Выздоровление от зависимости: история искупления

Долгосрочное выздоровление от зависимости — это тяжелый путь. Я нахожусь в процессе выздоровления от тяжелой зависимости от психоактивных веществ уже более 25 лет. В моем собственном выздоровлении было много ситуаций «три шага вперед и два назад». И, в это же время, более 20 лет мне посчастливилось работать над развитием Терапии Принятия и Ответственности — АСТ.

Я познакомился с АСТ в конце 1980-х годов, будучи студентом. Это произошло как раз в нужное время. Это удивительная вещь, когда личная жизнь и призвание могут так естественно слиться воедино. Так было со мной и с ACT. Я учился принимать себя. Я учился открывать себя для боли во имя того, что я люблю. И, поступив в аспирантуру в 1989 году, я имел честь воплотить это обучение непосредственно в развитие АСТ.

Часть трагедии зависимости — это ущерб, который зависимость наносит отношениям. Я делюсь своей историей в надежде, что она сможет хоть в малой степени помочь людям, которые не видят света и возможностей в своей жизни. Чтобы вы знали, в данный момент я сижу на заднем крыльце дома, играет мой микс «Искупление», в котором звучит кавер-версия песни Джонни Кэша «Песня искупления», исполненная Джо Страммером, просто чтобы создать настроение.

Далее следует моя песня об искуплении.

У меня есть две младшие дочери, которые дарят мне огромное счастье (Сара, которой 16 лет, когда я пишу эту статью, и Эмма, которой 18). Они никогда не видели меня с сигаретой во рту. Они никогда не видели меня пьяным или обкуренным. Им никогда не приходилось слышать, что папа не придет, потому что он в тюрьме. Им никогда не приходилось слышать, что папа не придет, потому что «мы не знаем, где он». Я возвращался домой каждую ночь, за исключением тех случаев, когда я был в дороге по работе. Когда я говорю, что буду где-то или что-то делать, они знают, что я вернусь. Но это не идеальное воспитание. Я нетерпелив, вспыльчив, склонен к нотациям и морализаторству, но в целом у них никогда не было причин сомневаться в том, что я люблю их.

У меня есть еще одна дочь, Челси, она старше. Она родилась в 1975 году, в самый разгар моей зависимости. Мне больно даже думать о том, какому риску я подвергал её, когда она была маленькой, уязвимой и нуждалась во мне больше всего. В 1978 году, когда она была удивительной, яркой, крошечной трехлетней девочкой, её мать Элизабет забрала её и ушла. Я не думаю, что она действительно хотела уйти, но очевидный факт заключался в том, что находиться рядом со мной означало подвергаться опасности. Я находился на прямом курсе на самоуничтожение, и любой, кто был рядом, мог пострадать в процессе. Элизабет поступила правильно. Она забрала Челси и обеспечила её безопасность. Это был трудный и мужественный поступок. Я знаю, что ей, скорее всего, не нужна моя благодарность, но, тем не менее, она у неё есть. Она позаботилась о нашей дочери в то время, когда я сам был не в состоянии о ней позаботиться.

Я до сих пор помню тот день, когда Элизабет забрала Челси. Мы стояли в столовой нашего дома в северной части Сиэтла. По всему дому были разбросаны бутылки с ромом, и люди вырубались то тут, то там после очень долгой ночи выпивки и кайфа. У Элизабет была работа, и ей нужно было вставать по утрам. Она стояла в той комнате, рядом с ней стояла Челси, и говорила мне что-то о переменах. Я не помню слов, но, если мне не изменяет память, это была последняя просьба о том, чтобы я сделал что-то другое. Она продержалась пять лет, и теперь в опасности была не только её жизнь, но и жизнь Челси. Я помню грустное, недоуменное лицо Челси в то утро.

Как бы я ни старался, я не могу понять, почему это так мало повлияло на моё поведение. Сегодня это лицо остановило бы меня на месте. Сегодня одна только мысль о нем, о мягких каштановых волосах вокруг маленького лица, может довести меня до слёз. Но в тот день, в тот день, это нисколько не изменило моего поведения.

Я чувствовал грусть. Я видел, как разворачивается трагедия. Но это было похоже на просмотр пьесы. Ты знаешь, что следующая реплика, следующее движение сделают трагедию еще хуже. Ты знаешь, что следующий акт сделает неискупимым то, что имело хотя бы крошечный шанс. Ты хочешь крикнуть: «Нет, нет! Не делайте этого!». Но спектакль продолжается. Я прикуриваю косяк. Это была моя реакция. Я могу ошибаться в деталях — прошло больше тридцати лет, — но он совершенно точен по духу. Элизабет должна была уйти. Это было к лучшему. Зажигая косяк, я лишал себя последнего шанса. И, по какой-то странной логике, я вообразил, что оказываю всем услугу, заставляя сделать выбор.

В течение следующих семи лет я сидел в тюрьме, попадал в автомобильные аварии, бился в драках, иногда оставался без крыши над головой, болел и грустил. Для моей дочери Челси я отсутствовал. Я не брал на себя ответственность за поддержку и заботу о ней. Я видел её урывками. Я думаю, Элизабет перестала говорить ей, когда я приеду, потому что было не известно, приеду я или нет. Думаю, она устала от необходимости объяснять, почему папы нет дома.

В те годы мне было очень трудно находиться рядом с детьми. Я не мог смотреть на них по телевизору. Я не мог находиться рядом с другими людьми, у которых есть дети. При виде детей, особенно такого возраста, как Челси, я сразу представлял, каким полным и абсолютным неудачником я был как отец. Я бежал. Я еще глубже погрузился в наркотики. Я еще глубже погрузился в бутылку. Моё потребление было достаточно безумным, чтобы напугать даже закоренелых наркоманов и алкоголиков. Я гнался за забвением. Я гнался за любыми мгновениями покоя, которых мог достичь. Я делал это, не обращая внимания на цену. 1985 год стал для меня большим годом. Я писал об этом в других заметках. В тот год я так устал от бега, что больше не мог. Было время, когда отдыхом был последний глоток на дне бутылки. К 1985 году для меня не было никакого отдыха, только сокрушительная уверенность в том, что это ещё не конец.

Затем произошла странная вещь. В тот год жизнь очень крепко ухватила меня за уши и выдернула мою голову из задницы. И знаете что? В этот я смог увидеть, то, что было очень трудно понять до этого момента — я был готов оставить маленькую девочку без отца, чтобы спасти себя от плохого самочувствия.

В том году я начал возвращаться к отношениям. Я начал платить алименты — каждый месяц. Я начал делать то, что обещал. И все же, я думаю, Челси, вероятно, боялась меня. Я был большим пустым местом, а ее мать и отчим Марк (еще одно удивительное благословение) были надежными и заботливыми людьми.

Я вспоминаю, как просил её навестить меня в те годы, при этом понимая, что не заслуживаю этого. Я вспоминаю, как однажды она была в Спокане, навещала меня и ей очень хотелось домой к матери. И, как мне помнится, я подумал: «Кто может ее винить?» В течение следующих пяти лет я делал все возможное, пытаясь хотя бы убедиться, что она знает, что я думаю о ней и люблю её.

Челси держала меня на расстоянии вытянутой руки. Я уверен, что для неё это было невероятно неловко и неопределённо. В свои худшие дни я знал, что заслуживаю только презрения. В лучшие дни я был меньше сосредоточен на себе и больше на ней. Думаю, я понимал, как невозможно, чтобы она вообще знала, кто я такой. Я знал от Элизабет, что бывали моменты, когда она, будучи совсем маленькой, винила себя за мое отсутствие — как ещё ребенок может понять такое? В глубине души я знал, что она перенесла часть этого в свой взгляд на себя в этом мире. Как может быть иначе? В те годы я делал все возможное, чтобы стать человеком, на которого можно положиться, человеком, полезным в этом мире.

В 1990 году мы с моей женой Дианой жили в Рино и учились в аспирантуре. Я помню, как позвонил Челси по телефону и сказал ей, как делал это много раз, что хотел бы, чтобы она приехала в гости. К моему большому удивлению, она ответила: «Как насчет Дня благодарения?».

Это был потрясающий визит. Я держал дверь открытой для неё в течение пяти лет, но не ожидал, что она когда-нибудь полностью войдет в неё. Не то чтобы она была недоброжелательна ко мне до этого. Она всегда была доброй. На самом деле, я помню, что всегда был потрясен тем, что она была так добра ко мне. Осенью 1990 года она приехала в Рино, чтобы посмотреть, кем был её отец — или, возможно, кем он стал.

Этот визит положил начало целому каскаду событий. Она хотела, чтобы я пришел на ее выпускной в школе, который состоялся через несколько лет. Я не был для неё хорошим отцом. Даже сейчас ее мама и отчим Марк оказывают ей невероятную поддержку, а я нахожусь за тысячи километров от неё. Но все же у нас есть то, что есть — то, что имеет для меня неисчислимую ценность. Я думаю, что она знает, что в трудную минуту она может рассчитывать на меня.

Поэтому позвольте мне закончить этот рассказ словами благодарности в адрес моей старшей дочери Челси. Видите ли, она самая удивительная женщина. И вот почему. Она научила меня безусловной любви. Я не заслуживаю ее любви. Мой хороший друг Мик говорит: «Если я когда-нибудь получу то, что заслуживаю, ты не захочешь стоять рядом со мной». Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Я не заслужил её любви. А она все равно любит меня. В 1990 году она дала мне ещё один шанс. Не потому, что я заслужил его, а потому, что в её мире это было правильно. Она настойчиво включала меня в свою жизнь, прощала и учила.

Хотя я не христианин, меня настойчиво интересовали несколько христианских концепций. Одна из них — это понятие благодати. Благодать означает незаслуженную милость. Иногда это интерпретируется как «Ты этого не заслуживаешь». То есть, твоя заслуга ниже необходимого уровня. Однако есть и другой способ понять благодать — благодать не связана с заслугами. Это не та вещь, которую можно заслужить или не заслужить. Это то, чему Челси научила меня о любви. Это не просто «заслужил» или «не заслужил». Она предлагала её свободно и настойчиво, и посреди этой любви я понял значение благодати. Очень приятно осознавать, что, хотя моя голова продолжает твердить «заслужи, заслужи», моя голова не отвечает за любовь моей дочери.

Еще одно понятие, которое меня интересует, — это искупление. Было время, много лет назад, когда я была уверен, что для меня нет пути назад в жизнь. Куда бы я ни повернулся, всюду была тьма, и я просто ждал, когда она поглотит меня. С тех пор в моей жизни появилось много света, но свет, который излучала Челси, возможно, спас мою душу. В этом свете я познал искупление и нашел дорогу ко всему остальному.

Челси, ты просто не можешь знать, как много для меня значит то, что ты позволила мне стать твоим отцом. Спасибо тебе.

Если ты выздоравливающий человек, читающий это, с одним днем или десятилетием: добро пожаловать, друг. Я надеюсь, что ты нашел немного света во всём этом.

Перевод: Илья Розов. Редакция: Ольга Михайлова, Ольга Кравченко.

Материал подготовлен медиапроектом «Чистые Когниции». Копирование без ссылки на источник запрещено. Поддержите нас на Патреоне, чтобы получить доступ к эксклюзивным бонусам.

Наши каналы:

— наш сайт

— мы в Telegram

— наш канал на YouTube

— Психологические Консультации от Чистых Когниций (доказательная психологическая помощь)