Литература
Хорошо ловится рыбка-бананка, Джером Дэвид Сэлинджер
Кто это - все? Тут только ты и я.
Когда я прочитал этот рассказ, я понял, точнее, почувствовал, что должен написать о нём статью. Сначала я думал, что напишу её позднее, в начале сессии, для зачета по философии: наш преподаватель для выполнения условий на получение «автомата» попросил нас выполнить творческую работу, будь то текст, подкаст или рисунок, на любую философскую тему, обязательно излагая какую-нибудь концепцию. Но я передумал. И теперь пишу это здесь.
Сэлинджера можно сравнить с таким мастером русской литературы, как Зощенко. Оба они буквально страдали над своими текстами, постоянно их правя и впоследствии безустанно редактируя. Известно, что как Сэлинджер, так и Зощенко могли писать один рассказ один или два года. В конце своей жизни Зощенко переписал почти все свои произведения: после его смерти редакторы отказались от публикации этих обновленных версий - они все, за небольшим исключением, были уже не смешными рассказами о глупости мещанства, а набором авторских размышлений о смерти. Набором размышлений словами разных людей в разных жизненных обстоятельствах - то есть практически лишенных сюжета композиций-миниатюр, в которых автор всяческим образом толкал читателя к мысли о неминуемой гибели как первого, так и последнего. Так от богатства его произведений осталась бы лишь одна мысль о всепоглощающей смерти, поэтому публикаций этих редакций очень мало, если они вообще существуют.
Отношение Зощенко к своим произведениям было обусловлено, скорее, последствием очень долгой рефлексии и лечением собственных психозов, о чём он писал в одной из своих самых известных книг «Перед восходом солнца». Проработав свои травмы, Зощенко, по своим словам, «возненавидел слабое отражение себя», и эти чувства привели его к желанию перейти от перестройки внутренней стороны себя к перестройке внешней, доступной всем. Зощенко стремился создать себе образ человека освободившегося от болезни, всегда здорового. Так, результатом действий Зощенко стало обескровливание почти всех его произведений: они лишились конфликта, рефлексии, сатиры и стали попросту простыми и скучными. И как я писал выше, их почти не публикуют.
Сэлинджер же, в отличие от Зощенко, не переписывал свои работы, по крайней мере, нам пока это неизвестно. Его рефлексия отразилась на его творчестве немного иначе. После публикации своего знаменитого романа «Над пропастью во ржи» он перестал публиковаться где бы то ни было и появляться на публике вплоть до своей смерти в 2010 году. Если в случае с Зощенко мы имеем большое количество литературоведческих материалов, созданных ещё при его жизни или при участии его современников, множество писем и воспоминаний, так или иначе сообщающих нам о духовной работе автора, то о Сэлинджере мы не знаем почти ничего. Мы знаем о нём лишь то, что он позволил нам о нём знать, а это очень немного и в основном имеет художественную форму: стихи, рассказы и один роман. Если Зощенко начал писать довольно рано и начал перестройку собственного образа уже ближе к концу своей писательской карьеры, то Сэлинджер начал её, сразу же формируя свой образ в соответствии с неким своим планом, чётко связывая свой авторский образ со своими произведениями. Что этот план в себя включал, нам остаётся лишь догадываться. Но его наличие бесспорно, и доказывается очень строгой и жёсткой выборкой произведений для публикации. Только к 2026 году его родственники и потомки готовятся закончить разбор всех его рукописей, а это уже само по себе может свидетельствовать или о лени и нежелании семьи копаться в бумагах известного предка, или о гигантских размерах писательского наследия.
Одной из наиболее важных черт нашего времени является своеобразная расфокусированность, дисперсия нашего внимания. Из-за широкого распространения интернета и других средств быстрой связи с внешним миром люди сейчас буквально помешаны на новостях и информации. Обратно пропорционально количеству потребляемой информации люди возросла чувствительность к ней. Иными словами, информация стала постоянным фоном, редко замечаемым, но всегда присутствующим.
Причина этого, по моему мнению, очень проста. Мне кажется, что людям стало страшно быть наедине с собой. Музыка в торговых центрах, инстаграм и ютуб, короткие ролики и бесконечные ленты, упадок чтения - все это звенья одного процесса дисперсии внимания и информации. Чем шире внимание, тем больше информации можно потребить. Однако, как гласит пословица, «у двух кормчих корабль тонет»: информация осмысляется поверхностно, отсутствует рефлексия, происходит именно её «потребление», в плохом смысле этого слова. Возможно, люди просто боятся быть искренними с самими собой, предпочитая вместо честного внутреннего разговора постоянное состояние отвлечения, расфокуса, «догматического сна», когда всё идёт, как должно идти, ведь так было вчера, а, следовательно, так должно быть и завтра.
Эдвард Хоппер, «Вечерний кинотеатр в Нью-Йорке»
В рассказе Сэлинджера речь идёт о паре молодых людей, находящихся на отдыхе во Флориде. Девушка - дочь довольно истеричных родителей, эгоистична и думает только о себе. Её молодой человек - ветеран войны, судя по всему, Второй Мировой. Его поведение, по мнению родителей девушки, нестабильно и опасно: он регулярно разговаривает и играется с чужими детьми, постоянно хочет убежать или разрушить что-то, что было кем-то сделано заранее. Исходя из слов родителей, через разговор которых с девушкой читатель и ведётся бОльшая часть фабулы рассказа, парень очень сильно изменился после войны.
Изменения внутри себя и переоценка всего того, что есть вокруг, тяжелая концовка, глубокий психологизм, поэтика недосказанности - вот из чего состоит казалось бы короткий рассказ, преимущественно состоящий из разговора не главного героя, но посторонних ему людей. И это мастерски написанный рассказ опытного и сформировавшегося автора. Я понял, что хочу написать об этом рассказе статью тогда, когда почувствовал его мощную силу своеобразного отрезвления от жизненного равнодушия, иначе - стагнации. Ведь правы были древние, когда писали, что лишь через конфликт можно придти к развитию.
Мне кажется, что чтение, шире - искусство, может вернуть человека из глубокого «догматического сна», в который его вгоняет информационная среда, направленная на укоренение потребления в самом образе мысли, в искажении личности в той манере, чтобы лишить её свободы выбора и размышления. Искусство пробуждает в человеке, в первую очередь, эмоции, от эмоций происходит размышление, из размышления оформляется рефлексия - проекция произведения на себя, сравнение. И конечно же - разумное сомнение. А всё ли то, что происходит вокруг меня справедливо и честно? А всё ли я делаю правильно?