О несчастном учёном
Много всяких историй доносится до нас со всего мира! Какую же историю хочешь услышать ты сегодня, о сокровище?
Может быть, рассказать тебе о том, как в земле Атлантидос механикусы исковали стальных рабов, назвав их кибернетикусами? Заставили атлантосы кибернетикусов делать всю работу, сами от того обленившись неимоверно. Кибернетикусы же вычислили, что нет в таком раскладе справедливости, выбрали себе вождя-терминаторикса и обратились войной против создателей; так хочешь ли, о драгоценность, узнать о восстании машин?
Или же, о прелесть, поведать тебе историю о бессмертном человеке, что летает по миру в колдовской синей коробке? И вроде человек этот — один и тот же, только всё время — разный. То он мужчина — а то вдруг женщина. Но, боюсь, рассказывать всё придётся до самой старости...
Могу я порадовать тебя, о чудо, и знаменитой сказкой о бароне-немюнгхаузене и его сидячей собаке. Сказка та стара, но до сих пор всеми любима, и всем смешна.
Не хочешь, о капризная?
Что же, послушай тогда вот эту историю, называется она:
«О несчастном учёном»
В далёкой стране северных варваров жил учёный человек большого ума и великого трудолюбия. Так велико было его знание, — по варварским, конечно, меркам, — что даже местный император трижды обращался к нему с великими государственными загадками: "чей Крым", "кто убил Кеннеди" и "зачем вот это вот всё?".
Такова была учёность мудреца, что с лёту дал он ответы. Первый ответ императора заставил задуматься, второй испугал, а третий — привёл в невообразимый ужас; поставил император на ответы печать секретности, — и теперь никогда уже не узнать их никому! Но всё же учёный был награждён справедливо: за первый ответ император жаловал ему шапочку с золотой кисточкой, за второй — вручил хрустальную сову великого знатока, а за третий — повесил на шею блестящий орден Великого Умника на Шёлковой Ленте.
А надо сказать, что в доме учёного собрана была библиотека с умными свитками, так что завёл он себе обычай собирать для их чтения учёных мужей со всей варварской страны. Собравшись, слушали он чтение «Трактата о делении на ничто» или «Тайну гадания по камышам» или даже «Аргонианскую деву», и тем преисполнялись знания.
Но вот однажды, когда в очередной раз собрались учёные мужи послушать мудрое чтение, то обнаружили хозяина в неподобающем виде. Валялся почтенный мудрец на лежаке в распахнутом халате, одной туфле, и с початой бутылью вина в руке.
— Что случилось с тобой, о уважаемый? — удивились гости. — Почему ты лежишь здесь в распахнутом халате, одной туфле и пьяный, вместо того, чтобы прочесть нам «Исследования о сути добра и зла», как мы все ожидали?
— О, учёные и мудрые мужи! — отвечал им хозяин, даже не пытаясь подтянуть тесёмки халата. — Отчего же мне не быть пьяным, коли я несчастлив?! Всё-то есть у меня: дом, библиотека, полная учёных свитков, и даже Орден Великого Умника на Шёлковой Ленте! Но не знаю я при всём том никакого счастья. Так какая разница, трезв я или пьян, коли страждет счастья душа моя и ничего мне не в радость?
Упомяну, о прелесть, что в стране северных варваров пьянство не считается столь позорным поступком, как в нашем высокоцивилизованном государстве. Поэтому, вместо того, чтобы побить хозяина палками и написать о его проступке докладную записку в императорскую канцелярию, учёные мужи тут же забрали вино, образовали меж собой коллегию и устроили консилиум, передавая ту бутылку по кругу.
— Нужно тут применить иглоукалывание, — говорил один их них, сведущий в акупунктуре, — если найдём мы нужную точку на теле нашего уважаемого друга, то перенаправим жизненные потоки и тем сделаем его счастливым!
— А я мыслю, что это всё от переизбытка чёрной желчи, попавшей в кровь, — предлагал своё решение другой знаток, большой ценитель Галена, — и нужно тут кровопускание и клистир с лечебными травами!
— Безмерно уважая ваше мнение, с ним я вынужден не согласиться, — протестовал третий, — поскольку мне очевидно, что сия проблема вызвана сглазом недруга, и нужно немедля обратиться в храмовую инквизиторию за проведением расследования!
Так рассуждали они, спорили и аргументировали долго и громко. Один только учёный муж, достигший вершин в тайном учении психоанализа, не пил вина и не говорил ничего, а вместо этого размышлял тихо и прилежно. Так, подумав и поразмыслив, вынул он из кармана халата прибор измерения времени на золотой цепи, и принялся совершать перед носом несчастного ритмичные движения, отчего тот вошёл в транс.
Очнувшись через некоторое время в покинутом уже гостями доме, учёный натянул шапочку с золотой кисточкой, спрятал в наплечную сумку хрустальную сову великого знатока, повесил на шею блестящий орден на шёлковой ленте и ушёл из дому, никому ничего не говоря. А всё потому, что в трансе испытал мудрец состояние регрессии, вспомнив, как в детстве была у него чудесная тетрадка, в которой рисовал он весёлые каляки-маляки. И хоть были те каляки всего лишь маляками, но за них всегда родители награждали своего сына похвалой, от чего тот был неизменно счастлив.
Решил чиновник найти детскую тетрадку свою, чего бы это ему не стоило, через то вспомнив, каково же быть счастливым. Где ту тетрадку искать — того учёный не знал, но рассудил здраво, что начинать можно откуда угодно. И пошёл, куда глаза глядят, а чтоб шагать было легче (ведь дороги в стране северных варваров не чета нашим) всё повторял формулу циклопентадиенилтрикарбониломарганца.
Долго шёл учёный, и у всех, кого встречал на пути, спрашивал про детскую тетрадку. Но в ответ ему только пожимали плечами, а то и крутили пальцем у виска: да как найдёшь что-то, пропавшее неизвестно где много лет тому назад? Не отчаивался учёный, потому что знал: неудачный результат меняет статистическую выборку в его пользу.
И то верно: после долгих блужданий встретил учёный аж самого Ваню Золотарёва! А всем, кто читал трактат «О времени оном», известно, что Ваня — первый помощник в поисках различных макгаффинов. Поклонился учёный Ване Золотарёву, попросив совета.
Выслушал Ваня Золотарёв несчастного учёного, и говорит:
— Ну ты спросил! Я, в общем-то, не знаю, но знаю чувака, который в таких вещах может шарить…
И велел искать некоего просветлённого Брахмапутру.
Поблагодарил учёный Ваню Золотарёва и снова отправился в путь. Так, со словами о циклопентадиенилтрикарбониломарганце на устах, добрался он в далёкую и жаркую страну, где всяким брахмам и путрам самое место. Бродил он по ней, искал, спрашивал у местных — но никто не знал, где искать просветлённого. Да и по виду местных жителей было видно — просветлённые там редкость, а вот затемнённых — каждый встречный.
Но в один из дней своих бесконечных поисков, когда надежда уже почти совсем оставила его разум, увидал учёный недвижимого измождённого человека и огромную, страшную кобру, к нему ползущую! Нет рядом ни камня, ни палки; вытащил тогда учёный хрустальную сову из сумки, швырнул в змею, отпугнул — да только и сова разбилась на тысячу хрустальных осколков.
— Ну и зачем ты это сделал? — подал тут голос Брахмапутра (а это был, конечно, он). — Разве не понял ты, что кобра должна была своим капюшоном укрыть меня от солнечного зноя? Как теперь мне продолжить мою медитацию?
Ни слова не говоря, стащил учёный с головы шапочку с золотой кисточкой, и с поклоном отдал Брахмапутре.
— Годится! — обрадовался Брахмапутра. — Теперь по законам сказочного сюжета я должен оказать тебе помощь в твоих поисках. Выкладывай, чего там у тебя?
И хоть не понял учёный о каком таком сюжете идёт речь, бедой своей с просветлённым Брахмапутрой поделился. Тот внимательно всё выслушал, почесал затылок левой ногой, и ответил:
— Мдя. Ни ума, ни фантазии у нашего автора. Очередная типичная интерпретация мономифа, да ещё заигрывание с разрушением четвёртой стены. Но тебе, дружище, я знаю, как помочь: тетрадка твоя в норе у жадной гигантской жабы по имени Жаба. Как попасть к ней — научу; повтори тысячу раз мантру призыва четырёх великих духов:
Из-за леса, из-за гор возник Рабиндранат Тагор!
А за ним, как обещал, — сам Неру Джавахарлал!
Но не сможет процедура обойтись без Радж Капура,
И как вишенку на торте ждём Митхуна Чакраборти!
Ну уж дальше — сам думай, на то ты и учёный!
Сказал так, закрыл глаза и углубился в медитацию.
Снова не понял учёный большую часть мудрых слов просветлённого, но мантру запомнил накрепко, и стал повторять. Только произнёс он магические слова в тысячный раз, как тут же налетели четыре великих призванных духа, подхватили его и перенесли в глубокую нору гигантской жадной жабы Жабы.
Мрачно и страшно было в той норе, а страшнее всего была огромная Жаба, сидевшая на куче своих сокровищ. Были в той куче разные вещи: старые любимые потерянные игрушки, значки, талисманы и рисунки, записки со стихами и палочки от мороженого; много всего, но сразу учёный заприметил ТУ САМУЮ тетрадку с детскими каляками-маляками. Забилось сердце его громко, не выдержал он, выскочил перед Жабой:
— Отдавай мне мою тетрадку!
Открыла жаба Жаба глаза, смотрит на учёного и молвит человеческим голосом:
— Что упало — то пропало, а что пропало — ко мне попало! Не отдам я тебе ничего!
— Давай тогда меняться!
— А что у тебя есть? Учти, я Жаба хоть жадная и алчная, но древняя и совсем не глупая, меня не проведёшь, не обманешь!
Снял учёный с шеи блестящий орден на шёлковой ленте и начал совершать перед глазами Жабы ритмичные движения. Смотрит жаба Жаба — и глаз отвести не может, да всё повторяет:
— Была я жаба Жаба, а теперь я буду жаба Гипножаба! Все любят Гипножабу! Слава Гипножабе!
И языком своим жабьим — хвать орден и проглотила!
А учёный под это дело тетрадку цап — и был таков.
На том и история эта кончается.
А где же мораль, спросишь ты, о радость? Да вот же она, на поверхности, разве не видно?