Джудит Батлер

Политическая философия в «антиинтеллектуальные времена»

Да, я не рассуждал, зато наблюдал с удивительным хладнокровием. Я видел, как мимо меня сновали люди; у них были одинаковые лица, одинаковые движения, часто мне казалось, что это ходит один и тот же человек; этот человек — или эти люди — беспрепятственно передвигался. Передо мной забрезжила великая цель.

Ф. Кафка, Отчет для академии

При каких условиях появляются феминистские и гендерные теоретики? Только тогда, когда вместо исследования порядка данного и следования логике эмпиризма они отваживаются не следовать за ними, но менять их. То есть открывать и утверждать порядки невозможного.

И. Жеребкина, С. Жеребкин, Война и мир Джудит Батлер

Чтобы понять ту или иную политическую теорию, мало записаться на соответствующий курс в университете. Для этого также мало читать профильную литературу, работать с оригинальными источниками, проводить пятничные вечера в архивах… Чтобы понять теорию, необходимо реконструировать процесс того, как она сформировалась, что натолкнуло ее авторо_к на обеспокоенность конкретной научной проблемой. Необходимо познакомиться (хотя бы заочно) с теми, кто стал проводником этих идей и мыслей в текущую социальную реальность. Представленный ниже очерк будет посвящен интеллектуальной биографии одно_й из ведущих критических мыслитель_ниц современности — Джудит Батлер, — чей путь в политической философии, не перестающий вызывать споры, является хорошим примером того, как (само)ощущение в несовершенном мире подвигает на переосмысление, деконструкцию и пересборку этого мира.

Трудный возраст. Подавленный подросток в прокуренном подвале своего дома, запирающий дверь на ключ, «врубающий» громкую музыку и «уходящий» в чтение Кьеркегора. Эта типичная зарисовка, в которой, определенно, многие увидят себя в моменты, когда наша страсть к (само)рефлексии оформляется в стиль жизни, и интеллектуальная сфера для нас становится одновременно сейфспейсом и пространством для маневра. Так начинались отношения Батлер с философией.

Консервативная среда, религиозное воспитание, дисциплина, выразившаяся в принудительном посещении занятий по иудейское этике, где по иронии судьбы Батлер узнают, за что Спиноза был отлучен от синагоги, почему Мартин Бубер считал диалог необходимым для жизни в человеческом обществе и как немецкий идеализм повлиял на зарождение фашизма. Радикальное противопоставление себя диктату обстоятельств и «корням», будто бы обрекающим на фатальную репрессивную колею, с ранних лет являет в Батлер бунтар_ку, сейчас — рьян_ую критикессу «своего» (американского) правительства, «своего» (израильского) национализма, «своей» (иудейской) религии. Недостаточно (и, более того, несправедливо) писать о них как о тех, кого в академию привела «личная боль»: эта история не ограничивается стенами Калифорнийского университета в Беркли, но выходит на улицу — пространство политического действия.

Батлер — активист_ка, что, впрочем, является трендом для современной академической культуры. И прежде чем критиковать этот тренд, как и любой мейнстрим, нельзя не вспомнить слова классика о том, что «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (примечание — 11-й тезис о Фейербахе Карла Маркса). Не будет ли являться эта активистская практика, в академии и за ее пределами, примером того самого «изменения мира»? Как бы то ни было, оглядываясь на окликание неолиберальных общественных структур, все больше убеждаешься в тезисе Альтюссера о невозможности существования вовне идеологии и необходимости все-таки занять ту или иную сторону: «дипломированных лакеев с речами об „идеальных благах“» (примечание — Владимир Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм») или класса пассионар_ок, открытого к прогрессивным социальным переменам.

Протест Батлер — это, с одной стороны, постструктуралистский протест, эмансипация субъекта от модерного дискурса через подрыв предписанных ему идентичностей. С другой, это протест арендтианской Amor mundi (лат. «любви к миру»), единения этих обездоленных, лишенных самости субъектов; и если раньше модерность диктовала им, кем они должны быть, то сейчас неолиберализм помещает их в ситуацию необходимости выбора: быть теми, кем можно из предложенных вариантов нормы. Этот протест — регенерация, восстановление утраченного общечеловеческого единства через деконструкцию репрессивных явлений власти. Философка и в прошлом директорка Харьковского центра гендерных исследований Ирина Жеребкина со своим супругом Сергеем Жеребкиным в своем энциклопедическом труде «Война и мир Джудит Батлер» причисляет их к постмарксистской школе радикальной демократии, как раз существующей на стыке феноменологии народовластия и постструктуралистского метода. В целом, в понимании интеллектуального бэкграунда Батлер я следую по стопам Жеребкиных, выводящих из ее уже более чем 35-летнего творчества стройную политико-философскую эпистему.

Единственное, в чем бы я не согласился с ними, — в их постмарксистском понимании политической философии как некой панацеи, пункта назначения любой мысли. Если Жеребкины сводят «гендерную философию» Батлер к более масштабному интеллектуальному проекту, то я останусь на позициях восприятия их как, в первую очередь, квир-философ_ини, с чьей теоретической практикой любые макротеории просто несовместимы.

Gender Troubles

Вопросы гендера имеют первостепенную важность, поскольку затрагивают самую интимную сторону жизни человека — телесное самоощущение. В постструктуралистской парадигме, как и в феминистсткой, это ощущение не является «чистым», выбранным рационально. Гендерное поведение существует в условиях (и под давлением) многочисленных властных иерархий, гегемоний, ненавистей и отвращений.

Во многом поэтому артикуляция понятия пола является не совсем корректной: по Батлер, мы не имеем пола, но имеем гендер — «сконструированную идентичность, обывательское перформативное достижение, в рамках которого сами акторы начинают верить в него и воспроизводить эту веру». С момента выхода культовой и многократно переизданной работы «Гендерное беспокойство. Феминизм и подрыв идентичности» (1990) за Батлер закрепился статус первопроходчицы перформативной теории гендера: они развивают идею о небиологичности, но биополитичности гендера; представляя совокупность повторяющихся действий и проявлений (перформансов), он через телесное самоощущение человека воспроизводит господствующие в обществе отношения власти. Само понятие перформатива Батлер заимствует из теории речевых актов британского философа языка Джона Остина. Перформативный (лат. performo — «создаю», «образовываю») речевой акт эквивалентен поступку и используется с целью конкретного действия: в случае гендера — заведомого определения гендерной идентичности человека по тем или иным «априорным» признакам. Но перформативная теория гендера — не просто языковая теория. Опираясь на дискурсивный психоанализ Лакана, Батлер под речевыми актами понимают не только речь, но и поведение как таковое, воспроизводящее конкретные речевые практики.

Тем самым физическое тело, его внешние отличительные признаки, гениталии и репродуктивные возможности не имеют ничего общего с «эссенциальной» гендерной принадлежностью — как минимум потому, что если однажды будут зафиксированы нормы на мужские и женские тела, то значительное количество мужчин и женщин просто не впишутся в них из-за специфических особенностей и уникальных возможностей своих тел. Так, и некий иллюзорный «биологический пол», и социально конструируемый гендер, по Батлер, являются одинаково подавляющими человека, не позволяющими им совершить разрыв с репрессивными историей и культурой, в которых оформился существующий тип гендерных отношений.

У социолога Александра Кондакова есть замечательная статья о пересечениях современных западных теорий феминизма и революционного проекта товарищки Коллонтай, в которой он делает примечательный вывод: ошибочно (по мнению Батлер) выделять «женщин» в единую группу по общим интересам и внешним характеристиками, что во многом свойственно первым двум волнам феминизма, не спешившим порывать с бинарным гендерным разделением. Батлер предлагают новую форму феминистской политики, лишенную гендерной основы за счет субверсии (подрыва) последней — отказа от повторения устоявшихся гендерных практик, их публичного высмеивания.

«Профессор пародии»: критики старые и новые

Такая позиция пришлась по душе далеко не многим. Например, влиятельная феминистская этическая философиня Марта Нуссбаум обвиняет Батлер в непонимании «базовых» постулатов и закономерностей теории языка и отсутствии в их интеллектуальном проекте «нормативной теории социальной справедливости и человеческого достоинства». Нэнси Фрейзер, оставаясь в модерной просоциалистической парадигме, критикует Батлер за нивелирование более простых, повседневных, «непародийных» способов понимания и проговаривания проблем своей идентичности. Многим эти замечания покажутся близкими и безапелляционными. Именно по этой причине зачастую упускаются ответы Батлер на критику в свой адрес, отсылающие к «лингвистическим трудностям» повседневности и опыте квир-бытия. Тем не менее академические диспуты отличаются от схоластических открытостью к критике и сохранением отношений коллеж_анок, и Батлер не раз участвовали в проектах своих оппоненток и издавались под одной обложкой с Шейлой Бенхабиб, Гаятри Спивак, Нэнси Фрейзер, Юргеном Хабермасом и Анжелой Дэвис.

Но сегодня гораздо более обострена критика Батлер «справа» — со стороны движения транс-эксклюзивного радикального феминизма (TERF). Из-за того, что в высказываниях Батлер нередко проскальзывают прямые сравнения дискриминации транс-персон в публичных женских местах и идеологии эссенциализма «биологического пола» с фашизмом, для многих феминистских активисток они становятся главным врагом движения. Однако и здесь сложно уличить Батлер в том, за что их обвиняют радикалки: перформативная теория гендера не подразумевает его нереальности или незначительности для личности, напротив, она подчеркивает его сложную социальную организацию и встроенность во все процессы жизни в обществе.

Тезис Кондакова, во многом созвучный с тем, о чем пишут Жеребкины, об объединении разных протестных движений, включая антивоенное, вокруг «разрушения пола», хорошо отражает проблематичность лозунга «личное — это политическое», который хотя и политизировал то, что много веков находилось дома, в сфере приватного, но по-прежнему не подталкивал к восприятию политики как общего, «телесного» дела. Неолиберализм, рассеивающий политического субъекта, крайне уязвим к «практикам непосредственного проявления тела» — публичным собраниям: со-стоянию, со-дыханию, со-движению, со-говорению, со-молчанию, — которые обнажают теряющуюся в бесконечных консенсусах человеческую витальность со свойственными ей телесностью и аффективностью.

«Я надеюсь, что они просто сложат оружие»: ненасилие между академической теорией и политической практикой

«Я надеюсь, что армия провалится, или что военные откажутся идти в бой, или они сложат оружие, поднявшись на бархатную революцию», — отвечают Батлер на вопрос об окончании угадываемой войны в интервью для Международной премии Каталонии 2021. Неизвестно, хотят ли они оказаться в одном ряду с такими теоретиками непротивления злу насилием, как Махатма Ганди и Лев Толстой, но именно к этому последовательно ведет их жизненный путь: гражданский, феминистский и квир-активизм, поддержка движения «Оккупай», участие в забастовках против вторжения США в Афганистан и Ирак, митингах в поддержку политзаключенных и, конечно, выступлениях против оккупации Израилем палестинских территорий, — одной из наиболее болезненных тем для Батлер. Как и другая известная еврейка, философиня и критикесса сионизма Ханна Арендт, Батлер уделяет особое внимание истокам арабо-израильской войны не только в своей академической работе, но и в членстве в Образовательной сети за права человека в Израиле/Палестине и «Еврейских голосах за мир». В 2012 году, когда Батлер была присуждена Премия Теодора Адорно, посол Израиля в Германии достаточно резко высказался в отношении лауреатки, обвинив их в антисемитизме за призывы к бойкоту Израиля. Но даже несмотря на то, что в мире до сих пор сильны антисемитские настроения, Батлер, как и Арендт, регулярно сталкивающиеся с осуждением других евреев, уличить в следовании этой идеологии крайне сложно: уже потому, что интеллектуальная традиция, приверженками которой являются и Батлер, и Арендт, во многом опирается на иудейскую этику и творческое наследие тех, для кого эта этика была не только интеллектуальным ориентиром, но и повседневностью: от Мартина Бубера до первого поколения Франкфуртской школы.

Хотя пацифистские взгляды на жизнь были свойственны Батлер с ранних лет, эпистемически они оформляются на страницах «Заметок к перформативной теории собрания» (2015). Опираясь на свои предыдущие исследования, включая «Гендерное беспокойство» (1990), «Тела, имеющие значение» (1993) и особенно «Фреймы войны» (2009), Батлер утверждает, что сегодня далеко не каждый может не то что бы, например, принять участие в антивоенном митинге, но просто выйти на улицу, не подвергаясь притеснениям. Прекариат — те, кто, по Батлер, предельно исключен из публичного пространства, — находится под перманентной угрозой уничтожения, поскольку жизни представителей этого «опасного класса» не считаются такими же ценными и значимыми жизнями, как жизни всех остальных людей.

Жеребкины очень уместно отмечают, что Батлер — философ_иня политического в условиях новой онтологии социального — онтологии войн. Войн не только и даже не столько государств, а войн более глобальных: войн между народами, классами, гендерами, любыми идентичностями, находящимися в конфликтующих отношениях друг с другом. В условиях этих войн индивидуализм является опасной ловушкой, разрушающей социальные связи между людьми и помещающей их в ситуацию «войны всех против всех», что, впрочем, играет на руку неолиберальной гегемонии, стремящийся привить бóльшую лояльность и, что важно для Батлер, эмпатию Своим, носителям гегемонных идентичностей, чем Чужим, не вписывающимся в господствующий порядок.

Одним из наиболее важных концептов для субверсии такого порядка является «оплакиваемость». Во «Фреймах войны. Когда жизнь оплакиваема?» и «Силе ненасилия» (2020) Батлер на примерах публичных траурных ритуалов выстраивают феноменологию оплакивания в неолиберальном обществе, где большего сочувствия заслуживают те, кого мы считаем более «живыми». Так, сопереживание «своим» солдатам, «своим» жертвам, «своим» ближним с «правильной» жизненной позицией считается чем-то само собой разумеющимся, в то время как страдания других, беженцев, узников тюрем, ВИЧ-инфицированных, в лучшем случае остаются без внимания.

Выход из сложившейся ситуации Батлер видят в этике ненасилия. Коллективное осознание человеческой хрупкости и уязвимости перед репрессивными структурами общества способно преодолеть разобщенность, а вместе с тем и эмансипировать человека от матрицы «свои-чужие». Этика ненасилия так же перформативна и предстает в виде ненасильственного протеста, центр которого — «альянсы хрупких тел», объединившиеся для коллективного, а, по Батлер, значит и со-чувствующего, политического действия. Наиболее эмпирически ценными для них являются протесты на площадях Тахрир (2011) и Таксим (2013) в Египте и Турции соответственно, а также демонстрации движения «Черные жизни важны».

Вместо вывода, или Люди в «антиинтеллектуальные» времена

Если для Арендт время колоссальных общественных сломов, утрат и потрясений было «темным», то для Батлер это время, время, в котором мы живем, — «антиинтеллектуальное», противящееся даже минимальной критической (само)рефлексии. Войны между государствами, ненавистнические социальные движения, политики-популисты, — все это черты совсем не человеческого лица нашего капитализма. Идея Батлер, какой бы утопической она ни казалась, состоит в радикальном повороте к человеку; не ницшеанскому Übermensch, а человеку со-страдающему, уязвимому и хрупкому, признающему свое бессилие перед лицом внешнего мира, но именно в этом бессилии обретающему подлинную силу — силу быть собой, силу чувствовать себя и осознавать себя как часть человечества, силу несогласия пусть с тотальным, но очень неустойчивым и неуверенным в себе насилием.

Библиография на русском языке

• Психика власти: теории субъекции. Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2002.
• Заметки к перформативной теории собрания. М.: Ад Маргинем Пресс, 2018.
• Сила ненасилия: сцепка этики и политики. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2022.
• Гендерное беспокойство. М.: V-A-C press, 2022.

Избранные статьи и главы в сборниках

• От пародии к политике; Случайно сложившиеся основания: феминизм и вопрос о «постмодернизме»; Чисто культурное // Введение в гендервые исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001.
• «Совесть сотворяет субъектов из всех нас». Подчинение у Альтюссера // журнал «Гендерные исследования» № 6, 2001.
• Промискуитетное послушание // журнал «Гендерные исследования» № 11, 2004.
• Отдавая отчет о себе // журнал «Гендерные исследования» № 17, 2008.
• Вместе с Гайятри Чакраворти Спивак. Кто воспевает нацию-государство? Язык, политика, принадлежность // журнал «Гендерные исследования» № 18, 2009.
• Гендерное регулирование // Неприкосновенный запас № 2, 2011.
• Ну, и чего вам надо? И куда это идет? // Неприкосновенный запас № 2, 2013.
• Джудит Батлер о культурных войнах, Роулинг и жизни в «антиинтеллектуальные времена» // Критика феміністична, 2020.
• Размышления о Германии // Квир-теория и еврейский вопрос / Под ред. Даниэля Боярина, Даниэля Ицковица, Энн Пелегрини. М.: ИД Книжники, 2020.
• Тела, имеющие значение. Введение. Ч. I // syg.ma, 2020.

• Пытки и этика в фотографии // syg.ma, 2021.
• Запрос на ненасилие // Новое литературное обозрение № 6, 2023.
• Компас скорби // DOXA, 2023.