Между серпом и молотом
Явными признаками замещения в СССР советской интеллигенции рыночным бомондом, заметными вехами этого процесса явились две очереди. Одна из них, отправная, многосотметровая, на выставку плакатов Глазунова в Манеже, в 1977 году, а вторая, итоговая, такая же длинная, в первый… американский «ресторан» «Макдональдс», открывшийся в Москве в 1990 году.
Американские индейцы и дореволюционные чукчи не выстраивались за стеклянными бусами и «огненной водой» в такие очереди, в какие выстраивались московские почитатели плакатов Глазунова и… жареной картошки. Они часами топтались на холоде, чтобы съесть пакетик картошкой «фри» и почувствовать себя стопроцентными янки. Я смотрел на эту очередь и не испытывал ни малейшего желания выступить в роли такого же двуногого желудка. Довольно часто, как и большинство простых советских граждан, комфортно расположившись, т.е. СИДЯ в московских, ленинградских, сухумских, киевских, львовских, мукачевских, бакинских, таллинских ресторанах, я заказывал картофель «фри» в качестве гарнира за смехотворную цену. Поэтому меня поражала степень умственной деградации и самоунижения многих московских интеллигентов, давившихся с одинаковым напором и в очередях к плакатам Глазунова, и за картошкой «фри».
Могут сказать, что в СССР были и другие очереди. Например, за колбасой, особенно копчёной. Да были, но стояли в ней те же люди, что и на выставку Глазунова. Они же давились ночами в очередях за мебельными гарнитурами, паласами и коврами, золотыми цепочками, хрусталем, мебельными стенками и автомобилями, писали номера на руках… Деньгами социализм их обеспечил. Но не успел развить во многих из них самоуважение, ум и совесть. Эти же люди выходили на стотысячные демонстрации в 1990 году и требовали ввести им рынок. Ввели. Потом эти же прямоходящие образовывали, по привычке, очереди за билетами МММ, потом строились в очереди обманутых дольщиков, вкладчиков, пайщиков, обманутых туристов перед дверьми офисов и клянчили, клянчили, клянчили. Огромное их количество теперь топчутся у американского посольства за визой, у окошек бирж труда за работой, т.е. как бы за деньгами, которых многим стало катастрофически не хватать.
Один из хорошо знакомых мне студентов ВУЗа, в котором учился и я, отстояв ту самую очередь в Манеж в 1977 году, посмотрел-таки выставку Глазунова, и потом взахлёб описывал всем один, особенно порадовавший его плакат, на переднем плане которого был изображен мужик хлипкой наружности без леонардовской загадки во взоре, одетый в потёртую «куфайку», естественно, со стаканом водки в руке на фоне, тщательно перерисованных Глазуновым, плакатных же изображений Маркса, Ленина, Гагарина, советских пионеров, ученых, борющихся африканцев и вьетнамцев, китайских рабочих, в общем, по оценке Глазунова, всех «второсортных», которые, даже все вместе, не имеют никакой внутренней ценности без этого мужика на первом плане со стаканом, естественно, водки в руке. Разумеется, бесполезно искать на втором плане лик самого Глазунова. Он-то не «второсортный». Он православный монархист немецко-чешско дворянско-церковного разлива, и не его это дело - зависеть от русского мужика. Вот пороть по субботам вожжами на конюшне дворовых девок, или продавать их вместе с борзыми щенками - это дело дворянское, монаршее, освящённое церковью. Но такого исторического граффити Глазунов, по причине аристократической бессовестности, не «набогомажет». Он же не какой-нибудь передвижник. По той же причине он не намалюет и Колчака с Деникиным на фоне рядов виселиц с повешенными мужиками в подранных и окровавленных «куфайках».
Глазунов за всю свою жизнь, глядя вслед матушке истории, запечатлевая её зады, так и не понял, что большевики много сделали для того, чтобы безусловно обеспечить КАЖДОМУ нормальному мужику Советской России, представителю ЛЮБОЙ национальности, вместо стеганой, затасканной «куфайки» и стакана водки, как минимум, шлем космонавта, шапочку академика, крылья поэта, смокинг дипломата, халат врача, китель маршала, бесплатную квартиру каждому и душу Данко. Но Солженицын и Распутин, Астафьев и Глазунов всё тянули и тянули российского мужика назад к сохе, к онучам, к земству, к попам и водке. Пока, слегка покаялся один лишь Солженицын.
Глазунов не замечал, что, даже диссиденты, уже в 70-е годы были вынуждены признавать СССР самой читающей страной мира, и потому они тоже писали, писали, писали в надежде, что будут читать и их. Сегодня никто уже не помнит этих диссидентов, и мы не будем тревожить их тени, перечисляя имена графоманов. Ушли, так ушли. Но в 70-е оставалось совсем немного: научить читателей самостоятельно отличать в прочитанном умное от глупого. Не успели. Поклонники Глазунова сначала рванулись в Макдональдс, а потом, естественно, перетекли в Дом-2, «камедиклаб», запивая «гамбургеры» свободой матерного слова Павлика Воли.
Но, если судить по тематике картин, то получается, что сам Глазунов читал немного, разве что «Идиота» Достоевского. Из Куприна - хорошо освоил «Яму». Проиллюстрировал с чувством. Поэтому, глядя на мир, как ему казалось, глазами «Идиота» Достоевского и через дым старого кадила, он лил слёзы по царям, попам и кулакам, призывая разрушить до основания все советское, всё читающее, во имя коленопреклоненного бдения пред иконами.
В 1961 году, как известно, советский народ, первым в истории человечества, отправил в околоземное космическое пространство своего космонавта, Юрия Гагарина. Художник, например, Герман Черёмушкин создал в этот год серию графических работ, полных восторга и романтики, посвящённых этому высокому событию всемирно-исторического значения. В этом же 1961 году Глазунов нацарапал работу, если память не изменяет, «Уборная. Дети города», в которой один из подростков курит, пристроившись за общественным нужником, а другой подглядывает в щель его женского отделения. Естественно, что подростки с недостаточным умственным развитием существовали и в СССР, и в 1961 году, но, если бы это занятие было типично для городских мальчишек и только в СССР, то ясно, ни о каких первых полётах в космос писать бы не пришлось.
Я, например, не помню дня, когда бы, после обязательных и не обременительных уроков, я бы не спешил с друзьями на занятия изостудии во дворце культуры имени Степана Шаумяна в славном городе Баку, на репетицию школьного духового оркестра, на тренировки по подводному плаванию, на занятия юношеской добровольной пожарной дружины, в секцию парашютного спорта, в фото-краеведческий кружок, на конкурс по русской литературе… Всё было бесплатно и везде были педагоги, а не педофилы. Большинство выпускников из наших пяти выпускных одиннадцатых классов 175 школы поступили в ВУЗы. И только один после выпуска пристрастился к водке.
В каком мирке своих дворянско-поповских страстишек жил Глазунов, что в его память о детях некоего «града Китежа» в 1961 году врезался сюжет с нужником, в качестве знакового обобщения. Я тоже видел в 60-е годы неблагополучных подростков, но я, будучи подростком, отлично видел, что делает страна, пионерия, комсомол для того, чтобы подростки не крутились вокруг уборных. В наш Баку приезжала Третьяковка, театр «Ленкома» с Урбанским и Леоновым, проходил чемпионат СССР по шахматам. В Баку пели Муслим Магомаев, Майя Кристалинская, Эдита Пьеха. Начинали свою творческую деятельность Петросян, Ю. Гусман, Ростропович.
Пока был жив и здоров СССР, женская и мужская мировые шахматные короны принадлежали исключительно выпускникам советских школ. Большая часть золотых медалей мировых чемпионатов, олимпийских игр, олимпиад по математике, химии и физике принадлежали советским юношам и девушкам. Но Глазунов, как дальтоник, видел страну только в грязно-сером цвете, находил болезненные отклонения и смаковал их, в своей крайне неряшливой манере тенденциозного лубка.
Представляю картину. Долго кружит по городу человек с этюдником, никак не может найти сюжет. Возникла нужда, нашёлся туалет, нахлынули эмоции. Раскрыл этюдник, рука к кисти, кисть к холсту… Ба, да это наш Глазунов на этюдах!
После победы глазуновых, т.е. развала СССР, огромное число российских подростков вынуждены были погрузиться в токсикоманию. Мир базарных демократов и православных монархистов ничего иного предложить им не смог и не собирался. Но современных подростков, ограбленных рыночной России духовно и физически, мэтр не рисует.
Наш российский вариант Дориана Грея, внешне гладкий и благополучный, спокойно, не то что, громогласный Проханов, живёт в полумраке своих монархических мыслей и плакатов. Глазунов двадцать лет спокойно созерцает, как, на самом деле, разрушается, уродуется тот, «второй», социалистический план его плаката, а на переднем плане остается лишь окончательно обветшавший мужик в «куфайке», естественно, у корыта с водкой.
В стране, практически, не строят электростанций, крупных машиностроительных заводов, дождем с неба падают ракеты и самолеты. Зато повсеместно возводятся новые храмы, новые комфортные тюрьмы и всё быстрее заселяются… погосты. Священники едва успевают отпевать вымирающий народ вновь православной России.
Из статьи: «Опыт оперативного анализа поведения рыночной интеллигенции в период весеннего обострения»
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, ОК, ВК, Дзен
Наш рутуб-канал "Научный централизм"