Общение и переписка с нашими сторонниками периодически вскрывает характерное для многих недопонимание отдельных положений марксистской теории. Как правило, речь идёт о типичном захламлении сознания оппортунистической позднесоветской вторичной и третичной литературой, либо, в отдельных случаях, об исторически сложившихся «тонких местах» в изложении классиков, которые в момент написания ими работ были не столь важны, но в ходе дальнейшего развития теории и в свете опыта временного поражения коммунизма в СССР стали играть определённую роль.

Предлагаю вашему вниманию рассуждения по поводу ряда категорий, которые послужат уточнением для более правильного и глубокого их понимания.

Путаница в категориях «способ производства» и «формация»

Наиболее распространённым недостатком в ходе освоения теории марксизма многими начинающими товарищами является путаница в категориях «способ производства» и «формация». В сознании многих левых сбиваются в кучу производительные силы, производственные отношения, надстройка, материальное бытие общества и общественное сознание («духовное бытие общества»). Тем более если рассуждения касаются как эксплуататорского общества (капитализма), так и коммунизма в его низшей и зрелой фазах.

Хотя сами Маркс и Энгельс не всегда придерживались подобного методического приёма, но обычно эти категории излагают от фундаментальных к производным, от простых к сложным — от способа производства к формации и элементам надстройки, показывая их связь. Попробую из дидактических соображений построить изложение от обратного, чтобы дать читателю тот же материал для процесса познания, но с иного угла зрения.

Сила и научность теории Маркса состоит в том, что он первым сумел продраться через чрезвычайное богатство и пёстрость частного и единичного, политического и ментального к сути того, что из себя представляет общество и как оно устроено.

Итак, начнём с чистого листа. Когда исследователь смотрит на общество, то у него возникает два варианта его восприятия.

Если он закоренелый субъективный идеалист, то отрицание общества как целостного явления (чего-то общего, довлеющего над отдельными людьми и определяющего их сущность) приводит его к заключению, что общество есть простая сумма индивидов. Это, конечно, тупиковый, антинаучный путь, потому что он противоречит элементарной истине, что без общества никаких людей не существует, что человек есть проявление общества, а не «кирпичик», из которого оно состоит.

Не общество негодное, потому что Ваня, Коля, Марина и Маша — негодные люди, а наоборот. Не субъективное (отдельные люди) определяет объективное (общество), а объективное проявляется в субъективном.

Когда мы говорим о роли субъективного в обществе (например, «Кадры решают всё!»), речь всегда идёт лишь об обратном влиянии субъективного на объективное. Иными словами, кадры, которые решают всё в пользу коммунизма, точно так же порождены объективными условиями общества, как и кадры, которые решают всё в пользу капитализма.

Само общество по качеству, по своей определённости неоднородно и немонолитно, а люди все разные, поэтому они развиты неравномерно, как и само общество. И развиты не столько в вульгарном смысле: один умнее — другой глупее, один сильнее — другой слабее, — а в смысле общего развития личности, которое тем выше, чем человек ближе соответствует объективным требованиям прогресса, то есть чем он в большей степени коммунист.

Второй вариант восприятия общества исследователем — как нечто целостного. Тогда ему во всём многообразии проявлений предстаёт система общественного устройства.

Если он идеалист, то исследование тут же заканчивается и начинается подгонка объяснений обнаруженных явлений под заведомо установленную догматику, будь то «абсолютная идея», цивилизационный подход, «теория модернизации», цитаты из Библии или воля Аллаха.

Если он идеалист, но считает себя материалистом и знатоком физики, математики или биологии, то его «исследование» сводится к объяснению обнаруженных явлений с помощью физических, математических или биологических законов, то есть из сферы, которая не охватывает общество как более высокоорганизованную форму материи. На выходе мы получаем тезисы о том, что общество есть механизм, общество есть набор функций, общество есть стадо, стая, популяция и так далее.

Разумеется, все подобные концепции того, что такое общество, активно используются буржуазией в теоретической форме классовой борьбы, чтобы препятствовать распространению марксизма, угрожающего уничтожением капитализма. Наиболее действенный способ воздействия на сознание масс — это признание допустимости всех вариантов объяснения общества, то есть плюрализм.

Если исследователь добросовестен и действительно желает докопаться до истины, то представшую во всём многообразии проявлений систему общественного устройства он попытается понять из неё самой, без примешивания идей извне.

Созерцание системы общественного устройства из-за богатства и разнообразия явлений может легко сбить с толку нашего исследователя, ввергнув его в лагерь идеализма. Куда проще пойти по проторенным антинаучным дорожкам и скатиться к подгонке фактов под заданную идеологию. Но тем не менее, если он останется на почве беспристрастного созерцания, то неизбежно будет вынужден подметить две вещи.

Во-первых, поскольку система общественного устройства предстаёт в конкретном виде той или иной страны, постольку сравнение разных стран позволит выделить общее и отсеять особенное и специфичное. И таким образом работать с главным, а не со второстепенным.

Во-вторых, всё многообразие явлений системы общественного устройства в рамках уже выделенного общего для всех стран и народов нужно как-то классифицировать. Такая классификация без привлечения диаматики неизбежно будет проводиться по степени «силы» или «значения» тех или иных явлений и процессов. Подход здесь скорее чувственный, основанный на так называемом здравомыслии.

Так, совершенно ясно, что какими бы яркими ни представали те или иные явления духовной сферы жизни общества, они по «силе» и «значению» не сравнятся, например, с организованным профессиональным насилием государства. Вообще, созерцание системы общественного устройства практически полностью поглощается наблюдением собственно государства. Армия, полиция, тюрьмы, органы власти, система права и государственная идеология доминируют в восприятии общества. Не зря многие идеалисты спекулятивно утверждают, что государство и есть способ организации современного цивилизованного общества. Да и выделение общего в системах общественного устройства различных стран отсекает большую часть собственно духовной сферы, которая поэтому относится к специфичному и второстепенному.

Вторым для нашего исследователя по «силе» и «значению» явлением в системе общественного устройства обязательно станет схожесть экономической жизни разных стран. Сначала это выглядит как наличие в каждой стране национального рынка, распределение посредством денег и соединение всех национальных экономик в мировой рынок. Если копнуть глубже, то он увидит товарное производство и распределение, основанные на частной собственности, в мировом масштабе.

На этом классификация явлений общественной системы устройства и изучение связи явлений забуксуют. Далее, неясно, что первично, что вторично, что имеет первенство над чем и почему. Как классифицировать явления духовной сферы — вообще непонятно. Тем более покрыт туманом путь выявления законов (объективных, устойчивых связей), по которым вся эта конструкция функционирует.

Помочь продвинуться дальше может только диаматическая методология.

Именно беспрецедентная философская подготовка молодого Маркса, переработка философии в материалистическом и диалектическом ключе, позволила ему стать тем Марксом, которого мы знаем. Например, великий русский революционер Чернышевский не смог дойти до научного понимания общества именно из-за недостатка методологической подготовки. Он, будучи верным учеником Фейербаха, перенял слабости его методологии, не сумел превзойти своего учителя.

Без диаматики исследователь однозначно скатится к тому или иному идеализму, который компенсирует всё непознанное заведомо предложенными объяснениями. Иными словами, чтобы из сферы созерцания, сбора данных и их первичной классификации перейти собственно к научному проникновению в сущность системы общественного устройства, «здравомыслия» и добросовестности в желании познать недостаточно.

То, что наблюдает наш исследователь, как несложно догадаться, называется общественно-экономической формацией, в нашем случае — капитализмом. Богатство и пёстрость содержания формации поражают воображение. В каждой стране свой уникальный капитализм со своей спецификой, историей возникновения и развития. В одном месте такое государство, в другом иное. Здесь такая идеология, там другая. Тут одна специфика организации экономики, а где-то совершенно противоположная. Но в каждой стране тем не менее капитализм, то есть некая система, в которой главное всюду одинаково. Всё, что он может сказать о главном, — это то, что есть государство, выполняющее свои функции, и есть выполняющая свои функции рыночная экономика.

Думаю, примерно в таком ключе рассуждал молодой Маркс и сотни других добросовестных интеллектуалов того времени с той разницей, что перед ними был не только капитализм, но и феодализм с множественными комбинациями экономических укладов, что, конечно, существенно усложняло восприятие. И только Маркс обратился к изучению философии, потому что исключительно философия, имея своим предметом как законы бытия, так и законы мышления, способна дать универсальный инструмент познания. Только Маркс сумел переработать философию Фейербаха в диалектическом ключе и философию Гегеля в материалистическом, разработав в итоге методологию научного познания, исключающую метод тыка, который в изучении общества почти бесполезен, и отбрасывающую серпентарий отрывков ненаучных методологий, который по недоразумению называют здравомыслием и формально-логическим мышлением.

Главное открытие Маркса в деле исследования системы общественного устройства, к которому он пришёл в результате выработки научной методологии, состояло в том, что он, как диаматик, поставил вопрос ребром: что первично для общества — производство или потребление, дающее почву для многочисленных социальных явлений, в том числе в духовной сфере. Так об этом рассказывал Энгельс:

«Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д., что, следовательно, производство непосредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены, а не наоборот, как это делалось до сих пор».

Пока для нашего условного исследователя это открытие означает лишь то, что производство средств жизни первично в отношении всех остальных явлений и процессов в обществе. То есть производство прежде всего материальных средств существования предшествует развитию политической и духовной сферы. Это в общем и целом бесспорно почти для всех нормальных, не верующих в бога и провидение людей.

Однако у любителей каверзных вопросов возникнут два соображения. Во-первых, ну и что с того? Да, материальное производство когда-то возникло первым и дало возможность человечеству заниматься политикой, наукой, искусством и множеством всяких глупостей. Но теперь-то всё по-другому, теперь в жизни общества доминируют политические процессы (государство и право), которые управляют и производством, и чуть ли не личной жизнью каждого человека. Во-вторых, первичность производства в отношении политики выглядит спорной. Кажется, что политические явления неразрывно связаны с производством, ведь всегда были те, кто управляют производством, регулируют производство, распределяют произведённое, в конце концов.

Подобная надуманная «критика» мешает распространению и пониманию марксизма. На самом же деле первичность производства материальных средств жизни проявляется постоянно, ежедневно, ежечасно, ежесекундно. То, что в жизни общества доминируют политические и иные надстроечные процессы, возможно только потому, что обеспечено материальное производство. Как только в материальном производстве происходят сбои, политика, наука, искусство и все остальные явления вынуждены с этим считаться. Естественно, что тенденции материального производства оказывают перманентное влияние и на политику.

Забегая вперёд, скажу, что это происходит опосредованно через те отношения, которые объективно возникают между людьми в ходе производства. Более того, развитие этих тенденций ограничено характером производственных отношений. Именно этот момент — то, что производство не напрямую определяет политику, духовную сферу, а, создавая условиях для них, воздействует на них через «кривое зеркало» производственных отношений, — и является упускаемым из виду обстоятельством. Но об этом подробнее ниже.

Далее, второй вопрос. Почему кажется, что политика неразрывно связана с производством? Сегодня всё возможное производство без участия политических процессов ограничено масштабами домашнего обихода отдельной семьи или максимум небольшой общины, покинувшей цивилизацию. Но и в этом случае мало кто решается полностью отказаться от продукции современной промышленности, а значит, невольно попадает в зависимость от экономического строя, в котором доминирует государство.

На самом деле связь политики и производства только выглядит неразрывной, потому что политика является формой для производственных отношений, формой по своей определённости насильственной. Управление же производственными процессами (вещами и людьми) само по себе властью не является, а лишь подкрепляется силой власти. Поэтому то, что производство сегодня без политики практически неосуществимо, является исторически сложившимся фактом системы общественного устройства, но не доказывает неразрывности их связи. Вернее так: эта связь неразрывна, но только для эксплуататорских формаций, в которых огромное большинство силой или обманом вынуждено горбатиться на микроскопическое меньшинство.

Как видно, оба этих заблуждения вытекают из непонимания сложности взаимных связей производительных сил, производственных отношений и институтов надстройки.

Однако вернёмся к нашему условному исследователю. Как только он дошёл до вывода, что экономика первична, а политика и духовная сфера вторичны, возникает потребность в понимании экономических процессов. Трагедия экономики как псевдонауки заключается в том, что она избрала предметом своего исследования сферу производственных отношений, оторванную от производительных сил. И это несмотря на то, что экономическая наука с лёгкой руки Монкретьена первоначально самоназвалась «политическая экономика» (D’economie politique), то есть экономика под руководством и надзором государства. К слову: как и почему, по какому недоразумению слово «экономика» в русском языке превратилось в «экономию», мне неизвестно.

Буржуазные экономисты рассматривали и рассматривают производственные отношения, вырывая их из контекста общественного устройства и развития в целом. Сегодня буржуазная экономическая псевдонаука пытается обращаться к некоторым неэкономическим явлениям и процессам, но делает это, разумеется, в присущей ей субъективно-идеалистической манере. Например, «исследует» поведение потребителей, которое оказывается не всегда рациональным.

Маркс, в отличие от буржуазных экономистов, рассматривал экономику как объективный базис общественного здания во взаимной связи с людьми, их уровнем развития, уровнем развития орудий производства и той политической надстройкой, без которой функционирование и существование этого базиса вообще немыслимо. Если взять производственные отношения капитализма, то без государства, организованного насилия и страха перед ним они нежизнеспособны. Точно так же, как и рабство, и феодальные повинности.

Таким образом, видно, что обычный человек, чувствуя в том числе на своей шкуре связь между экономикой и политикой, скатывается к восприятию их неразрывности, а буржуазный учёный, напротив, вырывает экономические отношения из общества, отделяет их от людей, политики, уровня развития орудий производства, считая, что он погружается в сферу «чистой экономической науки». Обратите внимание, что буржуазная экономическая наука, несмотря на всё богатство имеющихся школ, школок, доктрин и доктринок, ни разу за свою двухсотлетнюю историю из этой сферы «чистой науки» не сделала верного прогноза ни по одному крупному вопросу. Тогда как классики марксизма не только верно указывали на законы капитализма, которые неизбежно приводят к кризисам, войнам и революциям, но и осуществили на основе соединения теоретических знаний и классовой борьбы масштабное социальное строительство коммунизма, которое ознаменовало новую эпоху в истории человечества вообще. Мир до 1917 года и мир после 1917 года — две большие разницы.

Обывателю научная сила марксизма не очень понятна, потому что ему кажется, что наука должна предсказывать дату биржевого обвала, чтобы он мог на этом «сыграть» или хотя бы избежать его последствий. В реальности наука работает по-другому. Как криминология не ставит себе задачей предсказывать дату и место преступления, так и марксизм — это не астрология и не гадание. Коммунисты не ставили себе задачу предсказать конфигурацию противостояния западного империализма и империализма РФ, они лишь внимательно следили за развитием ситуации. Но уже тридцать лет мы говорим о том, что война в том или ином виде неизбежна. То, что раздираемая гражданской войной Украина стала полем противодействия, вполне логично, где тонко, там и рвётся. Но то, что народ Донбасса встал на дыбы в 2014 году, стало неожиданностью для всех. И это нормально, потому что условия для начала гражданской войны в любой рыночной стране всегда налицо, а инструменты познания внутренних пружин движения масс крайне ограничены.

Итак, обратившись к производственным отношениям, наш условный исследователь сможет продвинуться дальше, только если зафиксирует и познает связь между ними и надстройкой; и связь между этой конструкцией общественной формации и производительными силами, то есть самими людьми. Характеризуются производительные силы прежде всего тем, каков уровень развития производства. В нашем случае речь идёт об индустриальном, промышленном производстве и соответствующих ему орудиях производства — станках, машинах, компьютерах с высокой долей интеллектуального труда и степенью компетентности.

Тогда как большинство марксистской литературы акцентирует основное внимание на чисто экономических истинах, доказывающих природу эксплуатации, источник прибавочной стоимости и непримиримость классов. Для общего понимания марксистской картины мира намного важнее разобраться с тем, почему производительные силы не являются элементом формации и как надстройка влияет на базис. Марксистское учение о стоимости не представляет из себя сложности (достаточно внимательно почитать лекцию Маркса для рабочих и присмотреться к наёмному труду сегодня), но отсутствие правильного понимания категории «способ производства» приводит человека в стан экономизма. Потому что нет ничего более простого и банального, чем после знакомства с научным пониманием отношения труда и капитала выдвинуть лозунг на приведение цены рабочей силы (то есть зарплаты) к величине прибавляемой, производимой ей стоимости. Но это логическая ошибка, ведущая к оппортунизму, которая вытекает из узкого горизонта рассмотрения общества и формации в целом.

А экономизм является краеугольным камнем оппортунизма, как форма глубокого дефекта мышления человека, не владеющего диаматикой (см. «Методология исследования причин реставрации капитализма в СССР»).

Многие, кто начинают изучать марксизм, обращали внимание, что учение о прибавочной стоимости и эксплуатации, то есть об отношении труда и капитала, в их сознании слабо связано с учением о революции и диктатуре рабочего класса. Возникал некоторый «перескок»: в экономике ситуация такая плачевная, поэтому нужно её изменить через политику. Перескок, основанный во многом на вере в книжные мудрости, в авторитет классиков. В эту идеологическую щель обычно и проникает оппортунизм либо после осознания сложности ведения политической работы, отдалённости революции и простоты «экономической борьбы», либо как детерминизм экономических вопросов при изучении общества первой фазы коммунизма. Если такое наблюдается, то это доказывает лишь то, что материал усвоен плохо, что уровень мировоззрения, то есть комплексного понимания общества, недостаточен, чтобы называться марксистом.

Казалось бы, где проблематика выявления отношений экономики и политики и где, например, хрущевизм. Но Хрущёв именно что двигал СССР по пути экономизма, убеждая партию и народ, что производство молока, масла и мяса приведёт страну к коммунизму. Сегодняшние даже самые непримиримые критики Хрущёва часто исходят из его же логики, говоря, что молоко, масло и мясо нужно было заменить на станки, здания и сооружения. И они правы в своей критике только в одном, что первое является производным от второго, не более. Потому и они исходят из превратного понимания категории «формация».

Те явления, которые охватывает категория «формация», в миллионы раз богаче, вариативней, сложнее, чем «способ производства». Со способом производства всё предельно ясно, все его факторы при капитализме везде одинаковые: массы людей со школьным и специальным образованием, индустриальные орудия производства, рыночные отношения и их частность — наёмный труд. А вот капитализмы везде разные, специфичные. Как, собственно, и общества первой фазы коммунизма.

Проблема, как мне кажется, в том, что правильно понять, что такое базис и надстройка без понимания, как их единство, то есть формация, соотносится с собственно людьми, то есть производительными силами, невозможно. Задумайтесь, ведь и производственные отношения (базис), и надстройка — это своего рода способы соединения людей и нельзя упускать из виду, каковы эти люди.

Термин «формация» — один из самых удачных в марксизме, потому что образован от слова «форма». Формация — это форма человеческого общежития. Возникает вопрос: а что тогда является содержанием, которое и определяет эту форму? Понятно, что содержанием общества являются производительные силы. Почему тогда не возникло понятие, охватывающее единство формы и содержания общества, его общежития?

Дело в том, что современное состояние общества ещё в полной мере назвать полностью вышедшим из стадного состояния нельзя. Маркс не зря писал о том, что пока человечество переживает лишь свою предысторию. Когда наступит эра зрелого коммунизма на всей планете, когда формация, то есть форма общежития, будет избавлена от систематического насилия и государства, когда надстройкой над производственными отношениями станут научные институты, когда в духовной сфере жизни общества будет доминировать научное мировоззрение, человечество окончательно выйдет из лона природы. Тогда можно будет сказать, что коммунизм как формация составляет единство с производительными силами, то есть с коммунистами, вооружёнными самыми передовыми орудиями производства. А пока производительные силы капитализма составляют единство лишь с производственными отношениями, которое называется «способ производства».

Понимание того, что способ производства и есть способ существования общества, чрезвычайно важно. Первобытный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический способы производства безальтернативны для того уровня развития производительных сил, то есть людей и их орудий труда. В этом и состоит вся трагедия предыстории человечества, что надстройка насильственна, инородна, возвышается над обществом.

Способ производства, а точнее сказать, способ воспроизводства общества — это производительные силы (люди + орудия производства) и производственные отношения в живой диаматике их связи. Способ производства как научная категория эксплуататорских обществ не охватывает надстройку, она всегда стоит особняком от общества, нависает над ним искусственно как орудие насилия и подавления, однако являясь продуктом общественных отношений.

«Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общества в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы умеряла столкновение, держала его в границах „порядка“. И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство» (Энгельс).

Если всё человечество в его сути — это производительные силы, то формация — это нечто вроде границы, которая его «оформляет». Либо сдерживает развитие, либо раздвигает его возможности. Формация является формой жизни общества, его физиономией, а надстройке принадлежит роль тех самых «границ» этой формы. Она удерживает установившийся формат производственных отношений от распада и именно в этом смысле надстройка соответствует базису. То есть уродство надстроечных институтов и явлений порождено уродством содержания производственных отношений, закрепляет его и удерживает силой сложившееся положение вещей, тот самый «порядок», о вечности и безальтернативности которого так любят рассуждать и либералы, и патриоты.

Следовательно, надстройка сегодня напрямую не зависит, например, от того, каковы орудия производства или насколько развиты сами люди. Это влияет на неё опосредованно через производственные отношения. Категория формации же — это только производственные отношения и надстройка над ними, она, в свою очередь, не охватывает производительные силы. С научной точки зрения разница между категориями «способ производства» и «формация» важна потому, что, с одной стороны, показывает зависимость, подчинённость и производность надстройки, с другой, вскрывает насилие надстройки, которое скрепляет производственные отношения и замедляет развитие производительных сил.

Ключевое добавление здесь состоит в том, что развитие людей и орудий производства ограничивается типом и характером производственных отношений. Какие бы ни были культурные и развитые люди и какими бы они ни были вооружены совершенными орудиями труда, они обречены на провал в своей деятельности, когда насильно навязанные им экономические отношения не способны обслуживать её. Это наблюдается повсеместно уже более ста лет, когда всё здоровое, прекрасное и компетентное в человеческом труде уничтожается рынком, товарными отношениями и частной собственностью. Люди с высокими мотивами служения обществу и прогрессу задыхаются при капитализме, их душат производственные отношения: наёмный труд, капитал, рынок.

Задумайтесь. Странно было бы включать в систему общественного устройства, то есть в формацию, производительные силы. Где капитализм и где производительные силы капитализма? Мы ведь когда начинаем строить коммунизм, уничтожаем капитализм во всех его проявлениях, а вот производительные силы не просто сохраняем, но и приумножаем, развиваем и так далее. Наоборот, производительные силы нужно как бы освободить от формации. Сначала освобождение идёт по пути разрушения надстройки, а затем искоренения старых производственных отношений с внедрением новых, более совершенных. При условии, разумеется, что производительные силы, то есть люди и орудия производства, к этому готовы, достаточно совершенны. Все признаки говорят о том, что уже всё человечество давно готово к переходу от мрака буржуазных отношений к свету коммунистических.

В марксистской литературе неизменно пишут, что сначала развиваются производительные силы, а затем производственные отношения. Правда, сопряжено это с такими чрезвычайно болезненными скачками, как революции. Так почему производственные отношения не эволюционируют за производительными силами в порядке обычного развития? Разве не логично, что раз изменились люди и орудия производства, то отношения между ними тоже должны меняться соответствующим образом? Так бы и происходило, если бы на заре разложения первобытного общества из-за особенностей процесса разделения труда не утвердился такой полуживотный атавизм, как частные отношения собственности, который извратил социальные нормы общежития и породил институты государства.

Нормальному эволюционированию производственных отношений вслед за производительными силами мешает как раз эксплуататорская формация, то есть сами производственные отношения, которые силой удерживает надстройка. Получается замкнутый круг, который разорвать может только революция. Система общественного устройства либо мешает, либо ускоряет развитие людей, общества, производительных сил. И мешает через удерживание силой производственных отношений, которые себя исчерпали.

Возникает вопрос, откуда берётся революция. Все мы знаем, что термин «революция» используется для коренного изменения общественного строя, то есть формации. Революция своей «точкой» скачка всегда имеет политический переворот, переход всей полноты государственной власти из рук одного класса в руки другого класса. Затем уже революция распространяется на сферу экономики, то есть «перепахивает» базис, и на духовную жизнь общества. Источником революции служат изменения в производительных силах, их рост, развитие, которое не может получить никакого другого выхода, кроме как через слом политической системы. Насильственный характер революции таким образом продиктован не её собственной природой, а тем, что надстройка в формации является насильственной. Насилие побеждается только насилием, в этом его сущностная черта.

«Теоретически», конечно, существует возможность переубедить всех противников развития производительных сил, перевоспитать песнями и книжками эксплуататорский класс, обратить всех противников коммунизма в марксистское учение, но практика показывает, что это далёкие от жизни фантазии. Доминирование экономических интересов в сознании большинства людей настолько сильно, что и эксплуатируемый класс вступает на путь революции, как правило, не из соображений научного понимания потребностей развития общества, а по невозможности больше терпеть угнетение, эксплуатацию и притеснения.

Здесь важно второе добавление, что победоносность движения трудового народа против угнетателей, насильников и эксплуататоров гарантируется исключительно наличием авангарда в виде коммунистической партии, который направляет его не по пути простого улучшения своего положения, а по пути коренного слома существующего «порядка» и построения коммунистического общества. Причём альтернатив никаких нет: или ломать капитализм и строить коммунизм, или простое бодание с буржуазией и её государством. Все промежуточные варианты исторически неустойчивы и всегда балансируют на грани поражения. Нельзя «преодолеть» капитализм никакими другими средствами, кроме тех, что предлагает марксизм, то есть коммунизмом. Ибо марксизм исходит из научных представлений о развитии общества, а оно безальтернативно: будущее человечества — коммунизм.

А. Редин
15/11/2022

____________________________

Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:

I. Общественно-политический журнал «Прорыв»

II. Газета «Прорывист»

Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК

Наш ютуб-канал "Научный централизм"