Заметки по книге А.Ю. Давидова "Мешочники и диктатура в России. 1917-1921г."
Про введение хлебной монополии Временным правительством.
Хлебная монополия Временного правительства:
- вызвана не просто копированием мер ВФР, как считает Давыдов, но реальной проблемой — а конкретней, неподъемной ценой на продовольствие для основной массы низкооплачиваемых рабочих, но самое главное, невозможностью иначе снабжать армию — основного непроизводящего потребителя продовольствия.
- Дефицит продовольствия еще больше раскачивал рынок, дельцы играли на повышение, припрятывали хлеб. Это на многократно опробованной практике вело к быстрому и беспощадному голоду в городах, раскачивало инфляцию и раздувало военные расходы до абсолютно неподъемных сумм.
- Хлебная монополия государства — решение буржуазии прижать одну группу буржуазии в целях реализации общеклассовых интересов.
Только ограничение рынка могло создать минимально сносное продовольственное снабжение.
25 марта 1917 -Временным правительством введена монополия на хлеб. Закон «О передаче хлеба в распоряжение государства» Излишки хлеба передавались государственным продовольственным комитетам. Запрещалась свободна торговля хлебом.
Монополию распространили на промтовары. Установлены твердые цены.
Почва для спекуляций при этом была оставлена, с монополией аффилировался — Московский народный банк + серия кредитных товариществ.
22% некомплект паровозов на весну 1917. При этом лоббировалось «введение монополии без твердых цен». т. е. известная по многократно опробованной практике система откупов и распилов, когда государство выступает агентом определенной группы капиталистов. У Давыдова Временное правительство критикуется за нерешительность. Однако реально рыночные отношения не давали реализовывать никакие твердые цены даже при решительном применении. Временное правительство ввело монополию, но оставило частную собственность как на товар, так и на средства производства, у частного производителя. У него же, равно как и у спекулянта оставался капитал, чтобы, во-первых, явочным порядком регулировать экономические отношения, а во-вторых, коррумпировать и превращать в фикцию все мероприятия. Монополия фактически начинала действовать с момента выхода производителя на ЛЕГАЛЬНЫЙ рынок. Однако это никоим образом не мешало оперировать на нелегальном рынке — в стране были для этого все необходимые условия — частные производители и частные крупные потребители, рынок, капиталы, финансовая система. В стране фактически существовали 2 группы крупных держателей продовольствия. Легальная - это была часть буржуазии, которая через кооперативы, кредитные товарищества и народные банки сидела на закупках по твердым ценам, через кооперативную систему (привет вам, граждане анархисты, с вашей Мондрагонской системой!) скупая у населения по твердым ценам продовольствие и распиливая выделенный для этого госбюджет и проводя через товарищества и кредитные организации спекулятивные сделки. [У Давыдова эта схема в книге не упоминается, но в таком виде, что неискушенный читатель и не подумает, что это была вполне обычная схема распилов, которую мы можем наблюдать в РФ и вообще во всех капиталистических государствах. Вот он что пишет о «трудностях реализации продовольственной монополии»: «Осенью обнаружились серьезные перебои с поступлением в кассу продовольственных управ денег, предназначенных для расчета со сдатчиками зерна» (стр.30) Иными словами, деньги, выделенные на закупки, были разворованы присосавшимися к заготовкам «товарищствами».]
У Давыдова все это скромно называется «допущением некоторых частных предпринимателей к заготовлению хлеба». И вторая — формально нелегальные крупные оптовики, своеобразная негласная «хлебная биржа», которые проворачивали сделки на фактически продолжающем функционировать хлебном рынке по свободным ценам. Они-то и определяли рынок. (см.Ленина)
К вопросу, на эту тему у Давыдова вообще не ничего — рынок продовольствия при Временном правительствве у него рассмативается как совокупность мелких производителей и горожан, которые выступают в качестве потребителей. Он вообще пытается «отмазать» крупную буржуазию от продовольственного кризиса. Из его книги на рынке действуют только три агента — мелкие производители продовольствия (крестьяне), горожане различных видов, государство в виде государственных продовольственных органов. Однако когда мы говорим о временном правительстве (+белые правительства, и частично продразверстке на советской территории), то мы должны обязательно включать такого агента как крупного производителя и крупного торговца продовольствием, а также целую систему частных заготовителей. Этот аспект у него выпадает. И лишь изредка мелькают намеки на действительное состояние рынка продовольствия, но в них надо хорошенько вдуматься, чтобы извлечь сведения о действительной роли среднего и крупного капитала:
«К тому же нелегальное снабжение действовало в условиях конкуренции со стороны официальных и полуофициальных снабженческих структур. Об успешной деятельности кооперации (капиталистической кооперации, то есть, фактически акционированного кулака- прим.А.Л.) уже говорилось. Кроме того, действовал полулегальный средний бизнес, не вписывавшийся полностью в систему хлебной монополии. Существовало, например, так называемое, «вагонничество» - закупка и транспортировка одного-двух вагонов провизии представителями частных фирм. Дело было поставлено основательно. «Вагонники»-предприниматели рассылали по базарам хлебных районов своих эмиссаров, которые, не смущаясь высокими ценами, скупали оптом продовольствие и грузили его в вагоны» [Стр.44]
Собственно, в такой ситуации размер САМОСНАБЖЕНИЯ, мелкого мешочника, которым прикрывались противники продовольственной монополии, утверждая, что свободная торговля нужна, чтобы население могло спокойно самоснабжаться и торговать продовольствием по-мелочи, тут была ничтожна. Даже если предположить, что мешочник тащит 5 пудов (около 40 кг), то один вагон с лихвой перекрывает тысячу мешочников. При таком преимуществе хлебная мафия может запросто диктовать цены не только на опт, но и на мелкую розницу. Говорить о конкуренции мелкого мешочника и спекулянта-вагонника тем более нелепо но Давыдов временами в эту нелепость и впадает. Буквально на следующей же странице, оценивая количественно «нелегальное снабжение» в 1917 году, как ни в чем ни бывало, автор считает... одних только мешочников. Это как раз и есть форма выполнения заказа — современная российская буржуазия
а) старательно отмежевывается в истории от ответственности буржуазии за создание продовольственного кризиса хлебными спекуляциями
б) обвиняет органы продовольственной диктатуры (в первую очередь большевиков) в голоде под тем предлогом, что пресекалась всеми доступными силами деятельность мелких мешочников.
Но мы-то видим, что в условиях рыночной экономики никакие мешочники не могли играть серьезной роли в экономике, основная масса потребляемого продовольствия в 1917 поступала именно через крупнооптовые сделки, проходило через руки крупных хлебных спекулянтов, именно они были ответственны за укрывание хлебных запасов, вздувание цен на рынке и, соответственно, голод.
При наличии серьезного и обладающего капиталами агента на рынке любые меры были обречены на провал без серьезной и внушительной национализации и перехода к административному распределению (то есть, к элементам научного планирования). Но этого достичь было невозможно. Капитал легко коррумпировал госаппарат Временного правительства гораздо легче даже, чем царского, постольку поскольку этот аппарат значительной частью был составлен из крупной и мелкой буржуазии, и министры Временного правительства сами не брезговали заниматься аферами и спекуляцией. За отправку вагона с продовольствием, например, брали взятку 1000 руб. на осень 1917 года. Продовольственная должность сразу превратилась в синекуру. Разумеется, что формально нелегальная, но фактически повсеместно существующая по-факту оптовая торговля продовольствием определяла состояние рынка, и сводила на нет все меры Временного правительства, которые к тому же, по неоднократным сетованиям Давыдова, оно и не горело желанием проводить даже те скудные меры, которые декларировало.
И они легко сводились на нет, стоило только мелкому капиталу хоть немного кооперироваться:
«Главную роль в деле пресечения нелегального снабжения на первых порах приходилось играть работникам администрации и транспорта. В изданных в июле—августе приказах министра продовольствия Пешехонова им поручалось срочно прекратить посадку на пароходы и в вагоны людей с продуктовыми мешками. Правда, допускалась перевозка монополизированных съестных припасов частными лицами, но с разрешения министра продовольствия, продовольственных управ, а также «лиц, уполномоченных управами». Тогда-то и развернулась погоня мешочников за «разрешениями». На первых порах во многом с этим обстоятельством связан стремительный рост численности домовых комитетов, на основании уставов которых оформлялись разрешения на осуществление закупки и транспортировки провизии.» [Стр. 42-43]
«Первые признаки начала формирования мешочничесткого движения обнаружились уже через несколько месяцев после начала Первой Мировой войны. Пользуясь возникшей тогда значительной разницей в ценах на продовольствие (до100%) между разными регионами мелкие хлебные спекулянты — мешочники пытались получить прибыль». [Стр.40]
Характерно, что мешочники пытались организоваться — посылая ходоков в продовольственные органы, требовали разрешения на закупки уполномоченными волостей. Временное правительство пыталось с ними договариваться, а Цюрюпа, например, таких ходоков просто выгонял. Давыдов представляет политику Советской власти следующим образом:
«А главное, простой россиянин не мог понять такое поротиворечие: государство не может обеспечить граждан всем необходимым и в то же время мешает им самоснабжаться». [Стр.41]
Однако что представляло собой требование «закупки хлеба представителями волостей». В конце 1917-начале 1918 года основная масса волостного начальства в России являла собой в той или иной мере представителей мелкого и среднего капитала — если не сами лавочники и кулаки были в волостных управах (а кое-где и Советах), то по крайней мере их политические ставленники. Мелкая буржуазия на селе еще крепко держала село в руках — она не была подорвана ни разрухой, ни продразверсткой, ни гражданской войной, ее политические представители и вдохновители еще не открывали посетителям двери во французских ресторанах, не были расстреляны ВЧК за зверства и контрреволюцию, не собирали дань с проституток в Галаце, а активно действовали на селе. Выборные органы любого типа в обстановке 1917-18 гг. были бы коррумпированы и пронизаны этим слоем. И только они имели некоторые капиталы для закупок. Среднее. бедное и тем более, беднейшее крестьянство таких средств не имело — оно абсолютно ничего от такого «самоснабжения» не получало. Само такое разрешение было легализацией серии крупных и мелких спекуляций хлебом, то есть, продкомы получали то, с чем активно боролись — с припрятыванием хлеба в ожидании максимальных закупочных цен (наличие крупного покупателя на рынке вело к соответственным действиям со стороны держателей хлеба), с экспоненциальным ростом цен на продовольствие, с голодом, распределяющимся исключительно по классовому признаку. И, соответственно, с усилением власти капитала в деревне — кулак, получив крупные хлебные излишки, мог гораздо легче кабалить бедняков и расширять свое влияние в деревне. Это все многократно было пройдено потом, во время Гражданской, когда реальный и неиллюзорный голод коснулся целого ряда разоренных губерний.
Явочным порядком той же деятельностью занимались. например. «комитеты жильцов». Они организовывали кооперативы, лавки, собирали деньги и вещи на обмен, иногда довольно-таки значительные суммы. То, что мелкая буржуазия на селе из-за специфической сельской инфраструктуры только робко пыталась сделать в конце 1917 года (да и положение с продовольствием на селе было существенно лучше), в городах уже вовсю существовало. Домовые комитеты нагло требовали: «Дайте нам миллионы, и мы покажем, как ставить дело». При этом те самые кооперативы, за которые некоторые левачки рвут свои глотки и нечто, расположенное, пониже, были попросту формой спекулятивной деятельности городской буржуазии. Бюллетень Петроградского комиссариата по продовольствию так и писал в 1918 году (внимание, 1918 год, продразверстка уже введена):
«Масса кооперативов и распределительных пунктов были фиктивными, прикрывающими частную торговлю и частных торговцев» [Байрешевский А. Финансовые кооперативы. //Продовольствие Севера. 1918№5,с.2. Цит.по Давыдов А.Ю. Стр.55]
Марксист добавит, что не просто «масса», а «подавляющее большинство» самообразованных «низовой инициативой» были прикрытием частной торговли хотя бы постольку поскольку кооператив — это одна из форм частной собственности. Просто некоторая часть частных спекулянтов-организаторов кооперативов даже и не думала изображать какую-либо общественно-полезную деятельность хотя бы для прикрытия. В Томске вообще предлагали упразднить продкомитет и передать снабжение на самодеятельные организации. Исключением из этой массы могут служить лишь организации самоснабжения, которые создавались под тем или иным контролем фабзавкомов, и, соответственно, через такое опосредование, и большевиков. Здесь, сочетая легальный (верней, легализованный) обмен продуктов предприятия на хлеб в рамках продразверстки и посылку продотрядов удавалось получить продуктов для выдачи рабочим по карточной норме или даже выше ее.
Забавно читать, как Давыдов находит в деятельности «комитетов самоснабженцев» позитивное содержание в «уменьшении очередей». Это то самое «уменьшение очередей», которое многие наши современники могли наблюдать в январе 1992 года. Когда при средних зарплатах в 120-180 рублей килограмм мяса на рынке стал стоить 100 рублей. Очередей, действительно при этом не наблюдалось.
Отдельным вопросом надо рассмотреть, что являла собой кооперация в 1917 году.
«Положение о кооперативных товариществах и их союзах» Временного правительства о кооперации от 20 марта. Вступившее в силу 1 мая 1917 года являла собой один из проектов царского правительства 1913 года, который был «затерт в думских кулуарах» в силу общей деградации царизма. Кооператив, согласно этому положению:
«товарищество с переменным составом и капиталом, которое, действуя под особою фирмою, имеет целью содействовать материальному и духовному благосостоянию своих членов посредством совместной организации разного рода хозяйственных предприятий или труда своих членов» [Цит. по А.В. Иванов, КООПЕРАЦИЯ РОССИИ В ГОДЫ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г.: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ. Вестник ЧитГУ № 3 (44) 2007]
По сути своей, это положение ничем не отличалось, кроме ряда формальностей наподобие формальной возможности участвовать в товариществе не капиталом, а трудом, от обычного акционерного общества, и, как мы многократно видели в истории, «формальная возможность» отнюдь не обязана реализовываться. Тем более в условиях, когда гораздо более благоприятные условия существуют для участвующих именно капиталом. Основное отличие от акционерных обществ было то, что они могли образовываться явочным порядком — просто группа граждан собирается и пишет Устав. Поэтому кооператив представлял собой очень удобную форму для участия частного капитала в сколь-нибудь крупных спекуляциях продовольствием, позволяло самостоятельно определять формы деятельности, укрываться от фискального контроля, и при этом иметь прикрытие как «организации самоснабжения» в виде совершенно реальный рядовых членов, лояльность и невмешательство которых в остановке нарастающего в городах голода можно было легко купить несколькими фунтами пшена или муки. Кооперативы имели свой собственный Московский Народный Банк, через который кредитовались и через который проводили транзакции, преимущественно спекулятивные, так как чисто производственные объемы кооперативов были очень невелики.
Неудивительно, что кооперативы а 1917 активно поддерживали Временное правительство. Да что там - представители кооперации напрямую входили в это самое правительство - В. Н. Зельгейм (стал товарищем министра земледелия), Д. С. Коробов, В. И. Анисимов, А. Е. Кулыжный, несколько позже представители кооперации получили и министерские посты: С. Н. Прокопович — министра торговли и промышленности (август 1917 г.) и продовольствия (сентябрь — октябрь); С. Л. Маслов и др. В частности, именно благодаря тому, что в составе Временного правительства были люди, кровно заинтересованные в бардаке в продовольственном вопросе и использовавшие продовольственную диктатуру как способ распила госбюджета (а кооперативы и Народный банк в этом принимали непосредственное участие — значительная доля заготовленного Временным правительством хлеба прошла через руки кооператоров), меры по решению продовольственной проблемы пробуксовывали, да так, что Ленин характеризовал положение как «грозящую катастрофу». Разумеется, в 1918 предшественники перестроечных «коопиратов» выступали в защиту Учредительного собрания, хотя трудовым кооперативам большевики не только не препятствовали, но активно развивали производственную кооперацию в городе и на селе. Что так не нравилось кооперативам 1917 года в политике большевиков? А не понравилась именно что решительность в проведении продовольственной диктатуры, введение различных форм контроля за деятельностью потребительской и производственной кооперации, фиксированные цены, прекращение всех видов спекуляций продовольствием. Кооперативы боролась за благоприятные условия для обогащения частного капитала, акционированного в кооперативной форме, за возможность распила госбюджета в процессе хлебозаготовок.
Ответом большевиков на это безобразие после взятия власти была национализация всех существовавших на тот момент потребительских обществ. (декрет наркома продовольствия от 1 февраля 1918 года).
Каким же образом проводилась «продовольственная диктатура» Временным правительством. Про то, что отдали закупки всякого рода «товариществам» и кооперативам, понятно. Но это мало отличалось от системы тех же откупов, известных со времен фараонов. Временное правительство издало целый ряд приказов по борьбе с нелегальным снабжением. Так. Например, был издан приказ, запрещающий вывоз продуктов из Петрограда, издавались приказы на реквизицию продовольствия. Но Давыдов сам пишет об этих приказах как о курьезе:
«Подражание русских деятелей Февральской революции своим французским предшественникам, как правило, не шло далее издания приказов. Сотрудники водного и железнодорожного транспорта не горели желанием вступать в конфронтацию с мешочниками и проводить изъятия продуктов; дело ограничивалось отдельными реквизициями. Более того, в тех случаях, когда милиционеры, проводя осмотры вагонов или пароходов, изымали мешки с хлебом, МВД рассылало на места распоряжения о «недопустимости самовольных обысков»». [Стр.61]
Если Временное правительств не могло отобрать мешок у мелкого спекулянта, то еще большие сложности возникали с конфискациями у крупных спекулянтов. Если говорить проще, то их не трогали — в некоторых губерниях эти спекулянты были в правительстве, в некоторых, имели там «своих людей». А в остальных вопросы решались взяткой. Временное правительство не оставило в истории ни одного судебного процесса над крупными спекулянтами.
Но это еще не все. Решение о конкретных мерах реализации «продовольственной диктатуры» Временного правительства последнее возложило на местные губернские органы. В результате чего в Астраханской, Нижегородской губерниях, на территории Оренбургского казачьего войска, например, свободная купля-продажа продовольствия была легализована. К октябрю 1917 Временное правительство вообще склонялось к легализации «теневой» мелкой торговли. В то же время в ряде регионов, где большевики имели сильные позиции, по крайней мере, делались серьезные попытки бороться со спекуляцией. В Одессе, где местный продком был в руках большевиков и подчинялся Совету рабочих депутатов, было принято решение спекулянтов карать вплоть до отправки на работу в шахты.
Разницу между большевистской позицией в период Временного правительства и остальных буржуазных партий легко увидеть на приводимом Давыдовым примере Уфимской губернии, где во главе продовольственной управы был Цурюпа, а Брюханов был одним из членов управы.
Члены управы из числа остальных партий встали на позицию свободной торговли и не препятствовали торговле хлебом. Опираясь на беднейшие слои крестьянства, которые в условиях урожайного года тем не менее остались без хлеба либо имели недостаточное снабжение, он широко развернул реквизиционную политику. Создаваемые им «артели» в дальнейшем переросли в комбеды. Полагаю, следует процитировать целиком фрагмент, в котором описываются меры Цурюпы по ограничению свободной торговли хлебом:
«А. Цюрупа и Н. Брюханов сделали ставку в первую очередь на реквизиционные отряды. Но к делу подошли в отличие от предшественников- ответственно. Из солдат Уфимского гарнизона было отобрано несколько десятков человек. Они составили «легион свободы», который был послан на ст. Чишмы Самаро-Златоустовской железной дороги для выполнения функций заградительного подразделения. Командиры были хорошо инструктированы. Солдаты дисциплинированы и энергичны, поскольку за верную службу им обещали хорошее довольствие и — главное — освобождение от отправки на фронт. Это содействовало успеху мероприятия. В отдельные дни заградители реквизировали до 1000 пудов хлеба. При этом мешочников старались не озлоблять: весь отобранный хлеб сдавали на государственные приемные пункты по твердым ценам, а деньги вручали мешочникам. Подобная политика умиротворения нелегальных снабженцев сыграла немалую роль в том, что давление со стороны ходоков не приняло насильственных форм и отряду удалось устоять под их натиском. К тому же на ст. Чишма имелась довольно развитая инфраструктура: элеваторы для ссыпки зерна, заготовительные и транспортные организации (в других местностях подобных благоприятных условий зачастую не существовало, и там реквизированная провизия попросту погибала). Соответственно изъятые у мешочников чишменским подразделением съестные припасы удалось использовать для формирования продовольственного маршрута. Уфимские большевики направили его в Петроград сразу после октябрьского переворота и тем самым помогли в решающие для ленинцев дни предотвратить голод в столице.
Слухи о деятельности заградительного отряда распространились по стране, и мешочники перестали посещать Чишму, искали обходные пути. В то же время А. Д. Цюрупа лично прибыл на станцию, приказал построить бойцов отряда на площади и благодарил за успешную работу, «которая дала столь блестящие результаты». Он заметил, что «аналогичные меры на других станциях в короткое время могли бы ликвидировать движение мешочников». Будущий глава большевистского продовольственного ведомства уверился в исключительной эффективности «заградов» вообще. Специфические условия работы «легиона свободы» (особо тщательный отбор бойцов, поиск компромисса с ходоками, наличие инфраструктуры на станции) Цюрупа не склонен был учитывать в своих планах. Вскоре, заняв пост товарища (заместителя) народного комиссара продовольствия в конце ноября 1917 г., а потом, в феврале 1918 г., став народным комиссаром, он выступит активным проводником «заградительной» практики. В этом плане Уфимская губерния стала своеобразным полигоном для испытания большевистского механизма искоренения нелегального снабжения.
Между тем осенью 1917 г. условия для распространения опыта «легионеров свободы» даже в одной Уфимской губернии отсутствовали. Станции и пристани оккупировали ходоки. В середине ноября на заседании Исполнительного комитета Уфимского совета отмечалось, что через ст. Уфа ежедневно проходит до 30—40 вагонов закупленной мешочниками муки. Все чаще в среде руководителей возникали мысли о бесполезности противодействия этому потоку. Даже подведомственные А. Д. Цюрупе «Известия Уфимского губернского продовольственного комитета» в номере от 1 декабря вынуждены были признать: «По самой своей природе меновая торговля вызывает к жизни тысячи посредников-спекулянтов, бороться с которыми невозможно, потому что они необходимы при такой торговле». [Стр.66-68]
Оставим на совести Давыдова вкладывание в уста Цурюпы мысли о бесполезности мер борьбы с крупной спекуляцией — очевидно, что в сложной обстановке декабря 1917 года в глубокой провинции считать Известия Уфимского продовольственного комитета полностью подконтрольными Цурюпе чересчур смело — если это так, то кто, спрашивается, в таком случае проводил противоположную политику свободной торговли, о чем написал Давыдов двумя страницами выше? Очевидно, что на декабрь 1917 значительная часть мер продовольственной управы, где большевики составляли большинство, но это большинство не было подавляющим, попросту саботировалась частью управы, местных военных, гражданских и транспортных органов. В результате мы имеем картину, когда задерживается и формируется в продовольственные эшелоны для прокорма крупных городов только часть имеющегося в обороте продовольствия, а часть, коррупционируя власть и пользуясь ее слабостью, кооперируясь и укрупняя капиталы, просачивается через реквизиционные меры. Давидов неспособен ухватить в данном случае процесс в его противоречивости, проявляя тут удивительно плоское для исследователя мышление.
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, Дзен, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"