К ВОПРОСУ ОБ "УБЛЮДКОВ ИЗ ОБКОМА" (О СОВЕТСКОЙ ЦЕНЗУРЕ)

Любопытную и наглядную историю находим в книге воспоминаний Даль Орлова "Реплика в зал. Записки действующего лица": "Те в кино, кто помнят семидесятые годы, а, значит, еще живы, а также те, кто только понаслышан о них из легенд, книжек, публикаций, возможно, ждут: а что скажет автор о своем участии в удушении знаменитого фильма Элема Климова "Иди и смотри"? Ведь сам-то Климов просто ужасы рассказывал...

Сейчас расскажу и я - честно, как на духу. Расставлю, как говорится, точки не только над I, но и везде, где им полагается быть...

Можно понять руководителей Минской студии, а также ЦК республиканской компартии, который возглавлял тогда бывший школьный учитель, бывший партизан, Герой Советского Союза, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Петр Миронович Машеров. Конечно, они обрадовались, когда узнали, что такой известный режиссер как Элем Климов вместе с местным писателем Алесем Адамовичем, автором повести "Я из огненной деревни", будут делать фильм о белорусских партизанах. Да еще при поддержке "Мосфильма"!

Машеров выделил режиссеру большую квартиру в центре своей столицы, обеспечил персональным транспортом. Он отложил все дела и за два дня облетел с Климовым на вертолете республику, показывая и рассказывая, где и как белорусы здесь воевали. Ему, видимо, представлялось, что вот теперь, наконец, на экранах появится нечто, действительно, небывало значительное, через что весь мир узнает о несравненном геройстве его народа.

Через некоторое время Климов и Адамович представили белорусам литературный сценарий, а потом и режиссерский. По режиссерскому, известно, фильм видится почти воочию, - что будет на экране, кто и что говорит, где и сколько молчат, сколько и какой потребуется музыки, шумов, что - днем, что "в режиме", какую подтащить технику, сколько и на что потребуется пленки, - полная ясность...

И вот когда в республике все это прочитали, то впали в сильную озабоченность. Перед ними оказалась не поэма о подвигах, которую ждали, а нечто противоположное: подробно, с жестокой откровенностью было представленно гитлеровское изуверство - это с одной стороны, а с другой - партизаны были показаны грязными, предельно убогими, зачастую лишившимися человеческого облика.

В Москве считали, что поскольку картину курирует сам Машеров, то пусть, мол, белорусы сами и разбираются с возникшими проблемами. Белорусская же сторона норовила свалить проблемы на Москву, на руководство Госкино. Пошла переписка. "Я был "диспетчером", - рассказывает Борис Павленок, - слугой четырех господ, доносящим до съемочной группы претензии всех сторон - ЦК Белоруссии, "Мосфильма" и "Беларусьфильма", а также руководства Госкино".

В центре фильма должен был стоять подробно разработанный эпизод - гонка вокруг большого лесного болота. Адская круговерть: партизаны пытаются настигнуть немецкий отряд, а тот, убегая, преследует преследователей. Собака гонится за собственным хвостом. Страшные физические муки испытывают и те и другие, причем, муки одинаковые. Зрителей призывали в равной степени сострадать и тем и другим, поскольку эти пробирающиеся по болотам, теряющиеся силы, истекающие кровью, падающие от усталости противоположные силы - страдают в равной степени. Может быть, режиссер хотел развернуть на экране метафору: войны бессмысленны, они равно губительны как для проигравших, так и для победителей. Может быть... Но он не учитывал, что не на белорусской земле пристало разворачивать метафоры абстрактного свойства, они не очень уместны там, где десятки и сотни деревень вместе с жителями сожжены фашистскими пришельцами...

- Почему надо сострадать немцам, в той же степени, что и партизанам? - спрашивал я Элема, когда мы обсуждали с ним поступавшие со всех сторон замечания по сценарию. - Им, этим немцам, что им мешало сидеть дома? Зачем они приперлись к чужому болоту? Сидели бы дома и не пришлось бы страдать! Это же наше болото, чего они тут бегают?

Элем отвечал, что маленький конкретный человек, которого послали на бойню, страдает вне зависимости от того, какую историческую силу его вынуждают представлять. Это же, мол, общечеловеческая идея.

- Но с нашей стороны война-то была отечественной, не так ли? Враг пришел на нашу землю. При всей значительности общечеловеческих идей, здесь решалась проблема конкретно-историческая -быть нам или не быть.

Каждый стоял на своем.

И еще был один смысловой узел в сценарии, вызывавший ожесточенные сшибки с авторами: озверевший от перенесенных потрясений мальчик Флера в финале стреляет в портреты Гитлера, которые даны в обратной ретроспекции: от последнего, до Гитлера-младенца на руках матери. Флера стрелял и в младенца. Смысл картины мгновенно перекашивался: возможно, зло и предопределяется генетикой, но наш подросток, стреляющий в младенца, смотрелся не мстителем за попранную Родину, а прямым изувером. Нормальный человек, видящий убиение еще ни в чем неповинного младенца, испытает только ужас и отвращение к стреляющему, каким бы "пострадавшим" его ни представлять.

Но и с этой позиции Элем не желал сдвинуться. В расстреле младенца ему виделся особый смысл, который не дано было постигнуть никому, кроме как ему и Адамовичу.

Так нашла коса на камень. Тупые дуболомы из власть придержащих не давали развернуться фантазиям смелого художника, имевшего сказать человечеству свою истину о войне и белорусских партизанах. Власти настаивали, художник упирался. Когда в Госкино и на Белорусскую киностудию поступил очередной и, как всеми ожидалось, окончательный, наконец, вариант режиссерского сценария, стало ясно, что две только что описанные принципиальные позиции остались без изменений.

Нынешний продюсер, попав в подобную ситуацию с каким-нибудь норовистым режиссером, поступил бы просто - убрал этого и позвал другого. И никто бы не возмутился. Но зато, комментируя прошлое, мы почему-то все обряжаем в такие пышные кружева одних лишь идейных противостояний, что здравый смысл уже и не просматривается.

...Во множестве интервью Климов напирал на то, что добрым гением его проекта "Убить Гитлера" был хозяин республики Машеров, что с его одобрения начинался проект, - и это правда. Но Климов нигде не сказал, что и остановлен проект был по требованию Машерова! Последнее, конечно, не согласуется с апокрифами о его особой любви к Климову, но дело обстояло именно так. Однако, по порядку...

В 1996 году вышла книга В.Фомина "Кино и власть". Последняя обложка наполовину занята текстом Алеся Адамовича: "Сколько талантливейших произведений было изувечено цензурой, сколько было уничтожено еще в зародыше, на стадии замысла". Как же он прав! И как же, хочется добавить, важно, восстанавливая истину о прошлом, по возможности еще и не врать задним числом. А то наврет иной свидетель в мелочи, а ему и в крупном не поверят...

Откроем помещенное в этой книге интервью с Элемом Климовым, найдем то место, где про "Иди и смотри" ("Убить Гитлера"), про то, как в Минске "останавливали" работу над картиной.

К моменту данного интервью Климов давно покинул руководство союзом и долгих десять лет ничего не снимал. Может быть, поэтому его память "слетела с колков" и стала воспроизводить нечто просто фантастическое?

Вот он сообщает: "Неожиданно в Минск прикатили Павленок и Даль Орлов", чтобы "убить фильм наповал". Он рассказывает о некоем шофере "Волги", на которой нас с Павленком, якобы, возили, и мы, сильно выпившие, вслух строили планы будущего изничтожения фильма, а шофер потом все Климову и передал. "Так что сценарий казни был нам известен наперед", - удовлетворенно замечает режиссер.

Тут всему хочется поверить, но приходится сделать нешуточное уточнение: я, действительно, в Минск приезжал, но приезжал один, без Павленка! Один! Кого же мог возить тот стукач-шофер?! Если меня одного, тогда, значит, я громко разговаривал сам с собой, вслух выдавая шоферу свои коварные планы. Бред какой-то...

...Утром прибыл в Минск, меня встретили и прямо с вокзала повезли в ЦК партии к секретарю по идеологии Александру Трифоновичу Кузьмину - для знакомства и, как оказалось, своеобразного инструктажа.

Кузьмин был не молод (в войну тоже партизанил), с интеллигентными мягкими манерами, с умным, этаким усмешливым взглядом. Он и поведал мне печальную историю от начала и до конца: как сначала Машеров увлекся замыслом фильма, даже пролетел с Климовым на вертолете по партизанским замкам, и как он крайне огорчился, когда прочитал сценарий. "Он просто подавлен, - говорил Кузьмин, - В таком направлении работу продолжать нельзя. Я неоднократно беседовал с Климовым, пытался его убедить, все напрасно... Знаете, - сокрушался Кузьмин, - у меня сложилось впечатление, что он не очень образованный человек. Он не понимает важных вещей...".

...Так на самом деле обстояли дела с климовским "добрым гением" Машеровым. Но дальше в том же интервью Элем Климов, без всякого учета того, что я еще жив и память мне не отшибло, фантазирует вообще без всяких тормозов.

При входе в студийный зал для собраний, помню, был сооружен небольшой стендик с незамысловатой инсталляцией: портрет Гитлера, а на него направлена партизанская винтовка. Для чего это было сделано, не очень ясно, но, видимо, для агитации: вот, мол, как стараемся донести до начальства свой замысел. Глянув мельком, прошел мимо: не до экскурсионных впечатлений в тот момент было.

Народу на худсовет пришло много. Выступающие в основном хвалили режиссерский сценарий, особенно горячо это делал Алесь Адамович. Но один из ведущих режиссеров студии Игорь Добролюбов раскритиковал его в пух и прах, даже назвал позором для республики. Последним говорил я. Собственно, этого все и ждали: позволит Москва продолжить работу над фильмом или не позволит. Еще раз пришлось перечислить имеющиеся к сценарию претензии, сказать, что авторы ничего не сделали, чтобы их снять. Поэтому, сказал я при гробовой тишине, работа над фильмов приостанавливается, пока сценарий не будет приведен в надлежащий вид.

А теперь вернемся к интервью Элема Климова и выслушаем его рассказ о тех же событиях. Оказывается, когда я выступал, - повествуется в интервью, - Адамович и Климов вскочили, чтобы схватить ту винтовку и "жахнуть в упор" в выступающего! Так прямо и признается гуманист-художник в своем намерении: "жахнуть в упор" во вполне живого человека. Но не успел. "Наступила неожиданная развязка, - рассказывает Климов. - У нас был директор картины, пожилой, замечательный дядька. Он подошел к винтовке и, не зная, что она заряжена, почему-то нажал курок. И грохнул выстрел, да еще какой!"

Тут вынужден снова прервать исповедь мэтра для очередного уточнения: не только Павленка в тот раз в Минске не было, но и выстрела. На худсовете никто не стрелял! Климов это выдумал! И этот бред опубликован!

Это сейчас каждый день телевидение сообщает, что там и сям гремят выстрелы, падают мертвыми предприниматели, банкиры, мэры, губернаторы, журналисты. От выстрелов теперь и не вздрагивают. А в те времена покоя и застоя выстрел из винтовки, произведенный на большом собрании в киностудии, срезонировал бы на всю страну. В историю кинематографа вошел бы.

...Но фантастический сюжет этим не исчерпывается, он у рассказчика обрастает подробностями: "Что тут было! (После выстрела. - Д.О.) Все врассыпную. Женщины завизжали. Кто-то рухнул на пол. И в этот момент я увидел лицо Даля Орлова. Он в одну секунду все проиграл и понял, к чему шло дело, когда мы с Алесем вскочили и схватили друг друга за руки. Он весь побелел".

...Пожалуй, в хмельном угаре или, действительно, при нарушении мозгового кровообращения можно было придумать такое и рассказывать в интервью. Теперь, глядишь, какой-нибудь историк кино включит этот небывалый эпизод в свои труды, живописуя мрачные нравы застоя и готовность передовой интеллигенции выходить на худсоветы с боевым партизанским оружием наперевес. Как видим, самый незадачливый из историков уже включил - опубликовал в своей толстой книжке.

На самом же деле все закончилось очень буднично. Отзаседались и небольшой группкой перешли в кабинет директора киностудии. Настроение , понятно, у всех было подавленное. Кто-то, желая, видимо, разрядить обстановку, предложил: "Элем Германович, а вы загипнотизируйте Даля Константиновича, он все и разрешит!" И сюда докатилась молва о Климове-гипнотизере!

- Орлов негипнабелен, - мрачно отозвался Климов.

Как только я ушел из кинокомитета и больше не был для Климова "начальником", он перестал со мной здороваться. Идет мимо - не видит.

Я же теперь наблюдал за ним издалека - как критик в кинозале, как редактор журнала, рассказывающего о кино. Мы на своих страницах достойно повеличали творчество и личность трагически ушедшей Ларисы, подробно рассказали о фильме Элема "Лариса", регулярно публиковали репортажи со съемок "Прощания", а когда фильм был закончен, то и откликнулись большой доброй рецензией. Обвинить журнал в какой-либо предвзятости по отношению к творчеству режиссера Климова, замалчивании его работы и уж тем более в нарочитой негативности оценок - невозможно. Чего не было, того не было.

Потом стало известно, что Климов приступил, наконец, к съемкам остановленного когда-то фильма "Убить Гитлера". Теперь у него было новое название - "Иди и смотри".

...Важнее заглянуть в мемуарную книгу Бориса Павленка, поскольку я в то время в Госкино уже не работал, а он по-прежнему там заправлял и можно получить сведения из первых рук. Вот что пишет Павленок о новом варианте картины: "Сцена "Круговой бой" не вошла в материал, и от последнего выстрела в Гитлера авторы отказались". Вы помните, что это и были два пункта, вокруг которых кипели страсти - авторы на них настаивали, студия, комитет, республиканский ЦК - возражали. А меня, грешного, под горячую руку вообще чуть не "пристрелили".

Значит, позиция режиссера все-таки изменилась. Случись это раньше, может быть, Машеров, бывший командир партизанского отряда, не по книжкам Адамовича знавший войну, получивший Звезду Героя еще в 1944 году, и не возражал бы запустить "Иди и смотри" в производство сразу после того, как показал Элему Климова с вертолета места былых своих боев.

И ведь как славно все закончилось! Любо-дорого читать теперь на сайте "Кино-Театр.РУ" следующие, например, слова из представления этой ленты : "В финале фильма Флера исступленно стреляет в портрет Гитлера, брошенный кем-то в дорожную грязь. Еще и еще раз раздаются выстрелы, в промежутках между которыми словно оборачивается вспять история Германии. Документальные кадры возвращают нас в тридцатые, потом в двадцатые годы... Вот Гитлер в начале карьеры. Вот он - мальчик. Вот - младенец. И тут Флера опускает винтовку. Он ненавидит этого толстощекого малыша. Он знает его будущее. Но не может выстрелить. Захлебываясь слезами, пытается нажать на курок. Но не может... Такая метафора, такой емкий художественный образ доступен лишь подлинному Мастеру..."".

=====
Замечательная картина! "Гонимого системой режиссеру" выдают квартиру в центре Минска и личный транспорт, глава республики лично катает его на вертолете. От творца ждут кино о героизме белорусских партизан, вместо этого "твАрец" выкатывает поделку, где партизаны изображаются равнозначным фашистам зверьем!

Но за такое "виденье" его, даже, от производства фильма не отстраняют, а уговаривают (!) убрать наиболее вопиющие сцены! Притом, что в свободно-демократической РФ "нынешний продюсер, попав в подобную ситуацию с каким-нибудь норовистым режиссером, поступил бы просто - убрал этого и позвал другого". Наконец, режиссер "соизволяет" поменять сцену, а нынешние рецензенты-лобызатели с восторгом пишут про "метафору Мастера"! А сам "мастер" насочинял глупых историй про "злобных душителей картины"!

Климов - рьяный антисоветчик, всё творчество которого направлено на борьбу против "системы". Браковали его киноподелки совершенно справедливо. А реальными, без кавычек, ублюдками из обкомов были те, кто протаскивали творчество таких вот климовых. К слову, сам Элем Германович, назначенный А. Яковлевым на пост руководителя Союза Кинематографистов, приложил руку к уничтожению советского кино. Вся та чернуха и порнуха, которая полилась на голову зрителя - заслуга "гуманиста" Климова.