечта. Но иногда ему казалось, что они застряли или в прошлом, или среди странных существ, притворяющихся людьми. Они говорили вслух то, что нельзя было, и шутили оскорбительные шутки с видом, будто так и надо. Как будто они все находятся в тайном клубе, где разрешается кого-то ненавидеть и это даже будет казаться забавным.
Из размышлений его вырвало резко, но он даже не сразу понял, почему. Ему показалось, что… Дэвид притормозил и оглянулся. Никаких открытых ртов. Никаких ран, похожих на открытые рты. По улице шли обычные люди, занятые своими обычными делами. Кошмар все еще преследовал его, и Дэвиду пришлось встряхнуться. Какая глупость. Это просто работа уставшего мозга и ничего больше.
Но когда он припарковался у супермаркета, фигура была видна достаточно четко. Она стояла на самом краю парковки, именно такая, какой Дэвид ее запомнил. Веселенький солнечный свет заливал открытую рану, заставляя льющуюся кровь блестеть. Дэвид подавил рвоту и зажмурился изо всех сил, и когда он открыл глаза, фигуры уже не было видно.
Возможно, ему следует сходить к психотерапевту. Это было уже ненормально, не просто последствия сна. Ведь не может это быть призрак, верно? Призраков просто не существует в природе, да и верить в них уже само по себе должно быть поводом сходить к специалисту.
Вдруг в окно его машины постучали.
- С вами все в порядке? - красивая молодая женщина с собранными в неряшливый хвост светлыми волосами смотрела на него обеспокоенно. Дэвид выдавил из себя неловкую улыбку.
- Просто приступ зубной боли. Все в порядке.
Женщина замерла будто хотела сказать еще что-то, но потом кивнула и ушла по своим делам. Дэвид проводил ее взглядом и вышел из машины только когда она зашла за угол. Не хотелось, чтобы за ним следили, ему было достаточно и этого призрака (который разумеется призраком не являлся). В любом случае, это были просто последствия сна, и он был уверен что скоро все прекратится.
На входе в магазин не произошло ничего странного. Люди сновали туда-сюда с огромными пакетами, разговаривая по телефону и таща за собой тележки, подвозя пакеты к машинам и в отдельных случаях помогая друг другу. Дэвид взял в руки корзину и зашел в супермаркет. Лампы трещали где-то высоко над ним, все тело объяла привычная прохлада витрин-холодильников, и он окончательно успокоился. Набрал необходимый минимум продуктов и позвонил Мэнди, чтобы спросить, не нужно ли им сегодня что-нибудь особенное.
Должно быть, он перестарался с намекающим голосом, потому что Мэнди совсем по-девичьи захихикала в трубку и запретила ему мешать ей работать. В приподнятом настроении Дэвид кинул в корзинку клубничный торт - Мэнди его просто обожала. Следом отправились любимые заварные пирожные Эми. Он дошел до кассы, насвистывая и совсем забыв о странных происшествиях, расплатился кредитной карточкой и легкой пружинистой походкой отправился к машине.
Парень в оранжевой рабочей куртке стоял, опершись на его капот. Дэвид окликнул его, чувствуя, как сердце замирает и превращается в глыбу. Все выглядело обычно: короткий ершик волос, переходящий в бледную веснушчатую шею. Тщедушная фигура тонет в огромной куртке не по размеру, рукава закатаны чтобы не мешали работать. Дэвид смеялся и называл его модником, но Питер не обижался, только отмахивался с доброй улыбкой. Он был хорошим малым, этот Питер, участливым и трудолюбивым. Дэвид был уверен, что вскоре он получит повышение и впоследствии добьется куда большего, чем он сам.
Дэвид не кричит “эй!”, намекая, что на чужие машины нельзя облокачиваться. Это “эй” намертво застревает в его пересохшем горле, не дает ни вдохнуть, ни выдохнуть. Дэвид хрипит заклинившим голосом “Питер”, и фигура поворачивается.
Шея без горла. Лицо с одними глазами. Зияющая рана, яркая, чавкающая, на месте нижней части лица.
- Я не виноват, это несчастный случай, - жалобно всхлипывает Дэвид. Пакеты с продуктами упали и развалились у его ног. - Что я должен был делать, Питер? Что я должен был делать?
Это действительно был несчастный случай. Питер подошел слишком близко, наклонился там, где этого нельзя было делать. Всю его челюсть вместе с горлом просто стесало автоматическим ковшом. Он даже не понял, что произошло, просто агония пронеслась по всему его существу. У него больше не было связок, чтобы кричать. Не было горла и рта. Только эти глаза, в которых застряло неясное выражение.
Дэвид долго не думал. Он схватил топор, валявшийся у них под ногами, и ударил по остатку шеи.
Тело рухнуло, и голова покатилась вниз.
Тело рухнуло, и голова покатилась прямо к ногам Дэвида.
Что он должен был делать? Молодой улыбчивый парень с большими планами на будущее в одно мгновение оказался инвалидом. Он и не выжил бы - умер, задыхаясь разорванным горлом, без возможности закричать или сказать что-нибудь напоследок. Это не было актом жестокости, когда Дэвид обрушил топор на то, что осталось от шеи Питера. Это было актом милосердия.
Так он успокаивал себя много дней после. Это был акт милосердия. Он не хотел убивать парнишку, он просто хотел, чтобы тот не мучился долго.
Конечно, потом было разбирательство, и все единогласно признали смерть Питера несчастным случаем. Дэвид говорил себе то же самое, он не считал себя убийцей, и все же это выражение глаз... За секунду перед тем, как топор перерубил позвоночник.
- Нет! - крикнул он, закрывая глаза, раздирая ногтями свое лицо, чтобы больше не видеть, чтобы больше не думать. - Нет, Питер, я не хотел! Питер!
Мэнди сорвалась с работы сразу как положила трубку, никому ничего не объясняя. В голове билась только одна мысль “этого не может быть, они где-то ошиблись, это не мог быть он”. Всего двадцать минут назад они мило болтали по телефону, и Дэвид, ее Дэвид звучал абсолютно нормально. Они заигрывали друг с другом как делают все женатые пары после удачной годовщины, и Мэнди думала что вечер пройдет так же игриво и закончится в их теплой постели. Она даже представить не могла, что меньше чем через час ей придется ехать через весь город в морг на опознание.
Слезы брызнули из глаз, хотя это было не худшее и не лучшее время для этого. Мэнди думала о том, что это не может быть Дэвид, и вместе с тем о том, что она скажет их маленькой дочери, когда заберет ее из школы. Мир разваливался на куски, а она не могла сделать ничего, чтобы это исправить.
Она доехала до морга, аккуратно припарковалась и очень медленно, неторопливо вышла из машины. Так же медленно, чеканя шаг, вошла в здание, спустилась по просьбе сотрудников полиции вниз, и размеренно выдохнула, прежде чем ткань приподняли. На нее смотрело изодранное лицо, в котором она не могла узнать своего мужа. Да, волосы были похожи, но ни одной черты лица она не смогла узнать. Выдавленные глаза и кровавые слезы, спускающиеся по глубоким бороздам от ногтей, не вызвали у нее страха. Это был не он.
- Это не… - начала она и задохнулась своими словами. В месте, которое не было задето ногтями, в ее любимом месте на всем лице Дэвида, виднелись две крошечные точки, соединенные едва заметной линией. “Это линия любви, - говорила она тихо, проводя пальцами по его прекрасному лицу. - Левая родинка - ты, а правая - я.”