«Глазами Клиента»: история личной психотерапии специалистки в области ментального здоровья (выпуск 4) 

Представляем четвёртый материал рубрики «Глазами Клиента»! В рамках рубрики мы рассказываем истории личной психотерапии специалистов в области ментального здоровья. Каждый (-ая) из них делится своим опытом и переживаниями.

Важный смысл проекта для нас — приоткрыть завесу психотерапии, помочь соприкоснуться с клиентским опытом и нормализовать терапевтический процесс.

Отзывов о неприятном опыте множество, но подробных историй результативной терапии — единицы. Мы вынесем на свет такие истории и развенчаем часть мифов о психотерапии.

Сегодня в интервью будет представлена история личной психотерапии Анастасии Змиевской, психолога, гештальт-терапевта.

История Анастасии

— Привет, расскажи немного о том, как ты поняла, что тебе нужно к психологу?

Я хотела попасть к психологу со своих 13 лет, но мне было не к кому обратиться. Это было начало нулевых, и психотерапия была совсем не распространена. Я искала специалиста, потому что меня мучили постоянные головные боли. Я даже не подозревала что это какой-то психиатрический диагноз, просто болит голова ведь. Позже я смогла попасть к психологу, это был неприятный опыт, меня отправили в церковь.

— Как это произошло?

Когда мне было лет 15-16 мы с мамой поехали к психологине. Она принимала в каком-то странном кабинетике. Когда я стала ей рассказывать о том, что меня тревожит, она меня перебила и спросила: «А как часто ты молишься? Все твои проблемы от того, что ты не молишься, нужно пойти причаститься». Меня это очень расстроило, и за эту ерунду мама должна была ещё и заплатить. Доверие к психологам это конечно немного подорвало, но мой отбор стал просто более жестким.

— Головная боль — это нестандартный запрос для первой терапии. Даже сейчас не многие понимают, что с мигренью можно обратиться к психологу.

Мной было перепробовано много всякой разной медикаментозной терапии, и я каким-то образом дошла до того, что нужно к психологу.

— Как выглядела твоя первая сложившаяся психотерапия?

Достаточно позитивно, это была психологиня в детской поликлинике, но она была очень квалифицирована для того времени. Она не направляла меня к психиатру, но мы много говорили про моих родителей. Про школу, первый курс института, у меня с этим было связано много переживаний. На мой первичный запрос о том, что у меня болит голова, это никак не повлияло. Но мне просто нравилось к ней ходить, нравилось, что меня готов кто-то понять и улыбается мне, когда я захожу в кабинет. Это было очень классно

— Насколько вообще тебе было сложно обратиться к психологу?

Самое сложное было вырваться из дома и сказать, что я иду к психологу. Это не очень принималось мамой. Началась история со словами «я плохая мать», и я глубоко это переживала, что я маму этим обижаю. Но для себя было четкое ощущение, что мне это надо.

— Как ты можешь в целом описать опыт своей терапии? Одним словом или предложением.

Болезненный. Это если одним словом. Моментами это было очень сложно. Я шла чрез сопротивление. Раскапывались те моменты, которые я и не хотела раскапывать. Я думала, что меня это не тревожит, а мне говорили: «Ты всей собой показываешь, что тревожит». Было очень больно это всё признавать и замечать.
Плюс терапия, мне кажется, это такая штука, в которую если ты достаточно глубоко идешь, дальше только глубже. Невозможно вынырнуть на поверхность, этого уже не достаточно. И чем глубже, тем все равно больнее, потому что думаешь, что с чем-то разобралась. А потом понимаешь, что есть вещи, которые влияют ещё сильнее и это больно признавать.

Я не люблю термин проработанность, потому что невозможно быть проработанной. И даже если начинает так казаться, то рано или поздно ты с пьедестала проработанности спадаешь, это больно. Это мазохистическая часть терапии, потому что всё равно в это возвращаешься раз за разом.

— О чём ещё важно было бы рассказать?

Одной из самых ценных частей для меня стал навык распознавания своих чувств и эмоций. Умение вовремя остановиться и спросить себя, что я чувствую, и почему я сейчас это чувствую, размотать этот клубок самостоятельно.

Ещё терапия помогает заметить, что тебя на самом деле не устраивает. Умение замечать и не выдерживать отношения, которые причиняют неудобства.

До терапии в гештальте я чувствовала, что я должна общаться со всеми людьми, которые со мной зачем-то общаются по своим соображениям, и я не имею право им отказать. Большая моя проблема была в том, что я оставалась в этих отношениях. Я просто не знала, что имею право из них выйти. Мне было плохо в отношениях, но я думала что так и должно быть. В этом много боли. Нужно что-то делать, что-то менять, отказываться от отношений или менять их. И вместе с тем очень много облегчения.

— Сейчас от твоих слов я поймала чувство глубины. У меня в терапии личной, в терапии с клиентами есть чувство конечности, я должна прийти к точке завершения. Но когда ты описываешь свои чувства и опыт, я ловлю приятное чувство бесконечной глубины, бесконечного развития и исследования. Ты тоже это переживаешь в себе?

Я думаю, что да. У меня даже в инстаграме в шапке профиля написано: «Исследую внутренний мир». И для меня терапия, работа и клиентский опыт — это не про получение результата. Терапия — это в целом моя жизнь. Её значительная часть, и в ней остановиться не то что невозможно, это не нужно. У неё нет какой-то точки конечной, но это не про бесконечное мытарство, а про исследование, узнавание и улучшение своей жизни, у которого нет предела.

— Я думаю, твои клиенты тоже могут чувствовать себя так рядом с тобой. «Исследовать внутренний мир» — это, наверное, какой-то очень приятный дайвинг.

Знаешь да, у меня все клиенты долговременные и я не могу иначе, я себя так позиционирую сейчас. Но у меня в личной терапии сначала было много сопротивления. Одной своей частью я хотела быстро всё решить, а второй частью понимала, что это невозможно, и сопротивление было на стыке.

Преодолев свой блок, я много всего вынесла из терапии. Например, с транзактным аналитиком я почувствовала что со мной всё ОК. Что я нормальная в любом случае. Это так сильно снизило уровень базовой тревоги, которая была до этого. И с другими всё ОК. Они имеют право думать, как они думают, чувствовать, как они чувствуют. Вы можете быть разными. И это глобально не делает никого плохим.

Прежде чем я к этому ощущению пришла, помню, что моя психологиня мне долго это говорила: «с тобой всё ОК, ты уже достаточно хорошая», а я игнорировала и кивала головой. А потом, в один из моментов, от очередных таких слов я разрыдалась. Я это поняла, ощутила и признала.

— Какие отношения у тебя складывались с твоими терапевтками?

В терапии с транзактным аналитиком я рассталась с мужем, но написала об этом ещё своей гештальт-психологине, потому что мне хотелось показать ей что наша работа не прошла даром. Мне хотелось показать ей: «Не смотря на то что мы уже год не вместе, ты на мою жизнь очень повлияла». Я буквально до сих пор могу идти по улице и осознать что-то из слов моей психологини. Иду и думаю — «Моя терапевтка вот так вот говорила, и я только сейчас поняла, что она говорила 5 лет назад».

Я поняла, что ничего из нашей работы не пропадает даром.

— В начале интервью, когда ты описывала свою терапию, ты говорила слово «боль». Сейчас, когда интервью подходит к концу, появились ли у тебя новые слова для описания?

Любопытство и интерес становится весомее чем боль. Когда оглядываешься назад и видишь как ты поменялась, как поменялась твоя жизнь и в мелочах и глобально, появляется очень много интереса. Это как раз про постоянное углубление и бесконечные изменения. Но это не про фрустрацию, что никогда не будет какой-то конечной точки, а именно про любопытство — что меня ждёт впереди?

Материал подготовлен медиапроектом «Чистые Когниции». Копирование без ссылки на источник запрещено. Поддержите проект, подписавшись на наш Патреон (для карт, выпущенных не в России) или на Бусти (для российских карт), и получите доступ к эксклюзивным бонусам.

Наши каналы:

— наш сайт

— мы в Telegram

— наш канал на YouTube

— Психологические Консультации от Чистых Когниций (доказательная психологическая помощь)