"Ненавижу негров"
Нет, я не расист, конечно же. Да, и откуда мне быть расистом, если в своей жизни я никогда не встречался с неграми. Ну, правда... так, издалека в Москве видел несколько раз.
Негры мне лично ничего сделали. Но, всё равно ненавижу их.
Разговорился, как-то раз на эту тему со знакомым студентом из мединститута Васей ("в миру" Димой Васильевым) - мы с ним по выходным возле одного пивного ларька тусуемся. Тот удивился сперва:
- Саша, ты... и ненавидишь негров?
- Да, я!
Но удивлялся он недолго. Этим то мне медики и нравятся, что всегда способны
проникнуться проблемами человека. Он мне и говорит после четвёртой кружки:
- Саша, друг... я тебя сведу с одной докторшей - девушка обалденная. Нашего брата - мужика, правда, на "раз-два" отшивает. Но, если, ты свой шанс не упустишь и сможешь...
Мне так и хотелось ему сказать, что он есть чудак на букву "эм", но я сдержался и отвечаю ему с лаской в голосе:
- Васенька... родной... у меня не с "чувихами" проблемы... а с неграми. По "чувихам" я сам тебе помощь могу организовать.
Вася поднял на меня удивлённый взгляд. Я парень сообразительный, друзей понимаю с полувзгляда, поэтому быстро наполнил его пустой бокал тепловатым пивом из трехлитровой банки. Мой собеседник удивлённо посмотрел на свой бокал, а потом ещё удивлённее на меня:
- А... спасибо! - Вася сделал большой глоток живительной влаги и продолжил:
- Саша, чудила, ты, из Нижнего Тагила (вот гад, надо было мне его первым обозвать). Я тебя не для этого Вас познакомить хочу... Просто говорил, что если ты свой шанс не упустишь, то совместишь приятное с полезным... Она тебе никакая-нибудь "чувиха", а доктор медицинских наук - завкафедрой психиатрии в нашем "меде". Дракошина Лидия Михайловна - слыхал?
Я, конечно же, не слыхал, но чтобы приблизить собеседника к цели разговора и минимизировать поток его нравоучений, утвердительно кивнул.
- Ну, и молодец. Во вторник приходи к нам в институт - я договорюсь с ней о встрече.
В мединститут я естественно пошёл. Хотелось разобраться в себе с научной точки зрения (хотя для меня, что психиатрия, что астрология, всё одно - лженауки), а заодно оправдать свой мужской авторитет, славу записного донжуана и прозвище Казанова.
Вася ждал меня. Познакомив меня с доктором Дракошиной, он быстренько смылся. Доктор наук, действительно оказалась хороша собой - таких в моей коллекции ещё не бывало. Внешностью она походила на молодую Анну Веске, только была ещё красивее.
"С ходу" я применил несколько "коронных" приёмов "кадрения", действующих на представительниц слабого пола безотказно. Не прошло. Докторша начала задавать вопросы по существу вопроса, я добросовестно отвечал. Когда после моего рассказа она начала задавать мне дополнительные вопросы, в основном из моей интимной жизни - я воспринял, это как намёк и "пошёл на второй заход". Хлёсткая пощёчина заставила меня задуматься, не перегнул ли я палку.
Докторше, по всей видимости, стало стыдно за своё хамское поведение, и она стало довольно-таки сухо со мной общаться. Своими тестами и заданиями она меня замурыжила: я рисовал деревья, домики, несуществующих животных; выбирал цветные карточки; расшифровывал детские "каляки-маляки" и отвечал на множество глупых вопросов. Я даже вспотел, а головная кость с непривычки аж заболела.
После того, как она разобралась в моём творчестве, я предпринял ещё одну попытку наладить взаимопонимание между полами. Её несильный, но точный удар, застал меня врасплох. Докторша торжествующе посмотрела на меня и патетически сказала:
- Кто предупреждён - тот вооружён!
Что я мог сделать? Временно я не мог даже говорить. Я мило улыбнулся ей в ответ.
- Вот и молодец! (это она мне, редиска такая) А теперь слушайте моё заключение...
Я никогда не любил общаться с гуманитариями: их не поймёшь, умные они на самом деле
или пытаются прикрыть свою безграмотность различными профессиональными терминами, непонятными для человека с техническим образованием. Так и мой доктор наук, начала шпарить на своём "психическом" слэнге, из которых я запомнил только несколько слов: "патология" и "шизоидная паронормальность".
В общем, говорила она долго и заумно. Раскраснелась вся от удовольствия - аж самой приятно стало, какая она умная. Когда она закончила, я спросил её:
- Так что у меня, доктор?
Она поспешила успокоить меня:
- Ничего страшного. Всё это лечиться. Я буду Вас лечить. В пятницу и начнём. Вот мои телефоны - звоните.
Я взял визитную карточку, и, поблагодарив её, ошарашенный удалился.
Блин, ну, надо же... я и больной? Что ж, будем лечиться.
Полечиться мне не довелось. Дома меня уже ждал одногруппник Андрей Архипов. Однофамилец Генерального Секретаря и его сына, по совместительству комсорг группы, Андрей был самым главным активистом и стукачом на курсе.
- Чего тебе надо?! - довольно-таки любезно спросил я его.
- Саша, такое вот тут дело... в общем, я повестку принёс... в пятницу двести человек с института отправляют на двухмесячные сборы "Студенческого Легиона". С нашего курса призывают сорок человек, в том числе... и тебя.
Вот, гнида... никогда от него не жди хороших вестей - подумал я. А в слух спросил другое:
- А, ты, идёшь?
- Представляешь, Саша, просил, умолял - не пускают, говорят очень нужно в институте. - ответил мне он, а у самого рожа чуть не потрескалась от удовольствия, что выполнять конституционный долг поедут другие, а не он.
- Ну, ладно. Я понял, Давай распишусь за повестку.
Получив мою закорючку в журнал, Архипов, довольный благополучным выполнением своей миссии, упорхнул за дверь. А я пошёл разбивать свою копилку - нужно было готовиться к проводам.
В пятницу рано утром я со своими друзьями прибыл в военкомат. После бурных проводов немного болела голова, и я предпринял лечение холодным "плодово-ягодным" (ноль восемь литра за рубль семьдесят семь). Лекарство помогло - меня "отпустило". Возле ворот военкомата я заметил знакомую фигуру нашего комсорга с увесистым вещмешком, его никто не провожал.
- Архипов, а ты чего здесь?
На комсорга было жалко смотреть. Он чуть не плача пожаловался:
- Представляете, ребята, меня вместо Чубайсова отправляют. У него папаша главный
инженер на "Химволокне" - отмазал сыночка. Вот сволочи.
Мы засмеялись. Нам было приятно за Андрея Архипова.
- Ну, ладно, не ной! Пошли отмечаться, через полчаса построение и выезд.
К военкомату подтягивались призывники "Студенческого Легиона", их родные и знакомые.
Ехать в поезде было интересно. Весь наш плацкартный вагон пассажирского поезда "Москва-Благовещенск" был забит легионерами (а всего таких вагонов получилось четыре). Ехали мы шумно и весело. Проводники махнули на нас рукой, и под шумок всех безобразий, творимых нами, делали деньги - подсаживали в вагоны "левых" пассажиров. Особенно приветствовали мы "зайцев" женского пола.
Старший команды - работник областного военкомата - капитан запаса Тарасов (судя по орденским планкам и нашивкам за ранения, участник Дальневосточной войны) в первый же день "схлестнулся" с симпатичной проводничкой из нашего вагона и практически не вылезал из служебного купе. Но, в те моменты, когда обстановка требовала принятия каких-либо мер: утихомирить разбушевавшихся буянов, наладить компромисс с работниками проездной бригады, решить вопрос с сотрудниками станционной милиции и т.д. и т.п., Тарасов своевременно появлялся слегка пьяный, но чисто выбритый и аккуратно одетый, и улаживал все дела.
Однажды он подсел к нам, точнее мы его усадили за стол. Шёл какой-то спор по вопросам обстановки на дальневосточном театре военных действий. Он поддержал одного из спорщиков, выдав такие подробности, о которых не пишут в газетах. Завязался оживлённый разговор. Вскоре затронули национальный вопрос, и кто-то начал говорить о своих антипатиях. Я не был сильно трезвым и поэтому решил поддержать товарища:
- Согласен, - говорю, - с предыдущим оратором. Каждый человек не любит какую-нибудь
нацию или народность - поляков, хохлов или чукчей - без разницы. И человек имеет на это право.
Старый военкоматчик спросил меня:
- А, Вы, молодой человек? Вы, конкретно, кого не любите?
Я не заставил его ждать с ответом:
- Негров!
- Вы, негров?! - удивлению Тарасова не было границ. Вот эта черта мне никогда не нравилась в русских - они почему всегда жалели негров. Наверное, потому что никогда с ними не сталкивались (Арап Петра Великого и Пушкин Александр Сергеевич - не в счёт). Книгу Вилли Липатова "И это всё о нём" (в школе изучали), главный герой которой - Женька Столетов - очень жалел негров, я особенно не переваривал (странно, но учительница литературы почему-то всегда от меня ждала восхищения именно этим эпизодом).
- Да. Я. Негров. Не люблю.
- Странно... - склонив голову набок, произнёс военкоматчик.
Я добавил:
- Вообще-то я их ненавижу. И хочу сразу по приезду в часть проситься в Африку, чтобы иметь возможность сражаться с ними.
- Это не шутка?
- Никак нет! Всё серьёзно.
Тарасов немного подумал и говорит:
- Никуда Вам не надо проситься. Желаемое можете и на Дальнем Востоке получить. На стороне ниппонцев воюют африканские наёмники из их колоний. Так что можете не переживать и честно выполнять свой долг в составе Студенческого Легиона в Дальневосточном особом военном округе.
- Спасибо, товарищ капитан! - поблагодарил я его. Я ему поверил, всё-таки воевал в тех местах. Ему виднее.
- Не стоит... не стоит... - ответил Тарасов и заторопился к своей проводничке.
Из всех станций больше всего мне запомнилась Слюдянка: начало многочасовой красивой картины - панорамы прекраснейшего озера планеты Байкал и обилие вкуснейшей рыбы - омуля (холодного копчения, горячего копчения и просто солёного).
В Слюдянке мы купили полсотни штук омуля и три двадцатилитровые канистры пива - и праздник жизни начался. Омуля мы съели быстро, а пиво шло медленнее. По мере убавления пива убавлялась и наша компания. Возникло опасение, что последняя канистра пива останется на утро.
Но всё обошлось, пиво мы всё-таки допили. Всю закуску, подходящую к пиву доел Архипов, и нам пришлось довольствоваться варёными яйцами, которые он купил себе к завтраку. Комсорг в это время уже спал, а яйца очень даже неплохо шли под пиво - к тому же мы обильно посыпали их солью.
К скольки-то часам ночи (стрелки на обычных часах никто уже не мог разглядеть, а цифры на электронных - поделить) нас осталось на ногах трое - я, Невзлин и Клаузхорст. Мы стояли в тамбуре, держась друг за друга, и пытаясь подкурить сигареты фильтрами. Обсуждался самый существенный вопрос - национальный, тот самый который согласно учебникам истории решён ещё в 20-е годы.
Клаузхорст, пытаясь оглушить мое левое ухо, делился своим секретом:
- Саша, пойми ты меня! Ну, ненавижу я евреев! Ненавижу, и всё тут!
Я ему с достоинством отвечал, пытаясь одновременно подпалить зажигалкой не только фильтр сигареты, но и кончик носа собеседника.
- А зачем, ты, мне это говоришь? Я есть еврей!
Клаузхорст удачно избежал пламя зажигалки сигаретой, но нос не уберёг.
- Какой же, ты, еврей?! - раздражённо кричал он мне в ухо...
В моё правое ухо орал (шёпотом, как ему казалось) Невзлин:
- Саша, пойми ты меня! Ну, ненавижу я немцев! Ненавижу, и всё тут!
В ответ я удачно подпалил ему брови.
Мне было неинтересно с ними. Я НЕНАВИДЕЛ НЕГРОВ...
Через два дня мы прибыли в часть. С КПП нас сразу повели в баню. По старой доброй армейской традиции был только один тип воды - и я считал, что нам повезло - шла холодная вода. На жалобные сетования легионеров по этому поводу, сверхсрочник-заведующий баней флегматично заметил:
- Студенты, радуйтесь, что идёт холодная, а не горячая. И... советую поторопиться - нижнего белья на всех не хватит!
Наверное, он так шутил мрачно, потому что после помывки выяснилось, что нижнего белья было достаточно, но в основном гигантских размеров.
На вторую серию возмутительных эпитетов, сверхсрочник, также флегматично ответил:
- Студенты, в армии есть только два размера: очень большой и очень маленький. Так что считайте, что сегодня удача на Вашей стороне.
Как и положено, по закону армейского везения, мне досталось бельё 44-го размера, но я тут же поменялся им с нашим растерянным комсоргом, который непонимающе рассматривал огромную рубаху и кальсоны, в которые он мог бы завернуться три раза. Я быстренько оделся и выскочил на улицу, вернее попытался... в дверях я столкнулся с дородным старшиной.
- Стой, легионер! Куда летишь?! Разуй глаза и наверх смотри - старшего по званию не замечаешь?!
Сверхсрочник был ниже меня головы на четыре.
- Никак нет! Товарищ старшина! Так точно! Виноват! Не заметил! - с детства мне запомнились рассказы старшего брата о том, что в армии на вопрос старшего начальника нужно отвечать громко, быстро и что попало. Формула сработала, и старшина расслабился.
- Как фамилия?!
- Легионер Поланский! Товарищ старшина!
- Поляк, что ли? - скептически спросил сверхсрочник.
- Никак нет! Товарищ старшина! Чистокровный еврей! Товарищ старшина!
Старшина с недоверием осмотрел меня - что ж, вид мой не соответствовал растиражированному сатирическому образу еврея - рост 180, охват груди 120, бицепсы 50.
- Не похож, ты на еврея... легионер.
Не похож... ещё бы. В детстве мне столько доставалось от сверстников, что с отчаяния я записался сразу в несколько спортивных секций, и до десятого класса успешно в них прозанимался, став кандидатом в мастера спорта по боксу, плаванию, самбо и шашкам. Но вслух ответил кратко:
- Так точно! Товарищ старшина! Не похож!
Старшина недоумённо посмотрел на мою внешность, и сказал (мне показалось, что растеряно):
- Идите, товарищ легионер.
И уже вдогонку моей спине:
- Э... да... и два наряда вне очереди!
Настал мой черёд говорить в спину:
- Есть! Товарищ старшина! Два наряда вне очереди!
Так началась моя служба на сборах.
Командиров у нас было немного: командир роты - капитан Далиев, жизнерадостный "колобок", свирепевший во время строевой подготовки; замполит - старший лейтенант Прокопенко, по прозвищу "Человек со шрамом" (из-за своего ранения) и старшина сверхсрочной службы Штейнметц, азовский немец, страшно ненавидевший евреев, да впрочем, и остальных тоже.
Со Штейнметцем я столкнулся ещё в бане. Хотя он и ненавидел моих соплеменников, чем-то он мне импонировал, наверное, своей патологической ненавистью ко всем неарийцам, а значит неграм в первую очередь. Безжалостно измываясь над евреями нашей роты, он меня старался не трогать, я подозревал, что из-за моих физических данных. Он так, как-то и выразился:
- Был бы Поланский обычным евреем - я растоптал бы его в первую очередь!
Вот так-то. Повезло. Что меня в детстве обижали - пришлось стать сильным. А сильных уважают везде.
Замполит, наоборот меня почему-то всегда жалел и старался везде выделить, похвалить, поставить в пример. Он частенько повторял:
- Товарищ Поланский - яркий образец интернационального человека будущего!
Командир роты меня почти не трогал. Только один раз не удержался и похвастался:
- Такого солдата у меня ещё не было!
Что и говорить, мне было очень приятно услышать такие слова.
Через месяц занятий в части нас отправили в приграничную зону для несения караульной и патрульной службы. Наш взвод, в составе сорока человек, отправили на усиление десятой заставы Райчихинского погранотряда. Начались боевые будни.
Мы преследовали перешедшую через госграницу группу диверсантов третий день. После первого боестолкновения, во время которого погиб наш командир - лейтенант, замполит погранзаставы, и восемь человек было ранено, командование принял сержант-пограничник.
Он оставил с ранеными пять легионеров с одним из бригадиров и радиста с большой радиостанцией. Остальных он разбил по двое-трое, с таким расчётом, чтобы в каждой команде была маленькая полевая радиостанция.
- Ребята, слушай боевую задачу. - Начал он свой инструктаж. - Ниппонцы, скорее всего, сейчас разделятся на несколько групп, тактика у них такая. Наша сейчас задача - не дать им оторваться, потом в тайге их тяжело будет отыскать. Нам сейчас нужно сесть к ним на хвост, и преследовать. Пока не прибудет подмога - в бой не вступать! Наш радист будет на связи с отрядом, если что сразу докладывайте. Старшим здесь оставляю бригадира Седова. Всё, ребята, по коням!
Мы подождали пока сержант поставит задачу Седову, и двинулись по следам ниппонцев.
Вскоре мы разделились. В пару со мной сержант поставил Архипова. За эти несколько дней наш комсорг сильно сдал, поэтому бесспорно признал старшинство за мной.
Часа через четыре мы напали на след ниппонцев. По следам было очевидно, что они прошли совсем недавно. По карте я определил, что дальнейший путь их лежал по небольшой расщелине, к выходу из которой можно было срезать путь через скалы, лишённые растительности - по таким ниппонцы пойти не могли, не рискуя быть замеченными с воздуха, а мы могли.
- Архипов, давай живее, пойдём через скалы. Так мы путь срежем и устроим им засаду.
Комсорг стал жаловаться на усталость.
- Хватить ныть! Вперёд! - скомандовал я.
И мы полезли в скалы. Было тяжело даже мне, Архипов вскоре отстал. О том, что рация осталась с ним, я спохватился слишком поздно. Но зато я успел к выходу из расщелины раньше ниппонцев. Выбрав место для засады, я стал ждать.
Я умел ждать. Ещё в далёком детстве научился этому, когда, упорно позанимавшись спортом, почувствовал свою силу - и начал мстить своим обидчикам. Я их вылавливал по одиночке и избивал, а для этого иногда часами приходилось прятаться в подъездах или укромных местах, поджидая когда "цель" останется одна и не будет свидетелей.
Мои ожидания оправдались. Через полчаса со стороны расщелины показались ниппонские диверсанты. Их было трое. Впереди шёл сержант, гигант по сравнению со своими спутниками. Лицо его было скрыто тенью от каски, а может быть маскировочной мазью. Вторым шёл радист, над его плечом болталась гибкая радиоантенна. Споткнувшись о корягу, он бросил взгляд в мою сторону, и я обратил внимание на его щегольские "мушкетёрские" усики. Третий диверсант шёл, беспечно сняв каску, но внимательно озирался по сторонам.
Я выскочил из засады и со всей мощью плечевого замаха обрушил приклад автомата на голову ниппонца, шедшего замыкающим. Осколки черепа и кусочки мозгов брызнули в разные стороны. "Ничего, в следующей жизни, каску будешь одевать..." - отстранёно подумал я.
На шум повернулся ниппонец, шедший вторым. Его я ударил штык-ножом, сделав автоматом короткий, но эффективный выпад, вспоров живот снизу-вверх. Схватившись за полезшие наружу кишки, противник с визгом упал в кусты. Оставался последний враг.
Когда он начал разворачиваться, мой палец уже лежал на спусковой скобе. Для меня всё происходило, как в замедленной съёмке. Вот нипппонец медленно, медленно разворачивается, я поднимаю автомат на уровень глаз... и... О! Боже! Я не поверил своим глазам... это был НЕГР!!! Значит это правда! Военкоматчик меня не обманул - за Ниппонию сражались негры...
Эта секунда промедления стоила мне жизни. Секундное замешательство на лице негра сменилось ненавистью - и мы открыли огонь одновременно... Автоматная очередь взорвала моё тело... и существование Меня оборвалось яркой вспышкой сокрушающей боли ...
Послесловие 1.
Тело геройски погибшего легионера Поланского лежало в цинковом гробу. Солдат-срочник из ремонтной роты подготавливал к работе сварочный аппарат. Тут же сидели и курили старший лейтенант Прокопенко и старшина Штейнметц.
- Неплохой был солдат, этот Поланский. - сказал замполит. - Хороший бы из него получился старшина роты.
- Да... Добросовестный был... И говорил всегда чётко и ясно. - Поддержал старшего лейтенанта Штейнметц. - Хороший бы из него получился замполит роты.
- Лучших теряем...
- И негров парень очень не любил. Хотя по виду и не скажешь, что расист... опять же выходец из самой космополитичной нации.
- Не говори. Не повезло парню родиться в советской еврейской семье с ТАКИМ-ТО ЦВЕТОМ КОЖИ...
Над покойником вились мухи, норовя сесть на его чёрную с детства кожу.
Послесловие 2.
Из последнего письма сержанта ниппонской императорской армии Хайтиро Мурацаки:
"Дорогой отец!
Скоро я иду в тыл врага.
Ты знаешь, как я рвался воевать в Африку, чтобы очистить мир от этих гнусных негров. Я, как никто другой в нашей стране, понимаю, что неграм нет места в нашем мире. Но по каким-то высшим соображениям командование нашей учебной части отправило меня в Маньчжурию.
По прибытии к новому месту службы я пытался объяснить командиру полковнику Остготаки, что моё предназначение в этой жизни - борьба с неграми (этими нелюдями). Но полковник по секрету сказал, что на стороне русских воюют негры-казаки - отъявленные головорезы, навербованные в самых диких частях Африки. И я смогу выполнить своё предназначение именно здесь, в самом важном для империи месте.
Скоро я смогу начать выполнение самой моей благой миссии - борьбу с неграми.
Дорогой отец, я прекрасно знаю, как ты к этому относишься. Но твои сетования напрасны и чёрный цвет моей кожи здесь совершенно не при чём. Я самурай в десятом поколении.
Да здравствует Император!
Да здравствует Императорская Армия!"
Автор: Олег Матросов "Нико Лаич".