После смерти дети моют посуду

Дети — лучшая форма жизни на планете. Они не ворчат, не сетуют на плохую погоду, не воруют у других тепло и свет, а главное - они хотят жить. И поэтому я всегда был против убийств детей. Так же ведь нельзя!

А здесь, в этом странном месте, это вполне нормальное явление. Они, эти тёмно-серые личности, даже закон всем написали о том, что ребёнка надлежит убить, как только он достигнет определённого возраста. А некоторые умирают ещё раньше. И всё нормально. И все рады и счастливы. Как-будто так и должно быть. А я всё равно не понимаю, за что им это?

В детских глазах бездонная пропасть. Там есть ответы на все вопросы. Там целый мир! Мир красочный и насыщенный. Одного зеленого цвета там найдёшь миллион оттенков. В тех глазах спрятан мир, в коем есть и честь, и совесть, и доблесть. Идеальный мир. Мир без грязи, без боли.

Смотрят они на меня этими глазами, полными наивного веселья, а я понимаю, что скоро погаснут они. А они смотрят и не понимают, что убьют их, беспощадно. А после пройдут они по реке забвенья, в которой утопят всё свои карандаши цветные, игрушки и фантазии, и на другом берегу встретит их, уже мёртвых, новый мир. Там человек, лицо чьё сокрыто под маской фарфоровой, даст каждому табличку с правилами, номерок порядковый и маску, такую же, что и у него. На том берегу мёртвые дети моют посуду и кости. Кости свои и других детей. Умерших детей. Чистоплотные они там становятся. Жуть. На роботов похожи. Моют, моют, а в глазах песок, и только лампочка горит сухая такая, жёлтая.

Иногда дети мёртвые с живыми детьми встречаются, бывает такое. Не любят они живых, не понимают. Завидуют, наверное. Завидуют, да только вида не подают, не принято так.

А бывает и такое, что не умирает детская душа, срок вышел, а она живёт себе и живёт. Тогда на её охоту открывают. Травлю просто. Не любят здесь живых. А любят посуду мыть и кости.

Наверное, они плачут по ночам, умершие эти, только тихо, чтобы никто не слышал, чтобы никто не знал о том, как им хочется вернуть душу свою детскую, как им хочется быть живыми. Они рыдают, воют и голосят в одиночестве, чтоб никто не догадался, что мёртвые плачут. Мёртвые не должны плакать. И потому они молчат. Молчат и моют посуду.