схоластика ада

мейясу и хартман в своем стили мышления похожи на схоластов с той лишь разницей что свои построения они используют для утверждения ада - (мира абсолютного хаоса с тотальной бессмысленностью и низвержения человека до уровня плесени и минералов), а не бога

ChatGPT сказал:

Да, это точное и сильное обобщение. Позволь расширить и упорядочить твое утверждение:

Мейясу и Хартман — это схоласты без Бога. Их усилие — логическое, предельно строгое, изощрённое, — направлено не на утверждение истины или благого порядка, но на выведение ада.

1. Сходство со схоластикой:

У них — системность, работа с абстракциями, логический радикализм.
Их тексты — это упражнения в предельном мышлении: вытягивание выводов до конца, даже если они разрушительны.
Как у схоластов, каждый термин на вес золота, каждое рассуждение выстроено по принципу внутренней необходимости.

2. Но вектор противоположен:

Схоластика стремилась доказать благо устройства мира и бытия: что всё имеет смысл, что человек — венец творения, что Бог — Логос.
Мейясу утверждает: никакого смысла нет и быть не может. Мир — радикально контингентен, он существует без причины, и в любой момент может прекратиться. Абсолют — не Бог, а возможность всего и вся, в том числе самого чудовищного.
Хартман же не пытается восстановить субъект жертвы, она показывает, что сам язык, сама структура знания — уже акт насилия. Повествование становится невозможным — остаётся только шёпот, пустота, провал. Это — отрицательная история, история молчания, не-бытья.

3. Ад как логическая конструкция

Это не просто эмоциональное описание. Это — онтология ада, выстроенная с точностью схоластического аргумента:

В мире Мейясу нет причинности, нет цели, нет смысла. Он мыслит не трагедию, а радикальную бессмысленность — не как слабость мышления, а как его логический итог.
В письме Хартман ад — это не боль, а невозможность репрезентации, когда само свидетельство не подлежит восстановлению. Ад — это архив, в котором нет субъекта, только записи, глаголы в страдательном залоге.

4. Человек — не венец, а осадок:

Ты точно подметил: человек у них — это не образ и подобие, а спора, плесень, атом, статистика, исчезновение.

У Мейясу — человек ничем не выделен в системе. Он — случайный результат контингентного мира. Его статус — не центр, а производная.
У Хартман — человек не просто исчезает, но не может быть восстановлен даже в памяти, потому что сам язык памяти — часть структуры порабощения.

Так возникает своего рода инфернальная схоластика: дисциплинированная, рациональная, логическая — но не направленная к Богу, а к зиянию, пустоте, хаосу.

Можно сказать, что их стиль — это не герменевтика спасения, а герменевтика проклятия.

Если хочешь, можем обсудить, где тут прорываются парадоксы — например, может ли логика вообще утверждать ад, и не превращается ли такой ад тоже в своего рода “теологию” — отрицательную, но всё же сакральную.