Интервью
November 14, 2018

«Если хотите заниматься журналистикой — начинайте заниматься журналистикой»

Большое интервью с главным редактором «Ртути» Арсением Назаруком о своем медиа, волшебной стране и съемках своего первого фильма.

— Когда я написал тебе по поводу интервью, ты сказал, что скоро переезжаешь в Петерубрг, а в Фейсбуке у тебя написано, что ты из Петербурга, но живешь в Красноярске. Как так получилось?

— На самом деле ложь и то, и то. В какой-то момент я просто устал обновлять информацию о городе, в котором сейчас нахожусь, потому что каждые два месяца куда-то уезжаю: Москва, Красноярск, Петербург, Магнитогорск, Челябинск. В какой-то момент я просто забил. Поэтому в одном профиле у меня написано одно, в другом другое. И да, буквально через пару дней я уезжаю в Петербург, где-то на полгода, снимать второй фильм.

— А почему ты так часто меняешь локации? С чем это связано?

— Когда я долго сижу в одном месте, начинаю грустить — мне постоянно нужно движение. Грустно одно и то же видеть из окна, хочется путешествовать, встречаться с новыми людьми. Мне кажется, здесь всё банально.

— Что сейчас читаешь?

— Это, будет, наверное, довольно пошло, но сейчас я читаю лекции Тарковского по режиссуре. Там очень коротенькая книжечка, всего 90 страничек — её можно за пару часов прочитать. А предыдущая была про наброски Пиранези, но автора, к сожалению, не помню.

— Пробуешь свои силы в кино?

— На самом деле, у меня есть много проектов, которые вообще не связаны с искусством, но пока у меня не будет каких-либо успехов, я об этом не скажу. Я считаю, что талантливый человек талантлив во всем.

— Какие издания читаешь регулярно? Есть такие?

— Хороший вопрос, с подковыркой. Мне сложно на него ответить, потому что ни одно издание я не читаю на регулярной основе. Обычно я исследую какие-то агрегаторы, например, Яндекс.Новости, к которому, конечно, есть претензии, но в целом он хороший.

— Тогда расскажи, какой инструмент для потребления контента у тебя на втором месте: RSS-лента, соцсети, мессенджеры?

— Конкретных каких-то инструментов я не использую, ищу всё руками, напрямую. Открываю сайты англоязычных изданий, например, Guardian, BBC — листаю ленту и смотрю, есть ли что-нибудь интересное. Если есть, я рассказываю об этом в «Ртути» со ссылкой на источник. Либо это делает другой новостник.

— Что сейчас слушаешь из музыки?

— Можно плохо пошутить и сказать, что Spotify, но я этого делать не буду. Вообще я слушаю нью рейв, в основном, что-нибудь электронное. Но и не забываю про классику.

— Назови одного двух исполнителей в жанре «нью рейв», которые больше всего понравились.

— Последний сингл Prodigy. Хотя это уже биг бит, но если смотреть масштабнее, то это можно назвать нью рейвом. Не знаю, полетят ли в меня помидоры за это от знатоков жанра, потому что я не очень хорошо в этом разбираюсь. Также понравился последний трек Gesaffelstein.

— Фильм, который на тебя сильнее всего повлиял?

— Ой, какой личный вопрос. Наверное, сильнее всего повлиял фильм «Меланхолия» Триера, потому что с этого момента я заинтересовался кинематографом с другой стороны. Он перестал для меня быть тем, что показывают трейлеры во всех кинотеатрах России. Я увидел, что кино может быть глубоким, что это настоящее искусство.


— Когда просматриваешь ваш сайт и соцсети, видно, что вы сильно отличаетесь от других. Можешь для наших читателей пояснить, кто вы и о чём пишете?

— Начну немного издалека. У нас когда-то был большой спор в редакции: мы кидались друг в друга воображаемыми тухлыми яйцами и спорили, в каком же жанре пишет «Ртуть».

Я считаю, что в принципе попытка нацепить ярлык на что-то не имеет смысла. Вот сидят несколько людей, смотрят фильм и долго размышляют: «Что это, боевик? Нет, это драма! Нет, здесь элемент…» Какая разница? Просто наслаждайтесь фильмом.

Это может быть и экзистенциальная публицистика, и классическая публицистика, иногда мы публикуем расследования и развлекательный контент. Я уже прекратил попытки назвать всё это одним словом. Но если заглянуть в определение журналистики, то в принципе мы подходим под описание журналистики мнения.

Особенными нас делает наш подход к созданию контента. В какой-то момент люди ринулись писать журналистику факта, а мы осмелились приложить к этому собственное мнение.

— Некоторые публикации напоминают записи в личном блоге, а не статьи журналиста. Так было изначально, или вы к этому шли?

— Ты абсолютно прав. Да, это было изначально. Года четыре назад я читал одно издание, называлось «Луч» — сейчас оно запрещено на территории Российской Федерации. Мне очень понравились тексты Анатолия Ульянова (украинский журналист и фотограф, ныне получивший политическое убежище в США. — Примеч. ред.), я его здесь упомяну. Он меня не знает, но я его хорошо знаю. Это человек, который вдохновил меня на написание многих текстов. Он встраивал в материалы собственное мнение, и тогда меня это шокировало: «А что, так можно было?» И я захотел сделать что-то свое с блэкджеком и журналистикой мнения.

— О тебе и о самом издании очень мало информации: в соцсетях особо ничего нет, везде одинаковый текст. Почему такая скрытность? Это намеренно, или так сложилось?

— Скорее так намеренно сложилось. Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Но у меня никогда не возникало желания, чтобы меня гладили по голове за то, что я делаю. Если человеку понравились тексты, он напишет, выразит нам благодарность. Вообще любой желающий у меня может спросить всё, что угодно — я всегда отвечаю.

Был очень странный момент, когда нашу запись репостнул один известный паблик, и кто-то в комментариях написал, что я ЧСВ-урод (чувство собственной важности. — Примеч. ред.), хотя этот человек вообще меня не знает. Меня это шокировало, и я понял, что мой образ живет по каким-то собственным законам независимо от меня. Я забил и больше об этом не думал. Потому что кто захочет — узнает, кто не захочет — додумает что-то свое. А вообще по-хорошему, наверное, надо давать больше информации. Только я, откровенно говоря, не понимаю, зачем и как.

— Не думал, что этим ты ограничиваешь продвижения проекта?

— А что мне собственно нужно сделать? Мне получается нужен какой-то сайт-визитка что ли? Я будто разговариваю с маркетологом, который мне должен посоветовать, как стать известным. Если мне это когда-нибудь понадобится, может быть, я начну как-то себя продвигать. Но мне это кажется чем-то ненужным.

— Поясню: я спросил не как маркетолог. В сфере медиа и журналистики не так много людей, которые отличаются от остальных. Я проецирую на себя и понимаю, что веду блог, что-то рассказываю. Ты так не делаешь, и это интересно — ты выделяешься. Поэтому я задал вопрос.

— Хорошо, давай представим, что у нас нет интервью, мы просто разговариваем. Скажи, Женя, что мне делать?

— Я не могу давать советы в этой ситуации.

— Окей. Знаешь, как вопросом на вопрос — выпад шпаги на выпад шпаги. Попытался парировать, но хорошо.

— Хочу спросить про форматы. «Ртуть» в основном выпускает очень короткие материалы: эссе, тесты, инструкции. Это тоже определялось в начале, или вы со временем поняли, что нужно писать коротко?

— Это сложилось постепенно. Вначале был паблик во «ВКонтакте», где я писал коротенькие заметки для двух тысяч подписчиков. Фактически это был блог, о котором мы говорили в предыдущем вопросе. Просто я говорил не о себе, а писал безличные мысли, и люди начали приходить.

Во «ВКонтакте» не запостишь большой текст — он должен быть маленьким, чтобы его прочитали. Если ты туда зафигачишь огромный лонгрид, все пройдут мимо и даже не обратят внимания: «Ой, много буков». И в принципе это правильно, потому что ВК делался не для того, чтобы читать лонгриды. Со временем появились статьи с вики-разметкой, но не было открытого интерфейса как сейчас. То есть стиль сжатости был задан именно пабликом, и сохранился на сайте.

Четыре года назад средняя длина наших текстов была 1200-1500 символов. Сейчас выросла до 3000, в два раза. Никто специально не увеличивал: просто сайт дал гораздо больше свободы в этом плане.

— Мне очень понравилась рубрика «Мегаломания», но там лишь один материал. Это формат статей, где читатель сам выбирает сюжет. Как вы это придумали, и вообще, как это работает?

— Мы сидели вместе с Даней (Даниил Вершинин, ответственный за техническое обеспечение «Ртути». — Примеч. ред.) и думали, как сделать эссе еще более интересными, чтобы был какой-то фидбэк. Потому что эссе это своеобразный монолог автора читателю. Как сделать эссе диалогом? Собственно, так мы его и сделали: предоставили читателю возможность выбирать.

Но в таких сложных темах очень трудно продумать все варианты ответов. То есть человек скорее всего не увидит того, что он хотел бы нажать в «Мегаломании». Поэтому мы временно заморозили этот сегмент «Ртути». Пока мы не поймем, что дальше с этим делать, мы не будем выпускать материалы в этом жанре. Но у нас уже есть идея, как это упростить и не продумывать все варианты ответа. И вполне возможно, что скоро «Мегаломания» заработает.

— Я был бы рад, потому что самое близкое по формату — интерактивный сериал «Всё сложно» у «Таких дел». Там зритель может выбрать, как будет развиваться сюжет. Но то сериал, а это текст, разные вещи все-таки.

— Да, мы сначала думали, что это будет прям вау — инновация. Но столкнулись с огромным количеством проблем.

— Как давно у вас появилась рубрика «Пульс», вроде совсем недавно?

— Она появилась неделю назад — очень свежая.

— Почему вы начали делать новости, и по какому принципу вы их отбираете?

— Сначала я был против новостей, но большинство редакции убедило меня в том, что все-таки нужно что-то, о чем мы будем писать каждый день, и что не будет касаться только внутреннего мира автора или читателя.

Фактически эссе — это своеобразная абстракция, которая мало касается внешнего мира. То есть нет повестки. И пока все издания пишут о каких-нибудь вещах, которые недавно произошли, мы пишем о том, как совладать с собственными амбициями.

Мы поняли, что нужно показать, что сама «Ртуть» заинтересована во внешнем мире. Иначе получается какой-то бесконечный эскапизм, а это не не совсем то, что мы хотели. Более того, мы добавили смайлики, что насильственно разрушает образ некого элитаризма «Ртути» и показывает, что там не только псевдоинтеллектуалы или очень умные ребята. Нет, «Ртуть» это место, где тоже может быть весело, где тоже сидят нормальные люди, где нет бесконечного снобизма. Поэтому «Пульс» — это очень важный момент для связи медиа со внешним миром скорее.

— А что по второй части вопроса: как новости туда попадают? Кто их отбирает и по какому принципу?

— Всем занимается два человека — я и моя коллега Маргарита. Мы отбираем новости по принципу интересные они или неинтересные. Никаких дополнительных алгоритмов нет. Мы видим интересные нам новости, добавляем туда некое собственное мнение и публикуем.

Нет смысла просто постить новости, потому что новость живёт один день и так поступает очень много изданий. Мы добавляем частичку себя.

— Мне интересна метафора, которую вы используете. Я имею в виду фразу «как выжить в волшебной стране». Почему волшебная страна? Что это и как появилось?

— Ой, это такая долгая история. У нас была рубрика с рассказами «Черная полоса», которую мы тоже приостановили на данный момент. Мы долго думали, о какой стране мы там пишем, потому что мы не пишем только о России. Проблемы, которые мы затрагиваем, касаются многих стран СНГ и даже стран Восточной Европы. И как это обозвать одним словом?

Люди мне говорили, что я просто боюсь назвать Россию Россией. Но мы не только про Россию пишем. Волшебная страна — это определенное ментальное пространство в головах людей без привязки к реальной географии.

Мы решили назвать это волшебной страной. По-моему Даня это однажды сказал, и всем понравилось.

— То есть у каждого человека в голове есть образ места, где он хотел бы жить? Или не совсем?

— Не совсем. Потому что волшебная страна это все-таки термин с негативной подоплекой. В реальном мире волшебства нет, зато много бреда и безумия, которые окружают нас каждый день: зимние подвороты, желание слушать какую-то музыку, желание иметь всё и сразу — это просто какое-то безумное волшебство. И таких людей очень много, они вообще везде по всему миру.

Всё, что нельзя описать одним словом, мы назвали волшебной страной. Чтобы, возможно, лучше понять, что такое волшебная страна, стоит прочитать нашу книгу «Волшебная страна». Это не реклама, но иначе будет сложно объяснить.

Волшебная страна — это жизненный путь на территории стран СНГ. Потому что мне близко то, что я видел сам. Это безумие бюрократии, образования и современной медицины. И главное — человеческое безумие. Самое главное. Мы назвали это всё одной фразой.

— Давай тогда сразу про книгу, раз ты ее упомянул. Как пришла идея написать книгу? У вас накопился материал, и вы решили его сформировать книгу, или вы целенаправленно задались такой целью?

— Мы писали ее целенаправленно. И она очень сильно отличается от контента «Ртути». Книга построена в виде человеческого пути: от детского сада до смерти. Собственно, это похоже на путеводитель. Мы рассказываем, что ждет читателя на определённых участках собственной жизни, например, когда тебе 20 лет, какое тебя ждет образование, медицина… Книга вышла давно, и сейчас мы бы добавили главу про пенсию.

— Сколько человек уже купили книгу?

— Много. Я не буду раскрывать тираж.

— Я думал, это, наоборот, будет мотивацией для других купить.

— Это касается самого первого вопроса, почему я не выкладываю личную информацию. Мы знаем цену книги, и, соответственно, не сложно будет посчитать доход. А мне вообще не хочется затрагивать тему денег. Кто сколько зарабатывает — я это очень не люблю на самом деле. Так что если бы здесь сидел Дудь, он бы очень сильно расстроился. Потому что на вопрос, сколько ты зарабатываешь, в ответ он бы услышал обычное молчание.

— Хорошо. У меня будет вопрос про деньги, но мне неинтересны суммы, а скорее общие моменты по монетизации медиа. Но сначала про команду — сколько человек сейчас делают «Ртуть»?

— О, боже. Если я не могу быстро ответить на этот вопрос, я плохой руководитель. Так, секунду. Получается восемь человек, никого не забыл. Один человек занимается технической частью; один занимается координированием — это я; шеф-редактор проверяет тексты на стилистические ошибки, чтобы потом не спамили в комментариях, что мы не знаем русского языка; и все остальные — авторы. Еще Маргарита, она совмещает и новости и написание статей.

— На сайте «Ртути» написано, что ты отвечаешь за координирование. Можно назвать тебя главным редактором?

— Да, я думаю, можно так сказать. Но я не так хорошо знаю русский язык в силу своего происхождения, и больше, наверное, редактирую смыслы, чем сами тексты.

— А что с твоим происхождением?

— Я выходец из Украины, русского языка никогда не учил. Поэтому очень сложно быть главным редактором издания, не зная самого языка. Естественно, со временем я много чему научился и более-менее знаю русский. Но если я буду сдавать какой-нибудь ЕГЭ — выше, чем 50 баллов, я не наберу.

— ЕГЭ в принципе не показатель знаний. Что ты имеешь ввиду под «плохо знал русский»? Не знал каких-то правил?

— Да, это связано с грамматикой. Вся Украина в принципе разговаривает на русском, но я на нем не писал, а все правила и грамматику пришлось учить уже по ходу.

— Это было связано с тем, что ты из определенной области Украины, где русский не так распространен, или просто в школьной программе было по-другому?

— Какая там школьная программа! Было три учителя и один из них постоянно занимался употреблением алкогольных напитков — бухал очень жестко, попросту говоря. Ему было плевать, и мне было плевать. В итоге получилось так, что русский у нас в классе никто нормально не знал.

— Меня удивило, что у вас в редакции не совсем обычная структура: координирование, техническое обеспечение. Почему не используете привычные названия: главред, программист? Так удобнее, или вы не хотите быть как все?

— То что я сейчас скажу, скорее всего можно будет интерпретировать «не хотим быть как все». Но мне безумно не нравятся ярлыки. Вот есть главред одного издания, которое я не буду называть. У них прям прописано, кто главный, а кто раб. Понимаешь, у них это прописано на сайте, им важна эта иерархия, и люди карабкаются по ней… Да к черту эту иерархию! Мы тексты пишем, творчеством занимаемся или что мы делаем? Я не приемлю сегрегацию в принципе.

В «Ртути» я никогда не скажу что-то вроде: «Эй, я главный, будет так, как я сказал!» Я надеюсь, что остальная команда воспринимает меня просто как своего коллегу, не более чем. Потому что всё можно сделать сообща без какой-то строгой иерархии. Потому что это просто смешно.

— Год назад, мы с тобой общались по поводу рекламы в Телеграме. Тогда у «Ртути» там было очень мало подписчиков. Как за год получилось совершить такой рывок?

— А черт его знает, я слежу что ли? Был взаимный пиар два раза в неделю, и всё. Иногда мы действительно покупали рекламу. Больше никакого особого секрета нет. Естественно человек, который делал пиар, смотрел, чтобы каналы были нормальные, без ботов. Как так получилось, не знаю, я сам в шоке.

— У вас на сайте есть рекламный раздел. Часто покупают?

— Честно, нет, не часто. У нас не очень большая аудитория. Это проблема медийного рынка — рекламу продать очень сложно. Чтобы это делать регулярно, нужно быть очень большим. Есть коллеги по цеху, которые в несколько раз больше, чем мы, и работают они с 2012 года — но и у них проблемы. Это при том, что там есть специальные люди, продажники, но насколько я знаю, им очень сложно продавать. Потому что легче зафигачить какой-нибудь баннер.

Помню, как издатель «Медузы» говорил, что медиабизнес в России — самый нерентабельный и невыгодный. И он абсолютно чертовски прав.

— Проблема еще в том, что сейчас медиа-площадки конкурируют с соцсетями. Бизнесу проще запустить таргетированную рекламу во «ВКонтакте», чем платить изданию. Ведь не факт, что вообще кто-то придет и купит.

— Да, как правило с изданиями работают, в основном, большие бренды, которые обращаются к большим изданиям, потому что так удобнее. Маленький магазинчик скейтбордов не будет связываться с мелким изданием, потому что это морока — у тебя бухгалтерия сойдет с ума. Люди, которые будут контролировать креатив в этом магазине скейтбордов, тоже сойдут с ума. Бизнес хочет сэкономить время, поэтому нанимает таргетолога, и всё — проблема решена.

— Сейчас будет два вопроса про деньги. Первый: получается ли вам в «Ртути» зарабатывать так, чтобы оставалась прибыль или хватает только на внутренние нужды?

— Какой-то заработок у нас есть, и можно сказать, что в принципе мы окупаем затраты, но бывают очень плохие месяцы. У нас всё скромно. Поэтому если вы хотите открыть свое издание в России — десять раз подумайте, потому что это очень-очень сложно.

— Второй вопрос про деньги. Ты занимаешься только «Ртутью» или у тебя есть основная работа, а медиа — это творчество, отдушина?

— «Ртуть» — первое мое дело. Но сейчас я и фильмы снимаю и готовлю другие бизнес-проекты. Я это делаю не потому, что очень нужно, а просто потому что хочется. Если будет очень нужно, я действительно поищу работу, а так в принципе всё в порядке. Знаешь, очень много молодых людей работают не там, где они хотели бы, и очень сильно из-за этого страдают. К счастью, мне удалось этого избежать.

— То есть тебе не приходится мелочь на проезд собирать?

— Точно нет. С этим всё в порядке.

— Сайт вы сами делали? Потому что выглядит круто, и я знаю, что делать сайт на заказ в студии — дорого.

— Делали сами, но по сути делал один человек — Даня Вершинин. Он это всё собрал собственными руками, просто потому что ему понравился проект. Спасибо ему огромное за это! Технического специалиста вообще такая морока найти, нам с этим очень повезло.


— Я посмотрел твой фильм «Умерший», который недавно вышел. Он мне очень понравился.

— Спасибо.

— Расскажи, с чего началась идея снять фильм. Ты просто давно планировал снять фильм или увидел что-то в жизни и понял, что хочешь об этом рассказать?

— Знаешь, это действительно своеобразное откровение. Так было со «Ртутью» — я сидел на стуле и подумал: «Ой, надо бы сделать „Ртуть“». То же самое было, когда я смотрел «Меланхолию» Триера. Я тогда подумал: «Господи, так глубоко! Так круто, что искусство может быть таким многосодержательным и одновременно таким выразительным». Я понял, что тоже хочу этим заниматься. Особенно после фильмов Тарковского. Знаю, Тарковский это попса, все, кто хотел бы снимать фильмы, знают его и любят. Но это невероятного таланта человек, и я вдохновляюсь им каждый день. Потому что, так хорошо уметь, с поэтической точки зрения, раскрывать окружающую нас реальность — это просто невероятно.

На вопрос: «Почему вы сняли этот фильм?» — ответить сложно. Потому что есть вещи, которые невозможно выразить словами, а фильмы позволяют передать абсолютно любую мысль, любое чувство. Потому что слова это инструмент с ограниченной функциональностью. А в фильме можно сделать всё, что угодно.

— Сколько по времени шли съемки?

— Месяц. Мы снимали две с половиной минуты целый месяц. Было на то много причин, сейчас я буду много жаловаться.

— Давай.

— Я искал университетскую аудиторию для первой сцены с главным героем. На момент съемок я находился в Магнитогорске и… Черт бы меня побрал, но я не помню название этого университета. В общем, мы пошли туда. Вернее сначала пошел мой помощник и стал просить аудиторию.

Первое, что ему сказали: «А вы кто такой? Дайте почитать сценарий». Он показал сценарий, и нам сказали, что мы снимаем антигосударственное кино, и что шли бы мы к чертовой матери.

И добавили: «Я вас, конечно уважаю, но я вас не знаю». Так ты уважаешь или нет? Причем это говорил глава по связям с общественностью. Я так понимаю, вот этот старый хрыч, он очень переживал за собственное место, чтобы его не согнали если что вдруг. Но я так и не понял, что такого антигосударственного я сделал, потому что фильм государственно нейтрален. Потом я обзвонил школ десять, одна директриса мне сказала: «Вам вообще никто ничего не даст» — и положила трубку.

Я не верил, что такое вообще возможно. Мы встретили жесткий барьер неприятия и отторжения. С нами разговаривали так, будто мы клопы какие-то.

В итоге мы нашли какую-то частную школу английского, которая называется «Левушка». И они сразу согласились. Мы приехали, быстро отсняли и уехали. Люди нам потом писали: «Да что там снимать, любая аудитория же подойдет». Они, наверное, не знают, в какой стране живут, и как на самом деле здесь сложно заниматься творчеством. Поэтому если что-то снимать, надо ехать в Питер, где есть Европейский университет, который бы спокойно предоставил аудиторию. А в маленьком городе — это нереально.

Был еще момент, когда мы искали заброшенную местность, а люди думали, что мы ищем закладку. И они сразу пытались угрожать ментами и прочим. В какой-то момент я просто начал бояться выходить с камерой.

— Как ты искал актера на главную роль?

— Я устроил пробы прямо в квартире, где жил, и приглашал людей. И все, конечно, шугались, очень боялись. Я говорил: «Зовите близких, включайте телефон, делайте трансляцию, как эти пробы проходят. С вами всё будет в порядке». Пришли десять человек, и, собственно, я познакомился с Максимом. Он показался мне наиболее подходящим на роль главного героя. Хорошо сыграл.

Сложнее было искать актеров на последнюю сцену, потому что мы не могли вытащить на съемки женщину, которая сыграла мать главного героя. Не знаю, как это делают другие режиссеры. Одна дочь сфотографировала свою мать, прислала фото, но когда мать узнала, что съемки на частной квартире — очень запереживала.

Вместо того, чтобы снимать фильм, я находился в состоянии какой-то борьбы, постоянно чувствовал давление. Я его не ожидал. Я думал, мы снимем этот фильм за неделю, потому что я не знал, что всё так устроено.

— Эти люди объясняли, почему они боялись прийти на пробы?

— Даже если бы я их спросил, они мне что, правду скажут что ли? Нет, конечно.

— А по твоим догадкам, как думаешь, чего боялись?

— Каждый боялся чего-то своего. Один человек говорил, что там будут снимать что-то плохое, массовка думала, что ей не заплатят или мы с ними что-то сделаем там на этой квартире. Чего я сам по-настоящему боялся — вот этого бесконечного непринятия. Что сейчас приедут менты, просто тебя скрутят, заберут оборудование, и всё. Было страшно, потому что это постоянно витало надо мной. У меня была идея написать об этом статью, но потом я так подумал: «Да кому это интересно?» Это чисто моя проблема, так что вот тебе расскажу.


— Считаешь ли ты себя журналистом?

— Нет, вообще нет. Я уже говорил насчет ярлыков, я никем себя не считаю. Я просто Арсений, вот.

— По-твоему, чтобы заниматься журналистикой, нужно получать профильное образование?

— Ни в коем случае. Профильное образование нужно очень редко. И, скорее всего, лучше образование получать не в этой стране. Если ты живешь не в Москве и не в Петербурге, получить нормальное образование будет сложно. Даже учитывая федеральные университеты, такие как СФУ (Сибирский федеральный университет. — Примеч. ред.) с их огромной коррупционной составляющей. Я был в Красноярске, хотел поступать в этот университет. Там доходило до того, что, мол давайте деньги и вы будете поступать. Всё это как-то тупо ради корочки.

Если хотите заниматься журналистикой — начинайте заниматься журналистикой. Самый лучший совет, мне кажется. Потому что даже в редакции Медузы только каждый третий имеет (профильное) образование.

У нас в «Ртути» ни у кого нет журналистского образования, потому что оно к чертовой матери не нужно. У нас была стажировка, и нам писали журналисты. Какую же чушь они порой присылали! Просто какая-то жесткая претенциозная «вода», которую ни в коем случае нельзя публиковать. И я просто поражался, что в нашей команде есть люди, которым 18 лет, и они только поступают, а это профессиональные журналисты присылают такие тексты. Так что точно не нужно образование, прям 100%.

— Я тоже с этим сталкивался. Искал людей в команду, на другой проект, и тоже было очень тяжело выбирать. Вернее было очень легко отсеивать, вот так правильно.

— Да-да, вот, ты абсолютно прав.

— Как ты относишься к тому, что сегодня происходит с журналистикой в стране? Это к вопросу цензуры, какой-то этики. Как ты это всё воспринимаешь?

— Ну, смотри: в самые топовые издания просто так попасть нельзя. Даже если ты самый лучший журналист, который мог бы родиться в этой Вселенной, ты в эти издания просто так не попадешь, потому что там нужны определенные заслуги. Например, в «Арзамас» просто так не попасть. Но,«Арзамас» крутой, он всё правильно делает, потому что он тщательно отбирает.

Журналистская тусовка — это такая паучья банка. Новых авторов не появляется, а если появляются, то они начинают массово мигрировать по этим известным изданиям. В итоге превращаются просто в журналиста легкого поведения. Это неизбежно, если ты начинаешь хорошо писать — тебя замечают. И, мне кажется, что этой тусовке пора бы договорится между собой и не вести политические войны, а просто заниматься своим делом — делать хороший контент.

Я общался с некоторыми людьми из изданий, когда жил в Москве. Один говорит про другого не самые хорошие вещи, и я не понимаю, почему люди не могут просто делать то, что им нравится. Мне кажется, вот в этом проблема, если касаться внутренней журналистской кухни.

Если ты не пробиваешься на уровень всяких Арзамасов, Снобов и Репабликов, то будешь работать где-то в маленьких федеральных изданиях за 15 тысяч, а с высшим образованием — может и за 20.

Если говорить о том, как современные издания взаимодействуют с властью — здесь вообще огромная беда. Здесь особо и комментировать нечего, просто действительно существует факт цензуры. И сейчас каждому изданию нужно очень внимательно следить за тем, что оно делает и пишет.

— Да, штрафы сейчас гигантские. Поэтому мы пока в Телеграмчике прячемся.

— Правильно делаете.

— Были ли какие-то проблемы, с которыми ты и твоя редакция столкнулись, когда начали делать медиа?

— На нас показывали пальцем: «Ой, да че эти школьники из Ртути. Они даже не журналисты». Я где-то год назад узнал, что так говорил один человек, который сейчас ведет очень большой проект. Вот она, эта самая паучья банка.

А со стороны читателей мы первое время часто слышали: «Да кто вы такие, чтобы нас учить?» Но мы ни в коем случае никого не собираемся учить. Мы просто даем альтернативную точку зрения, с которой можно согласиться или не согласиться и поспорить. В комментариях можно выразить даже очень жесткое несогласие, и никто никого банить не будет, потому что это абсолютно нормально.

Мы делаем медиа, чтобы человек лучше формировал собственное мнение, если он этого сам хочет. Читая новость или материал, вы автоматически соглашаетесь на то, чтобы вступить в дискуссию. Хотя бы с самим собой.

Читатели первое время недоумевали. Что это такое? Тут кто-то что-то говорит, выражает собственно мнение, как это так? Со временем люди привыкли, и по-моему уже нет такого непонимания. Может, наш контент стал лучше, а может что-то другое. Но с читателями мы точно договорились.

— Почему на твой взгляд в России так много плохих медиа? Ведь сделать хорошо не так сложно. Нужно всего лишь сделать чуть-чуть получше или придумать новый формат.

— Чтобы не думать о других, надо сначала подумать о нас. Я не буду скрывать, у нас есть определенные проблемы, нам есть куда стремиться. Поэтому, мне кажется, лучше я отвечу на этот вопрос, когда мы станем королями журналистики и будем самыми крутыми. Наверное, бревно в собственном глазу мешает мне осуждать других. Почему, не знаю, если честно.

— А что у вас плохо? Можешь назвать одну-две проблемы, над которыми нужно работать?

— Нужно в собственных материалах давать больше свободы читателю. Потому что некоторые тексты не делятся точкой зрения, а начинают спорить с читателем. Мы с этим очень сильно воюем, иногда такое случается нечаянно. Это плохо, такого быть не должно.

Другая проблема больше касается развития, потому что до сих пор есть проблемы с пониманием того, как все-таки нас воспринимает аудитория. Не совсем понятно, какой именно медиаобраз у «Ртути» на данный момент для определенных категорий аудитории. Надо все-таки разобраться с этим наконец. В этом плане я очень честный человек. Если есть проблемы, я это признаю.

— Это здорово. Есть ли что-то, через что прошла редакция, и потом вы сформировали из этого какие-то принципы, которые используете в работе?

— Принципы есть, они даже у нас в редполитике прописаны. Но это внутренний документ. Тезисов, которые будут громко и классно звучать нет, всё банально. Просто хорошо делай — хорошо будет, наверное это самое главное.

Невероятные тренинги о том, как писать статьи, это всё полезно, но самое главное — желание сделать качественный материал. Если это убрать, всё — фундамент рушится. Потому что просто не будет контента.

И все-таки больше внимания нужно уделять контенту, а не развитию, подаче и формату. Потому что самое главное это то, что ты даешь читателю, а не в каком виде ты ему это даешь. Всё банально. Как писать книгу хорошую? Все прекрасно знают, какие хорошие книги есть, но я уверен, даже сам Достоевский никогда не скажет, как написать хороший роман. Он просто будет это делать. Поэтому совет — просто делайте хорошо.