Предисловие

Как известно, после смерти Сталина оппортунисты, оказавшиеся у руля КПСС, фактически отказались от развития марксистско-ленинской теории. Научно-теоретический уровень как рядовых членов партии, так и ее руководителей, неуклонно снижался. Подобное ослабление позиций марксизма-ленинизма, то есть диалектического материализма, привело к проникновению в коммунистическую партию, а затем и во все советское общество, буржуазных, субъективно-идеалистических концепций и «научных» направлений.

Закономерным следствием научно-теоретического упадка стала ликвидация советского социализма и открытое восстановление капитализма. Проникшая в советское общество буржуазная идеология получила статус официальной. Вместо диалектико-материалистической философии (пусть и формально, но все же считавшейся в СССР господствовавшей)  буржуазия начала открытую пропаганду того философского направления, которое отвечает ее объективным интересам, — субъективного идеализма, сводящегося к тезису — «ощущения суть вещи».

Вместо исследования сущности явлений, познания объективных законов развития материального мира, субъективный идеализм предлагает сконцентрироваться на своих ощущениях, дескать, именно эти ощущения и есть реальное положение дел, а, изменив ощущения, можно это реальное положение дел изменить. То есть если пролетарий не осознает своего по сути рабского положения, а считает себя, к примеру, «русским патриотом», то его рабское положение «отменяется». Если капиталист усердно занимается благотворительностью или церковь посещает регулярно, то и эксплуататорская сущность его «отменяется». Если кто-то «общается с богом» и чувствует его «помощь», то и бог от этого становится «реальностью». Капиталистический мир — это мир образов, мифов, идеологем, очистить от которых подлинную сущность явлений — далеко не простая задача.

Стоит отметить, что на рубеже XIX — XX веков положение материализма в интеллигентской среде было более прочным, нежели в наши дни. Материалистическое направление было представлено целым рядом крупных ученых. Энгельс в «Анти-Дюринге» и Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» выступали против философов-идеалистов, которые маскировались под материалистов или строили из себя основоположников неких «новых» направлений. Сейчас философы-идеалисты ни под кого не маскируются. При помощи буржуазного пропагандистского аппарата и дипломированных лакеев буржуазии субъективный идеализм насаждается абсолютно открыто.

Оппортунизм в коммунистическом движении привел к тому, что последовательно-материалистическая точка зрения фактически не озвучивается. Руководство большинства левых партий либо открыто стоит на позициях субъективного идеализма (КПРФ), либо позиционирует себя как материалистов, но при этом очень слабо владеет диаматическим мышлением, о чем свидетельствует их оппортунизм. Вообще непоследовательный материализм — беда современного левого движения. Самым причудливым образом в головах многих из тех, кто называет себя коммунистами, совмещаются идеалистическая и материалистическая философия, классовый подход с верой в бога, преклонение перед плановой экономикой с признанием тезиса «ощущения суть вещи», марксизм-ленинизм с готовностью защищать свое буржуазное отечество. Подобная каша в голове — верный признак оппортуниста.

Кроме того, одной из черт практически любого современного оппортуниста является намеренное принижение роли философии как науки или же вовсе отрицание философии. Сплошь и рядом оппортунисты всех мастей объявляют философию «пустой болтовней», якобы, «не имеющей никакого отношения к объективной реальности». Вольно или невольно, но пропаганда таких взглядов объективно служит интересам буржуазии.

Буржуазия четко понимает, что если ставить философские вопросы научно и сделать задачей философии разрешение этих вопросов (то есть выяснение объективной истины), а не описание и зазубривание положений лженаучных, идеалистических теорий, то человек неминуемо придет к материализму. И чем добросовестнее человек в таком случае будет философию изучать, тем с большей вероятностью придет именно к завершенному материализму, то есть к материализму диалектическому. Овладение же самыми широкими массами диаматическим мышлением в корне противоречит интересам буржуазии. Ведь ее философия — это субъективный идеализм в самых разных его вариациях.

Таким образом, на уровне философии классовая борьба выражается в борьбе материализма и идеализма. А, если шире, то субъективного идеализма и диалектического материализма.

Одним из инструментов пропаганды субъективно-идеалистического мировоззрения является религия. Не зря именно религиозная пропаганда была взята на вооружение российской буржуазией после взятия власти.

Следует отметить, что, несмотря на субъективно-идеалистическое содержание, формы религиозной пропаганды различны. Для отсталых масс это увещевания попов о райской жизни после смерти, «всякой власти — от бога», рабской сущности человека по отношению к богу и пр. Для пропаганды субъективного идеализма в более образованных слоях религия даже готова отказаться от своих наиболее абсурдных тезисов и вырядиться в «научную» тогу. Ярким примером такого «ученого» попа является известный религиозный пропагандист диакон Кураев. О сущности его воззрений как раз и пойдет речь ниже.

В своей книге «Диспут с атеистом» он ставит задачу опровержения материалистической философии. Хоть Кураев и маскируется под некого современного попа, попа «нового типа», «примиряющего» науку и религию, получилось у него лишь повторение под новым соусом из софистики и лжи старых идеалистических тезисов, давно уже разбитых материалистами. Однако поскольку, как было сказано выше, материализм сейчас переживает не лучшие времена, имеет смысл повторить материалистическое разоблачение идеалистических спекуляций.

Научные и ненаучные мировоззрения. Виды истин. Теорема Гёделя

Итак, свою борьбу с материализмом Кураев начинает с того, что объявляет материализм «мировоззрением» или «идеологией». А раз так, то, дескать, все остальные идеологии и мировоззрения, к примеру, религиозное, то есть, субъективно-идеалистическое, имеют такое же право на существование. Следовательно, по мнению автора, их тоже надо преподавать в учебных заведениях наравне с материализмом.

Тут Кураев лукавит и уходит от одного наиважнейшего вопроса. А именно, от вопроса об объективной истине. То есть, да, действительно существует материалистическое и идеалистическое мировоззрение. Только первое является научным мировоззрением и одновременно научным методом, при помощи которого познается объективная истина, то есть движется вперед наука. А второе мировоззрение является ненаучным, то есть не ведет познанию объективной истины.

Чуть дальше автор уже прямо пишет:

«Нет ни одной стопроцентно доказанной научной теории и теоремы (см. теорему Гёделя), но в науках есть свои критерии, по которым та или иная теория «терпится» даже с присущими ей недостатками».

Здесь мы снова видим запутывание вопроса об истине. Автор перескакивает через него. Но тут необходимо внести ясность.

Итак, существует несколько уровней истин. Если мы говорим об истине объективной, то имеется в виду, что материя (в конкретной исследуемой ее форме) не зависит от нашего сознания, которое здесь является вторичным. Физический мир существовал задолго до появления человека и человечества. Вполне логично, что объективность истины Кураев отрицает, поскольку тогда пришлось бы доказывать объективную реальность бога, доказывать, что он является частью материального мира, который сознание человека отображает. Отрицание объективной истины как раз позволяет избежать необходимости такого доказывания, поскольку можно просто заявить, что раз в опыте человечества присутствуют религии, то бог существует.

Высшей «разновидностью» истины является истина абсолютная. По сути, это конечная сумма всех продуктивных случаев исследований конкретной объективной реальности, исторически восходящих от первой открытой истины в отношении какого-либо конкретного объективного явления, к окончательной формулировке истины, подтвержденной практикой. Поскольку в разные исторические эпохи одно и то же явление, например, деньги, могут выступать в разных формах, то закон обращения золотых монет и закон обращения бумажных денег, естественно, формулируются как объективные истины, но только относительно своей исторической эпохи.

Вот, что пишет об этом Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм»:

«Итак, человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания».

Следует подчеркнуть, что формулировка объективной истины не может быть свободной от сознания, от степени его компетентности, совестливости исследователя, поскольку она открывается сознанием, формулируется сознанием и содержится только в сознании субъекта и субъектов. Если формулировка совпадает с объективным содержанием исследуемого явления, её и называют объективной истиной о данном объективном явлении, содержание и сущность которого не зависит от сознания исследователя. Но, если мы исследуем общественные явления, то тут объективная истина не может быть независимой и от общественного сознания, содержание которого и является объектом исследования. Такова диаматика объективного, относительного и абсолютного в вопросах истины.

Соответственно, тезис Кураева, что «нет ни одной стопроцентно доказанной научной теории» выглядит абсолютно абсурдным.

Во-первых, теории бывают истинными и ложными, то есть первые отображают объективную истину, а вторые не отображают. Первые являются научными, вторые являются лженаучными. Критерием истины является практика. Если положения теории получают практическое подтверждение в какой-то сфере, то теория признается истинной, то есть приоткрывающей человечеству часть абсолютной истины.

Во-вторых, стопроцентно доказанные научный теории как раз существуют. Если теория не доказана стопроцентно она не имеет права называться научной. Другое дело, что научные теории имеют дело с относительными истинами, то есть действуют в известных пределах. Но верность лишь в известных пределах никак не делает теорию недоказанной.

И теорему Гёделя о неполноте автор приплетает здесь абсолютно не к месту. Теорема Гёделя о неполноте — теорема математической логики о принципиальных ограничениях формальной арифметики и, как следствие, всякой формальной системы, в которой можно определить основные арифметические понятия: натуральные числа, 0, 1, сложение и умножение. В тонкости здесь можно и не вдаваться, но речь идет о применимости данной теоремы в формальной арифметике и формальных системах, где можно определить основные арифметические понятия. Соответственно, распространять данную теорему на все науки просто некорректно.

Вообще крайне осторожно нужно относиться к глобализации математических выводов. Довольно часто математики забывают, что цифры и математические формулы служат для описания объективной реальности. И если этими цифрами оперировать произвольно, то можно сделать выводы космической глупости. Математика не является общей наукой для всех наук. Такой наукой является лишь философия.

Субъективный идеализм как «научный метод». «Религиозные ученые»

Обратимся к следующему антиматериалистическому тезису нашего «профессора»:

«Совсем необязательно считать, что с наукой может быть связана лишь материалистическая философия. Ни исторически, ни логически этот тезис недоказуем».

Ну почему же недоказуем? Это как раз самый что ни на есть факт. Пускай господин Кураев приведет хоть один пример, когда какой-либо ученый сделал какое-либо научное открытие, создал какую-либо научную теорию, идя по пути субъективного идеализма. Таких примеров нет, а потому автор прибегает к самой бесстыдной софистике. Дескать, многие ученые были верующими и при этом делали научные открытия. Вполне возможно, что были или, по крайней мере, заявляли о том, что верят в бога. По вине кураевских коллег вести себя иначе в определенные времена было просто опасно для жизни. Однако если говорить о «верующих ученых», которые сделали действительно научные открытия, то можно с уверенностью сказать, что все такие открытия по сути своей являлись открытием независимых от сознания человека объективных законов развития материи. А это как раз и есть материалистическая постановка вопроса.

Через несколько страниц автор видоизменяет данный аргумент. Он уточняет, что

«мотивация, приведшая ученых к исследованию, была именно религиозной».

Но, позвольте, какое отношение имеет мотивация к добытому научному знанию? Если религиозные чувства, к примеру, медика побуждают его усердно работать над получением препарата, который позволит большему количеству больных выздороветь, то изобретенный препарат есть результат вполне конкретных научных исследований и знаний этого медика. Причем знаний, полученных именно из практики, из взаимодействия с объективной реальностью, из опыта, а не взявшихся от провидения. То есть религиозная мотивация в данном случае — это всего лишь психологический механизм, который использовался данным исследователем для интенсификации своей научной деятельности. Данный механизм универсальным не является, поскольку далеко не все и даже не большая часть величайших открытий были сделаны при помощи религиозной мотивации.

Так что очевидно, что правы оппоненты Кураева (академики), которые пишут:

«Вообще-то все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира. Ничего иного в современной науке просто нет».

Действительно, нет ни одного примера, чтобы достоверное научное знание было бы добыто при помощи субъективно-идеалистических теорий. Кураев сам таких примеров не знает, а потому прибегает к откровенной софистике вроде той, что разобрана чуть выше, ссылок на изречения философов-идеалистов и теорию Эйнштейна о расширении Вселенной (которая до сих пор на практике не подтверждена). Другое дело, что и академики во втором предложении выразились не совсем корректно, поскольку в современной науке, кроме научных материалистических теорий, существует масса лженаучных идеалистических теорий. Между этими направлениями идет постоянная борьба, являющаяся отражением борьбы классов. Наилучшим образом такая борьба (если говорить о естественных науках) прослеживается на примере наук, которые лежат на стыке естественных и гуманитарных (психология), или теоретической физики.

Буржуазные гуманитарные лженауки

Понимая, что «лезть в дебри» естественных наук опасно, поскольку все данные таких наук свидетельствуют лишь в пользу материализма (именно естественные науки объяснили сущность явлений, ранее считавшихся «божественными»), Кураев пытается атаковать материализм с другой стороны. Он обращается к гуманитарным наукам. А в эту сферу буржуазия нанесла целую кучу идеалистического хлама, ничего общего с наукой не имеющего. Именно с ее (буржуазии) легкой руки появились такие «науки» как политология, конфликтология, теология, культурология и прочие описательные дисциплины, не ставящие своей целью добычу научного знания и открытие объективных законов, а занимающиеся описанием и сопоставлением лженаучных гипотез.

Итак, Кураев пишет:

«У гуманитарных наук есть свои методы. И этими методами могут исследоваться даже сны и фантазии, параноидальные порождения и стихи, музыка и мифы. Научность исследования определяется не его тематическим полем, а методом».

Давайте разберемся. Методы, равно как и мировоззрения, делятся на научные и ненаучные. Применение первых дает своим результатом достоверное научное знание, позволяет открыть объективные законы развития предмета исследования. Так, если господин Кураев говорит о снах и фантазиях, являющихся продуктом человеческого сознания, которое формируется как отображение объективной реальности, то добросовестный ученый, занявшийся изучением данной сферы, прежде всего, должен выяснить сущность явления. Проще говоря, ему следует ответить на вопрос, какие именно процессы в человеческом сознании вызывают появление фантазий и снов, что происходит в организме человека при появлении этих явлений, какие области мозга за них отвечают, какие биохимические процессы там происходят и пр. Он сопоставляет данные, проверяет их экспериментально и после этого дает ответ на вопрос, что есть фантазия, а что есть сон, то есть открывает объективные законы развития этих явлений. То же и с параноидальными порождениями.

Что же касается стихов, музыки и мифов, то тут добросовестный ученый, прежде всего, выясняет, что есть культура, как она формируется, отображением каких общественных процессов является, а также тем, что лежит в основе этих общественных процессов. То есть, прежде всего, такой ученый должен освоить обществоведение. Соответственно, подлинно научным является, к примеру, исследование творчества Пушкина как отображения определенных общественных процессов, происходивших в первой трети XIX века. В свою очередь восторженное описание пушкинского слога ничего общего с наукой не имеет.

Так что автор прав, что научность исследования определяется методом. Если метод является научным, то его применение дает достоверное научное знание и можно говорить о научности исследования. Ненаучный метод не может дать такое знание о сущности изучаемого явления. Только у господина Кураева откровенно идеалистическое понимание научности. Отстаивая «научность» теологии, он пишет:

«Все методы современной теологии не имеют отличий от тех методов, что используются в других гуманитарных науках. Собственно, гуманитарные науки — от археологии до психологии — не занимаются ничем иным, как устанавливают смысл текстов, учат людей понимать друг друга. Установление авторства текста, обстоятельств и причин его возникновения, способы его фиксации, транслирования, особенности восприятия разными кругами читателей, реконструкция его внутренней логики и смысла (в том числе через обнаружение «зон очевидностей», идеологем и стереотипов, некритично воспринимаемых самим автором из взрастившей его культуры и субкультуры)».

Стоит отметить, что Кураев говорит здесь просто о методах, а не о научных методах. А дальнейшая словесная эквилибристика просто замечательна! Науки «от археологии до психологии» занимаются добычей научного знания, и только тогда он имеют право называться науками. Говорить здесь об абстрактном «смысле» имеет смысл только в том случае, если задача состоит не в выяснении сущности явления, то есть не в получении научного знания, а в сокрытии объективной истины. Что же касается обучения людей понимать друга, то это никак нельзя назвать целью науки. Это всего лишь инструмент. Так, только при условии овладения определенной научной терминологией, понятийным аппаратом человек способен эффективно добывать научное знание в той или иной сфере. Само же по себе понимание другого человека никаким образом не способствует добыче научного знания. Понимание, к примеру, образа мысли человека, сочинившего антинаучную теорию, никаким образом получению научного знания не способствует.

Столь же запутанно все и дальше. Так, если установление авторства текста можно назвать делом вполне научным, поскольку результатом добросовестного исследования здесь будет достоверное научное знание, то с «обстоятельствами и причинами» его возникновения дело обстоит гораздо сложнее. Тут на одно научное исследование придется десяток псевдонаучных изысканий, касающихся того, какой рукой автор писал текст, и какая при этом была погода. Естественно, что данные изыскания к научности не имеют никакого отношения, поскольку, как было сказано выше, культурные явления отображают вполне конкретные общественные процессы.

Никакого отношения к научному подходу не имеет и исследование «особенностей восприятия разными кругами читателей». В буржуазной «гуманитарной науке» (к примеру, в буржуазном литературоведении) исследование данного вопроса заканчивается признанием того факта, что, к примеру, одни «круги» восприняли то или иное произведение положительно, а другие отрицательно. Ни о каком серьезном исследовании классовой структуры общества, морали тех или иных классов, выяснении того, объективным интересов какого класса служит то или иное произведение, речи не идет.

То же самое относится и к «реконструкции внутренней логики и смысла». Естественно, в любом тексте, даже в религиозном, есть своя внутренняя логика и определенный смысл. Только добросовестное научное исследование данных текстов опять-таки заключается не в «реконструкции», а в добыче достоверного научного знания, касательно того, в чем сущность религии и как религиозные догматы использовались для реализации объективных интересов эксплуататорских классов.

Здесь как раз четко видно различие между научным материалистическим направлением и ненаучным, идеалистическим. Первое предполагает выяснение независимой от сознания сущности явления. Второе занимается исключительно человеческим восприятием явления, полагая сущность явления зависимой от человеческого сознания. Человеческое сознание, причем рассматриваемое не как определенный «механизм», формирующийся и развивающийся по определенным объективным законам и отображающий объективную реальность, а как непонятно откуда взявшееся «самоощущение» человека, является предметом исследования «ученых» идеалистов.

Показательно здесь, как автор аргументирует «научность» диссертации по теологии на тему «Иоанн Златоуст о частной собственности и стяжательстве».

«Задача диссертанта — в огромном море текстов, связанных с именем Златоуста, отличить подлинные тексты от спорных и от несомненно псевдографических. В подлинных текстах собрать суждения Златоуста на тему частной и личной собственности. Показать социальную, этическую, аскетико-религиозную, эсхатологическую аргументацию, привлекаемую Златоустом для обличения стяжательства. Проследить, есть ли во времени эволюция взглядов автора на эти вопросы, есть ли колебания и нюансировка в его позиции, и если есть, то какими обстоятельствами они были вызваны. Показать и объяснить границы златоустовского критицизма. Поставить златоустовские суждения в контекст предшествующей и последующей традиции церковного учительства на эту тему (от Евангелия и „раннехристианского коммунизма“ до „теологии освобождения“ и современных социальных концепций Русской Православной и Римо-католической Церквей). Показать, как и почему в те или иные периоды своей истории церковные иерархи и проповедники забывали или, напротив, актуализировали эту грань златоустовского наследия».

Из одного только названия данной «диссертации» видно, что к научности она имеет очень отдаленное отношение. Частная собственность есть понятие вполне конкретное, поэтому для выяснения сущности частной собственности абсолютно не важно, что о ней думал Златоуст. Слово «стяжательство», наоборот, термином не является, поскольку предельно абстрактно. Это, по сути, пропагандистский термин, идеологема, использовавшаяся в борьбе одних религиозных направлений с другими. О научности можно было бы говорить, если бы автор диссертации исследовал процесс обретения церковью частной собственности, выявил причины данного процесса, рассматривал бы данный процесс в тесной связи и зависимости от изменений в социально-экономическом базисе. Тогда можно было бы говорить о действительно научном труде по истории. Или автор мог бы сосредоточиться на установлении авторства тех ил иных религиозных трудов и выяснить, какие из них принадлежали перу Златоуста, а какие нет. Здесь можно бы было говорить о труде по филологии.

А что нам предлагает Кураев? «Собрать суждения о частной собственности», «показать аргументацию», «проследить эволюцию взглядов», «объяснить границы златоустовского критицизма»… Соответственно, успешная защита данной «диссертации» предполагает, что автор «собрал…», «показал…», «проследил…» и «объяснил…» соответствующие пункты. Только какое отношение это имеет к достоверному научному знанию, к выяснению объективной истины? Анализируется исключительно восприятие объективной реальности Златоустом, сама же объективная реальность остается за скобками. К примеру, если речь идет об «аргументации», то от автора достаточно проанализировать, каким образом она строилась, а не то, в пользу или против чего эта аргументация использовалась. Аргументация — сама по себе, сущность явлений — сама по себе и не рассматривается вовсе.

Подобные диссертации — абсолютно обычное явление во всей буржуазной гуманитарной науке, а не только в теологии. Субъективный идеализм в современной буржуазной гуманитарной науке, в отличие от естествознания (где он входит в очевидное противоречие с эмпирическими данными), является господствующим философским направлением, что вылилось в появление огромного числа откровенных лженаук и развитие антинаучных, идеалистических направлений в науках.

Абсолютно понятно, почему поп Кураев столь яростно защищает идеалистическое философское направление и пытается показать «научность» откровенно ненаучных исследовательских методов. У человека, обучающегося подобной антинаучной чепухе в вузах, защищающего подобные дипломы и диссертации, как правило, отсутствует иммунитет к религиозному дурману. А следовательно, у РПЦ есть все перспективы получить в свои ряды очередную «дойную корову». Однако и сам Кураев, в свою очередь, есть всего лишь инструмент в руках класса буржуазии, которая использует религию и попов для реализации своих объективных интересов. И тут пропаганда субъективного идеализма весьма кстати. С его помощью можно отрицать классовую борьбу, пропагандировать «национальное единство» и патриотизм, объявлять несуществующими объективные законы развития общества и пр.

Представляют определенный интерес и рассуждения Кураева о такой лженауке как «культурология». Лженаукой данное направление буржуазной мысли можно назвать уже потому, что в ее рамках предполагается изучение культуры как некого обособленного от общественного развития явления, то есть отдельно от обществоведения. Буржуазная культурология ставит своей целью описание «социокультурного опыта», а не выявление системы объективных законов развития культурной сферы жизни общества. Как аргумент в пользу научности культурологии Кураев использует тот факт, что данное направление зародилось еще в советской научной школе. Поясним, что в рамках советской научной школы данное направление появилось и легализовалось на рубеже 1960 — 1970-х гг. А этот период научно-теоретической деградации советской марксистско-ленинской (диалектико-материалистической) научной школы, которая, в свою очередь привела к оживлению буржуазных, идеалистических концепций вроде «культурологической». Да, именно в позднесоветские времена такие «научные школы» легализовались как якобы научные. Очень точно здесь выразился автор:

«Культуролог же добивается не согласия и принятия, но информированности и понимания».

Именно! Культурология занимается не выяснением объективной истины касательно тех или иных культурных направлений и донесением этой объективной истины до широких масс, а общими рассуждениями насчет того, что у каждой культуры есть своя «внутренняя логика», которую надо всего лишь «понять». И где тут научность? Понять логику и выявить объективную истину, то есть получить достоверное научное знание, — это две большие разницы. Вполне можно понять внутреннюю логику любой религии, но для выявления сущности религии этого отнюдь недостаточно.

Далее о культурологии автор пишет еще более откровенно:

«Культурологическое преподавание — это реконструкция мира, о котором свидетельствует тот или иной текст. Причем текст имеется в виду не только литературный, но и живописный и музыкальный и событийный… На этих уроках речь шла бы не только о сюжетах икон. Понять культуру какой-то эпохи — значит понять логику людей, живущих в ней. Почему этот человек (или персонаж) поступил так? Какой он должен был видеть ситуацию, чтобы реагировать именно таким образом? В каком из миров такой поступок понятен и логичен?»

Опять двадцать пять! Причем тут наука-то? Наука не занимается воспроизводством образов и ощущений. Эту задачу выполняют художественные произведения, но они на научность и не претендуют. Их задача позволить человеку испытать ощущения, характерные для людей той или иной эпохи. «Почему этот персонаж поступил так?» — это задача, которую решают писатели, а не ученые. Современные буржуазные культурологи как раз и пытаются представить развитие культуры человечества как большое художественное произведение, при изучении которого главное — это ощущения героев, а не конкретные материальные условия их существования, заставившие их действовать именно так, а не иначе.

Доказательство и объяснение, логика и «моя логика», бог как продукт сознания

Следует остановиться и на размышлениях Кураева о доказательстве и объяснении, которые, почему-то рассматриваются им как разные понятия:

«Это разные интеллектуальные процедуры: доказать и объяснить. Доказать — значит понудить собеседника к согласию со мной. Объяснить — значит сделать для него понятной мою логику, мое видение проблемы. В религии есть много недоказуемого, но нет ничего бессмысленного. Для сознательного носителя религиозной традиции каждый жест, символ, каждая деталь его вероучения осмысленны».

Здесь тоже четко прослеживается разница между материалистическим и идеалистическим мировоззрением. Для материалиста главное — объективная истина. Соответственно доказательство или объяснение только тогда положительны, только тогда имеют смысл, когда приводят к выявлению этой объективной истины. Для идеалиста, наоборот, важен сам мыслительный процесс («моя логика»), безотносительно к тому, куда этот мыслительный процесс направлен, в верную или в неверную сторону.

Приведем в пример того же добросовестного ученого. Если такой ученый что-то доказал, то есть на основе научных данных открыл и сформулировал объективный закон в какой-то сфере досель неисследованной материи, то эти данные являются объективной истиной, если подтверждаются практикой. Соглашается с ней кто-то или нет — для объективной истины никакого значения не имеет. На то она и объективна, что существует независимо от сознания. Ученый ее уже открыл, доказал. Дело собеседника — либо согласиться, либо опровергнуть ее. Согласие тут не «со мной» (то есть не с ученым), а с его открытием. Безусловно, ученый может объяснить, как именно он доказал свою теорию. Но доказательство и объяснение в данном случае — синонимы. И никакой «моей логики» и «моего видения проблемы» тут нет. Чье это видение — не имеет значения. Если логика верна, то и сущность явления вскрывается верно, что может быть проверено практикой. Если логика неверна, исходит из ложных посылок, имеет в своей основе ложные, идеалистические теории, то и объективные законы она открыть не в силах. В таком случае «моя логика» признается неверной, равно как и «мое видение проблемы». Для науки он никакой ценности не представляют.

К примеру, если поп Кураев говорит о том, что существует бог и при помощи «своей логики» пытается это доказать, то важна не эта «своя логика», а верность доказательства. А поскольку иных доказательств «бытия божия», кроме схоластических, не существует, постольку автор пытается оставить себе лазейку. Дескать, важно не само доказательство и его результат, а сам факт наличия «моей логики». Именно поэтому он пишет про некий смысл, который, однако, существует не для всех (то есть, не объективен), а зависит от сознания «носителя религиозной традиции». Фактически, это косвенное признание того, что бог существует исключительно в голове каждого верующего, который сам себе его придумал и сам наделил неким «смыслом» определенные сакральные действия вроде молитв и обрядов. Ляпни он что-либо подобное лет 150 назад — был бы отлучен от церкви за ересь. Нынешняя же РПЦ по вполне понятным причинам закрывает на это глаза. Ну и что, что Кураев пишет, что бог есть продукт сознания, он же при этом говорит, что сознание стоит на первом месте. Класс буржуазии, который является подлинным хозяином церкви, такая постановка вопроса вполне устраивает. Поперек горла ей только диалектический материализм.

Действительно, бог существует в сознании миллионов людей. Идеалисты говорят, что это и есть доказательство его существования. Материалисты же утверждают, что этот бог в сознании миллионов есть явление привнесенное туда религиозной пропагандой. При чем не важно из уст Кураева или православных на всю голову деревенских бабушек. Соответственно, говоря о религии, ученый-материалист, прежде всего, вскрывает сущность религии как общественного института. Выясняет, откуда взялось в сознании человека то, что в объективной реальности не существует. Логику религиозного человека он рассматривает не как самоценность, а как логику, внушаемую человеку определенными религиозными институтами. Внушаемую исподволь. Сначала, в школе, путем знакомства с библейскими байками (без пояснения, что это всего лишь мифы, при помощи которых древний человек пытался описывать огромный массив непознанной им материи), потом, в вузе, путем изучения разного рода насквозь идеалистических буржуазных «наук». Сформированное таким образом сознание, лишенное диалектико-материалистического стержня, уже способно, как говорят попы, «привести человека к богу». Хотя, по сути, не человек «пришел», а его привели.

Только такая постановка вопроса о религии может быть названа подлинно научной, вскрывающей сущность религии. То, что предлагает Кураев, есть, по сути, замаскированная под «науку» пропаганда идеалистического мировоззрения, от которого до религии рукой подать.

«Аргументы» в пользу религии, оккультизм и религия

Во второй части книги опубликована дискуссия Кураева с академиком Гинзбургом. И тут тоже стоит остановиться на некоторых моментах. Гинзбург — физик-материалист, добросовестный ученый, однако, чувствуется, что знаний по обществоведению и философии ему явно не хватает. А потому у Кураева появились лазейки для традиционного бесстыдного софизма. Так, к примеру, при обсуждении вопроса о смерти Гинзбург пишет:

«Я считаю, что опыт человечества показывает, что нет непорочного зачатия. Никакая женщина не зачинала неизвестно от кого. Нет вечной жизни, человек умирает, и куда все это девается — неизвестно. Это соответствует опыту».

И тут уже есть лазейка для идеалиста. Материалисты доподлинно знают, «куда это все девается». Исчезает вместе с материей, без которой сознание не существует. Кураев цепляется к слову «опыт» и обращается к опыту донаучному:

«Мировой опыт, начиная от кроманьонцев, говорит о том, что люди всегда имели какой-то опыт посмертного контакта и бытия».

И далее, в ответ на возражение оппонента, что таких научных данных нет, приводит «железный аргумент»:

«Если бы религия была бы абсолютно на нуле построена, ну не выживали бы религии в сложнейших условиях».

Какова «аргументация»! «Опыт посмертного контакта и бытия» запечатлен исключительно в разного рода священных писаниях, мифах, сказках. Уровень развития науки в то время не позволял дать научное объяснение таким явлениям как, к примеру, летаргический сон или кома. Единственным объяснением подобных явлений была «божья воля». То есть данный «опыт» был продуктом сознания людей. И поскольку указанные явления были объяснены сильно позже, то сознание людей давало неверную, не соответствующую объективной истине природу указанных явлений. По выражению самого Кураева, «опыт атеистического человечества насчитывает менее четырех столетий». Так вот за эти столетия было получено научное объяснение огромному количеству явлений, считавшихся ранее проявлением божественного начала. Тем не менее, «опыт посмертного контакта и бытия» даже не был зафиксирован, так что, собственно, нечему давать научное объяснение.

«Железный аргумент» же просто замечателен. Религия, естественно, построена не на нуле, а, прежде всего, на безграмотности масс как объективном классообразующем факторе. Веками правящие эксплуататорские классы при помощи религии эту безграмотность культивировали, сжигали на кострах ученых и просто инакомыслящих. Религии «выживали» долгие годы не только благодаря безграмотности, но и благодаря государственному репрессивному и пришедшему ему на смену пропагандистскому аппарату. Ликвидация государственной поддержки религии, повышение образованности масс, популяризация научного знания — все это ведет к резкому снижению уровня религиозности масс, что показал опыт строительства социализма в СССР. Своим выживанием в советских условиях религия обязана, прежде всего, победе оппортунизма в послесталинское время и деградации научной диалектико-материалистической школы.

В третьей части книги Кураев снова возвращается к этому вопросу. Он выдвигает тезис

«о беззащитности материалистического общества перед оккультно-сектантской пропагандой, как только в обществе снимаются запреты».

Намекает он, по-видимому, на советский пример. Объяснений, чем качественно оккультизм и сектантство отличается от православия и других традиционных религий, господин Кураев не дает. На самом деле, существенной разницы между ними нет. Сектантская пропаганда есть пропаганда определенных религиозных верований, отличных от официально одобренных правящим классом религий, однако, имеющих в своей основе все тот же идеализм. Отличия здесь только в методах пропаганды, в структуре организации и в форме пропагандируемых религиозных верований. И то, что верующие православные не ударялись, к примеру, в оккультизм свидетельствует не о более высоком уровне их умственного развития, а о фанатичной приверженности лишь определенному, «своему» религиозному направлению, которое ничем не лучше и ничем не хуже оккультизма. Никакой существенной разницы между человеком, практикующим «диагностику кармы» и человеком, обращающимся с молитвой к деревяшке, которой он присвоил некий сакральный смысл, не существует. Они оба являются идеалистами, то есть последователями ложного философского направления, целью которого является сокрытие объективной истины.

Второй момент. Беззащитным перед разного рода религиозной пропагандой советское общество оказалось в момент полнейшей деградации научной диалектико-материалистической школы. В рамках данной статьи мы не будем подробно разбирать причины этой деградации. Если коротко, то деградация эта — заслуга не религии, а стоявших у руля советского государства после 1953 года оппортунистов, поощрявших всемерное развитие в СССР товарно-денежных отношений, что планомерно вело созданию наиболее благоприятных условий для реставрации капитализма. А философией любой, пусть даже самой зачаточной буржуазии, является субъективный идеализм.

Так что добычей оккультистов, астрологов, сектантов и, в первую очередь, их более респектабельных коллег в рясах, стало общество материалистическое и атеистическое лишь в докладах бестолковых партийных бонз. На самом же деле, ни о каком материалистическом иммунитете у широких масс против религиозного дурмана в позднесоветские годы не могло быть и речи. Сам Кураев привел пример, как в советскую научную школу под видом «культурологии» прополз откровенный субъективный идеализм. И этот пример не единичен. Интересно получается. Автор радуется по поводу того, что в советской научной школе вполне легально существовали идеалистические направления, а потом говорит об «атеистическом и материалистическом советском обществе». О каком «материалистическом иммунитете» можно говорить, когда детей в позднесоветских школах учили выпускники вузов, в которых идеализм цвел пышным цветом? От атеизма в позднем СССР осталось лишь формальное признание отсутствия бога и отсутствие откровенно религиозной пропаганды.

Есть ли вопросы, на которые религия может ответить, а наука нет?

Дальше интереснее. Кураев берется за вопрос о соотношении религии и науки.

«Наука лишь отвечает на вопрос „как“ и в редких случаях — „почему“. Этика, философия, миф, религия говорят о „зачем“. Расписание поездов можно составить на научной основе. Но из расписания я не узнаю, куда ехать мне самому. Вот это и есть пример соотношения этики, религии и науки. Религия дает ценности: ради чего человек живет, каких целей добивается, куда идет, а наука говорит, каким путями можно добраться до намеченной станции».

Повторим. Наука занимается добычей научного знания, открытием объективных, не зависящих от нашего сознания законов развития материи, в том числе общества как особой формы материи. Она дает знание о том, как, по каким законам развивается та или иная форма материи. Философия — наука, занимающаяся изучением наиболее общих законов бытия. Она как раз отвечает на вопрос «как» относится друг к другу сознание и бытие, сущность и явление, форма и содержание и т.п. Этика, как наука, занимается проблемами морали и нравственности, то есть выясняет сущность этих понятий, исследует изменения форм морали в зависимости от изменения способа производства и классовой структуры общества. То есть здесь тоже вопрос «как». Миф — это всего лишь сказание, передающее представление древних людей о мире и отражающее ключевые события, происходившие в древности. К выяснению объективной истины касательно происходивших в то время процессов миф имеет очень опосредованное отношение, это всего лишь вспомогательный инструмент.

Религия — так это вовсе форма общественного сознания, основывающаяся на вере в сверхъестественные силы. Соответственно, ответ на вполне конкретный вопрос, зачем он совершает то или иное действие, религиозный человек ищет не при помощи анализа объективной действительности, а «советуясь» с им самим же выдуманными богами и их пособниками. Причем представление о воле этих богов и пособников получено из мифов и трактовок этих мифов вполне себе земными религиозными институтами.

Нерелигиозное, атеистическое мировоззрение вполне способно дать ответ на вопрос, ради чего человек живет. Причем атеистическое мировоззрение в качестве жизненных целей ставит цели реальные, а не виртуальные, вроде попадания в рай после смерти. Цель жизни религиозного человека лежит в выдуманном им потустороннем мире, именно там лежат все его ценности. Как достичь этих лежащих в потустороннем мире ценностей, наука подсказать не может, она имеет дело с объективной реальностью.

Проблема большинства людей заключается в непонимании общественных законов, в соответствии с которыми необходимо выстраивать отношения между людьми, прежде всего, в процессе производства материальных и духовных благ. На этом и спекулирует буржуазная наука и различные кураевы.

Если использовать аналогию с поездом, то материалист изучает карту, узнает, куда и зачем ему надо доехать, знает, какой поезд туда идет, приезжает на вокзал, садится и едет. Религиозный человек придумывает себе несуществующий на карте пункт назначения, выстраивает в голове конструкцию, что если он будет думать о том-то и о том-то, то непременно в этот пункт назначения попадет… Проще говоря, он подобен ребенку, играющему в поезд. Вместо того чтобы познавать окружающий реальный, материальный мир и его объективные законы, религиозный человек при помощи религии и попов предпочитает жить в мире виртуальном, где все гораздо более понятно. Грешишь — кайся, что-то не получается — молись, случилось несчастье — ходи в церковь, что-то получилось — бог помог, не получилось — божья воля. И, наоборот, ходи в церковь, кайся и молись — несчастий можно избежать и жизнь наладится; материальный мир — ничто, а вот мысли и существующие в голове верующего «бабайки» — это, дескать, и есть самое главное.

Действительно, как уже было сказано выше, вполне возможно, что какие-то ученые сделали какие-то важные открытия, руководствуясь религиозной мотивацией. Однако типичной софистикой будет предполагать, что религиозная мотивация есть условие свершения этих открытий и что без этой мотивации данные открытия не были бы сделаны. Увы, но именно софистика — любимый прием господина Кураева.

Сознание как отражение объективной реальности, «душа», «вещь в себе»

Как любой субъективный идеалист и поп, автор не упустил случая покритиковать марксизм-ленинизм. Причем делает это, как всегда, откровенно безграмотно. Чего стоит одна лишь фраза:

«Ну нет в марксизме терминов для самопознания человека».

Естественно нет. Как нет таких терминов, к примеру, в физике и химии. Марксизм-ленинизм занимается прежде всего общими законами развития общества, а не функционированием психических механизмов человека. Марксистская наука касается лишь общих вопросов в этом плане. К примеру, вопроса о соотношении сознания и бытия. Данные естественных наук (именно наук, а не шарлатанства) позволяют марксистам утверждать, что психика человека и сознание человека не существуют вне его телесного бытия. Если человек умирает, то его сознание прекращает существование. Сознание человека формируется во взаимодействии с объективной реальностью и является ее отражением. Соответственно, «душа», заботу о которой попы считают своей монополией, есть ни что иное, как совокупность свойств личности. Самопознание, таким образом, заключается не в зазубривании поповских сказок, а, например, в познании объективных законов функционирования человеческой психики. Кроме того, обросовестное изучение подлинно научных, материалистических направлений психологии и есть путь к самопознанию. Только наука может объяснить, к примеру, сущность человеческих чувств. Причем как с точки зрения биохимических, так и социальных процессов. Это не говоря о научном познании личности как единичного проявления общества.

А вот на дальнейшей аргументации Кураева следует остановиться подробнее.

«Базовые определения (материалистов — Н . Ф.) звучат так: „Душа — это сложный комплекс эмоциональных реакций на окружающий мир“. „Мысль — это всегда отражение материального мира“. Это определения через проявления, через действие. Но где же субъект этих действий? Кто „реагирует“?».

Действительно, если несешь ерунду, то главное — нести ее уверенно! Что за «определение через действие»? Ничто иное, как очередной софизм. Добавляем слово «человек» и ничего в определении не меняется, хоть и появляется субъект. Душа (человека) — это комплекс эмоциональных реакций (человека)… Или Кураеву непонятно, что речь идет именно о человеке?

И далее все в том же духе:

«Кант эту тайну моего существования, мою несводимость к моим же действиям и проявлениям называл „вещью в себе“. Ну не равен я сейчас тем клавишам, на которые сейчас нажимаю в моем компьютере! И вообще не хочу я быть „совокупностью общественных отношений“ и „отражением материального мира“!

Энгельс сформулировал известный вопрос:

«Как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру? В состоянии ли наше мышление познавать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составлять верное отражение действительности?».

Идеалист Кант возможность исчерпывающего познания мира отрицал, для чего и был придуман фокус с принципиально непознаваемой «вещью в себе». Материалисты, наоборот, утверждают, что человеческое мышление в состоянии составлять верное отражение действительности. Причем, в отличие от идеалистов, доказывают правильность этого понимания на практике.

Так, Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» приводит аргументацию Энгельса:

«Если мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем, что сами его производим, вызываем его из условий, заставляем его, к тому же, служить нашим целям, то кантовской неуловимой „вещи в себе“ приходит конец. Химические вещества, производимые в телах животных и растений, оставались такими „вещами в себе“, пока органическая химия не стала приготовлять их одно за другим».

Практикой развития науки на протяжении многих веков доказано, что ничего принципиально непознаваемого не существует. Процесс превращения «вещей в себе» в «вещи для нас» является неопровержимым научным фактом. И наоборот, ни одного научного факта, подтверждающего принципиальную непознаваемость чего-либо, не существует.

Кураев объявляет «тайну моего существования» кантовской, то есть непознаваемой, «вещью в себе». Здесь он противоречит данным современного естествознания. Существование человека — это его жизнь в обществе, жизнь самого общества. Как зарождается и по каким законам развивается человеческая жизнь — это известно науке с середины XIX в., а сейчас знания в этой сфере еще более расширились. Расширение научного знания, естественно, привело к приближению к новому массиву непознанного, то есть того, что на сегодняшний момент можно считать вещами в себе. Это что-то, что существует, но еще не открыто. Ну так во времена Энгельса вещами в себе были явления, природа которых на сегодняшний момент вполне известна.

Понятно, для чего ссылка на кантианство понадобилась автору. Если есть в человеке что-то непознаваемое принципиально. То в этом непознаваемом находится место для бога. Данные науки при этом при помощи кантовской уловки в расчет не принимаются.

А дальше снова сплошные логические уловки. «Да не равен я клавишам, которые сейчас нажимаю в моем компьютере!» Тут неверная аналогия. Если уж уподоблять человека компьютеру, то помимо нажимания клавиш, то есть выполнения осознанных действий, в человеке происходит много того, что он не осознает: кровообращение, пищеварение, рождение и отмирание клеток и многие процессы, о которых человек (не будучи профессионалом) и не знает вовсе. Все это, хоть и не ощущается, но существует. Совокупность всех этих процессов (а не действий!) и есть тело человека. Как компьютер есть совокупность определенных механизмов, в которых происходят определенные процессы. Но человек — это не просто тело, он есть наделённый сознанием способный преобразовывать природу субъект, соединённый с другими субъектами в человеческое общество, которое является главным условием его существования.

Вернёмся к Кураеву. Дальше у него начинается прям-таки истерика эгоцентричного мелкобуржуазного интеллигента: «Не хочу я быть «совокупностью общественных отношений» и «отражением материального мира»!».

Что за бред! Ясно, что тут Кураев пытается «наехать» на марксизм, но скатывается к банальному вранью. Марксисты никогда не называли человека «совокупностью общественных отношений». Они говорят о том, что человек существует в определенной системе общественных отношений, что на человека действуют объективные законы развития человеческого общества, поэтому

«… сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивидууму. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» (Маркс).

Марксисты также никогда не объявляли человека «отражением материального мира». Они говорят о том, что человеческое сознание отражает материальный мир. Но человек неравен человеческому сознанию. Однако наиболее замечательно здесь «не хочу!». Если б Кураев сказал «не являюсь», то пришлось бы это доказывать. Но доказать — «кишка тонка». А потому просто «не хочу!». Закопался в свой воображаемый мирок, укрылся от объективной реальности и знать ничего не хочу.

Далее тоже просто замечательно:

«Я могу творить эти „отражения“ и менять материальный мир! А материализм, растворяя меня в мире природного детерминизма, не может объяснить мне, отчего же я столь творчески непохож на слепой и бездумный мир, порождением и частью которого якобы являюсь».

Это где ж материалисты заявляли, что человек неспособен менять материальный мир? На протяжении всей своей истории человечество только и занимается тем, что его меняет. И отражением этого нового материального мира является сознание новых людей, людей следующих поколений.

А что за бред про «растворение в мире природного детерминизма»? В переводе на русский язык «природный детерминизм» — это предопределенность природой или развитием природы. Марксистов часто обвиняют в «экономическом детерминизме», но уж никак не в природном. Марксисты утверждают, что движущей силой развития человеческого общества являются производительные силы, то есть сами люди, вооружённые орудиями производства, а не природные явления. Более того, люди известным образом соединяются в процессе преобразования природы, т. е. объективно вступают в определенные производственные отношения. Единство производительных сил и соответствующих им производственных отношений называется способом производства, историческое господство которого представляет собой специфичную эпоху в развитии человеческого общества. Переход от одного способа производства к другому, более высокому, посредством развития производительных сил и составляет историю развития человеческого общества в целом.

Касательно «творческой непохожести» тут марксизм тоже вполне может все объяснить. Только мир следует назвать не «слепым и бездумным», а развивающимся по определенным объективным законам, которые человек постепенно познает. И почему же человеческое сознание на подобный мир непохоже? Человеческое творчество развивалось в тесной связи с материальным миром. По большей части, творчество есть отображение материального мира и его объективных законов. Человек творил новое, познавая эти законы, и на основе этих открытых законов вновь изменял мир. Никакой «тайны» здесь нет. В мышлении человека имеется присущий всей материи универсальный механизм — отрицание. Абстракция и есть отрицание внешнего мира путём перенесения его образа в сознание. Но сознание способно отрицать не только продуктивно, а также переворачивать, преувеличивать, преуменьшать, переиначивать, поменять отдельные черты, части, свойства объектов и процессов внешнего мира, уродуя таким образом мыслительный образ до неузнаваемости. Истинное творчество проявляется в научном познании, т. е. во все более глубоком проникновении в сущность явлений, а не в «непохожести» мыслеобразов.

«Я», которое, якобы, находится «вне человеческого сознания»

На дальнейших размышлениях автора тоже следует остановиться:

«За пределами мира объектов знания остается, по крайней мере, сам умственный взор, на него направленный. „Я не могу встретить мое Я (как объект познания) по той простой причине, что оно есть тот, кто встречает все остальное. Это похоже на то, как иногда человек ищет в комнате очки, сквозь которые смотрит; он их не видит, поскольку видит сквозь них. Самое большое открытие, которое может сделать человек, — это открытие своей собственной души“, — справедливо пишет Семен Франк».

Какая удивительная идеалистическая чепуха!

Что есть «умственный взор»? Механизм, при помощи которого человек познает материальный мир. Механизм этот называется сознанием и функционирует он на базе головного мозга. Безусловно, возможности мозга исследованы современной наукой не до конца. Однако, имеющихся научных данных вполне достаточно для уяснения биологической природы мышления. Если физиология занималась и продолжает заниматься вопросами исследования биологического основания человеческого мышления, то на каком основании господин Кураев выносит человеческий разум «за пределы мира объектов знания»?

Никакой критики не выдерживают и заявления философа-идеалиста Франка. «Я не могу встретить мое Я (как объект познания)». Что за бред! Человеческое сознание в состоянии составлять верное отражение действительности — об этом говорит вся преобразовательная практика человечества. Как действительность, то есть как объект познания, вполне может выступать и само сознание, мышление, механизмы его функционирования. И человеческое сознание вполне способно эти механизмы познавать, открывать объективные законы функционирования сознания, то есть познавать «свое Я», которое, по сути, есть ничто иное, как человеческое сознание. Никакого «Я» вне человеческого сознания не существует.

«Я есть тот, кто встречает все остальное» — воистину «научная» аргументация у господ идеалистов! А пример про «очки»? Это же просто вершина «научной добросовестности»! Тем более что пример-то бестолковый. Человек в здравом уме и трезвой памяти вряд ли будет искать очки, если он через них смотрит. Это не нормальное поведение человека, а отклонение от нормы. Если Франк уподобляет очки некому непознаваемому «Я», то, соответственно, глаза — это человеческое сознание. Так вот это сознание, если оно ищет очки, которые на носу, является ненормальным, неадекватным в данный момент сознанием. У Франка же получается, что человек вообще не в состоянии познать, что такое очки, через которые он смотрит. Типичный прием софистов всех времен и народов — взять нетипичный случай и на его основе сделать глобальный вывод.

Получается, что «доказательство» идеалистов выглядит следующим образом. «Умственный взор» или «душа» есть непознаваемая «вещь в себе». «Непознаваема» она потому, что «вещь в себе» не может быть познана. А не может она быть познана, поскольку «недоказуемость» «вещи в себе» «доказал» Кант. Более «сильных» аргументов у идеалистов и примкнувших к ним попов нет. «Самое большое открытие — открытие собственной души». «Открыть» можно — познать нельзя. Почему? Да потому, что «душа» есть «вещь в себе», а «вещь в себе», по Канту, непознаваема! Такова логика всех противников материализма.

Или вот еще один пример софизма, теперь со ссылкой на Лейбница.

«Нет ничего в уме, чего бы не было прежде в ощущении, кроме самого ума».

Действительно, умственные процессы мы не ощущаем. Но науке доподлинно известно, какие физиологические процессы происходят в человеческом организме, когда человек мыслит. Обычный человек их не ощущает. Многие вообще не знают, какие именно процессы происходят при мышлении. Некоторые, особо упертые, даже не желают знать, впадая в экстаз от осознания «божественной сущности» своего сознания. Однако истина конкретна и не зависит от «ощущений» попов и их «ученых» коллег.

Свобода и мораль

Остановимся и на очередном софизме Кураева касательно таких философских категорий как «свобода» и «мораль».

«Если я сам есть часть материального мира, то как часть может быть свободна от целого, частью которого она является? А без свободы нет ни морали, ни нравственной ответственности, ни творчества. Именно так некогда Кант строил „нравственное доказательство бытия бога“: если есть только материя с присущим ей детерминизмом, то свобода и мораль оказываются лишь иллюзиями. Что говорит академик (имеется в виду академик Рубинов, с которым дискутирует Кураев — Н.Ф.)? „Наука базируется на признании материальности мира и объективности законов природы, независимых от чьей бы то ни было воли“. Тут одно из двух: или Рубинов полагает, что в мире нет ничего зависимого „от чьей бы то ни было воли“, но тогда разговоры о человеческом творчестве и свободе лживы и антинаучны. Или же в природе есть нечто, независимое от ее незыблемых законов, и тогда бытие богаче тех аксиом, на которых академик Рубинов строит свое мировоззрение».

Итак, попытаемся выделить во всем этом обилии логических уловок и подмен выделить тезисы.

Первый тезис Рубинова: человек есть часть материального мира.

Возражение Кураева: если человек есть часть материального мира, а часть не может быть свободна от целого, то без свободы нет морали, нравственности и творчества.

Заметим, что Рубинов не отвергает ни мораль, ни нравственность, ни способность человека к творчеству. У Кураева же получается, что всякая часть материального мира, зависима от этого мира, то есть несвободна, а значит, лишена морали, нравственности и способности к творчеству. Данное утверждение есть очередная антинаучная чушь! Человек, равно как и человеческое общество, есть часть материального мира. В своем развитии это общество вырабатывает определенные моральные нормы (причем формы этой морали, опять-таки, изменяются по мере развития общества).

Морали нет не без свободы, а без человеческого общества. Что же касается творчества, то в подлинном смысле это всего лишь способность человека изменять материальный мир. Первым видом человеческого творчества было создание орудий труда.

Такая же путаница и с самим понятием «свобода». Да, человек несвободен от материального мира, пока не познал его объективные законы. Свобода открывается при познании этих законов. Чем лучше человек понимает законы окружающего его материального мира, тем свободнее он в своих действиях. К этому сводится марксистское понимание свободы как осознанной необходимости. Кураевская же «свобода» заключается не в познании законов материального мира, а в вынесении человека за рамки материального мира, в противопоставлении его этому миру. Дескать, раз человек способен творить, а, к примеру, обезьяна неспособна, то человек не является частью материального мира, а обезьяна — является. Хороша логика!

Но не Кураев первый. Не зря он ссылается все на того же Канта, который тоже не понимал, что признание материальности мира и объективной сущности законов его развития не означает, что высокоорганизованная материя, которой является человеческое общество, способна осознанно это материальный мир изменять. Канта отчасти можно понять, поскольку в его время еще не было научных исследований человеческого мышления. Кураев же осознанно эти научные данные игнорирует.

Второй тезис Рубинова: материальный мир развивается по объективным, не зависящим от чьей-либо воли законам.

В своем возражении Кураев тезис оппонента фальсифицирует. Он представляет слова Рубинова так, будто тот говорит, что в мире нет ничего, зависимого от чьей-либо воли. А раз так, то он, якобы, отрицает человеческую способность к творчеству. На самом же деле Рубинов просто говорит о том, что законы, по которым развивается материальный мир, носят объективный, не зависящий от чьей-либо воли характер. При этом, безусловно, человек способен эти объективные законы познавать и на этой основе творить, то есть изменять природу под свои нужды. За всю историю своего развития человечество открыло множество объективных законов материального мира, а вот никаких научных данных в пользу того, что есть «нечто, независимое от ее незыблемых законов», стоящее выше этих законов, имеющее возможность эти законы отменить, не существует.

Дальше еще интереснее. «Ученый» поп Кураев решает поговорить о советском социализме. Причем получается это у него, как всегда, коряво. Он откровенно лжет и прибегает к разного рода софизмам. Вот пример:

«Совмещаем два тезиса „материализма“:

1. Свободы в этом мире нет, а есть лишь „законы природы“;
2. Править обществом должны те, кто познал эти законы.

И получаем довольно жесткую социальную модель — как раз ту, в которой мы жили 70 лет и которая зовется то „реальным социализмом“, то тоталитаризмом».

Первый тезис откровенно ложен, что было показано чуть выше. Объективность законов природы отменяет свободу лишь в воспаленном воображении господина Кураева.

А вот второй тезис просто замечателен! Согласно Кураеву, обществом, которое развивается по определенным объективным законам, должны иметь возможность управлять те, кто законов его развития не познал. Во как! Посадить бы Кураева в самолет, пилоты которого не знают, как им управлять, да посмотреть бы на его реакцию! Но тут он предлагает не просто самому сесть в такой самолет, а все общество туда загнать. Какой изощренный поповский гуманизм! Оказывается, отдать общество в управление ученым, знающим его объективные законы, — это «тоталитаризм», а вот поручить управление неучам, самодурам и религиозным мракобесам — это самая что ни на есть «демократия». В общем, все вполне укладывается в логику поповских хозяев, то есть буржуазии: поставить во главе государства демагога с поверхностным образованием, а науку заменить «пиаром».

Реальность и ощущение. Познаваема ли Вселенная?

Далее Кураев переходит к еще одному важнейшему вопросу. А именно, к вопросу о соотношении объективной реальности и ощущения.

Итак, первый тезис автора:

«Отождествить реальность и ощущение — это как раз и значит зачеркнуть все столетия поиска научной методологии. Ощущения могут врать, они могут быть неверно истолкованными».

Начнем с того, что смешивание ощущения и реальности — это как раз тезис субъективных идеалистов. Именно с их точки зрения вещи и тела для нас суть комплексы ощущений. Материалисты же утверждают, что наши ощущения суть образы или отображения вещей. Они нетождественны, то есть вполне могут врать, неверно отображать объективную реальность. Их же тождество действительно возможно, но проявляется исключительно в результатах познания, в достижении объективных истин.

Фундаментальная противоположность между материализмом и идеализмом здесь заключается в том, что материализм идет от вещей к ощущениям и мыслям, а идеализм — от мысли и ощущения к вещам.

Вообще представления Кураева о материализме застряли где-то на уровне позапрошлого века. Вот как, к примеру, он «опровергает» материалистическое понимание Вселенной.

«Простейший вопрос: Вселенная материальна или нет? Можно ли ее „увидеть или иным образом ощутить“? Увидеть можно узкий спектр излучений некоторых звезд. Ощутить можно лишь тепловое излучение нашего светила. А вот Вселенная как бесконечная целостность никак не может быть частью нашего ограниченного опыта».

Тут снова налицо смешение понятий. А именно, вопроса о Вселенной как пространстве (в философском смысле этой категории) и вопроса о возможности познания небесных тел, находящихся в этом пространстве. Вселенная как пространство есть объективно-реальная форма бытия. То есть пространство существует независимо от нашего сознания, объективно. Наше сознание лишь отображает его.

Вот что по этому вопросу пишет Энгельс в «Анти-Дюринге».

«В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени. Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность и того, и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира».

Соответственно, на кураевские вопросы ответы будут следующими.

«Материальна Вселенная или нет?». Из дальнейших рассуждений автора о «бесконечной целостности» понятно, что речь идет о Вселенной как философской категории. Тогда ответ на вопрос будет следующим: Вселенная состоит из бесконечного множества материальных объектов в пространстве. Ничего другого во Вселенной нет, только движущаяся в бесконечном пространстве и существующая во времени бесконечно многообразная материя.

«Можно ли ее пощупать или любым образом ощутить?». Поскольку Вселенная является объективной реальностью, то человеческое сознание вполне способно эту объективную реальность отображать. Отобразить и пощупать — разные вещи. По сути Кураев тут выдвигает старый идеалистический тезис о неспособности сознания верно отображать объективную реальность. Применимо ко Вселенной данный тезис и вовсе выглядит абсурдным, поскольку явно расходится с научными данными и практикой.

Наконец, тезис о том, что Вселенная «не может быть частью нашего ограниченного опыта» («Мы можем воспринимать отдельные ее части в их опять же лишь отдельных параметрах, но не мир как целое»). Начнем с того, что Вселенная бесконечна. «Целым» она не может быть по определению. Ее познание состоит в познании бесконечной материи существующей в пространстве от бесконечного прошлого в бесконечное будущее. Объем человеческих знаний о Вселенной постоянно растет, открываются новые формы материи, через открытие относительных истин открывается истина абсолютная. То есть познание отдельных частей в отдельных параметрах, затем познание новых частей в новых параметрах и есть процесс познания. Попытки Кураева поставить заслон человеческому познанию Вселенной, попытки объявления Вселенной кантовской «вещью в себе» обусловлены желанием оставить место для бога. Доказать наличие бога в материальном мире невозможно, поскольку его там нет и быть не может. Потому попы и говорят о том, что существует нечто принципиально непознаваемое, и именно там находится бог. Других «доказательств», кроме подобных философских софизмов, у религиозных мракобесов нет.

Что такое материя? Бог как «объективная реальность». Опыт как философская категория

Далее Кураев решает порассуждать о сущности материи. Он вспоминает ленинское определение —

«материя есть объективная реальность, существующая вне и независимо от нашего сознания, и данная нам в ощущении».

А раз так, рассуждает он, то:

«Под это ленинское определение подходит и бог. Философское определение бога как „причины самого себя“ предполагает как раз его существование вне и независимо от нашего сознания».

Вот так! При помощи философской софистики Ленин превращается, превращается Ленин… в субъективного идеалиста! И разучившийся мыслить человек с удовольствием проглотит такую наживку. Мы же выведем господина Кураева на чистую воду.

Начнем с того, что он абсолютно бесцеремонно оторвал одну часть ленинского тезиса от другой. Ленин пишет о том, что материя действует на органы чувств, производит ощущения, при этом существует независимо от нашего сознания. Ключевой пункт здесь, что материя объективно существует. По «логике» Кураева получается, что все, что им фантазируется вне и независимо от сознания, подходит под определение материи. При этом объективность существования игнорируется. Такая логика неминуемо приводит к тому, что приходится признать реальность существования всех человеческих предрассудков за всю историю — леших, домовых, Бабу Ягу, Кощея и пр… Причем они имеют ровно такое же «право на существование», как разного рода монотеистические боги.

Никаких более «наукообразных» доказательств объективности существования бога Кураев, естественно, не приводит. Несомненен факт, что в сознании миллиардов людей существуют образы различных богов. Но сам же Кураев признал вслед за материалистами, что человеческое сознание при отображении материи может обманываться, воспроизводить образы материи некорректно. Точно так же в виде разных богов человеческое сознание отображает самые разные явления: непознанное, проявление случайностей и пр. И чем менее развито человеческое сознание, чем меньше объем его научных знаний, тем больше этот человек списывает на «божественное проявление». Правда, существует и так называемая «научная религиозность», религиозность некоторых крупных ученых. Но и они, в большинстве своем, словом «бог» характеризуют огромный массив еще не познанного.

Различного рода религиозные институты банально аккумулируют невежество масс, «формализуют» это невежество в религиозных концепциях, насаждает мнение, что разного рода боги есть не продукты сознания, а объективная реальность.

Вот как Кураев пытается «развить» свой предыдущий тезис:

«И как раз любая серьезная религия настаивает на том, чтобы проповедуемый ею бог перестал бы быть предметом веры, а стал бы реальностью, данной в ощущениях. Так что, кроме повседневного опыта, у мистика есть и иной опыт. И он считает свой опыт пришедшим от „объективной реальности, существующей вне и независимо от его сознания и данной ему в ощущениях“.

Чем этот опыт хуже опыта повседневности? Тем, что он есть не у всех? Ну так и музыкальный слух есть не у всех. Людей, понимающих музыку Шнитке гораздо меньше, чем тех, кто понимает музыку Евангелия. И ощущение красоты математических доказательств доступно меньшинству. Может, объявить Перельмана наркоманом и тунеядцем за то, что его доказательство невесть чего непонятно большинству „дорогих телезрителей“».

Во как! В предыдущей цитате Кураев, оторвав одну характеристику материи от другой (независимость от сознания и объективность существования), попытался таким образом «доказать», что раз бог вне сознания, то он есть «объективная реальность». Других доказательств данной объективности не последовало. Теперь он снова выворачивает ленинский тезис наизнанку. Правда, уже по-другому. Тезис о том, что «материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении», означающий, по сути, что материя первична, а наши ощущения вызваны воздействием объектов материального мира на органы чувств, то есть по отношению к материи они вторичны, превращается в свою противоположность. А именно, в идеалистический тезис, что «наши ощущения суть вещи», «объективная реальность — это наши ощущения». Применимо к богу это означает, что раз бог есть в ощущении, то он есть «объективная реальность».

Но тут даже Кураеву понятно, что для «доказательства» объективности этого недостаточно. Нужен опыт. Тут он и придумывает «опыт мистика». То есть такой опыт, который, во-первых, может быть произведен только «избранным», во-вторых, может быть проверен на практике только этим «избранным» и, в-третьих, только этот «избранный» может оценить результаты опыта. Если кто-то говорит, что регулярно общается с богом и бог ему регулярно помогает, то проверить данное утверждение на истинность может только сам «мистик». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что данный «опыт» представляет из себя профанацию философской категории «опыт», который понимается как средство познания материи.

«Чем хуже опыт мистика опыта повседневности?» — задается вопросом Кураев и приводит аналогию с музыкальным слухом и математическими формулами. «Опыт повседневности» музыканта позволяет ему при помощи своего развитого слуха создавать или воспроизводить музыку. Музыка суть звуковые волны, которые описываются вполне конкретными физическими величинами и могут быть предметом физического опыта. Безусловно, разным людям может нравиться разная музыка. Это дело вкуса. Любовь одних людей к одной музыке, а других к другой не есть доказательство того, что музыка зависит от субъективного восприятия. Наоборот, сознание разных людей по-разному воспринимает разные сочетания звуков. Звуковые волны, в свою очередь, есть движение материи.

То же и с математическими формулами. Как мы уже говорили, математика была изобретена человеком для описания объективной реальности, в частности количественных параметров материальных объектов и их пространственных форм. Естественно, что доказательством математических теорем занимаются специалисты в этой сфере. Естественно, что для этих людей стройное доказательство теоремы может выглядеть красиво и доставлять эстетическое удовольствие. Но это эстетическое удовольствие никакого отношения не имеет к правильности доказательства. Если математическая теорема доказана, то это доказательство становится частью научного, общественного опыта. Абсолютно любой человек, овладев определенными специальными знаниями, способен понять суть математического доказательства.

Очень не зря Кураев упомянул наркомана. «Опыт» мистика, то есть религиозного человека, по сути аналогичен «опыту» наркомана. Наркоман точно так же вызывает в своем сознании определенные ощущения, которые воспринимаются им как объективная реальность. Он точно так же считает свой опыт пришедшим от «объективной реальности, существующей вне и независимо от его сознания и данной ему в ощущениях». Отличие лишь одно, причем несущественное. Наркоман вызывает эти ощущения путем приема определенных препаратов. Религиозный человек вызывает подобные ощущения при помощи определенных психологических практик: чтения молитв, посещения храмов, участия в ритуалах и пр. Объективность существования бога он доказывает себе при помощи ощущений, а не получает из объективной реальности. Такой человек, подобно наркоману, постоянно живет в отрыве от объективной реальности, в выдуманном им же самим мире. Не зря Маркс сравнивал религию с опиумом. Цель одна — вызвать ощущения, которые не имеют ничего общего с объективной реальностью и в господстве которых заинтересованы эксплуататорские классы.

«Но, — возразят попы, — религия же помогает людям, в отличие от наркотиков!». Но ведь определенные наркотические вещества тоже используются в качестве лекарственных препаратов, в том числе, и при психологических травмах. Кроме того, помогает не религия, а определенные психологические механизмы, запускаемые человеком при помощи определенных практик и не связанные ни с каким воздействием внешних божественных сил. Причем эти механизмы могут быть запущены и нерелигиозными психологическими практиками. Так что господин Кураев с данным «доказательством» реальности бога, данной в ощущениях, снова сел в лужу. Ощущения-то есть, только вызваны они не реальностью, не материей, а самим человеком. Бог ни в коей мере не является частью человеческого опыта, поскольку к объективной реальности не имеет ни малейшего отношения.

Каким образом идеи становятся материальной силой? Является ли мысль материальной?

Буквально в каждом абзаце «профессор» Кураев демонстрирует свое полное незнание материализма, представления автора о котором зависли на уровне XVIII века и раньше. Вот, к примеру, его размышления о материальности мысли.

«Даже В.И. Ленин считал, что идея становится материальной силой, когда овладевает массами. Надеюсь, атеист Рубинов не согласен с оккультными глупостями вроде тезиса о „материальности мысли“. Мысль нематериальна. И все же она существует. Значит, пределы материи и реальности не совпадают. Мысль человека заставила летать самолеты и плавать подводные лодки, мысль человека переустраивает структуры человеческих обществ. Мысль человека заставляет камни складываться в соборы, и мысль же их разрушает».

Отличительной чертой любого демагога, коих среди антикоммунистов пруд пруди, является небрежность цитирования или вырывание цитат из контекста. Не считал так Ленин. Он писал следующее:

«Идеи становятся силой, когда они овладевают массами. И именно теперь большевики, т.е. представители революционно-пролетарского интернационализма, своей политикой воплотили ту идею, которая двигает во всем мире необъятными трудящимися массами».

И далее особенно важное разъяснение:

«Одна справедливость, одно чувство возмущенных эксплуатацией масс никогда не вывело бы их на верный путь к социализму. Но когда вырос, благодаря капитализму, материальный аппарат крупных банков, синдикатов, железных дорог и т.п.; когда богатейший опыт передовых стран скопил запасы чудес техники, применение коих тормозит капитализм; когда сознательные рабочие сплотили партию в четверть миллиона, чтобы планомерно взять в руки этот аппарат и пустить его в ход, при поддержке всех трудящихся и эксплуатируемых, — когда есть налицо эти условия, тогда не найдется, тогда не найдется той силы на Земле, которая помешала бы большевикам, если они не дадут себя запугать и сумеют взять власть, удержать ее до победы всемирной социалистической революции».

Та же мысль есть и у Маркса в его работе «К критике гегелевской философии права»:

«Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием, материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой: но теория становится материальной силой, как только она овладевает массами».

Итак, у Кураева материальной силой являются овладевшие массами идеи, которые суть противоположность материи, оторваны от нее. У Ленина овладевшие массами идеи становятся силой только тогда, когда являются отражением вполне конкретных материальных условий и подкреплены материальной силой в виде партии и т.д. У Маркса вообще слово «идея» заменено словом «теория». Теория, в свою очередь, описывает вполне конкретные материальные условия, то есть никаким образом материи не противопоставлена. Он специально подчеркивает, что материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой. Таковой силой являются массы, приведенные в движение при помощи революционной теории — не витающей в воздухе, а верно описывающей материальные условия.

Кураев, как всегда, переврал Ленина в идеалистическом ключе, вывернул ленинскую мысль наизнанку.

Переходим к материальности мысли. Объявив тезис о материальности мысли «оккультной глупостью», Кураев показал свое полное пренебрежение достижениями современного естествознания, в соответствии с данными которого мысль представляет из себя электрический разряд, величину которого вполне можно измерить. То есть мысль вполне материальна. Но это только с одной стороны.

Мысль, идея противопоставляется материи, когда речь идет о том, что человеческое сознание отображает объективную реальность. Нематериальный «снимок» объективной реальности нашим сознанием противопоставляется объективной реальности. Таким образом, мысль одновременно и материальна и как бы нематериальна. При этом источник мысли — объективная реальность, материя, а сама мысль с биологической точки зрения — нейрон, то есть материальный объект. То есть пределы материи и реальности, вопреки мнению Кураева, совпадают. Нет в человеческой голове мыслей, источником которых не является объективная реальность. Даже мысли о боге возникают из соприкосновения с объективной реальностью.

Более того, «нематериальность» мысли есть лишь проявление всеобщего свойства самой материи — отражения.

Абсолютной глупостью выглядят и рассуждения о мысли, «заставляющей летать самолеты». Изобретению самолета предшествовало длительное изучение человеком законов природы и столь же длительный период развития производительных сил. Опять же, «идея» самолета взялась не «от бога», а из все той же объективной реальности, в которой существуют объекты тяжелее воздуха, способные летать. Так что не мысль заставляет летать самолеты, а вполне себе материальные объекты, называемые двигателями и произведенные на вполне материальных станках из вполне материальных материалов. Способность к мышлению есть лишь инструмент, позволяющий человеку познавать объективные законы и изменять материальный мир в своих интересах. Первична не мысль, а объективная реальность и ее законы.

Кураев идеи, как противоположность материального, путает с идеями, которые по сути представляют из себя открытые объективные законы, законы развития материального мира. Он пишет:

«Станки и машины Европа предпочитает ввозить из третьего мира, сама же предпочитает изготавливать и экспортировать технологии — ноу-хау, причем не только промышленные, но и социальные, и психологические, и рекламные».

Таким образом, автор пытается противопоставить материальность станков нематериальности идей, то есть технологий. Однако для капиталиста технологии имеют ценность, только если они работают, то есть помогают ему извлекать прибыль. А работают они лишь в том случае если соответствуют объективной реальности, представляют из себя открытые объективные законы развития материи. Если это не так, то платить за них просто никто не будет. Такие идеи никоим образом материи не противопоставлены.

«Аргументы» идеалистов против исторического материализма. «Протестантская этика». «Гуманитарные технологии»

Перейдем к следующему не менее примечательному кураевскому «опровержению» Ленина:

«Как марксист, он видел источник исторического прогресса в развитии средств производства. Но он поставил следующий вопрос: а отчего же растут сами средства производства? И ответил: вследствие роста потребностей людей… И тем самым Ленин, сам того не заметив, похоронил „исторический материализм“. Потому что источником развития оказываются изменения в структуре ценностей и ориентации людей. Новые запросы и идеи создают новые товары и технологии (которые затем и сами, конечно, влияют на общество)».

Уникальный, просто феерический бред по поводу марксизма почерпнут автором, видимо, из трудов современных буржуазных «политологов».

Действительно, марксизм-ленинизм учит, что способ производства является определяющим в общественном развитии. Не просто «развитие средств производства», как пишет Кураев, а способ производства этих средств производства, а также пищи, одежды, топлива, жилищ — всего необходимого для жизни и развития общества.

Логика марксизма проста. Чтобы жить, люди должны иметь пищу, одежду, обувь, жилища, топливо. Чтобы иметь все эти блага, их нужно сначала произвести. А для производства материальных благ нужны орудия производства, умение производить эти орудия и пользоваться ими для преобразования природы (к примеру, для «преобразования» быка в несколько пар сапог). Производство материальных благ составляет постоянную, необходимую жизненную основу общества. Прекращение производства привело бы общество к гибели.

Следующий вопрос — «отчего растут средства производства?». Кураев отвечает, что «вследствие роста потребностей людей», приписывая такой ответ Ленину. Таким образом, получается, что потребности — это «ценности», а ценности — это «идеи», следовательно, средства производства растут благодаря идеям. Такую логику Кураев провозглашает «похоронами исторического материализма».

На самом же деле, Кураев не задал самый главный вопрос — «а откуда берутся идеи?». Так вот идеи эти, «изменения в структуре ценностей и ориентации», берутся как раз из взаимодействия с объективной реальностью. В процессе производства и использования средств производства, человек приобретает определенные навыки, умения, при помощи которых совершенствует средства производства. Да, можно сказать, что в человеческом сознании возникают идеи таких изменений. Но причиной-то возникновения этих идей является конкретная человеческая практика использования средств производства, то есть объективная реальность.

Приведем пример. «Идея» плуга не могла возникнуть раньше «идеи» мотыги. «Идея» мельницы не могла возникнуть раньше «идеи» жерновов, которая, в свою очередь, не могла появиться раньше идей еще более примитивных орудий. Человеческое общество для удовлетворения своих потребностей постоянно изменяет природу (суть объективную реальность), при этом постоянно совершенствует орудия этого изменения (средства производства). Измененные орудия позволяют производить более совершенные предметы потребления, от этого растут потребности, изменяются ценности, появляются новые запросы. Безусловно, есть примеры, когда идеи опережали уровень развития производительных сил. Взять того же Леонардо Да Винчи с его чертежами вертолетов и парашютов. Однако он эти идеи черпал из той же объективной реальности, то есть из природных объектов (стрекоза, парящие в воздухе семена растений и пр.). Однако частью человеческого опыта подобные объекты смогли стать только при соответственно высоком уровне развития производительных сил.

Так что Кураев вновь самым бессовестным образом переврал Ленина и весь марксизм, попытавшись это перевранное использовать для доказательства своих идеалистических тезисов.

Дальнейшие «рассуждения» автора столь же примитивны и откровенно глупы. Очаровать они способны разве что приземленного мещанина или юродствующего интеллигента.

«Но вот отчего родился капитализм? Буржуа захотели есть больше? Желудки у них стали шире, чем у людей Средневековья? Как ни странно для марксистов, Средневековье кончилось разгулом Возрождения, а вот капитализм пришел в мир в пуританских одеждах. Столетней давности работа Макса Вебера о влиянии протестантской этики на рождение капитализма до сих пор еще не опровергнута. А почему потребности столетиями не росли у китайцев и индусов? Религия не позволяла? Так, значит, судьбы целых огромных культур могут зависеть от технологий гуманитарных, а отнюдь не промышленных».

И снова откровенная глупость. Именно к глупости и софистике сводятся все попытки Кураева опровергнуть исторический материализм. Отчего и как появился капитализм — замечательно написано в том же «Капитале» Маркса. В двух словах это описать невозможно. Напомним лишь, что дело не в желудках, а в уровне развития производительных сил, вызвавших к жизни новые, капиталистические производственные отношения в условиях разделения труда и классового деления.

Вообще, как истинный идеалист, Кураев создал себе некий образ, «идею» марксиста. А поскольку для идеалиста ощущения суть вещи, то и эту свою «идею» марксиста он выдает за универсальную. Иначе никак не объяснить, что для марксиста должно быть непременно странным, что Средневековье закончилось Возрождением.

Для существующих в голове Кураева марксистов, возможно, это и странно. Но для марксистско-ленинской теории никаких загадок тут нет. Возрождение было вызвано к жизни именно прогрессивным на тот момент классом буржуазии. Не зря началось оно именно в торговых городах, а не в застенках Инквизиции. То же и с протестантизмом. По сути, процесс замены католицизма реформаторскими течениями являлся отражением процесса замены старых производственных отношений новыми, капиталистическими. Вебер в упомянутом труде просто идеалистически перевернул проблему с ног на голову. «Протестантская этика» суть новая, капиталистическая этика, выраженная в религиозной форме. Не протестантская этика влияла на рождение капитализма, а развитие капитализма вызвало к жизни реформаторские религиозные течения, «узаконившие» соответствующие новым производственным отношениям этические нормы. Бурное развитие капитализма в протестантских странах свидетельствует как раз о том, что буржуазия в этих странах была настолько сильна, что сумела по максимуму убрать все остатки старых производственных отношений, включая религиозные.

Откровенным бредом является утверждение автора, будто у китайцев индусов не росли потребности. Потребности растут по мере изменения способа производства, по мере освоения новых, более прогрессивных орудий труда. Осваивались ли такие орудия в Индии и Китае? Безусловно. Соответственно, росли и потребности. Другое дело, что развитие средств производства в определенный период развития человечества шло в этих странах медленнее, чем в Западной Европе. Но данный факт ни коим образом не отменяет ту истину, что именно способ производства является движущей силой развития общества.

Ложно и утверждение о «гуманитарных технологиях», которые, якобы, оказывали решающее влияние на судьбы «целых огромных культур». Дело как раз обстоит диаметрально противоположным образом. Научно-техническая и промышленная отсталость тех же народов Индии и Китая оказала самое прямое и решающее воздействие на уровень жизни широких народных масс этих стран. А «гуманитарные технологии» (в том числе, религиозные) издавна использовались правящими классами этих стран для обмана трудящихся масс, освящая аскетический образ жизни.

Сущность морали. Лженаучность теории «осевого времени»

Опустим кураевское брызганье слюнями по поводу марксизма и перейдем к вопросу о морали и нравственности. Естественно, автор отрицает марксистское понимание морали как формы общественного сознания, представляющего собой отражение условий материальной жизни. Следовательно, он отрицает и изменчивость моральных норм. Кураев приводит тезис своего оппонента Рубинова:

«Если бы мы оставались жить в пещере, то и мораль, и духовные ценности оставались бы у нас на пещерном уровне, как бы мы не молились богу».

Как опытный и бессовестный софист, он тут же использует неточность Рубинова в своих целях и выворачивает тезис наизнанку.

«Ладно, не будем вспоминать о монахах Киево-Печерской лавры, чья мораль совсем не была „пещерного“ уровня, хоть и жили они в пещерах».

Рубинов, безусловно, имел в виду, что у первобытного человека, жившего в пещерах, была соответствующая, отличная от современной мораль. Данный тезис является объективной истиной, что подтверждено данными современной науки, исследовавшей первобытно-общинные общества. Опровергнуть данные науки Кураев не в силах, а потому прибегает к своему любимому приему, приравнивая пещерного (первобытного) человека к человеку уже абсолютно другой формации, живущему в пещере. Этот «пещерный» монах от современного ему общества не изолирован, несмотря на замкнутость монашеского сообщества. Соответственно, он не изолирован и от общественной морали. Напомним господину Кураеву и еще одну вещь. Об «уровне морали» пещерного монаха-отшельника судить сложно, поскольку он отшельник, то есть не взаимодействует с другими людьми. А моральные нормы проявляются только в таком взаимодействии.

Далее для опровержения материалистического понимания морали Кураев призывает себе в помощники буржуазного философа-идеалиста Карла Ясперса.

«Но может ли „исторический материализм“ объяснить феномен „осевого времени“? Это термин Карла Ясперса, обозначающий удивительно синхронный нравственный прорыв, совершенный независимо друг от друга в разных цивилизациях. В 6 — 4 веках до рождества Христова рождается греческая философия, звучит великая проповедь древнееврейских пророков, появляется буддизм, в „Упанишадах“ формулируется идея кармического за все, а не только ритуальные поступки человека… Во всех этих течениях мысли общая направленность: от магизма к этике. Рождается чувство личной ответственности человека за свою судьбу. Это что — следствие усовершенствования мотыги?».

«Молодец» Кураев! Умудрился и «теорию осевого времени» сформулировать так, как это ему выгодно, и допустил ряд неточностей. Ясперс говорит не о «синхронном нравственном порыве», а о смене мифологического мировоззрения рациональным, одних моральных норм другими. Да и период у Ясперса несколько больше — 800 — 200 г. до н.э. Ну да ладно, это мелочи. Главное здесь то, что ничего общего с наукой данная теория не имеет. Но обо всем по порядку.

Основные положения «теории осевого времени» изложены Ясперсом в работе «Смысл и назначение истории». Основная идея следующая. Деятельность крупнейших философов древности (Конфуций, Лао-цзы, Будда, Заратустра, Исайя, Платон и др.) пришлась примерно на середину 1-го тысячелетия до нашей эры. При этом Ясперс выдвигает абсолютно недоказанный тезис:

«Все то, что связано с этими именами, возникло одновременно в течение немногих столетий в Китае, Индии на Западе независимо друг от друга».

Никаких аргументов для доказательства этой независимости друг от друга Ясперс не приводит. А факт взаимодействия (торгового, культурного и др.) этих культур друг с другом просто опускает. Что уж говорить о научном анализе социально-экономического развития данных культур в указанный период… Вместо научного доказательства мы видим у Ясперса, к примеру, вот такую бредятину:

«Новое, возникшее в эту эпоху в трех упомянутых культурах, сводится к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира.

Все это происходило посредством рефлексии. Сознание осознавало сознание, мышление делало своим объектом мышление. Началась духовная борьба, в ходе которой каждый пытался убедить другого, сообщая ему свои идеи, обоснования, свой опыт. Испытывались самые противоречивые возможности. Дискуссии, образование различных партий, расщепление духовной сферы, которая и в противоречивости своих частей сохраняла их взаимообусловленность,— все это породило беспокойство и движение, граничащее с духовным хаосом».

Очень интересно, какие научные методы использовал Ясперс для получения информации о том, что человек в середине I тысячелетия до нашей эры вдруг потребовал «освобождения и спасения»… Сдается, что данная информация почерпнута из религиозных трактатов, а не из достоверных научных данных. Вообще в опусе Ясперса не удалось обнаружить никаких ссылок на серьезные научные труды по истории. Сплошная бессовестная демагогия и псевдонаучная болтовня. Косвенно ненаучность своей «теории» подтверждает сам Ясперс.

«Никто не может полностью понять, что здесь произошло, как возникла ось мировой истории! Нам надлежит очертить контуры этого поворотного периода, рассмотреть его многообразные аспекты, интерпретировать его значение, для того чтобы на данной стадии хотя бы увидеть его в качестве все углубляющейся тайны».

И далее:

«Я стремлюсь только опровергнуть удобное и, по существу, ничего не значащее толкование истории как постижимого и необходимого поступательного развития человечества, сохранить сознание соотнесенности нашего познания с определенными точками зрения, методами и фактами и тем самым сознание фрагментарности всякого познания, — стремлюсь сохранить этот вопрос открытым и оставить место для возможных новых концепций, которые мы теперь даже не можем себе представить».

Лихо получается! Раз «никто не может полностью понять» то, о чем пишешь, то на кой черт марать бумагу и выдавать фантазии за «философскую концепцию»? Получается, что автор изначально ничего доказывать и не собирался. Он просто заявляет: в определенное время в разных странах зародился ряд религиозных и философских концепций схожего направления. А вопросов, которые обязан поставить ученый, а именно, каковы причины данного явления, Ясперс не ставит в принципе. Открыл «углубляющуюся тайну» — и успокоился. В то время как задача любого добросовестного ученого — вскрывать эти тайны, делать из тайн объективную истину. Задача науки — не «оставлять вопросы открытыми», а давать на них ответы.

На фоне всего этого абсолютно абсурдным выглядит утверждение Ясперса будто он стремиться что-либо опровергнуть. Опровергнуть какую-либо научную концепцию (к примеру, тот же исторический материализм) можно лишь создав новую научную концепцию, опровергающую положения предыдущей. Просто показать определенное явление, которое еще не исследовано при помощи другой концепции, — недостаточно для опровержения этой концепции. То есть, если Ясперс открыл некое «осевое время», то для опровержения истмата, нужно предложить новую научную концепцию, которая объяснит «феномен осевого времени», а не просто продекларирует наличие «феномена». Концепция Ясперса абсолютно ненаучна, а потому ничего не объясняет. Доказать что-либо при помощи бездоказательной концепции, как это пытается сделать Кураев, невозможно. Это не говоря про спорность выявления самого «феномена».

«Душа» и материальный мир

Далее Кураев вновь возвращается к своему старому тезису, будто материальный мир — это, конечно, хорошо, но, кроме него, есть еще «душа» и «внутренний космос», которые подразумеваются существующими независимо от материального мира.

«Освоение внешнего, материального мира — это, конечно, интересно важно. Но есть еще и внутренний космос человека. Неужели то, что отличает мыслящий тростник от просто тростника, неинтересно для исследования? Есть люди, которые меняют чужое сознание, манипулируют им. Это политтехнологи, идеологи».

Снова классическая идеалистическая схема: материальный мир — отдельно, «душа» — отдельно. Причем материалистам приписывается отрицание внутреннего мира человека, то есть человеческой психики и человеческого сознания. Это очередная ложь. Отличие материалистов от идеалистов в том, что они рассматривают человеческое сознание как отражение материального мира, как неотделимую от материального мира субстанцию, как материальный механизм, функционирующий по определенным объективным законам. Человеческое сознание рассматривается учеными-материалистами как функция человеческого организма. «Учеными»-идеалистами сознание рассматривается как некое божественное проявление, неподвластное никаким объективным законам материального мира.

Соответственно, ученые-материалисты тоже изучают то, что отличает «мыслящий тростник от немыслящего тростника». Ученому-материалисту, не меньше чем Кураеву, интересно, к примеру, отличие механизмов человеческого сознания от инстинктов животного.

Что касается «политтехнологов и идеологов», которые «меняют чужое сознание», то, безусловно, подобные «специалисты» существуют. Но и они способны действовать эффективно лишь тогда, когда опираются на материальные условия существования общества, которым им предстоит манипулировать. Именно как отражение этих условий в сознании общества существуют определенные мифы и установки, на эксплуатации которых строится вся манипуляция.

Следующее рассуждение Кураева не менее примечательно:

«Но еще есть люди, которые пробуют изменить самих себя. Например, они пробуют выпасть из ленинского закона „о возрастании материальных потребностей“. Они знают, что у души есть свои радости свои поводы для боли, нежели у тела. Но поскольку они радуются тому, что смогли одолеть искушение (приступ зависти или гнева), а не тому, что смогли купить телевизор со скидкой, их клеймят как бездельников, которые „не принесли решительно никакой пользы обществу“. Настройщик скрипки или пианино считается полезным человеком. А настройщик души — тунеядцем».

Какая поразительная глупость льется из-под пера нашего «профессора»! Одно только «выпадение из закона о возрастании потребностей чего стоит». Интересно, а почему Кураев не предлагает «выпасть», к примеру, из закона всемирного тяготения… А он ведь столь же объективен как и закон о возрастании потребностей, как материальных, так духовных. Его объективность обусловлена непрерывностью развития средств производства. Чем более совершенны средства производства, тем более совершенные предметы потребления можно производить с их помощью. Соответственно, возрастают и потребности. Возможно, конечно, у Кураева существует потребность пользоваться лопухом или газеткой тогда, когда обычно пользуются общедоступной туалетной бумагой… Хотя сильно в этом сомневаюсь. Думаю, что и в остальном он из закона о возрастании потребностей не выпадает. Впрочем, закон этот верен только для всего общества, но не для отдельных людей. Поэтому лично Кураев может выпадать из него сколько душе угодно, это никак не опровергает объективную истину данного закона.

Далее. Естественно, что у «души» есть свои радости. Потому, собственно, в законе о росте потребностей говорится и о культурных или, говоря поповским языком, духовных потребностях. Радость от хорошо выполненной работы, от просмотра хорошего фильма, от преодоления своих страхов и пр. Материалисты не отрицают всего этого хотя бы в силу, что эти радости основаны на биохимических процессах, происходящих в организме человека. То есть «радость души» и «радость тела» в данном аспекте — это не противоположные, а взаимозависимые явления. «Душа» от тела неотделима и без него существовать не может. Тезис о различии телесных и духовных радостей нужен Кураеву и церковникам не для критики чрезмерного материального потребления, а для оправдания неравного распределения и потребления. Когда огромная часть народа неспособна удовлетворять постоянно растущие потребности, попы убеждают массы вообще отвлечься от их удовлетворения. Дескать, «не надо гневаться, если кто-то, эксплуатируя чужой труд, покупает часы за 30000 евро; помолись, настрой душу — и ты будешь лучше его». Одним — полное удовлетворение растущих потребностей, причем не только объективных, но и граничащих с психическими отклонениями. Другим — замена этих объективных потребностей молитвой. Это все полностью совпадает с объективными интересами буржуазии. Так что антикоммунизм Кураева абсолютно естественен. Коммунисты-то выступают за равное распределение. Не в смысле, что всем всего поровну, а в смысле равного удовлетворения постоянно растущих потребностей всех членов общества. Потребностей как материальных («телесных»), так и культурных («духовных»).

Теперь о «настройщиках души». По всей видимости, Кураев тут имеет в виду именно «профессиональных настройщиков душ», то есть попов и монахов. Первых справедливо будет уподобить не тунеядцам, а мошенникам, оболванивающим массы при помощи пропаганды ложного, антинаучного мировоззрения. При помощи этой пропаганды они меняют психику людей, создают в людском сознании ложные установки и затем спекулируют на них, причем с целью получения материальной прибыли. Можно уподобить также шарлатанам, которые без всяких профессиональных знаний в области психологии лезут «лечить человеческую душу». Если человек, понятия не имеющий о медицине, назовет себя хирургом и возьмется оперировать пациента, то он попадет в тюрьму. А вот поп, действующий абсолютно аналогично, называется Кураевым всего лишь «настройщиком души».

Что же касается монахов и прочих настройщиков своей «души», для которых эта «настройка» является основным занятием, то они, как и попы, существуют за счет эксплуатации религиозных предрассудков масс. Так что, монахов можно вполне уподобить пособникам мошенников.

В чем их отличие от настройщиков музыкальных инструментов? Да хотя бы в том, что только при помощи настроенных музыкальных инструментов можно исполнять музыкальные произведения. А хорошая музыка позволяет удовлетворять определенные культурные потребности человеческого общества. Музыка, в отличие от религии, сама по себе неспособна пропагандировать антинаучное мировоззрение.

Но вернемся к разговору о «душе». Кураев, хоть и разделяет «духовное» и «телесное», что логически ведет к признанию божественной сущности души, но все же делает определенные поправки. К примеру:

«Знает христианство и о том, как велика роль общества и его влияний в этом творчестве (имеется в виду творчество „души“ — Н.Ф.): Не обманывайтесь: дурные сообщества развращают добрые нравы. Но при этом все же главный акцент делается на ответственности человека за то, что он сделал со своей душой».

Очередная кураевская глупость. Пожалуй, единственная ситуация, когда только человек сам отвечает за то, что он сделал со своей «душой» (а «душа», напомним, суть совокупность психологических свойств личности), — это если человек в младенческом обществе помещается на необитаемый остров. Но тогда его «душа» ничем не будет отличаться от «души» животных. Что, кстати, доказано наукой, исследовавшей случаи воспитания людей животными. В остальных случаях сознание человека формируется в человеческом обществе, во взаимоотношении людей друг с другом, а эти взаимоотношения определяются материальным условиями жизни общества. Безусловно, ребенок воспитывается изначально в семье. Но семья суть общественный институт, форма семьи целиком и полностью зависит от системы общественных отношений. Естественно, что семьи отличаются друг от друга. Естественно, что эта разница не только в том, что семьи разных классов отличны друг от друга. Различаются семьи даже в рамках одного класса. Но эти отличия никак не свидетельствуют о независимости семейных отношений от общественных. Наоборот, это различия формы, а не содержания этих отношений. Проще говоря, семейные отношения различны, но различия эти не влияют на качество (в философском смысле) этих отношений.

Человеческая личность (то есть «душа») формируется в системе общественных отношений, является отражением этих отношений во всех их противоречиях. При этом материалисты не отрицают ответственности человека за собственные поступки, свободу его воли и т.п.

И еще. Не бывает ни «дурных сообществ», ни «добрых нравов», поскольку это оценка с точки зрения морали, а мораль изменчива и зависит от материальных условий жизни общества. Так, с точки зрения морали советского общества, к примеру, 1950-х годов, спекуляция и эксплуатация есть явления крайне аморальные. А вот мораль Кураева и ему подобных считает это явление вполне нормальным. Мораль капиталистического общества называет первое «бизнесом», а второе «предоставлением рабочих мест».

Можно ли при капитализме «служить обществу»? Непоследовательный материализм академика Рубинова. «Добро» и «зло»

Далее Кураев пытается полемизировать со академиком Рубиновым по вопросу «что есть служение обществу?». Стоит отметить, что Рубинов, хоть материалист, но, не будучи материалистом-диалектиком, в некоторых деталях является материалистом непоследовательным. Это как раз позволяет Кураеву проводить против него выпады. Так, к примеру, Рубинов сразу допустил ошибку, вообще начав рассуждать об интересах общества. Диалектику-материалисту, то есть коммунисту, абсолютно ясно, что следует рассуждать не об «интересах общества» (к которым относятся наиболее общие вопросы выживания человека как биологического вида), а об интересах классов. А академик тут фактически перешел на идеалистические позиции в области обществоведения, чем, естественно, и воспользовался Кураев. Он задает абсолютно справедливый вопрос: а что это за интересы такие, и каковы их критерии? «Какие только подлости не оправдывались этим служением обществу!» И тут он прав. Действительно, под прикрытием «служения обществу» эксплуататорские классы, при идеологическом прикрытии церкви, проворачивают много черных дел.

Решение вопроса возможно только тогда, когда мы уходим от субъективистского понимания «общественных интересов», перестаем их оценивать с точки зрения человека (дескать, «интересы это то, как я их понимаю»), как это делает Кураев, и встаем на диалектико-материалистическую почву. То есть, говорим об объективном классовом положении. Так, к примеру, объективной миссией пролетариата является уничтожение отношений частной собственности, как источника эксплуатации. Не менее объективны и противоположны классовые интересы буржуазии и пролетариата. Даже Кураев должен понимать, что либо выше заработная плата работника и ниже прибыль капиталиста, либо наоборот.

Раз классовое положение и классовые интересы объективны, то для диалектика-материалиста не составит труда дать оценку тому или ному действию. Возьмем, к примеру, «служение Богу», о котором так печется Кураев. Сразу можно сказать, что данная манипуляция со своим сознанием (то есть сначала — выдумывание себе «бога», а потом «служение» ему) никаким образом не способствует объективным интересам и задачам пролетариата. Пропаганда такого «служения» служит как раз интересам буржуазии, которая таким образом препятствует пролетарским массам познавать рабскую сущность своего положения в капиталистическом обществе. Монашеское движение подменяет реальную классовую борьбу пролетариата за коренное изменение своего положения в обществе «настройкой души», от которой это реальное рабское положение пролетария измениться не может, что бы он там себе не придумал.

Монах плох не столько тем, что «служит богу» и при этом «не приносит пользы обществу», в чем упрекает его академик Рубинов, сколько тем, что ведет религиозную пропаганду (в той или иной форме), то есть пропагандирует то, что служит объективным интересам буржуазии. Тунеядцем монах считается при социализме, когда частная собственность на средства производства ликвидирована, произведенный продукт становится собственностью всего общества, в котором отсутствует класс эксплуататоров. Если весь труд является трудом на благо всего общества, то увиливание от такого труда под предлогом «настройки души», естественно, считается делом абсолютно аморальным, бессовестным и наказуемым.

Соответственно, вполне очевиден ответ на следующий вопрос Кураева:

«Если человеческая добротность есть благо, то отчего же осуждаются те группы людей, которые ставят своей главной целью свое вхождение именно в такое состояние? Пусть не всем это удается, но зачем клеймить сам идеал, и тех, кому это как раз удалось (святых)?».

Типичная идеалистическая благоглупость! Дескать, есть «добро», есть «зло», остальное — от лукавого. Простенькая концепция для тех, кто разучился думать, и откровенных негодяев, которые такой простой формулой маскируют реальное положение дел. Понятия о добре и зле, как и всякие моральные категории, изменчивы и относительны, в силу наличия антагонистических классов. Так, для капиталиста безработица — это благо, поскольку она не позволяет чрезмерно расти ценам на рабочую силу. Соответственно, и прибыль капиталиста растет, а вместе с тем и его уровень жизни повышается. Для пролетария все наоборот. Он оказывается без средств существования, и уровень его жизни падает.

Утверждать, что «добротность» есть благо, можно только если точно определить, в чем такая «добротность» выражается. Самый добренький и приятный в общении капиталист во время кризиса неминуемо выставит на улицу часть своих работников ради сохранения личного достатка. И даже если он сильно переживает по этому поводу, пролетарию, оставшемуся без средств к существованию, от этого не легче. Можно привести и обратный пример. Гнев и злость, проявляемые восставшим пролетариатом по отношению к своим угнетателям, объективно является делом самым что ни на есть добротным, поскольку сопутствует уничтожению эксплуатации и способствует мобилизации масс.

Кураевские рассуждения о «добротности» есть по сути ничем не прикрытая софистика. Неопределенная «добротность» благом не является. Пропаганда впадения в состояние непонятной «добротности» есть пропаганда рабской покорности и подмены реальных действий выдуманной, не имеющей ничего общего с реальностью чепухой.

Остановимся и на еще одной цитате:

«И сколько же в современном обществе таких людей, чья профессия состоит в том, чтобы «создавать» настроение! Производство „услуг“ занимает все более значимый сегмент в ВВП. Уж если академик-материалист желает все рассматривать материалистически, с точки зрения „привеса“, то пусть поинтересуется статистикой: кто дольше живет и меньше болеет — религиозные люди или атеисты».

Умеет все-таки Кураев в одном абзаце написать кучу уникальных глупостей!

В первых двух предложениях он продемонстрировал свою полнейшую экономическую безграмотность. Услуги бывают разными. Труд врача, учителя, парикмахера является трудом по оказанию услуг, но ничего общего с «подъемом настроения» не имеет. Именно доля таких услуг в ВВП значительна. А вот развитие самого широкого спектра услуг по «созданию настроения» — это как раз особенность капиталистического способа производства. Правда, правильнее будет говорить не о «настройке настроения», а об оболванивании масс. Пропаганда глупости, бездумного потребления ради получения эмоций, плоского юмора, спортивных состязаний — вся эта сфера развивается буржуазией с целью отвлечения пролетарских масс от классовой борьбы.

А дальше наш «профессор» вообще подставился. Во-первых, таких статистических данных не может быть в принципе. Кого будем считать атеистом или верующим? Ну говорит человек, что верит в бога. При этом в церковь не ходит, в обрядах не участвует, не молится. Кто он? А другой говорит, что в бога не верит, но при этом верит в расовое превосходство белого человека. В атеисты его заносить?

Во-вторых. Ну, допустим, провели такое исследование и выяснили, что в странах с религиозным населением люди дольше живут и меньше болеют. Каким образом, интересно, Кураев докажет, что эта высокая продолжительность жизни есть следствие именно религиозности, а не социально-экономического развития? При помощи софистики? А если логическим путем, то пусть приведет пример слаборазвитой религиозной страны с продолжительностью жизни как в развитых странах. Или пусть объяснит, каким образом в атеистическом СССР продолжительность жизни была выше, чем в православной РФ. Касательно болезней, так там картина вообще однозначна: в конце списка — наиболее отсталые страны с традиционно религиозным населением.

Снова о религии и науке. «Чудо» как вид случайности. Случайность как форма проявления необходимости

Далее на протяжении нескольких страниц следует «поток сознания» на тему соотношения религии и науки. Этот вопрос мы уже рассматривали выше, а потому переписывать очередной кураевский бред не будем. Остановимся лишь на некоторых «рассуждениях», которых ранее не было. Так, к примеру, Кураев пишет:

«Христианский взгляд не сужает кругозор, а расширяет его. Все, что знакомо светским людям, знакомо и религиозным. Что говорит светская наука, понятно и религиозным ученым. Но, кроме „законов природы“ мы, действительно, видим нечто иное. Да, чудо, да, свободу, да, надежду. Но это не вместе и не за счет, а — вместе. Более того, представление о чуде не может существовать отдельно от понятия о законе. Чудо — это то, что выходит за рамки нормы. Значит, эти рамки как раз должны быть уже известны, прежде чем нечто квалифицировать как „вне-рамочное“ чудо».

Каким образом христианство «расширяет» кругозор, видно на примере самого Кураева. Мы могли убедиться, что весь его «христианский кругозор» представляет из себя нагромождение софистики, подтасовки фактов, откровенной и бессовестной лжи. Тут далеко ходить не надо. Даже употребляемое им слово «кругозор» — это уже элемент манипуляции. Если вместо него поставить слово «знание», то картина будет совсем другой. Расширяет ли «христианский взгляд» объем человеческих знаний об окружающем мире? Нет, не расширяет, поскольку в основе христианской концепции лежит то, что не существует, — бог.

Существуют ли «религиозные ученые»? Если наукой считать культурологию, то в больших количествах. Но если говорить о естественных или технических науках, то чем серьезнее ученый, тем с меньшей вероятностью он окажется искренне верующим христианином. Кроме того, существование таких ученых никаким образом не свидетельствует в пользу объективности существования бога.

Далее мы видим уж совсем саморазоблачающий пример про христианина, который «видит что-то еще», кроме законов природы. Вообще, в современном обществе людей, которые «видят что-то», чего не существует на самом деле, содержат в соответствующих специальных психиатрических учреждениях. Но для религиозных людей делают исключение. Хотя никакой качественной разницы между человеком, который говорит, что общается с богом, и другим человеком, который, якобы, общается с инопланетянами, не существует.

Разницу между научным и религиозным подходом можно проиллюстрировать следующим примером. Ученый, который «видит что-то еще», что другим людям неизвестно, во-первых, способен ясно объяснить что это и, во-вторых, доказать объективность этого, то есть проверить свое открытие на практике. Опыт ученого принадлежит науке в целом, а не одному только ему. Ученый, «открывший» что-то, что одному ему только известно и понятно, справедливо называется шарлотаном. Религиозный человек, увидевший «что-то еще» (бога, силу молитвы, пользу от обрядов пр.), доказать объективность этого «увиденного» не в силах. Он либо выдает это за некое «высшее знание», доступное только «избранным», либо просто заявляет «верю, и все тут», либо, как «профессор» Кураев, разрождается потоком софистики, так ничего и не доказав. «Мы видим нечто иное» — говорит Кураев. А что есть это «иное» — «не скажем». Смех да и только… Но ведь находятся люди, порой, даже образованные люди, принимающие это балабольство за логическое рассуждение.

Теперь о «чуде». По сути, это поповское слово для обозначения счастливой случайности. Материалисты понимают случайность как форму проявления необходимости. Это означает, что необходимость открывается через случайность. Случайность есть еще непознанная необходимость. Проще говоря, случайностью или «чудом» называется то, причины чего еще не познаны. Так, к примеру, для тех же ранних христиан такое природное явление как радуга являлось чудом, проявлением чего-то божественного. Но по мере развития науки радуга как явление было исследовано, то есть были выявлены его причины. В настоящее время человеческое общество имеет дело со множеством явлений, причины которых неясны, то есть не открыты еще современной наукой. Однако нет оснований сомневаться, что через все эти «случайности» рано или поздно откроется необходимость. Об этом свидетельствует вся история развития науки. Так что у любого «чуда» есть два пути. Либо выявляется его причина, и оно уже перестает быть «чудом». Либо выясняется, что никакого «чуда» вовсе не было, то есть не было самого факта случайности.

Самое интересное, что, хоть и корявым языком, но Кураев каким-то неведомым образом фактически встал на материалистическую точку зрения. Только вместо слова «необходимость» он употребил слово «закон». А фраза «чудо — это то, что выходит за рамки нормы» есть некорректно сформулированный материалистический тезис о случайности как непознанной еще необходимости. Только рамки эти не просто известны, а постоянно расширяются, следствием чего является превращение «чудес» в научные истины.

Однако традиционное поповское понимание «чудес» состоит в следующем. Осознавая, что любое научное исследование «чудес» приведет к их разоблачению, попы переводят «чудеса» в разряд веры. Таким образом, случайность («чудо») теряет свою объективность. То есть все возвращается к старому и давно разбитому научными данным идеалистическому тезису — «ощущения суть вещи». Поэтому религиозный человек массу явлений воспринимает как «чудеса», даже не пытаясь понять их сущность.

Вера в бога и «вера» в науку

Опустим еще пару абзацев софистики и перейдем к следующему довольно распространенному «аргументу» попов в пользу веры. Кураев пишет:

«Еще Рубинов считает недопустимым строить мировоззрение школьников на вере. „Ибо как ни говори, а религия — это догматическое учение, основанное на вере“. Что ж, тут уместно посоветовать академику самому провести инвентаризацию собственного сознания. В его собственном научном багаже каково соотношение тех тезисов, которые он сам доказал проверил, и тех, которые он принял на веру? Он сам присутствовал при всех экспериментах, результаты которых он учитывает в своей работе и в своей картине мира? Он сам проверял все ниточки доказательств? Ну признайтесь, академик, вы повторяли сами опыт Галилея с бросанием ядер с Пизанской башни? Девяносто девять процентов знаний, которыми оперирует современный ученый, он принял на веру».

Интересно, господин Кураев сам является идиотом или держит за идиотов своих читателей? Только идиот или человек, начисто отучившийся мыслить, может принять эту чепуху за логические рассуждения. Но стоит отметить, что и академик Рубинов здесь снова дал Кураеву повод для софистики. Дело в том, что религия не просто основана на вере, а на вере в бога. И эта вера в корне отлична от принятия «на веру» научных данных.

Действительно, человеческий разум в рамках одной человеческой личности не в силах вместить в себя весь объем сведений о добыче всех научных знаний. И уж тем более ни один человек не в силах повторить все научные эксперименты. Но наука тем и отличается от религии, что любой эксперимент может быть повторен, и таким образом полученные в ходе эксперимента данные будут проверены на истинность. Такая возможность есть у абсолютно любого человека, при условии овладения им соответствующим научным инструментарием.

Может ли что-либо подобное предложить религия? Могут ли быть проверены на истинность религиозные практики? Возьмем хотя бы тот же обряд крещения. Почему попы до сих пор не заказали, к примеру, статистическое исследование о влиянии этой процедуры на жизнь и здоровье людей? Ясно, что результаты окажутся не в их пользу. Но и тогда у попов найдутся «аргументы». Дескать, «раз не помогло крещение, значит, плохо верил», и все в таком духе…

Вот и вся разница между «верой» в науку и верой в бога. За первой стоит весь объем научных знаний человечества, которые всегда и всеми могут быть проверены на истинность. За второй — ни на чем, кроме заблуждений, не основанная вера в несуществующего бога. Между этими двумя «верами» есть качественная разница. Доверять ученому, который может доказать верность своих открытий, и доверять попу, который, кроме сказок или, в лучшем случае, софистики, ничего предложить не может, — это две большие разницы. Стыдно господину «профессору» этого не понимать.

Вера противоположная знанию. Знание вымещают всякую веру. Знание от веры отличается прежде всего тем, что адекватно отражает объективную действительность, подтверждается всей общественно-исторической практикой человечества. А вера есть иллюзия, мысль, построенная на искажении действительности. Поэтому верить в науку невозможно.

Перед Кураевым стоит вполне конкретная задача. А именно — любым путями протащить тезис о непротиворечивости науки и религии. Сначала при помощи тезиса, что «наука — это тоже вера». Затем, пытаясь доказать, что религия — это, дескать, тоже как наука, только она имеет дело с «не-физической реальностью». Причем, естественно, никаких данных в пользу объективности существования этой «не-физической реальности» не приводится. Не мудрено! Ведь нематериальная реальность существует только в головах верующих, причем оказалась она там при помощи религиозной пропаганды. Никакой «не-физической», то есть нематериальной реальности не существует. Есть материальная реальность, которая еще не познана. Но непознанность не делает ее нематериальной.

Дабы примазаться к науке, Кураев даже готов отказаться от ряда наиболее абсурдных религиозных догм, вроде создания мира за 6 дней. Однако за другие, не менее абсурдные догмы ему все же приходится заступаться.

«Христианство верит в бессмертие души и воскресение тела, но не собирается для реализации этих своих надежд прибегать к услугам физиков».

То есть вера есть, знаний нет, но при этом прибегать к услугам ученых, дабы доказать это бессмертие, господин Кураев не хочет. Какое глубокомыслие!

Возвращается автор и к своему старому «доказательству» союза религии и науки — ссылками на научные авторитеты. Абсурдность данной спекуляции уже была показана в самом начале данной статьи.

Возвращается наш «профессор» и к своему любимому Эйнштейну. Правда, не следовало ему давать вот такую цитату:

«Моя религия состоит в чувстве скромного восхищения перед безграничной разумностью, проявляющейся в мельчайших деталях той картины мира, которую мы способны частично охватить и познать нашим умом. Эта глубокая эмоциональная уверенность в высшей степени логической стройности устройства Вселенной есть моя идея бога».

Где здесь хоть слово о высшем разуме? Если внимательно прочитать данную цитату, то становится понятно, что Эйнштейн «богом» называет, не некую сверхъестественную силу, определившую «стройность устройства Вселенной», а саму логическую стройность. Ну так и материалисты не отрицают эту логическую стройность, познаваемую человеком. Так что у Эйнштейна здесь только терминология религиозная, но не более того. Хотя, повторюсь, теория Эйнштейна до сих пор в научном сообществе считается спорной, не находит подтверждения и ссылка на его авторитет как на доказательство «бытия божия» является чистой воды спекуляцией. Другое дело, если бы Эйнштейн, к примеру, экспериментально доказал это бытие…

Христианство как «двигатель науки». Кураев как защитник Инквизиции

Не могу не остановиться и на не менее абсурдном рассуждении Кураева об истории науке.

«У науки есть начало. Оно имеет свои временные и пространственные координаты. Западная Европа, рубеж 16 — 17 столетий. Не в мусульманском, языческом или буддистском (атеистическом) мирах, а в мире христианской догматики. И век ее рождения — это век величайшего религиозного напряжения в истории Европы: время Реформации и Контрреформации, время религиозных войн и „охоты на ведьм“, время расцвета инквизиции и принципа „чья власть — того и вера“. Не в секулярную эпоху родилась наука и оформилась как социальный институт, а в эпоху „фанатизма“. Причем сами создатели научной парадигмы были людьми весьма религиозными».

Столько наврать всего в нескольких предложениях — это дано только «избранным».

Начнем с того, что в обозначенный период зародилась не наука вообще, а классическая наука. Научные методы с успехом применялись и в языческом античном мире. Тогда же были сформулированы первые научные теории: евклидова геометрия, физика Аристотеля, астрономия Птолемея. Без них не могла появиться классическая наука.

Второе. Обусловливать рождение классической науки благотворным влиянием христианства — это самая наглая софистика. Так можно дойти до полного абсурда. Например, классическая наука зародилась в Западной Европе, где большинство составляет белое население. Не какие-то негры или азиаты, изобрели науку, а именно белые люди. Следовательно, белый цвет кожи оказал решающее влияние на развитие науки… Чтобы доказать, что именно христианство создало современную науку, нужно показать, как конкретно это происходило. Кураев этого не делает, поскольку понимает, что откровенно врет.

Классическая наука зародилась в Западной Европе как в наиболее передовой в плане социально-экономического развития части света. Это передовое развитие как раз привело к тому, что именно в Европе зародился передовой, капиталистический способ производства. Период XVI — XVII веков как раз и характеризовался наиболее острой борьбой между старым феодальным и новым капиталистическим способом производства, между классом феодалов и классом капиталистов. Эта борьба выражалась в буржуазных революциях, религиозных (а по сути гражданских) воинах, Реформации. Естественно, что все эти события сопровождались фанатизмом, в том числе, религиозным. Но это следствие, а не причина. Кураев, как всегда, все перевернул с ног на голову.

Галилей и Ньютон продуктивно занимались исследованием объективных законов движения материи, а не «божьей воли» — это факт. Ну а то, что в своих трудах могли поминать бога или даже писать в стол «богословские тексты», так это чтоб не получить обвинение в атеизме. Ведь сам же Кураев не зря вспомнил про Инквизицию.

Особое возмущение вызывает у автора тезис о том, что христианство мешало развитию науки. Он уподобляет его тезису о гонении на науку в СССР, о чем, якобы, свидетельствует преследование в СССР ряда ученых. Соответственно, оба тезиса он называет неверными и утверждает, что преследование науки в Средние века — это лишь «перегибы на местах».

Однако, как правильно написал Кураев, в СССР ряд ученых преследовались не за научную деятельность, а за антисоветскую агитацию и осекалось за увлечение лженаучными теориями. В то время как средневековые ученые преследовались именно за научную деятельность, за попытки исследования того, что считалось «божьим промыслом». Или «профессор» будет отрицать, что церковь преследовала тех же алхимиков именно за химические опыты, а медиков за анатомические?

Абсолютно ложно и следующее утверждение:

«Инквизиция была достаточно могущественна и решительна, чтобы смести зарождающегося нового врага. Но научные сообщества выжили — потому что инквизиция их врагами как раз не считала. Напротив, видела в них союзников в борьбе с колдовством и язычеством».

Никаких ссылок на научные труды, исследовавшие благотворное влияние инквизиции на развитие науки, Кураев, естественно, не приводит. А вот то, что именно в разряд колдунов попадали средневековые естествоиспытатели, это как раз исторический факт. Инквизиция ставила своей целью борьбу с ересью, то есть со всем тем, что противоречило церковным догматам. Хоть Кураев сейчас и отрицает буквальность понимания таких догматов как создание мира за шесть суток или вращение Солнца вокруг Земли, но во время действия Инквизиции данные догматы воспринимались вполне буквально. Их отрицание считалось ересью со всеми вытекающими последствиями. В индексе запрещенных Инквизицией книг можно найти труды практически всех буржуазных философов эпохи буржуазных революций: от Декарта и Спинозы до Монтескье, Дидро и даже Канта. А ведь появление новых философских течений есть лишь отражение научно-технического прогресса.

Борьба с инакомыслием и наукой при помощи Инквизиции есть форма классовой борьбы отмирающего класса феодалов против прогрессивного на тот момент класса буржуазии. Неспособность Инквизиции уничтожить науку обусловлена действием объективных законов развития общества, в частности, закона смены формаций.

Вообще непонятно, зачем Кураев так рьяно защищает Инквизицию, когда отношение к ней однозначно негативно даже в буржуазной историографии. Для «доказательства» того, что даже наиболее реакционные религиозные институты не боролись с наукой? Ну так это неправда. Но именно многочисленные неправды приходится брать в качестве «аргументов» для доказательства заведомо ложного тезиса, а именно, тезиса о непротиворечивости науки и религии.

Кураев не может понять одного. Борьба различных религиозных направлений друг с другом, религии с наукой и науки с религией есть отражение объективно существующей борьбы классов. Причем победивший эксплуататорский класс ставил религию себе на службу. Естественно, что церковникам при этом приходилось корректировать свои догматы.

Пока феодалы боролись с наступавшей буржуазией, Инквизиции вполне хватало обвинений в «ереси» для борьбы с инакомыслием (то есть зарождавшимися буржуазными направлениям мысли). Отрицаешь сотворение мира богом за 6 дней — значит еретик, и все тут. Но вот буржуазия начала побеждать во все новых и новых странах, попутно корректируя догматы католического христианства. Чтоб не отправиться на свалку истории, пришлось корректировать свои позиции и католической церкви, чтоб они соответствовали интересам нового правящего класса. Наука сделала рывок вперед, доказав абсурдность многих религиозных догм, соответственно, эти религиозные догматы пришлось корректировать таким образом, чтобы не бросалось в глаза их расхождение с научным данными. Вот и появились идеи, будто не стоит так буквально понимать церковные догмы, пышным цветом расцвели идеалистические философские течения, пытавшееся дать околонаучное обоснование «бытия божия».

Идея о непротиворечивости науки и религии неверна, поскольку в основе первой лежит последовательный, то есть диалектический материализм (в противном случае, это не наука, а спекуляция), а в основе второй — столь же последовательный (однако, все чаще и чаще под материализм маскирующийся) идеализм.

Верен противоположный тезис — о постоянном отступлении идеализма перед материализмом. На протяжении всей истории развития науки, по мере открытия все новых и новых объективных законов развития материального мира, все меньше и меньше остается места для бога. Если в свое время церковники помещали бога на небо, и всех это вполне устраивало, то впоследствии для его «бытия» находилось все меньше и меньше места. Под натиском науки попы и их союзники философы-идеалисты загоняли бога все дальше и дальше, он лишался многих приписываемых ему ранее качеств и характеристик. Вот и «профессор» Кураев фактически признал, что нынешнее место бога — в нематериальном, «принципиально непознаваемом» мире, который вообще не может быть предметом исследования науки. Что ж, можно только порадоваться научным достижениям, которые загнали «богословскую мысль» так далеко, что вся аргументация «ученых» попов сводится к самой бесстыдной софистике, вроде «бог объективно существует, но это никак не доказуемо, поскольку находится за рамками познаваемого».

В борьбе материалистических и идеалистических концепций эпохи капитализма отражаются фундаментальные противоречия данной формации. С одной стороны, объективные интересы буржуазии требуют научно-технического прогресса, который возможен только на последовательно материалистической основе, на основе исследования объективных законов материального мира и открытия новых законов. С другой стороны, последовательная материалистическая линия в общественной науке приводит к отрицанию самого капитализма. Поэтому в общественной науке буржуазия культивирует разного рода идеалистические теории.

Проведение последовательной диалектико-материалистической линии является объективным интересом только одного класса — пролетариата. Задача коммунистов как авангарда этого класса — с позиций диалектического материализма вести непримиримую борьбу против всех и всяких идеалистических течений, разоблачать их буржуазную сущность, вскрывать сущность религии как идеологического орудия буржуазии для оболванивания пролетарских масс, бороться с разным формами оппортунизма, идеалистически извращающими марксизм-ленинизм и пропагандирующими «ненужность» философии.

Н. Федотов

____________________________________
Уважаемые читатели!
Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
II. Газета «Прорывист»
III. Телеграм-канал «Прорывист»

Поддержите редакцию:
I. Принципы финансирования
II. Подписка на газету
III. Заказ нашей брошюры почтой с автографом автора
IV. Заказ нашей книги «Жизнеописание красного вождя»