Вопросы поколения постсоциализма

Для многих начало нового года — время намечать долгосрочные планы и обозначать границы собственных перспектив. Мы же считаем, это лучшее время, чтобы задавать вопросы, причем не только «прекрасному далеко», но и «темному» прошлому, на деле оказывающемуся менее постижимым, чем грядущее будущее. Антропологическая катастрофа, произошедшая 30 лет назад, обнажила наиболее глубокие противоречия капитализма, в том числе в современной идеологии, которые до сих преломляют наше видение советского: для одних – романтизируя его, для других — травматизируя, для третьих — делая нейтральным или же «противоречивым». Чтобы разобраться, исследовательская группа Post-Marxist Studies собрала 10 наиболее волнующих вопросов поколения постсоциализма – поколения, для которого «реальный социализм» является всего лишь историко-культурным сюжетом, но не реальным жизненным опытом. Комментарии, приведенные под вопросами, не ставят своей целью претворить ответы на них, а, напротив, приглашают к дискуссии о феномене, выходящем за пределы конвенциональных субъективных оценок; феномене «реального социализма», о котором мы будем спорить и (не)соглашаться в течение ближайших нескольких месяцев.

Как прогрессивная концепция развития общества, разработанная социальными исследователями и теоретиками социал-демократий конца XIX – начала XX вв., выродилась в государственное охранительство?

Идеи нонконформистских мыслителей, взятые за основу прогрессивных социальных преобразований, были восприняты, но не реализованы в странах «реального социализма». На смену «старым гвардиям» революционеров пришли бюрократические элиты, основной целью которых стало сохранение собственного привилегированного положения посредством насаждения консервативных общественных порядков.

Какие социально-политические обстоятельства способствовали складыванию авторитарной личности Homo (post)soveticus и ее воспроизводства в криминализированных реалиях 1990-х?

Бытовой консерватизм и репрессивность (пост)советского человека привели к разрыву с идеалами гармонически и всесторонне развитой личности, открытой к прогрессивной социальной динамике. Культура вражды, эскалация которой происходит в 1990-х, наслаивается на неустойчивый ценностный фон общества «реального социализма», тем самым создавая почву для события ненависти.

Был ли закономерным крах советского экономического проекта и почему рыночная система не смогла компенсировать его последствий?

Плановая экономика, утвердившаяся как основной тип хозяйствования «реального социализма», оказалась уязвимой к стагнации в производстве и, как следствие, в публичной сфере. Рыночные реформы лишь укоренили существующие противоречия, а повсеместная конкуренция, стимулируемая государством для дефибрилляции экономической системы, продолжила разложение устойчивых связей внутри общества.

Где проходит и проходит ли граница между советским и колониальным?

Несмотря на декларируемое равенство и «дружбу» народов «реальный социализм» положил начало колониальному проекту «красного империализма», нацеленного на импорт идеологии в политически уязвимые и дестабилизированные государства. Любые формы борьбы за самоопределение национальных и этнических меньшинств, не соответствующие политическому курсу республики-«старшей сестры», признавались мелкобуржуазными и классово враждебными коммунистическому идеалу.

Какова роль оппозиции «природа/техника» в существовании «реального социализма»?

Сосуществование экодружественной и технопозитивной повесток в надстройке «реального социализма» не находило политического воплощения, а возможность возникновения новых онтологических смыслов на этой почве пресекалась подчиненностью природного и машинного бюрократическому аппарату; антропогенные и техногенные катастрофы нормативировались как издержки эффективной эксплуатации природы и техники.

Что заставляло политические режимы «реального социализма» поддерживать пограничные состояния общества, в том числе перманентную мобилизацию и чрезвычайное положение?

Перманентная угроза, изначально конструируемая сюжетами мировой революции, позже — холодной войны, обеспечивала высокий уровень мобилизации общества «реального социализма» и благоприятную почву для введения чрезвычайного положения как ситуации отмены нормы недопустимости массового насилия и государственного произвола. Наследующий ей постсоциализм сохраняет образ врага в лице глобального Запада и продолжает использовать нарратив войны в качестве медиума для достижения действующими элитами социального одобрения политического курса, который они лоббируют.

В чем заключается символическое значение личности Иосифа Сталина и сталинизма в переходе к «реальному социализму» как альтернативной смысловой реальности?

Маргинализация дискуссии о роли Иосифа Сталина и политики сталинизма в истории советской власти, от XX Съезда КПСС и до настоящего момента, препятствует формированию полной критической оценки истоков «реального социализма» и демаркации границ между авторитарным и тотальным в рекурсивном мыслительном пространстве. Вытеснение Сталина из публичного дискурса при отсутствии должной рефлексии приводит к замкнутому циклу реабилитации сталинизма без Сталина, так часто наблюдаемого в постсоциалистических политиках.

Как работает «политэкономия утраты»?

Феномен «политэкономии утраты», характерный для постсоциалистического чувственного опыта, проявляется в постоянном воспроизведении ностальгии по наиболее травмирующим ситуациям (например, Эпохе застоя), сопряженным в массовом сознании с предельным благополучием и устойчивостью. Нехватка утраченного социального типа замыкает динамическое развитие общества, отдавая приоритет не позитивной политической программе, а имманентному преследованию фантома «светлого прошлого».

Почему современная постсоциалистическая культура апроприирует советское?

Для постсоциализма характерно постоянное возвращение к сюжетам и образам, характерным для советской культуры. Их рецепция обуславливаются не поиском Смысла, революционного по отношению к капиталистической тотальности, а желанием повторить структурную логику государственности «реального социализма» и тем самым легитимировать собственное существование в политическом пространстве.

С чем связан ренессанс правых политических сил в странах постсоциализма?

Реконструирование традиционалистского контекста сопряжено с запаздыванием капиталистического развития, преодоление которого мыслится постсоциалистической властью исключительно в категориях отмены прежних социальных достижений. Складывающаяся ситуация социальной уязвимости аккумулирует правые политические силы, стремящиеся к господству по заведомо известным историческим траекториям: терпимость со стороны общества по отношению к их действиям, дает им почувствовать вседозволенность и открывает канал для их радикализации, находящей отражение в акциях ненависти, демонстрациях собственного превосходства и лоббировании репрессивных политик.