Научный централизм - состояние подлинно коммунистической партии
Можно ли считать Коммунистическую революцию, в полном смысле понятия, деятельностью научной? Считает ли читатель, что словосочетание «научная деятельность» указывает преимущественно на очкариков в белых халатах или в контексте революционной борьбы означает действия, отвечающие объективным законам развития общества, производимые на основе точного учёта конкретно-исторических условий, в том числе имеющихся в расположении сил и средств?
Если вы ответили так же, как мы — прорывцы, значит на этом нужно поставить жирную точку: в науке нет места демократии, в том смысле, что наука никакой демократии не терпит.
Отсюда следует, что партийная демократия большевиков была, во-первых, вынужденным компромиссом интеллигентскому составу среднего руководящего звена партии, руководителям-оппозиционерам и остаткам профсоюзно-цехового мышления партийных масс, во-вторых, по существу сводилась к критике снизу и вовлечению, «подтягиванию» масс к управлению путём интенсивного образования. То есть это была «демократия», а не демократия, как её малюют критики «Прорыва». Это был процесс изживания демократии, а не принятия решений голосованием, победой в один голос или 3% со «спорами до хрипоты».
Если поставить рассмотрение вопроса принципов организации не на основе внешних формальностей, как это предпочитают делать хулители, а по существу, и более того, если мысленно отбросить вообще всякую организационную формальность, «уставность», то получится, что отношения в коммунистической партии должны строиться на научном единомыслии и сознательной дисциплине. Руководство же, с этой точки зрения, есть диктатура объективных законов общественного развития, то есть власть научного авторитета. Каким же образом осознание объективных законов приводит в движение людей, создаёт работу их воли в унисон? Маркс ещё в 1842 году писал феноменально важное по этому поводу:
«Мы твердо убеждены, что по-настоящему опасны не практические опыты, а теоретическое обоснование коммунистических идей; ведь на практические опыты, если они будут массовыми, могут ответить пушками, как только они станут опасными; идеи же, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, — это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им. Но аугсбургская газета [читай — оппортунистическая сволочь] никогда, конечно, не испытывала тех мук совести, которые возникают, когда субъективные желания человека восстают против объективных воззрений его собственного ума, ибо она не обладает ни собственным умом, ни собственными воззрениями, ни собственной совестью».
Будут ли с этой до простоты очевидной схемой коммунистических отношений спорить записные критики?
Стало быть, по идее, принцип демократического централизма как организационная форма должен всецело служить наиболее комфортной реализации данного организационного содержания, то есть быть некой уставной формой таких отношений между коммунистами. Очевидно, что институт демократии и институт бюрократического подчинения, в совокупности и составляющие демократический централизм, могут обслуживать только нешуточно шкандыбающих в теории и изрядно страдающих комчванством членов партии. Уж точно не тех, кто осознал объективные законы и осознанно, на основе развитой совести, подчиняется их строгому соблюдению не жалея себя.
Критикам научного централизма следует в режиме «полной выкладки» своей добросовестности задать последовательно себе два вопроса: если бы Ленин мог руководить своей партией методами административного централизма, методами формального, «бюрократического» подчинения, то есть без всякой демократии, стал бы он так делать? Разве нельзя охарактеризовать период сталинского руководства с XVIII съезда по XIХ съезд как руководство методами «формального подчинения»?
Вчитайтесь в пятый, «демократический», пункт ленинской резолюции о единстве партии на X съезде:
«Поручая ЦК провести полное уничтожение всякой фракционности, съезд заявляет в то же время, что по вопросам, привлекающим особое внимание членов партии, — об очистке партии от непролетарских и ненадежных элементов, о борьбе с бюрократизмом, о развитии демократизма и самодеятельности рабочих и т. п., какие бы то ни было деловые предложения должны быть рассматриваемы с величайшим вниманием и испытываемы на практической работе».
По вопросам, привлекающим особое внимание… Не имеющим особое значение, как, например, «уничтожение всякой фракционности», «обеспечение полного доверия между членами партии» или обеспечение «работы действительно дружной, действительно воплощающей единство воли», а просто привлекающим внимание.
Не показала ли историческая практика, что лица, которых особенно остро волнуют вопросы «борьбы с бюрократизмом, развития демократизма и самодеятельности рабочих» на поверку на 9/10 оказываются оппортунистами, как правило, троцкистского пошиба?
Так ли страшен «бюрократизм» и «формализм» в таком случае?
Взять, например, речь Сталина 1923 года, в которой говорилось про недостаток культурного уровня членов партии, названный «недочётами внутрипартийной жизни»:
«Нужно, прежде всего, максимально усилить партийно-воспитательную работу в ячейках. Необходимо, кроме того, отрешиться от излишнего формализма, который проявляют иногда наши организации на местах при приеме в члены партии товарищей из рабочих. Я думаю, что увлекаться формализмом не следует; партия может и должна смягчить условия приема в партию новых членов из рядов рабочего класса».
Обратите внимание, отрешиться не от формализма вообще, а от излишнего формализма.
«Для того, чтобы преодолеть эти трудности, необходимо, прежде всего, добиться того, чтобы освободить наши партийные и профессиональные организации от явно бюрократических элементов, приступить к обновлению состава фабзавкомов, обязательно оживить производственные совещания, перенести центр тяжести партийной работы на крупные производственные ячейки и снабдить их лучшими партийными работниками.
Побольше внимания и вдумчивости к запросам и нуждам рабочего класса, поменьше бюрократического формализма в практике наших партийно-профессиональных организаций, побольше чуткости и отзывчивости к чувству классового достоинства рабочего класса – такова теперь задача».
Опять же, освободиться не от бюрократических элементов, а от явно бюрократических элементов, не от бюрократического формализма вообще, а сбавить его влияние.
Ленин и Сталин трезво оценивали культурный уровень партийцев, поэтому сознавали, что без строжайшей дисциплины подчинения большинства центральному руководству никакого серьёзного дела закончить просто невозможно. Без известного «формализма» и «бюрократизма» партия не была бы единым целым. Так, в фундаментальной работе «Об основах ленинизма» Сталин указывает:
«Принцип подчинения меньшинства большинству, принцип руководства партийной работой из центра нередко вызывает нападки со стороны неустойчивых элементов, обвинения в „бюрократизме“, „формализме“ и т.д. Едва ли нужно доказывать, что планомерная работа партии, как целого, и руководство борьбой рабочего класса были бы невозможны без проведения этих принципов. Ленинизм в организационном вопросе есть неуклонное проведение этих принципов. Борьбу с этими принципами Ленин называет „русским нигилизмом“ и „барским анархизмом“, заслуживающим того, чтобы быть высмеянным и отброшенным прочь».
Следует отметить, что ни Ленин, ни Сталин никогда не говорили, что подчинение меньшинства большинству возможно исключительно путём избрания «меньшинства» голосованием. Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина никто вождями не избирал, никаких голосований на этот счёт не проводил. Их авторитет является причиной, а не следствием занимаемых ими должностей, как партийных, так и государственных. Причём общеизвестно, что Ленин был «рядовым» членом Политбюро, а Сталин с середины 1930-х упразднил должность генерального секретаря и был обычным секретарём ЦК и членом Политбюро, то есть формально равным своим же сподвижникам.
Иными словами, учитывая кадровый состав партии, Ленин и Сталин проводили сдвоенную политику — с одной стороны беспрекословного подчинения, железной дисциплины, единоначалия и жесткой власти центра, с другой стороны — непрерывного культурного роста члена партии, превращения его из сочувствующего и верящего в коммунизм в марксиста, в преданного делу не по слепому выбору, а осознанно, на основе научности мировоззрения и развития личности (=совести).
По какой причине Молотов и Сталин подчинялись Ленину? Потому что Ленин побеждал на выборах? Так он не побеждал в этом смысле. Потому что его предложения набирали больше голосов на съездах и в ЦК? Или всё-таки потому, что Молотов и Сталин были убеждены в научной безупречности этих предложений? Остались бы сотрудники Ленина с ним, если бы он проиграл борьбу по Бресту?
Разве по аналогичным Сталину причинам Зиновьев, Троцкий и Бухарин подчинялись Ленину? Разве подчинение этих врагов коммунизма не было чисто формальным и только в рамках их личных мотивов?
Следует признать, что демократический централизм при руководстве Ленина и Сталина есть, образно говоря, научный централизм, стесняющий либерально-демократический барский анархизм в качестве насаждения железной дисциплины подчинения. Ясно, что весь положительный исторический конструктив принципа демократического централизма был вызван как раз централизмом. А демократизму отводилась в лучшем случае роль организации критики снизу. Причём последовательные победы большевизма нарастали с ростом наступательности научного централизма в партийной жизни, а значит, с ростом оперативности, противодействия оппортунизму и деловой конкретности в работе.
Если в организации сформировалось компетентное ядро, то демократический централизм по факту, в силу неизбежности делового подхода этого ядра, превращается в научный централизм. При отсутствии в партии компетентного центра, никакие голосования не способны помочь партии строить коммунизм, сколько бы съездов она ни провела. При этом демократический централизм, даже при власти компетентного центра, гарантирует проникновение в ЦК оппортунистических элементов. Таким образом в партии с несколькими десятками компетентных людей демократический централизм относительно безвреден, поскольку кадровый вопрос в ЦК будет преимущественно решаться научно. Но в партии, в которой отсутствует по-настоящему компетентный центр, демократический централизм означает торжество невежества и оппортунизма с известным исходом.
Фрагмент статьи "Партия Научного Централизма".
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, Дзен, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"