Маркс и Энгельс интересовались историей всех стран. Ни один серьезный историк не может пройти мимо глубоких обобщений, сделанных ими в отношении развития различных стран и различных периодов истории. Ценность этих обобщений заключается прежде всего в том, что Маркс и Энгельс первые дали освещение истории с точки зрения исторического материализма. Они показали, что история всего предшествующего общества есть история борьбы классов. Они показали, что

«ключ к изучению законов истории общества нужно искать не в головах людей, не во взглядах и идеях общества, а в способе производства, практикуемом обществом в каждый данный исторический период, — в экономике общества».

Маркс и Энгельс показали, что

«первейшей задачей исторической науки является изучение и раскрытие законов производства, законов развития производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества».

Большое внимание Маркс и Энгельс уделили истории России. По меньшей мере три солидных тома составили бы все высказывания Маркса и Энгельса, относящиеся к истории России. Обширная империя, игравшая роль могущественного оплота европейской и мировой реакции, приковывала внимание Маркса и Энгельса. С первых лет своей общественной деятельности они видели, каким препятствием на пути освобождения трудящихся масс стоит русский царизм — этот международный жандарм, и потому стали внимательно изучать Россию. Уже в начале 50-х годов Энгельс, обладавший очень глубокими лингвистическими познаниями, занялся русским языком. В письме к Марксу 18 марта 1852 г. Энгельс сообщает:

«Я две недели прилежно занимался русским языком и порядочно освоился теперь с грамматикою, еще два — три месяца дадут мне необходимый запас слов, и потом я смогу приступить к чему-нибудь другому. Со славянскими языками я должен в этом году покончить, и, au fond, они совсем не так трудны. Помимо лингвистического интереса, который это имеет для меня, сюда присоединяется то соображение, что при ближайшем государственном перевороте, по крайней мере, хоть один из нас будет знать языки, историю, литературу и детали социальных учреждений как раз тех народов, с которыми придется немедленно вступить в конфликт».

К этой мотивировке необходимости изучать славянские языки и в особенности русский язык у Энгельса присоединялась уверенность, что Бакунину удалось в значительной степени мистифицировать европейское общественное мнение именно потому, что русский язык очень плохо знали или совсем не знали в Европе и верили на слово Бакунину, который превращал «древнеславянскую общинную собственность в коммунизм» и изображал «русских крестьян прирожденными коммунистами».

В конце 60-х и начале 70-х годов Маркс и Энгельс принимаются более серьезно за изучение русского языка. Это было связано с переводом на русский язык I тома «Капитала» и с желанием Маркса ознакомиться в подлиннике с примечаниями Чернышевского к Джону Стюарту Миллю. Получив книгу Флеровского-Берви «Положение рабочего класса в России», Маркс принялся за ее чтение с помощью словаря. Оба — и Маркс и Энгельс — с огромным интересом прочли книгу Герцена «Тюрьма и ссылка» в русском подлиннике. Как видно из переписки Маркса и Энгельса, изучению русского языка они отдавали очень много времени.

Интересно проследить, как складывались взгляды Маркса и Энгельса на Россию, на ее роль в европейской и мировой политике, на ее историческое значение.

В первый период знакомства Маркса и Энгельса с Россией, по крайней мере до Крымской войны, они не видели в ней революционных сил и рассматривали всю Россию до известной степени как реакционную страну. Но они видят и отмечают, что начиная с Крымской войны в России назревает широкое общественное движение. Крестьянство волнуется — и его движение привлекает особенное внимание Маркса и Энгельса. Изучение Крымской кампании приводит Маркса и Энгельса к убеждению в неизбежности и близости революции в России. Они проявляют все более глубокий интерес к России, и библиотека Маркса пополняется русскими изданиями. В ней находилось, по крайней мере, несколько сот книг и брошюр на русском языке. Энгельс писал Зорге, что после смерти Маркса только по одной русской статистике в библиотеке Маркса осталось больше двух кубических метров книг. Часть этих книг в настоящее время находится в ИМЭЛ. На полях прочитанных Марксом и Энгельсом русских книг можно видеть надписи, сделанные по-русски.

Литературное наследство Маркса и Энгельса о России

Литературное наследство Маркса и Энгельса о России можно разбить на четыре раздела. Первый раздел — исторические работы, статьи и брошюры, посвященные истории России. Это прежде всего «Хронологические выписки К. Маркса по русской истории». IV тетрадь «Хронологических выписок» Маркса о значительной степени посвящена русской истории.

По каким трудам изучал Маркс русскую историю? Использовав очень незначительные данные из «Всемирной истории» Шлоссера, Маркс обстоятельно проработал книгу Вальтера К. Келли «История России с древнейшего периода по настоящее время». Книга К. Келли не была оригинальной работой: она основана на «Истории государства Российского» Карамзина и на книге наполеоновского адъютанта Сегюра «История России и Петра Великого». Маркс, однако, не довольствовался компиляцией Вальтера К. Келли: он перечитал самостоятельно названные работы Карамзина и Сегюра.

Маркс и Энгельс изучали не только историю России: их интересовала очень широко история всех славянских народов, и оба они были глубокими знатоками славянства. Многочисленные их статьи, посвященные борьбе против панславизма, и замечательно глубокие характеристики славянских народностей основаны на изучении обширнейшего материала. Так например 5 марта 1856 г. Маркс сообщает Энгельсу, что в книге Эйхгоффа «История славянского языка и литературы» он нашел «Слово о полку Игореве» — «Смысл поэмы, — пишет Маркс, — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов. Замечательно одно место в стихотворении: „Вот прекрасные готские девы затягивают свои песни на берегу Черного моря“. Выходит, что Геты, или Готы, праздновали победу тюркских половцев над русскими. Вся песнь носит христиански-героический характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно».

Другой значительной работой Маркса, относящейся к истории России, является его книга «Разоблачения дипломатической истории XVIII столетия», изданная его дочерью Элеонорой Эвелинг. В ней дан исключительно интересный, глубокий анализ внешней политики царизма XVIII столетия. Главы V и VI этой книги содержат в себе «несколько предварительных замечаний, касающихся общей истории русской политики». Эти «несколько предварительных замечаний» занимают около 40 страниц текста и содержат в себе исключительно интересное изложение истории России начиная с княжения Олега и кончая Петром I.

Огромный интерес в этой работе представляют характеристики Ивана Калиты и Ивана III. Еще более интересна характеристика Петра I. В конце этой работы Маркс цитирует опубликованную в 1719 г. брошюру «Истина есть истина», в которой во весь рост показаны захватнические устремления тогдашней Великобритании. Анонимный автор брошюры писал, что если Петр I не пойдет на соглашение, выгодное для Англии, то война тогда станет неизбежной; и в этом случае, писал защитник великобританского империализма, предшественник нынешних империалистов Англии,

«наше министерство надо будет побуждать к продолжению применения тех мероприятий, которые проводятся им в настоящее время, а сердце каждого честного британца должно будет воспламенять негодованием то обстоятельство, что какой-то московский царь, обязанный своими морскими познаниями нашим указаниям и своим величием нашей снисходительности, стал так скоро отказываться принять от Великобритании такие условия, какие он лишь несколько лет тому назад с радостью принял от Высокой Порты… Время должно показать, что вытеснение русских из Балтийского моря является в настоящее время главной задачей нашего министерства».

Хотя приведенные цитаты о британской империалистической политике взяты из брошюры, опубликованной более 200 лет тому назад, многое в них звучит и для сегодняшнего дня очень свежо.

Третьей значительной работой Маркса и Энгельса, относящейся к истории России, являются статьи о Крымской войне и статьи по восточному вопросу, опубликованные в IX и X томах собрания их сочинений, а также статьи о внешней политике России XVIII и XIX столетий. К ним же примыкают и работы по истории русской армии. В этих статьях Маркс и Энгельс уже нащупывают возможность больших исторических перемен в России. Крымская война для них является поворотным пунктом в истории России. С этого времени в переписке между Марксом и Энгельсом все чаще и чаще мы можем встретить высказывания о возможности и близости революции в России. Так, еще до Крымской войны, в 1851 г., Энгельс пророчески писал, что аграрная революция

«осуществится в полном виде скорее в России, чем в Польше, как вследствие национального характера России, так и вследствие большего развития в ней буржуазных элементов. Что такое Варшава и Краков по сравнению с Петербургом, Москвой, Одессой и т. д. и т. д.?».

После Крымской войны в связи с ростом крестьянских, движений царское правительство вынуждено было приступить к реформе сверху. Создаются дворянские губернские комитеты, печать обсуждает вопрос о реформе. Рост революционного движения в стране и подъем общественной мысли не укрылись от Маркса.

13 декабря 1859 г. Маркс пишет Энгельсу:

«В России движение идет быстрее вперед, чем во всей остальной Европе. С одной стороны, конституционное движение дворянства против царя и движение крестьян против дворянства… В следующей революции России придется принять благосклонное участие».

Маркс и Энгельс жадно ловили всякое известие о развитии революционного движения в России. В 1863 г. Маркс писал Энгельсу:

«Будем надеяться, что лава потечет на сей раз с востока на запад, а не наоборот».

Маркс и Энгельс все больше убеждались после поражения Парижской коммуны и победы реформизма в Англии, что в ближайшее время вряд ли можно ожидать революционного взрыва на Западе. Думая о будущем, Маркс и Энгельс приходили к убеждению, что центр революционного движения передвигается на Восток, в Россию.

В 1875 г. Энгельс пишет Бебелю, что необходимо особенно внимательно следить за событиями в России:

«Положительно кажется, что на этот раз Россия первая пустится в пляс».

Еще более определенно высказывается об этом Маркс в письме к Зорге в 1877 г.:

«Революция начнется на этот раз на Востоке, бывшем до сих пор нетронутой цитаделью и резервной армией контрреволюции».

В феврале 1882 г. Энгельс писал Беккеру по поводу предложения последнего основать интернациональное эмигрантское общество, что близко время, когда можно будет воссоздать Интернационал. Толчок к этому могут дать события, назревающие в России.

«Тогда, — писал Энгельс, — придет момент крупного выступления и создания официального, настоящего Интернационала, который будет уже не только пропагандистким обществом, но непременно обществом для активных действий».

Через год после убийства народовольцами царя Александра II Маркс и Энгельс в приветствии лондонскому митингу русских социалистов пророчески выражали уверенность, что революционное движение в России

«в конце концов должно привести к созданию Российской коммуны».

Эта уверенность Маркса и Энгельса, это их предвидение блестяще оправдались. Герман Лопатин в письме к известной народоволке Полонской (Ошаниной) писал, что Энгельс считает Россию Францией нового века. Энгельс говорил, что именно России законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социального переустройства.

Уверенность Маркса и Энгельса, что Россия может дать революционный пример, не разделяли многие их друзья, и Энгельс пишет Марксу:

«Удивительно, что люди не могут привыкнуть к мысли, что толчок должен прийти оттуда. А я между тем не один раз объяснял ему (Бебелю) это».

То, чего так страстно ждали Маркс и Энгельс в 80-х годах, пришло позднее. Действительно, события в России — победа русской социалистической революции в 1917 г. — создали почву для организации Коммунистического Интернационала, который и является «не только пропагандистским обществом, но непременно обществом для активных действий».

Маркс и Энгельс первые дали марксистское освещение истории России, марксистский анализ классов и производственных отношений в России. Они первые дали марксистский прогноз русской революции.

Второй раздел литературного наследия Маркса и Энгельса о России представляет переписка Маркса и Энгельса с русскими революционерами и общественными деятелями, в особенности по поводу представительства Маркса от русской секции социалистов в Международном товариществе рабочих. Переписка эта очень обширна. Маркс и Энгельс переписывались с Анненковым, Бакуниным, Даниельсоном, Лопатиным, Лавровым, Плехановым, Верой Засулич и радом других русских., В. их переписке мы находим характеристики и отзывы о Толстом, Чернышевском, Герцене, Огареве, Добролюбове, Нечаеве, Флеровском, Утине, Серно-Соловьевиче, Элпидине, Кауфмане, Зибере, Ткачеве, Жуковском, Михайловском, Ковалевском, Скалдине, Гартмане, Перовской, Тихомирове, Плеханове, Вере Засулич, Струве и многих других.

Конечно, переписка эта касается не только России. С Лавровым, например, Маркс и Энгельс переписывались по самым разнообразным вопросам. В переписке со своими русскими корреспондентами Маркс и Энгельс высказали чрезвычайно ценные мысли о России.

К третьему разделу относится переписка Маркса и Энгельса между собой, а также обширная переписка с Зорге, Беккером, Бернштейном, Бебелем и рядом других деятелей рабочего движения по поводу русских дел.

Наконец, четвертый раздел литературного наследства Маркса и Энгельса, относящегося к России, представляют многочисленные выступления Маркса и Энгельса против народников, анархистов и панславистов, в частности против Герцена, Бакунина, Нечаева, Ткачева, полемика с Лавровым и т. п. К сожалению, до сих пор нет даже систематического обзора всей этой переписки.

Отмена крепостного права

Освобождению крестьян в России Маркс и Энгельс придавали исключительно большое значение. В русском крестьянстве они видели резерв пролетарской революции на Западе. Крушение крепостного права в России они считали наряду с освободительным движением в Соединенных штатах Америки важнейшим событием XIX века. Поэтому они очень внимательно следили за всем, что делалось в России в этом направлении.

19 октября 1858 г., в связи с созывом в Петербурге совещания по вопросу об отмене крепостного права, Маркс пишет статью «Подготовка крестьянской реформы в России». В ней даны очень интересные характеристики русских либералов-помещиков:

«Работы „Главного комитета по крестьянским делам“ окончились почти полной неудачей и привели только к резким разногласиям в среде его собственных членов, разногласиям, в которых председатель комитета, великий князь Константин, стал на сторону старой русской партия против царя. В свою очередь губернские дворянские комитеты в большинстве своем, по-видимому, воспользовались этим предлогом официального обсуждения подготовительных шагов к освобождению крестьян единственно для того, чтобы помешать этой мере. Среди русского дворянства, конечно, имеется партия, стоящая за реформу, но она не только составляет численное меньшинство, но даже не единодушна по важнейшим вопросам. Высказываться против крепостного права, но допускать освобождение только на условиях, при которых оно сводилось бы к простой видимости, — такая позиция является модной даже у либерального русского дворянства».

Дальше Маркс с большим знанием дела излагает сущность вопросов, вставших перед царским правительством, а затем высказывает чрезвычайно интересные и важные в принципиальном отношении исторические обобщения:

«Все эти вопросы ставятся на обсуждение и образуют ряд сильных позиций, за которыми устраивают свой стан сторонники крепостного права. Эта история так стара, как и сама история народов. Действительно, нельзя освободить угнетенный класс, не причинив ущерба классу, существующему его угнетением, и не внося одновременно разложения во всю надстройку государства, покоящуюся на таком неказистом социальном фундаменте. Когда наступает время такой перемены, то вначале проявляется большой энтузиазм; люди радостно поздравляют друг друга по поводу такого всеобщего доброжелательства, и льются торжественные слова о всеобщей любви к прогрессу и т. п. Но лишь только наступает очередь заменить слова делами, как некоторые отступают в страхе перед вызванными ими духами, а большинство выражает решимость отстаивать и бороться за свои действительные или воображаемые интересы. Только при поддержке революции или с помощью войны законные правительства Европы в состоянии были упразднять крепостное право».

8 октября 1858 г. Маркс пишет Энгельсу: «В России началась революция». Это замечание Маркса надо понимать в смысле большого роста революционного крестьянского движения в стране, развития оппозиционного движения среди дворянства, что вынудило правительство пойти на уступки. По мысли Маркса, вся обстановка в России может привести к революционному взрыву. «Русская война 1854 — 1855 годов, хотя и паршивая и мало повредила русским… все же, очевидно, ускорила нынешний поворот событий в России».

Оценка Марксом положения дел в России удивительно совпадает с высказыванием Ленина о наличии в России 1859 — 1861 гг. революционной ситуации. По мнению Ленина, высказанному в связи с крестьянской реформой,

«самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной».

Маркс убежден в том, что вопрос об освобождении крестьян откладывать надолго нельзя, что этого не потерпят и сами крестьяне, которые заставили «помещиков переехать из деревень в города, где под защитой стен и гарнизонов они могут не бояться своих возмутившихся рабов».

В декабре 1858 г. Маркс пишет вновь об освобождении крестьян в России; излагая доклад Главного комитета царю Александру II об основах реформы, Маркс приходит к выводу, что русское правительство движется значительно быстрее, чем хотело бы этого русское дворянство, к своему «4 августа 1789 г.».

Впоследствии, после проведения реформы, когда Маркс увидел, как было ограблено и обмануто русское крестьянство, он составил чрезвычайно интересные заметки о крепостнической реформе 1861 г. В них изложен ход реформы, причем обращает на себя внимание следующая заметка:

«1. После обнародования манифеста об освобождении 19 февраля (3 марта) 1861 г. — общее волнение и бунты среди крестьян; они считали его поддельным документом; военные экзекуции — общая порка крепостных в течение первых трех месяцев после „Манифеста“. Откуда же взялась столь странная „увертюра“ к этому превознесенному до небес представлению?».

Маркс дальше излагает факты, касающиеся либерально-помещичьей оппозиции, а также деятельности правых, наиболее реакционной помещичьей группы.

Затем Маркс анализирует подлинное содержание освобождения крестьян: вопрос о выкупе, вычете долгов при выплате помещикам, об увеличении подушных податей, государственном долге, государственных выгодах освобождения крестьян, о положении освобожденных крестьян и ряд других важнейших вопросов.

Очень интересны эти отдельные записи. Так например по поводу подлинного содержания освобождения крестьян Маркс пишет:

«Раньше, во времена крепостного права, помещики были заинтересованы в помощи крестьянину, как необходимой рабочей силе; это прекратилось. Крестьянин впал в экономическую зависимость от своего прежнего помещика».

В этих заметках Маркс цитирует целый ряд русских экономистов — Скалдина, профессора Янсона, — документы «Синей книги», докладные записки Скребицкого, Ростовцева и других. Его заметки «Положение крестьян после реформы» представляют большую ценность уже просто как документ, написанный знатоком вопроса. Но Маркс не только излагает содержание реформы: он разоблачает обман, посредством которого проводилась реформа. Так например в подзаголовке «Псевдо-принципы» Маркс, отмечая выставленный еще раньше императорским рескриптом и Главным комитетом принцип: выкуп должен быть добровольным для обеих сторон (за исключением усадеб), — пишет против этого пункта:

«Практика: а) выкуп обязателен только для крестьян; помещик может их принудить к выкупу».

Статьи и заметки Маркса о крестьянской реформе 1861 г. являются для нас замечательным образцом того, как Маркс работал над изучением какого-либо вопроса. Он не успокаивался до тех пор, пока не изучал проблему до конца.

Борьба Маркса и Энгельса против русского народничества и анархизма

Огромное место в истории борьбы Маркса за создание Интернационала занимает его борьба против Бакунина. Вначале Бакунин притворился сторонником Маркса, направо и налево называл себя учеником Маркса, а Маркса — своим учителем. Он взялся за перевод «Коммунистического манифеста», а в 1868 г. даже начал переводить I том «Капитала» и получил за этот перевод авансом у одного из русских общественных деятелей, Любавина, несколько сот рублей. Маркс и Энгельс помнили об авантюристической деятельности Бакунина в 40-х годах, они знали его с 1843 г., когда Бакунин носился с панславистскими идеями и планами, Маркс и Энгельс не знали достоверно, что Бакунин, будучи арестован, написал в крепости свою покаянную «Исповедь», где умолял царя простить ему юношеские революционные увлечения. Они кое-что слышали об этом, но, не имея никаких документов, не могли использовать этот факт, который очень сильно скомпрометировал бы Бакунина, Маркс и Энгельс боролись против Бакунина со всей страстью. Они не могли простить Герцену того, что он морально и материально поддерживал Бакунина. Правда, их отношение к Герцену определялось не только этим. Герцена они считали скрытым панславистом, критиковали его взгляды на общину, его преклонение перед общиной. Маркс не хотел иметь никаких дел с Герценом и никогда с ним не встречался. Он не раз это подчеркивал и в своей переписке и в личных беседах с русскими эмигрантами.

В мою задачу не входит подробное изложение той борьбы, которую вел Маркс против Бакунина в I Интернационале. Я касаюсь этой борьбы лишь постольку, поскольку Бакунин выступал в движении не только как дезорганизатор в Международном товариществе рабочих, но и как один из вождей русских народников-бунтарей. Маркс и Энгельс видели величайшую опасность проникновения в западноевропейское движение заговорщических методов борьбы, заговорщических принципов организации, наиболее яркими выразителями которых были Бакунин и Нечаев. Впрочем, в Нечаеве Маркс и Энгельс предполагали просто агента русского правительства. В этом они, безусловно, ошибались. Нечаев не был агентом русского правительства: он был его непримиримым врагом. Но принципы, которые проповедовал Нечаев, авантюризм, с которым он пытался втереться в международное рабочее движение, методы, которые Нечаев практиковал в своей деятельности в России, вызывали глубокое и справедливое отвращение Маркса и Энгельса.

Маркс и Энгельс прежде всего подвергли резкой критике идеализацию русского крестьянства и русской крестьянской общины у бакунистов. Они первые дали критический марксистский анализ народническим теориям самобытности России, критику народнических взглядов на общину, на значение политической борьбы. В особенности они подвергли критике утверждения русских народников — Бакунина, Ткачева и других, — будто русский крестьянин уже готов к социалистической революции.

Бакунин и Ткачев проповедовали, что все условия для успешной революции в России были налицо. Энгельс в ответе Ткачеву в статье «Социальные отношения в России» писал:

«Русский народ, рассказывает он (Ткачев), „неустанно протестует“ против рабства в форме „религиозных сект… отказа от уплаты податей… разбойничьих шаек… поджогов… бунтов… и поэтому русский народ можно назвать революционером по инстинкту“. Все это убеждает г. Ткачева, что „нужно только одновременно во многих местностях разбудить накопленное чувство озлобления и недовольства… всегда кипящее в груди нашего народа“. Тогда „объединение революционных сил произойдет уже само собою, а борьба… должна будет окончиться благоприятно для дела народа. Практическая необходимость, инстинкт самосохранения“ создадут уже сами собой „тесный и неразрывный союз между протестующими общинами“.

Более легкой и приятной революции нельзя себе и представить, — писал далее Энгельс. — Стоит только в трех-четырех местах одновременно начать восстание, а там уж „революционер по инстинкту“, „практическая необходимость“, „инстинкт самосохранения“ сделают все остальное „уже сами собою“. Просто понять нельзя, как же это при такой неимоверной легкости революция давно уже не произведена, народ не освобожден и Россия ее превращена в образцовую социалистическую страну».

Отдельные преувеличения и полемические увлечения Маркса и Энгельса в борьбе против Бакунина, Герцена, Нечаева, Ткачева, против эклектики и либерализма Лаврова необходимо отделить от той глубоко принципиальной и, по существу, чрезвычайно важной и правильной критики, которой подверглись взгляды русских народников в трудах Маркса и Энгельса. Не надо также забывать, что критика различных социалистических и псевдосоциалистических групп, существовавших в период работы Маркса и Энгельса над «Коммунистическим манифестом», относится в значительной степени и к русскому народничеству как одному из видов крестьянского мелкобуржуазного утопического социализма.

Именно с этой точки зрения критиковали Маркс и Энгельс Бакунина. С этой же точки зрения, как мы видели, направлена была их критика и против одного из талантливейших представителей и вожаков народничества — П. Н. Ткачева. В этом отношении представляет особый интерес цитированная статья Энгельса «Социальные отношения в России». Статья эта интересна потому, что в ней Энгельс дает анализ классов в России и до известной степени указывает и движущие силы русской революции. Энгельс говорит, что

«ход дел в России имеет величайшее значение для немецкого рабочего класса. Существующая ныне Российская империя образует последний великий оплот всей западноевропейской реакции».

В этом отношении Энгельс был неправ.

Россия не была последним оплотом европейской реакции.

Что же проповедывал Ткачев, как он представлял себе русскую революцию? Упрекая Энгельса в незнании России, Ткачев писал:

«У нас нет городского пролетариата, это правда; но зато у нас нет и буржуазии… нашим рабочим предстоит борьба лишь с политической властью: власть капитала у нас еще в зародыше. А вам, милостивый государь, небезызвестно, что борьба с первой гораздо легче, чем борьба с последней».

Энгельс разъясняет Ткачеву, что

«переворот, к которому стремится современный социализм, состоит, коротко говоря, в победе пролетариата над буржуазией и в организации нового общества путем уничтожения всяких классовых различий. Для этого необходимо наличие не только пролетариата, совершающего этот переворот, но также и буржуазии, в руках которой общественные силы производства достигают такого развития, при котором становится возможным окончательное уничтожение классовых различий…

Только на известной, а в современных условиях на очень высокой ступени развития общественных производительных сил становится возможным поднять производство до такой высоты, чтобы отмена классовых различий стала действительным прогрессом, чтобы она была прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства. Такой степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии. Следовательно, буржуазия и с этой стороны является таким же необходимым предварительным условием социалистической революции, как и сам пролетариат. Поэтому человек, способный утверждать, что эту революцию легче провести в такой стране, где хотя нет пролетариата, но зато нет и буржуазии, обнаруживает лишь то, что ему нужно учиться еще азбуке социализма».

Ткачев пытался доказать, что русское государство, вернее, русское правительство, только издали кажется силой, на самом деле оно не имеет корней в экономической жизни народа, не является воплощением интересов какого-либо класса либо сословия, государственная организация в России висит в воздухе, не имея ничего общего с интересами существующих в России классов, государство это является просто пережитком.

Энгельс вынужден был в своем ответе буквально обучать азбуке социальных наук одного из выдающихся вождей русского народничества. Энгельс объясняет Ткачеву, что в России дворянам принадлежит почти столько же земли, что и крестьянам, на долю же 15 тысяч наиболее богатых дворян-землевладельцев приходится в среднем по 3300 дес. на каждого; что крестьяне со своей земли платят почти в 15 раз больше податей чем дворяне; что помещичьи земли — лучшие земли; что крестьяне выплачивают без конца выкупные платежи. И после этого Энгельс иронически восклицает:

«И русское дворянство совсем не заинтересовано в существовании русского государства!».

Дальше Энгельс перечисляет ростовщиков, мироедов, кулаков, скупщиков, в сетях которых находится огромное количество крестьян, отмечает, что огромный вывоз хлеба заграницу основан на голодании крестьянского населения, перечисляет различные виды кабальной аренды и спрашивает опять Ткачева:

«И все эти кровопийцы, сосущие крестьян, все они нисколько не заинтересованы в существовании русского государства, законы и суды которого охраняют их чистоплотные и прибыльные делишки?».

Затем Энгельс, указывая на буржуазию Петербурга, Москвы, Одессы, которая с неслыханной быстротой выросла в течение последних лет, в особенности благодаря железнодорожному грюндерству, на экспортеров хлеба, конопли, льна и сала, подчеркивает, что все предприятия их держатся на нищете крестьян, вся русская крупная промышленность существует только благодаря покровительственным пошлинам, которыми охраняет ее государство.

«Разве все эти влиятельные и быстро растущие элементы населения нисколько не заинтересованы в существовании русского государства? Нечего уж и говорить о бесчисленной армии чиновников, наводняющей и обворовывающей Россию и образующей там настоящее сословие. И когда после этого г. Ткачев уверяет нас, что русское государство „не имеет никаких корней в экономической жизни народа, не воплощает в себе интересов никакого сословия“, висит „в воздухе“, то нам начинает казаться, что не русское государство, а скорее сам г. Ткачев висит в воздухе».

Энгельс подвергает резкой критике взгляды Ткачева на общину, на значение, артелей, указывает, что сам Ткачев в своей брошюре вынужден признать, что

«среди крестьян вырабатывается класс ростовщиков (кулаков), скупщиков и арендаторов крестьянских и помещичьих земель, — крестьянская аристократия».

Энгельс доказывает, что расчеты Ткачева на то, что артели и общины могут вывести Россию на путь социалистической революции, являются совершенно утопичными.

В большой статье «Эмигрантская литература» Энгельс подвергает резкой критике взгляды Ткачева и заодно взгляды Лаврова, которые у всех русских эмигрантов пользовались наибольшим распространением. В этой статье прежде всего достается Лаврову:

«По своей философии друг Петр является эклектиком, который старается из самых различных систем и теорий выбрать наилучшее: испытайте все и сохраните наилучшее! Он знает, что во всем есть своя хорошая и своя дурная сторона и что хорошую сторону следует усвоить, а дурную отбросить. А так как каждая вещь, каждая личность, каждая теория имеет обе эти стороны, хорошую и дурную, то каждая вещь каждая личность, каждая теория в этом отношении примерно так же хороша и так же дурна, как и всякая другая, и, следовательно, было бы глупо с этой точки зрения горячиться, отстаивая или отрицая ту или иную. С этой точки зрения вся борьба и все опоры революционеров и социалистов между собою должны показаться чистыми пустяками, служащими лишь для того, чтобы радовать их врагов. И вполне понятно, что человек, который держится таких взглядов, пытается примирить всех этих взаимно борющихся людей и серьезно убеждает их не доставлять больше реакции этого скандального зрелища, а нападать исключительно на общего врага. Это тем более естественно, если человек только что прибыл из России…».

Статья Энгельса была вызвана тем обстоятельством, что Лавров, не желая ссориться с Бакуниным и Ткачевым, стал замазывать серьезные разногласия между большинством I Интернационала и Бакуниным, т. е. фактически защищал Бакунина в его споре с Марксом. Лавров считал, что Маркс поступает неправильно, опубликовывая частные письма, характеризующие Бакунина. Энгельс разъясняет:

«Друг Петр держится того взгляда, что частные факты, как и частные письма, священны и не подлежат огласке в политических опорах. Если применять это правило так безусловно, то тем самым будет поставлено под запрет всякое историческое описание. Отношение Людовика XV к Дюбарри или к Помпадур было частным делом, но без него непонятна вся предистория французской революции. Или же, обращаясь ближе к современности: если какую-нибудь невинную Изабеллу выдают замуж за человека, который, по свидетельству сведущих людей (например, асессора Ульриха), не переносит женщин и влюбляется поэтому исключительно в мужчин; если она, пренебрегаемая, берет мужчин где попало, — все это совершенно частное дело. Но если упомянутая невинная Изабелла — королева Испании, а один из молодых людей, которых она держит яри себе, — молодой офицер по имени Серрано; если этот Серрано, в награду за свои подвиги, чинимые с глазу на глаз, возводится в фельдмаршалы и в премьер-министры, потом вытесняется и низвергается другим фаворитом, а затем, с помощью других товарищей по судьбе, изгоняет из страны свою неверную подружку и, наконец, после разнообразных приключений, сам становится диктатором Испании и столь великим человеком, что Бисмарк прилагает все усилия к тому, чтобы его признали великие державы, — то в таком случае частная история Изабеллы и Серрано становится главою испанской истории, и если бы кто-нибудь вздумал писать историю современной Испании, сознательно умалчивая перед своими читателями об этой главке, он фальсифицировал бы историю.

А когда описывается история такой банды, как Альянс, в которой, наряду с обманутыми, находится такое множество обманщиков, авантюристов, мошенников, полицейских шпионов, аферистов и трусов, то следует ли фальсифицировать эту историю, сознательно утаивая отдельные подлости этих господ как „частные факты“? Друг Петр может ужасаться сколько угодно, но он может быть уверен, что мы далеко еще не покончили с этими „частными фактами“».

Дальше в этой статье Энгельс обрушивается на Ткачева. Правда, Энгельс допустил ошибку, назвав Ткачева бакунистом, т. е. анархистом, впоследствии, в 1894 г., Энгельс исправил эту ошибку. Внося поправку, он писал в послесловии к статье «Социальные отношения в России»:

«…г. П. Ткачев, выражаясь точно, был не бакунистом, т. е. анархистом, а выдавал себя за „бланкиста“. Ошибка эта была естественна, так как упомянутый г. Ткачев, следуя тогдашнему обычаю русских эмигрантов, объявлял себя перед Западной Европой солидарным со всей русской эмиграцией и в брошюре своей действительно защищал также и Бакунина с компанией от моих нападок, защищал так, как будто эти нападки были направлены против него лично».

Энгельс возмущается тем, что Лавров, у которого были серьезные политические разногласия с Ткачевым, ввел последнего в журнал «Вперед». Ткачев в этом же журнале и в отдельных брошюрах повел очень резкую борьбу против Лаврова. Рассуждения Ткачева насчет того, что русские крестьяне, русский народ в любое время готовы к революции, Энгельс называет ребячеством.

«У нас, — пишет Энгельс, — на европейском Западе, всем этим ребячествам был бы положен конец простым ответом: если ваш народ в любое время готов к революции, если вы считаете себя в праве в любое время призвать его к революции и если вы поэтому совершенно не можете ждать, чего же ради вы еще надоедаете нам своею болтовней, почему же, чорт возьми, вы не начинаете?».

Ответ Энгельса Ткачеву и его статья, направленная против Лаврова, вызвали новое выступление Ткачева, в котором он упрекнул Энгельса в презрительном отношении к русским революционерам. Энгельс дал отпор. В той же статье — «Эмигрантская литература» — Энгельс приводит из составленной Ткачевым прокламации к русским крестьянам очень интересную выдержку, в которой Ткачев так описывает порядок на другой день после социальной революции:

«И тогда мужичок заживет под звуки песен веселой жизнью… не медными грошами, а золотыми червонцами будет наполнен его карман. У него будет скотины вволю, и птицы на дворе сколько его душе угодно. На столе у него будет всякого рода мясо, праздничные пироги да сладкие вина, и все это не будет сходить со стола с утра до вечера. Он будет есть и пить, сколько влезет, а работать он будет ровно столько, сколько ему захочется. И не будет никого, кто посмел бы понукать его: ступай, ешь! — ступай, ложись на печь!».

Приведя эту выдержку, Энгельс восклицает:

«И человек, который способен был сочинить подобную прокламацию, еще жалуется, когда я ограничиваюсь тем, что называю его зеленым, на редкость незрелым гимназистом!».

Ткачев пытался представить Энгельса противником всякого революционного заговора. Энгельс отвечает: во-первых, кроме заговора, у русских революционеров есть и другие средства борьбы, в том числе литературная пропаганда; во-вторых, он никогда и нигде не высказывался, что заговоры — недопустимая вещь при любых условиях.

«Я берусь, — пишет Энгельс, — полететь на луну еще до того, как Ткачев освободит Россию, если только он мне докажет, что я где-нибудь и когда-нибудь в моей политической деятельности утверждал, что заговоры недопустимы вообще и при любых условиях. Я берусь привезти ему с луны что-нибудь на память, как только он мне докажет, что в моей статье идет речь о других заговорах, кроме заговора против Интернационала, кроме „Альянса“».

Несмотря на резкий тон критики, направленной против Лаврова, надо тем не менее отметить, что из всех видных теоретиков народнического движения Лавров пользовался наибольшим вниманием Маркса и Энгельса и переписка с Лавровым является самой обширной перепиской Маркса и Энгельса с русскими эмигрантами.

Лавров познакомился с Марксом и Энгельсом в начале мая 1870 г., когда он приехал в Бельгию и сделал доклад федеральному Бельгийскому совету Интернационала о положении дел в Париже и обратился к совету за помощью и содействием Парижской коммуне. С этой же целью Лавров поехал в Лондон, чтобы узнать, как он сам об этом пишет, не может ли Генеральный совет, о силе которого существовало преувеличенное мнение, оказать помощь парижским инсургентам. В 1875 г. Лавров предпринял издание журнала «Вперед», который выходил до конца 1876 года. С января 1875 до конца 1876 г. Лавров жил в Лондоне и в это время особенно сблизился с Марксом и Энгельсом. Он очень охотно соглашался с Марксом и Энгельсом, хотя никогда не мог одолеть до конца экономическую теорию Маркса. Он называл себя социал-демократом, но был крайне непоследовательным социалистом, эклектически сочетая марксизм с народническими идеями, диалектический материализм — с чистейшим идеализмом. Его можно считать в известной степени отцом субъективной школы социологии в России, в особенности если принять во внимание такую его работу, как «Исторические письма». Но в некоторых работах, например в его лекциях о Парижской коммуне, очень сильно сказывается влияние Маркса и Энгельса. Переписка Маркса и Энгельса с Лавровым носит самый разнообразный характер. Так как Лавров очень интересовался естественными науками, дарвинизмом в частности, то Энгельс вел с ним переписку и по вопросам естествознания. В одном из писем Маркс пишет Лаврову:

«Смешивая коллоидные растворы, например, желатин с сернокислой медью и т. д., получают шарики, окруженные оболочкой, которые растут посредством всасывания питательных веществ. Таким образом образование оболочки и рост клеточек вышли уже из области гипотез! Это большой шаг вперед особенно ввиду того, что Гельмгольц и другие собирались уже провозгласить абсурдную доктрину, что зародыши земной жизни падают в готовом виде с луны, т. е. что они принесены были к нам аэролитами. Я ненавижу объяснения, которые решают задачу перенесением ее в другую, неизвестную область».

Когда Лаврову удавалось написать хорошую статью, Маркс и Энгельс тотчас живо откликались на это. Так, 7 октября 1876 г. Маркс пишет Лаврову:

«Поздравляю Вас с Вашей передовой статьей в последнем номере „Вперед“ о панславистском лиризме в России. Это не только шедевр, но это прежде всего великий акт морального мужества».

21 октября 1876 г. Маркс пишет Лаврову:

«Ковалевский сообщил мне также, — Вы можете использовать это в Вашем журнале, — что дрянная русская клика, претендующая быть представительницей самых крупных русских литературных сил, объявила о своем предприятии в этом смысле Раулинсону и другим английским светилам, намерена издавать в Лондоне журнал, чтобы познакомить англичан с сущностью действительного политико-социального движения в России. Главным редактором будет Голохвастов вместе с другими сотрудниками гнусного журнала „Гражданин“ и, говорят, князь Мещерский».

В письме, относящемся к весне 1877 г., Маркс пишет Лаврову:

«Не могли ли бы Вы сделать краткое резюме — по-французски — о судебных и полицейских преследованиях, происходивших за последние годы в России?».

Эти выдержки из писем Маркса и Энгельса Лаврову можно было бы значительно увеличить. Они заслуживают специального анализа. Они раскрывают взгляды Маркса и Энгельса на очень обширный круг вопросов, которые они обсуждали в письмах к Лаврову. Письма показывают, что к Лаврову Маркс и Энгельс относились с доверием. Это объясняется тем, что в Лаврове они все же видели человека, который, несмотря на эклектизм его взглядов, наиболее поддается влиянию марксистской теории, и кроме того Лавров стоял близко к тому женевскому кругу русских социалистов-эмигрантов, с которыми Маркс и Энгельс вступили в сношения в связи с организацией I Интернационала. История взаимоотношений Маркса и Энгельса с русскими социалистами заслуживает поэтому особого внимания.

Представительство Маркса от русской секции в I Интернационале. Маркс и Энгельс о «Народной воле»

Современнику, если он не знает всех обстоятельств дела, может показаться непонятным, почему Маркс согласился быть представителем русских социалистов в I Интернационале, хотя он не разделял их теоретических взглядов и — как он сам полушутя, полусерьезно говорил — на всех языках ругал русских народников, начиная с Бакунина и кончая Лавровым. У Маркса создалась очень тесная связь с русскими революционными эмигрантами — в то время это были по преимуществу революционные народники, а Маркс и Энгельс чрезвычайно живо и глубоко интересовались всем, что имело отношение к общественному движению, к революции в России. Другой революционной партии в России не было. А царизм Маркс и Энгельс считали таким страшным препятствием на пути к социалистической пролетарской революции, на пути к освободительной борьбе всех народов, что приветствовали всякое революционное движение, действительно направленное против царизма.

В то же самое время они, как мы видели, очень резко критически относились к отдельным представителям этого революционного движения: они никогда не выступали с положительными отзывами о Герцене; их борьба против Бакунина и Ткачева имела огромное принципиальное и практическое значение, ибо революционная русская молодежь заграницей и в России внимательно прислушивалась к голосу главы I Интернационала.

По переписке Маркса и Энгельса можно видеть, какой глубокий интерес в них вызывало образование в Женеве группы молодых русских эмигрантов, выступивших на страницах журнала «Народное дело» против панславистов и с критикой Герцена, Бакунина и Нечаева. В особенности последнее обстоятельство вызвало интерес Маркса и Энгельса к этой группе, в которую входили Утки, Тросов и Дмитриева — впоследствии корреспондентка Маркса в Париже во время Парижской коммуны.

В «Конфиденциальном сообщении» Брауншвейгскому комитету соц. —дем. партии Германии Маркс от имени Генерального совета Интернационала писал по поводу проделок Бакунина и отношения к ним женевской группы русских социалистов:

«В то же время в Женеве обосновалась колония молодых русских студентов-эмигрантов, которые действительно честно относятся к своим убеждениям и доказали свою честность тем, что главным пунктом своей программы выставили борьбу с панславизмом.

Они выпускают в Женеве журнал „Народное дело“. Около двух недель тому назад они прислали в Лондон свой устав и программу с просьбой дать им разрешение на образование русской секции Интернационала. Разрешение было им дано.

В отдельном письме к Марксу они просили его быть временно их представителем в Генеральном совете. На это тоже было дано согласие.

Вместе с тем они заявили, — как бы извиняясь перед Марксом, — что в ближайшем будущем сорвут с Бакунина маску, потому что этот человек ведет двойную игру: у него две совершенно отличных одна от другой политики, одна — в России, а другая в Европе.

Итак, игре этого в высшей степени опасного интригана будет скоро положен конец — по крайней мере, в рамках Интернационала».

Именно выступления против Нечаева и Бакунина сыграли, быть может, решающую роль в том, что Маркс согласился быть представителем русской секции в I Интернационале. Русская секция была организована весной 1870 года. Объясняя, почему именно они обратились к Марксу с просьбой о представительстве в I Интернационале, «Народное дело» (№ 1 за 1870 г.) писало:

«Его имя слишком хорошо известно всем тем из русских, которые сколько-нибудь следят за социальным движением. Маркс был одним из первых основателей Международного товарищества рабочих, и он всегда ратовал против того всероссийского и всеславянского земского царизма, которому пели восторженные гимны наши великие патриоты и наши отчаянные революционеры старой эмиграции. Он всегда ненавидел русское императорство и давно уже ждал пробуждения русского народа, изучая его социальный быт на его собственном русском языке. Мы рады были случаю выразить Марксу признательность русских социалистов за его труды, столь полезные для всех нас, и мы рады его согласию быть нашим представителем при Главном совете, потому что в этом согласии выражается полная солидарность его воззрения с нашими на пользу и необходимость водружения интернационального знамени в России».

12 марта 1870 г. Беккер отослал Юнгу, «члену Генерального совета I Интернационала», программу и устав русской секции и обращение ее к Марксу. Беккер писал Юнгу, что «теперь наше внимание и наша деятельность сосредоточены на далеком востоке», что русская секция может послужить там «операционным базисом для Интернационала». Беккер писал Юнгу, что

«помимо того, что социалистическая и антипанславистская пропаганда и сама по себе может иметь большое значение, она оказалась бы чрезвычайно полезной, если бы ей удалось хоть на время связать руки русскому правительству, когда в Западной Европе вспыхнет социально-политическая революция».

Поэтому Беккер просил Юнга «как можно скорее уладить дело русской секции для того, чтобы участвующие в ней славные люди бодро и беспрепятственно могли продолжать начатое дело».

22 марта русская секция была официально утверждена Международным товариществом рабочих. Сообщая и об этом, Маркс писал через два дня:

«Граждане!

В своем заседании 22-го марта Главный совет объявил единодушным вотом, что ваша программа и статут согласны с общими статутами Международного товарищества рабочих. Он поспешил принять вашу ветвь в состав Интернационала. Я с удовольствием принимаю почетную обязанность, которую вы мне предлагаете, быть вашим представителем при Главном совете».

Дальше Маркс сообщает, что он получил недавно сочинение Флеровского — «Положение рабочего класса в России». Он указывает на недостатки этого труда, но вместе с тем добавляет:

«Это — труд серьезного наблюдателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и, прежде всего, человека, возмущенного против гнета во всех его видах, не терпящего всевозможных национальных гимнов и страстно делящего все страдания и все стремления производительного класса.

Такие труды, как Флеровского и как вашего учителя Чернышевского, делают действительную честь России и доказывают, что ваша страна тоже начинает участвовать в общем движении нашего века. Привет и братство».

В тот же день, 24 марта 1870 ст., Маркс пишет Энгельсу обо всем этом в несколько ироническом тоне:

«Я принял ее предложение быть ее представителем в Генеральном совете, а также послал им краткое ответное послание (официальное, вместе с ним и частное письмо) с разрешением опубликовать его в их журнале. Забавнее положение для меня — выступать в качестве представителя молодой России! Человек никогда не знает, до чего он может дойти и в, какой странной компании может оказаться. В официальном ответе я хвалю Флер о век его и подчеркиваю, что главная задача русской секции — работать в пользу Польши (т. е. освободить Европу от их собственного соседства). Я счел более правильным ни единым словом не упомянуть о Бакунине ни в официальном, ни в конфиденциальном письме. Но чего я никогда не прощу молодцам, это то, что они превратили меня в „достопочтенного“. Они, очевидно, думают, что мне от восьмидесяти до ста лет».

Русская секция под руководством Маркса вела энергично борьбу против Бакунина и Нечаева, популяризировала идеи I Интернационала — в этом ее большая историческая заслуга. Отношения между Утиным и Бакуниным носили такой ожесточенный характер, что в конце концов бакунисты устроили физическую расправу с Утиным, а сам Бакунин не стеснялся даже и антисемитских выходок против Утина.

В дальнейшем связи Маркса и Энгельса со многими народническими деятелями укрепились еще благодаря тому, что переводчиками «Капитала» были примыкавшие к народническому лагерю вначале Бакунин, затем Герман Лопатин и, наконец, Даниэльсон.

Маркс, как известно, принимал большое участие в судьбе Чернышевского, и попытки освободить Чернышевского также связывали Маркса с Германом Лопатиным и рядом других революционных народников. Маркс был также знаком с Николаем Морозовым, который в своих воспоминаниях рассказывает о встречах с Марксом.

Но одно надо иметь в виду, когда изучаешь высказывания Маркса и Энгельса в отношении русской революции, в особенности связанные с деятельностью партии «Народная воля». В разгар этой деятельности единоборство «Народной воли» с царем привлекало к себе широкое общественное внимание во всем мире. О событиях в России и о значении и роли партии «Народная воля» Маркса и Энгельса информировали исключительно русские революционные народники, жившие заграницей. Несомненно, это была однобокая информация, преувеличивавшая значение партии «Народная воля», и этим до известной степени объясняется то, что Маркс и Энгельс придавали слишком большое значение этой партии. В особенности это относится к Энгельсу. Я имею в виду письмо Энгельса к Вере Засулич, относящееся к 23 апреля 1885 г., по вопросу о возможностях захвата власти в России Исполнительным комитетом «Народной воли». Энгельс пишет:

«То, что я знаю или думаю, что знаю о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что русские приближаются к своему 1789 году: революция должна разразиться в течение определенного времени; но она может разразиться каждый день. В этих условиях страна подобна заряженной мине, к которой остается только поднести фитиль. Особенно — с 13 марта. Это один из исключительных случаев, когда горсточка людей может сделать революцию, — другими словами, одним небольшим толчком заставить рухнуть целую систему, находящуюся в более чем неустойчивом равновесии (пользуясь метафорой Плеханова), и освободить актом, самим по себе незначительным, такие взрывчатые силы, которые затем уже невозможно будет укротить. И если когда-либо бланкистская фантазия — вызвать потрясение целого общества путем небольшого заговора — имела некоторое основание, так это, конечно, в Петербурге. Раз уж порох будет подожжен, раз уж силы будут высвобождены и народная энергия из потенциальной превратится в кинетическую (тоже излюбленный и очень удачный образ Плеханова), — люди, которые подожгли фитиль, будут сметены взрывом, который окажется в тысячу раз сильнее их и будет искать себе выход там, где сможет, в зависимости от экономических сил и сопротивлений.

Предположим, эти люди воображают, что могут захватить власть, — ну, так что же? Пусть только они пробьют брешь, которая разрушит плотину, — поток сам быстро положит конец их иллюзиям. Но, если бы случилось так, что эти иллюзии придали бы им силу воли, стоит ли на это жаловаться?… По-моему, важно, чтобы в России был дан толчок для того, чтобы революция разразилась. Подаст ли сигнал та или иная фракция, произойдет ли это под тем или иным флагом, это для меня не так важно. Если это дворцовый заговор, он будет сметен на другой же день. Там, где положение так напряжено, в такой степени накопились революционные элементы, где экономическое положение огромной массы народа становится изо дня в день все более нестерпимым, где представлены все ступени социального развития, начиная от первобытной общины и кончая современной крупной промышленностью и финансовыми воротилами и где все эти противоречия насильственно сдерживаются деспотизмом, не имеющим себе равного, деспотизмом все более и более невыносимым для молодежи, воплощающей в себе разум и достоинство нации, — стоит в такой стране начаться 1789 г., как за ним не замедлит последовать 1793».

Очевидно, Энгельс преувеличил возможность захвата власти Исполнительным комитетом «Народной воли», в особенности в 1885 г., ибо даже в момент наивысшего успеха партии «Народная воля», 1 марта 1881 г., Исполнительный комитет показал полную неспособность поднять народное движение. Он оказался совершенно беспочвенным и не был поддержан массами. «Молодые штурманы будущей бури», как называл молодых русских революционеров Герцен, оказались слишком далеки от народа. Нельзя также согласиться с мнением Энгельса, что для русской революции было бы безразлично, какая фракция, т. е. какая партия, начнет революцию, под каким знаменем она будет совершаться.

Но в этом письме есть ряд в высшей степени важных указаний. Прежде всего это относится к характеристике революции. По мнению Энгельса, в России она должна была прорваться, как революция 1789 года, который должен был очень скоро превратиться в 1793 год. (Энгельс был уверен, что в России неизбежна) буржуазно-демократическая революция. А эта революция после Парижской коммуны и при наличии высокоразвитых капиталистических отношений, конечно, выдвигала на роль руководителя не буржуазию, а новый класс — революционный пролетариат.

Впрочем, за год до своей смерти Энгельс говорил о народовольцах как партии, уже завершившей свою роль. Он уже не возлагал на нее никаких надежд. А веру в силу общинного землевладения он называет иллюзией. Энгельс, отдавая должное революционности народовольцев, предостерегал от увлечения их иллюзиями. Энгельс писал:

«Вера в чудодейственную силу крестьянской общины, из недр которой может и должно придти социальное возрождение, вера, от которой не был совсем свободен, как мы видели, и Чернышевский, эта вера сделала свое дело, подняв воодушевление и энергию героических русских передовых борцов. Этих людей, которых было каких-нибудь несколько сот человек, но которые своей самоотверженностью к отвагой довели царский абсолютизм до того, что ему приходилось уже подумывать о возможности капитуляции и о ее условиях, — таких людей мы не потянем в суд за то, что они считали свой русский народ избранным народом социальной революции. Но это вовсе не обязывает нас разделять их иллюзии».

К этому надо лишь добавить, что Энгельс, говоря о готовности правительства царя Александра III капитулировать перед революцией, очевидно, имел в виду попытки графа Лорис-Меликова выяснить, на каких условиях народовольцы согласились бы прекратить террор. Но самый этот зондаж, однако, был, скорее, разведкой правительства, направленной к тому, чтобы прощупать, насколько крепко стоят народовольцы на своих позициях, насколько сильны среди них самих капитулянтские настроения. А эти настроения были довольно сильны среди народовольцев. Это было в начале царствования Александра III, когда народовольцы, готовые примириться со сколько-нибудь демократической конституцией, обратились к царю с предложением мира. В своем обращении к Александру III Исполнительный комитет «Народной воли» писал:

«Или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Исполнительный Комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. Верьте, что как только верховная власть перестанет быть произвольной, как только она твердо решится осуществлять лишь требования народного сознания и совести, вы можете смело прогнать позорящих правительство шпионов, отослать конвойных в казармы и сжечь развращающие народ виселицы. Исполнительный Комитет сам прекратит свою деятельность, и организованные около него силы разойдутся для того, чтобы посвятить себя культурной работе на благо родного народа… Итак, ваше величество, решайте! Перед вами два пути. От вас зависит выбор. Мы же затем можем только оросить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение, единственно сообразное с благом России, с вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной».

Словом, народовольцы говорили: дайте нам конституцию, иначе мы будем стрелять.

Но если Маркс и Энгельс относились с большим сочувствием к борьбе революционных народников против царизма, то они проявляли большую сдержанность по отношению к либеральным народникам.

Энгельс отрицательно высказался в отношении маниловских мечтаний либеральных, народников.

Очень интересен ответ Энгельса М. К. Каблуковой, мечтавшей с помощью земской ремесленной школы и поддержки кустарных промыслов противостоять надвигающемуся капитализму. Энгельс очень вежливо разъясняет Каблуковой, одной из представительниц теории «малых дел» в 80-х годах, что

«примитивные методы производства неминуемо должны, в конце концов, погибнуть, и в стране с высоко развитой промышленностью, как например, здесь, можно было бы утверждать, что гуманнее ускорить этот процесс разложения, чем замедлить его… Но в конечном счете, — заканчивает Энгельс, — крестьянам можно помочь только тем, что они получат больше земли и будут ее обрабатывать коллективно».

Это письмо показывает, как прекрасно и правильно оценивал Энгельс так называемое «народное производство» либеральных народников.

Маркс и Энгельс о группе Плеханова

Интересно отношение Маркса к Плеханову.

Когда Плеханов, порвав с народовольцами, организовал группу «Черный передел», Маркс отнесся к этому в высшей степени отрицательно. В письме к Зорге 5 ноября 1880 г. Маркс писал в очень ироническом тоне о группе «Черный передел»:

«В России, где „Капитал“ больше читают и ценят, чем где бы то ни было, наш успех еще значительнее. Мы имеем там, с одной стороны, критиков (главным образом молодые университетские профессора, с некоторыми из них я лично знаком, а также журналисты) и, с другой стороны, — центральный комитет террористов, программа которого, недавно тайно напечатанная и изданная в Петербурге, вызвала большую ярость среди русских анархистов в Швейцарии, издающих в Женеве „Черный передел“. Большинство из них (не все) добровольно оставило Россию, и, в противоположность террористам, рискующим собственной шкурой, они образуют так называемую партию пропаганды (чтобы вести пропаганду в России, они уезжают в Женеву! Каково qui pro quo!). Эти господа высказываются против всякой революционной политической деятельности. Россия должна одним махом перескочить в анархистско-коммунистически-атеистический рай. Пока же они подготовляют этот прыжок нудным доктринерством, так называемые принципы которого вошли в обиход с легкой руки покойного Бакунина».

Становится непонятным, почему целая группа революционеров во главе с Плехановым, уехавшим заграницу, начав изучать серьезно учение Маркса и Энгельса, вставши, наконец, позднее на почву марксистской теории, не сблизилась тесно с Марксом и Энгельсом. Ведь если взять всю переписку Маркса и Энгельса с русскими общественными деятелями, то их переписка с Плехановым, Верой Засулич и другими деятелями группы «Освобождение труда» чрезвычайно скудна. Это главным образом переписка Энгельса с Плехановым и Верой Засулич.

В 1884 г. Энгельс ведет переписку с Верой Засулич по поводу подготовлявшегося Верой Засулич перевода «Нищеты философии» —работа эта вышла в издании группы «Освобождение труда». В своем письме Энгельс снова повторяет, что он считает неизбежной резолюцию в России в ближайшее время:

«…Положение правительства, которое, как петербургское, находится у последней черты, и царя-пленника, каким является гатчинский отшельник, не может не становиться все более и более напряженным. Разорены как дворяне, так и крестьяне, армия оскорблена в своих шовинистических чувствах и возмущена комедией, которую она видит ежедневно, — государем, который прячется; необходимость войны для того, чтобы дать выход „дурным страстям“ и общему недовольству, и в то же время невозможность предпринять ее из-за отсутствия денег и неблагоприятной политической конъюнктуры; могучий разум нации горит желанием разбить сковывающие его цепи; ко всему этому полнейшее отсутствие денег и нож деятелей, приставленный к горлу правительства…».

По поводу того, что в России образовалась группа «Освобождение труда», Энгельс писал Бернштейну 13 ноября 1883 г.:

«Другу Лаврову, вероятно, во всяком случае тяжело было расписаться в том, что он и его русские теперь „окончательно“ разрывают со старыми анархистскими тенденциями. Не потому, что он очень ими дорожил, но все же это было нечто своеобразное, „русское“. Впрочем, он славный старик, который, однако, всегда является той курицей, которая в своей „русской молодежи“ высидела утиные яйца, и с ужасом смотрят на то, как утята идут в эту страшную воду. Это теперь случается с ним уже не в первый раз».

В письме к Вере Засулич 23 апреля 1885 г. Энгельс отвечает на ее запрос по поводу книги Плеханова «Наши разногласия». Вера Засулич просила Энгельса не только высказать свое мнение, но и принять участие в споре марксистов с народниками.

Энгельс отвечает Вере Засулич:

«Вы спрашивали мое мнение о книге Плеханова „Наши разногласия“, — для этого мне нужно было ее прочесть, и я читаю по-русски довольно свободно, когда позаймусь им в течение недели, но бывает, что я по полгода не имею возможности этого сделать; тогда я отвыкаю от языка, и мне приходится изучать его, так сказать, заново. Так именно и произошло с „Разногласиями“. Рукописи Маркса, которые я диктую секретарю, отнимают у меня весь день; вечером приходят гости, которых, в конце концов, тоже не выставишь за дверь; приходится читать корректуры, писать множество писем, и, наконец, существуют еще переводы (итальянские, датские и т. д.) моего „Происхождения [семьи]“, которые меня просят просматривать, а их проверка иной раз является далеко не лишней и вовсе не легкой работой. Все эти помехи не позволили мне подвинуться дальше, 60-й страницы „Разногласий“. Если бы у меня нашлось три свободных дня, я покончил бы с ними, да к тому же освежил бы свои знания русского языка.

Но и того немногого, что я прочел из этой книги, достаточно, как мне кажется, чтобы более или менее ввести меня в курс разногласий, о которых идет речь.

Прежде всего, повторяю, я горжусь тем, что среди русской молодежи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала с анархическими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников. Сам Маркс был бы так же горд этим, если бы прожил немного дольше. Это прогресс, который будет иметь огромное значение для развития революционного движения в России. Для меня историческая теория Маркса — основное условие выдержанной и последовательной революционной тактики; чтобы найти эту тактику, нужно только приложить теорию к экономическим и политическим условиям данной страны».

Энгельс здесь со всей определенностью высказывает свою радость и гордость по поводу того, что в России создается организация марксистов, жалеет о том, что Маркс не дожил до этих дней.

Это почти все, что мы имеем в переписке Маркса и Энгельса в отношении Плеханова и его группы, начиная с организации «Черного передела» и кончая организацией группы «Освобождение труда».

Сам Плеханов рассказывает о своей и Н. Аксельрода встрече с Ф. Энгельсом в 1889 г. и приводит очень интересные указания Энгельса по поводу того, как преодолеть существовавшие тогда предубеждения русских революционеров против создания социал-демократической организации:

«Эта предубежденность была хорошо известна Марксу и Энгельсу. Когда Аксельрод и я, вскоре после Парижского международного конгресса в 1889 г., в Лондоне встретились с Энгельсом, он нам сказал, что, пожалуй, было бы осторожнее с кашей стороны, если бы мы не называли себя социал-демократами. „Ведь и мы тоже, — прибавил он, — сначала называли себя не социал-демократами, а коммунистами“.

Однако мы были убеждены в том, что сумеем заставить умолкнуть все клеветы против социал-демократии, распространявшиеся ее „социально-революционными“ противниками. Кроме того, название социал-демократии имело в наших глазах не малое практическое значение. Если русский сознательный пролетарий будет называть себя социал-демократом, то он легче будет понимать, что речь идет об его идейных единомышленниках, когда он будет читать в газетах об успехах социал-демократии в соседней с нами Германии. Ибо сведения об этих успехах проникали даже в находящуюся под гнетом цензуры русскую печать. Мы изложили Энгельсу наши соображения, и он нашел их основательными».

Необходимо еще отметить, что в журнале «Социал-демократ» (издание группы «Освобождение труда») в 1890 г. была напечатана статья Энгельса «Внешняя политика русского царизма». В этой статье Энгельс высказывает целый ряд чрезвычайно интересных положений. Мы уже знаем, как Энгельс мотивировал заинтересованность западноевропейских рабочих в победе революции в России.

Он писал:

«Мы, западно-европейская рабочая партия, вдвойне заинтересованы в победе русской революционной партии.

Во-первых, потому, что Российская царская империя составляет главную твердыню, резервную позицию и вместе с тем резервную армию европейской реакции; потому, что одно уже ее пассивное существование является для нас постоянной угрозой и опасностью.

А во-вторых, потому, — и этому пункту мы, со своей стороны, все еще недостаточно придавали значения, — что своим беспрестанным вмешательством в западно-европейские дела Россия задерживает и нарушает нормальный ход нашего развития и делает это с целью завоевать себе такие географические пункты, которые обеспечили бы ей господство над Европой и тем самым сделали бы невозможной победу европейского пролетариата.

Карлу Марксу принадлежит та заслуга, что он первый указал и 1848 г. и с тех пор неоднократно подчеркивал, что именно по этой причине западно-европейская рабочая партия вынуждена воевать не на жизнь, а на смерть с русским царизмом. Выступая в том же направлении, я и тут лишь продолжаю дело моего покойного друга, довершаю то, что ему не суждено было выполнить».

В этой интересной статье содержатся, впрочем, некоторые ошибочные положения. Энгельс пишет в конце статьи:

«В тот день, когда падет царская власть, эта последняя твердыня общеевропейской реакции, — в этот день совсем другой ветер подует в Европе».

То, что падение царизма было величайшим событием во всей международной жизни, что после падения царизма во всей Европе подул совсем другой ветер, — это верно. Но Энгельс был неправ, когда он считал, что царское самодержавие было последней крепостью соединенной европейской реакции. Энгельс, исходя из этого неверного положения, считал, что

«в тот день, когда эта главная крепость реакции сама перейдет в руки революции, реакционные правительства Европы потеряют последние следы самоуверенности и спокойствия; они будут тогда предоставлены самим себе и скоро почувствуют, каково это будет».

У Энгельса, как и у Маркса, в этом случае прорывается его жгучая ненависть к царизму как оплоту реакции. И отсюда известное преувеличение роли царизма, бывшего действительно главным, но не единственным и не последним оплотом всемирной реакции. Маркс и Энгельс очень много сделали для того, чтобы эта ненависть к царизму вошла в сознание лучших людей России. Они еще больше сделали для того, чтобы борьба с царизмом была направлена в надлежащее русло. Величайшая их заслуга заключается в том, что они вооружили рабочий класс и его партию самым острым и самым сильным оружием — своей революционной теорией.

«Капитал» Маркса в России

Довольно распространенным взглядом является то, что знакомство с марксизмом начинается в России только со времени появления русского перевода «Капитала», т. е. с 1872 года. Это, конечно, не так. С Марксом, а впоследствии с Энгельсом и с их учением русские общественные деятели познакомились гораздо раньше.

В 1868 г. Маркс писал Кугельману:

«В 1843 — 1844 гг. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Мое сочинение против Прудона (1847) и то, что издал Дункер (1859), нигде не нашли такого сбыта, как в России. И первым переводом „Капитала“ на иностранный язык оказывается перевод на русский».

Мы знаем, что действительно русские эмигранты и просто общественные деятели, бывавшие заграницей, искали знакомства с Марксом, и это знакомство производило на них огромное впечатление. Так, П. Анненков в книге «Замечательное десятилетие» рассказывает о своей встрече с Марксом, выдавая всем описанием этой встречи неприязнь либерального «кающегося дворянина» к пролетарскому революционеру:

«Сам Маркс представлял из себя тип человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения — тип, крайне замечательный и по внешности. С густой черной шапкой волос на голове, с волосистыми руками, в пальто, застегнутом наискось — он имел однако же вид человека имеющего право и власть требовать уважения, каким бы ни являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были угловаты, но смелы и самонадеянны, все приемы шли наперекор с принятыми обрядами в людских сношениях, но были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шел удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые произносил. Маркс уже не говорил иначе как такими безапелляционными приговорами, над которыми, впрочем, еще царствовала одна, до боли резкая нота, покрывавшая все, что он говорил. Нота выражала твердое убеждение в своем призвании управлять умами, законодательствовать над ними и вести их за собой».

Несомненно, что в литературе остались далеко не полные следы многочисленных знакомств Маркса и Энгельса с русскими общественными деятелями. А работы о проникновении марксизма в Россию еще очень скудны. Но известно, что уже в начале 40-х годов в Россию проникают произведения Маркса. Так, 26 января 1845 г. Белинский писал Герцену:

«Кетчер писал тебе о парижском „Ярбюхере“, и что будто я от него воскрес и переродился. Вздор! Я не такой человек, которого тетрадка может удовлетворить. Два дня я от нее был бодр и весел, — и все тут. Истину я взял себе, — и в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова, как следующие за ними четыре. Все это так, но ведь я по-прежнему не могу печатью сказать все, что я думаю и как я думаю. А чорт ли в истине, если ее нельзя популяризировать и обнародовать? — мертвый капитал!».

Речь здесь идет о тетрадях «Deutsch-franzosische Jahrbucher» со статьей Энгельса «Очерки критики политической экономии» и со статьей Маркса «К критике гегелевской философии права».

Можно проследить, как на мировоззрении Белинского сказалось влияние Маркса — Энгельса, ибо, несомненно, отношение Белинского к буржуазии и пролетариату складывалось под этим влиянием. Во всяком случае, кружок Белинского был уже близко знаком с рядом произведений Маркса, Энгельса. С произведениями Маркса была знакома и группа фурьеристов Петрашевского и коммунистическая группа Спешнева, а мы знаем, что библиотекой петрашевцев пользовались Чернышевский и Добролюбов.

Были ли знакомы Чернышевский и Добролюбов с работами Маркса и Энгельса? До последнего времени господствовало в исторической литературе убеждение, что Чернышевский и Добролюбов не были знакомы с произведениями Маркса, и отчасти это основывалось на утверждении Энгельса, что Чернышевский не читал работ Маркса. Но это положение уже сейчас опровергнуто рядом фактов. В «Историке-марксисте» в декабре 1939 г. (№ 5 — 6) была опубликовала статья В. Шульгина «К вопросу о проникновении марксизма в Россию в 40-х — 60-х годах XIX века», и в ней приводится ряд данных, свидетельствующих о том, что Чернышевский и Добролюбов не могли не знать ряда произведений Маркса. По крайней мере, уже в то время в «Справочном энциклопедическом словаре» Старчевского, вышедшем в 1848 г., в статье «Философия современности», — а Чернышевский и Добролюбов постоянно пользовались этим словарем — помещены были такие сведения о Марксе и Энгельсе:

«Ни Маркс, ни Энгельс, которых, кажется, можно принять за главнейших проповедников нового германского материализма, ни другие еще не обнародовали ничего, кроме частных черт этого учения. Но еще никто не представил материализма во всей его наготе и опасности, не выявил всех его последствий».

Затем, в «Современнике» напечатан был целый ряд статей, на которых видны следы прямого влияния «Коммунистического манифеста». Например в майском номере «Современника» за 1861 г. помещен обзор «Экономия и чувствительность, машина и человек», в котором читаем:

«Вся задача новых экономистов заключается в освобождении работников от гнета капитала… Европейское общество распадается на два класса — на капиталистов и рабочих. Оба класса, сильные каждый в своем роде, стоят враждебно один против другого, и настоящий общественный порядок Западной Европы покоится именно на господстве капитала над рабочей силой без капитала. Пролетариат и вызванное им сознание необходимости изменить экономические условия настоящего европейского общества не составляют дело случая. Кто не видит во всем этом заботы истории, тот не поймет ни смысла явления, ни его значения. Пролетарий вовсе не нищий и не лентяй. Нищий не работает.

В этом виде пролетарий есть явление новой истории, только в нынешнем столетии он явился на западе Европы в виде сознательного самостоятельного целого. До XIX столетия бедных, нуждавшихся в общей помощи, было может быть больше чем теперь, но о пролетариате не было речи. Он — плод новой истории».

Такие формулировки в отношении классового строения капиталистического общества и роли в нем отдельных классов стали возможны только после знакомства с работами Маркса и Энгельса — «Коммунистическим манифестом» и другими.

Шелгунов поместил в «Современнике» статью «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции», которая содержит в себе прямое изложение и целый ряд цитат из книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».

Мы уже указывали на то, что целый рад произведений Маркса был переведен на русский язык раньше чем «Капитал», но и в подлиннике произведения Маркса и Энгельса проникали в Россию, хотя и не в большом количестве. Несомненно, что важнейшим фактом в деле знакомства с учением Маркса в России явилось издание I тома «Капитала» на русском языке1 .

Когда дело дошло до царской цензуры — разрешать или не разрешать издание «Капитала» Маркса на русском языке, — то цензор Скуратов дал такой отзыв о книге:

«Как и должно было ожидать, немало мест, обличающих социалистические и антирелигиозные направления пресловутого президента Интернационального общества… Но как ни сильны, как ни резки отзывы Маркса об отношениях капиталистов к работникам, цензор не полагает, чтоб они могли принести значительный вред, так как они, так сказать, тонут в огромной массе отвлеченной, частью темной, политико-экономической аргументации, составляющей содержание этой книги. Можно утвердительно сказать, что ее немногие прочтут в России, а еще менее поймут ее».

Примерно в таком же смысле высказался и другой цензор, А. де Роберти. Он писал:

«Принимая в соображение: 1-е, — что приведенные здесь и многие другие афоризмы социалистического характера тонут в массе технических подробностей процесса экономических явлений и потому не могут произвести опасного впечатления при допущении к обращению в публике объемистого сочинения, заключающего в себе 678 страниц; 2-е, — что при изложении предмета своего сочинения автор, как он высказывается и сам в предисловии, стоит на точке зрения исторического развития экономического процесса, а никакое общественное лицо не считает ответственным за те экономические отношения, которые им олицетворяются, и, наконец, 3-е, — что настоящее сочинение в подлиннике допущено уже к свободному обращению и к переводу Комитетом иностранной цензуры, — цензор полагает, что несмотря на явно социалистическое направление сочинения Карла Маркса, не представляется возможности к возбуждению судебного преследования по отсутствию закона, применение которого давало бы надежду на осуждение этого сочинения в русском переводе».

Мемуары современников свидетельствуют о том, что «Капитал» произвел большое впечатление в России. Однако он не нашел в тогдашних условиях, при полном почти отсутствии организованного пролетарского движения, при господстве утопической народнической теории, многочисленных сторонников.

Целый ряд журналов отзывался о «Капитале», как об очень значительном произведении, но вместе с тем высказывались взгляды, что произведение Маркса не имеет никакого отношения к России. Так например в «Русском вестнике» Щебальский писал:

«Пролетариев! Но их вовсе нет в России; наши крестьяне-землепашцы имеют собственность, а число фабричных работников пока еще ничтожно у нас, да и те состоят главным образом из крестьян-собственников, которые, следовательно, отнюдь не находятся в рабской зависимости от капитала!».

А народники? Как встретили они появление перевода основного труда Маркса? Ряд воспоминаний революционных народников того времени: Кропоткина, Дейча, Ковалиха, Аксельрода и других — показывает, что марксизмом народники очень заинтересовались, но либо не поняли его либо считали, что учение это неприложимо к России.

Вот что пишет народник Ковалик в своих воспоминаниях:

«В 1870 г. появился в русском переводе первый том „Капитала“. Стройностью системы и глубокой критики Маркс произвел на интеллигентную молодежь большое впечатление, которое по силе можно сравнить разве с тем, которое в свое время вызвал Дарвин. Немногие, конечно, одолели Маркса, но идеи его, изложенные в „Капитале“, стали входить в общий оборот».

Но тут же Ковалик сознается, что и по прочтении «Капитала» он по-прежнему остается на точке зрения утопического социализма. Чтение «Капитала» для него было впустую, он его не понял.

Другой народник — Русанов — вспоминает:

«Но в это время [начало 70-х годов], как пороховая дорожка, начала бежать среди русской интеллигенции из столиц в большие провинциальные центры, из центров по всем городам и весям весть о новой великой книге „Капитал“ Маркса, которая как бы отменяет весь старый экономический завет и вводит новый. Заметьте, мы в первой половине 70-х годов. На русский язык „Капитал“ был переведен года три или четыре назад, но наша официальная наука обратила на него мало внимания. Статья о нем Кауфмана в „Вестнике Европы“ прошла почти незамеченной, а Маркса читал в то время лишь Н. И. Зибер в Киеве, и только приготовлялся читать А. И. Чупров в Москве. Но чуткая молодежь, отчасти под влиянием вестей от эмиграции и от своих товарищей, живших за границей, особенно в Цюрихе, скоро поняла значение этой книги. Жандармы с удивлением начали почти при всех обысках рядом с чисто агитационной литературой находить „Капитал“ Маркса. „Надо было садиться за Маркса и нашему кружку [Орел]. Толстая книга в красноватой обложке была прислана нам старшими товарищами из Москвы с аттестацией: Трудно, особенно вначале, но необходимо“, благоговейно разрезана и по общему решению передана мне».

Профессор Реуэль приводит подробные данные о том, как был встречен «Капитал» Маркса в России в печати, причем надо отметить, что такие виднейшие народнические теоретики, как Михайловский, сознательно извращали с самого начала идеи Маркса.

Особый интерес представляет рецензия Кауфмана, помещенная в журнале «Вестник Европы».

В послесловии ко второму изданию «Капитала» Маркс приводят выдержки из этой рецензии и пишет:

«Автор, очертив так удачно то, что он называет моим действительным методом, и отнесшись так благосклонно к моим личным приемам применения этого метода, тем самым очертил не что иное, как диалектический метод».

Вокруг «Капитала» Маркса в России возникла обширная литературная полемика, в которой приняли участие Жуковский, Михайловский, Чичерин, Зибер.

Наиболее ценной явилась работа профессора Зибера, который с самого начала выступил как сторонник учения Маркса и как комментатор «Капитала». Его работа «Давид Рикардо и Карл Маркс» сыграла в свое время большую роль в деле популяризации учения марксизма.

Следует сказать, что вначале многочисленные народнические публицисты выступали с заявлениями, что они являются сторонниками экономической теории Маркса. Так например Лавров не раз называл Маркса «нашим великим учителем»; Михайловский выступал в «защиту»
Маркса, против Жуковского.

В статье «Карл Маркс перед судом господина Жуковского» Михайловский, например, высказывал такого рода взгляды, с которыми он впоследствии совершенно разошелся:

«Если снять с „Капитала“ тяжелую, неуклюжую и ненужную крышку гегельянской диалектики, то независимо от других достоинств этого сочинения мы увидим в нем превосходно разработанный материал для решения общего вопроса об отношении форм к материальным условиям их существования и превосходную постановку этого вопроса для частной области».

А страницей ниже Михайловский писал:

«Анализ отношений данной общественной формы к материальным условиям ее существования навсегда останется памятником логической силы и громадной эрудиции автора».

Впрочем, и знаменитый народнический публицист В. В. также заявлял себя «сторонником» экономического учения Карла Маркса, хотя и отвергал его социологию. Однако только с возникновением группы «Освобождение труда», только с ее организацией начинаемся действительное распространение марксизма в России.

Плеханов, Вера Засулич, Аксельрод переводят целый ряд произведений Маркса и Энгельса на русский язык, печатают их как отдельными брошюрами так и в журнале «Социал-демократ», выступают с критикой народничества.

Марксизм получает широкое распространение по всей стране, и в этом величайшая заслуга группы «Освобождение труда». Блестящие работы Плеханова — «Наши разногласия», «Социализм и политическая борьба», «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» и ряд других статей этого периода — являются яркой пропагандой марксизма в России. Это была попытка истолкования общественных условий революционной борьбы в России с точки зрения учения Маркса — Энгельса.

Но можно ли сказать, что Плеханов и его группа творчески развили учение Маркса — Энгельса в новой обстановке? Нет, этого сказать нельзя. Ни Плеханов, ни Вера Засулич, ни Аксельрод, ни другие члены группы «Освобождение труда» не развили ни одного вопроса учения марксизма применительно к новой обстановке, к новой эпохе, к новым условиям борьбы. Работы Плеханова и его группы не представляют нового этапа в развитии марксизма. Таким этапом явился ленинизм — теория марксизма, развитая в трудах Ленина и Сталина.

Безусловно прав поэтому «Краткий курс истории ВКП(б)», в котором мы читаем:

«Можно сказать без преувеличения, что после смерти Энгельса величайший теоретик Ленин, а после Ленина — Сталин и другие ученики Ленина — были единственными марксистами, которые двигали вперед марксистскую теорию и обогатили ее новым опытом в новых условиях классовой борьбы пролетариата.

И именно потому, что Ленин и ленинцы двинули вперед марксистскую теорию, ленинизм является дальнейшим развитием марксизма, марксизмом в новых условиях классовой борьбы пролетариата, марксизмом эпохи империализма и пролетарских революций, марксизмом эпохи победы социализма на одной шестой части земли».

Изучение жизни и деятельности Маркса и Энгельса показывает, что великие основоположники коммунизма всегда подчеркивали огромное международное значение России и русской революции. Именно от русской революции они ждали толчка для революции на Западе. Именно от падения царизма они ждали, что подует свежий ветер в Европе.

Именно от России ждали они, что она станет Францией нового века, то есть застрельщицей революции в новую эпоху.

И они не ошиблись. Они не дожили до тех дней, когда оправдалось их пророчество и в России победила коммуна.

Маркс умер в год образования первой марксистской русской организации — группы «Освобождение труда». Энгельс пережил его на 12 лет; 5 августа мы отмечали 45-летие со дня смерти великого соратника Маркса, его верного друга и товарища — Фридриха Энгельса.

В 1895 г. — в год смерти Энгельса — Ленин строил уже в Петербурге первую ячейку будущей большевистской партии — Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса.

Многое из того, что в трудах Маркса и Энгельса о России было гениальным предвидением, теперь стало фактом. Россия, бывшая реакционнейшим оплотом, международным жандармом, тюрьмой народов, стала великой страной социализма, надеждой трудящихся всего мира. Она стала первым могущественнейшим социалистическим государством благодаря тому, что в новую эпоху два гения человечества — Ленин и Сталин, — в совершенстве овладев теорией и методом Маркса и Энгельса, разработали это великое учение в новой обстановке, вооружили им миллионы передовых людей новой эпохи, организовали и повели их на борьбу за коммунизм.

Ем. Ярославский

____________________________

Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:

I. Общественно-политический журнал «Прорыв»

II. Газета «Прорывист»

Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, Дзен, ВК

Наш ютуб-канал "Научный централизм"