Новелла "Исправительный лагерь для трудных подростков". Глава 4.
Капельница с глюкозой ещё не опустела, поэтому Шэнь Чжоюнь и Цинь Мо остались ужинать прямо в медпункте. Это была самая отвратительная еда, которую Цинь Мо когда-либо пробовал: даже в рисе попадался песок, тушёные овощи отдавали странным привкусом, и нельзя было отыскать ни единого волокна мяса.
— Вы это едите?.. — Цинь Мо вспомнил то омерзительное месиво, которое видел у них в миске днём. Неужели ему досталось именно из того котла? Есть сразу расхотелось.
— Да брось, — усмехнулся Шэнь Чжоюнь. — То, что днём, — это добавка, которую принесли инструкторы. Объедки из их столовой, там хоть мясо было. Мы давно уже не ели мяса.
Цинь Мо на мгновение застыл, а затем снова опустил голову и взглянул на еду.
Школьный врач в медпункте, госпожа Цзян, была лет тридцати с небольшим, с желтоватой кожей, тонкими губами и в очках с металлической оправой. Одни только черты лица невольно вызывали ощущение суровой придирчивости, но на самом деле все ученики, побывавшие в медпункте, знали: эта женщина была исключительно добрым человеком.
Увидев, что в медпункте никого нет, а двое ребят выглядят жалко, врач молча открыла свой ланч-бокс из нержавеющей стали и протянула Цинь Мо. Внутри лежали четыре белые, пышные паровые баоцзы, от которых, кажется, даже сквозь кожицу исходил лёгкий аромат пшеничной муки.
— Кушай, — сказала госпожа Цзян. — Сегодня много приготовила.
Цинь Мо немного поколебался, но взял контейнер, поблагодарил и разделил булочки с Шэнь Чжоюнем — каждому по две. Начинка из говядины с луком, вроде бы, самая обычная, но в тот момент показалась настолько восхитительной, что юноша был готов проглотить и сам контейнер.
— Твои родители знают, что у тебя гипогликемия и анемия, и всё равно отправили сюда? — госпожа Цзян смотрела на бледного Цинь Мо с капельницей и не удержалась, проронила лишнее. — Это врождённое?
А гипогликемия — его собственная вина.
С тех пор как два года назад Цинь Хуньцзюнь женился на Су Вэнь, Цинь Мо предпочитал сидеть в своей комнате и ни в какую не хотел есть ничего приготовленного этой женщиной. Иногда Цинь Хуньцзюнь забывал дать ему карманные деньги, и тогда он вообще не ел даже во время обеда в школе.
Со временем такая привычка привела к болезням: гипогликемия, проблемы с желудком плюс врождённая анемия — состояние здоровья стало просто ужасным. Однажды Цинь Мо потерял сознание в школе и его отвезли в больницу, где выяснилось, что у парня букет болезней. Школа связалась с дедушкой, а Цинь Хуньцзюнь так и не узнал о плохом здоровье сына.
В телефоне Цинь Мо не был сохранён номер Цинь Хуньцзюня, а в контактах школы был указан стационарный телефон дедушки. Да и если бы Цинь Хуньцзюнь знал о его гипогликемии, он всё равно отправил бы его в эту школу, разве нет?
Госпожа Цзян взглянула на болезненный вид Цинь Мо и вздохнула. Она знала о ситуации в этой школе: попадающие сюда дети так или иначе имели проблемы, а если и нет, то после некоторого времени здесь они обязательно появлялись.
Но что она могла поделать? Женщина знала о положении дел, иногда ученики даже вручали ей записочки с телефонными номерами, почти со слезами умоляя позвонить домой и попросить забрать их, но она не могла. Она была всего лишь школьным врачом, получала зарплату и работала на них. Стоило проронить хоть слово — и можно было попрощаться с этой работой. От этой мысли госпожа Цзян тихо вздохнула.
Увидев, что ребята доели булочки и капельница опустела, женщина сделала в блокноте несколько пометок, похожих на медицинские каракули, и сказала Цинь Мо:
— У тебя слабое здоровье. Если получится, попроси у инструктора отпуск, пару дней не тренируйся слишком усердно, отдохни и поправься.
Цинь Мо и Шэнь Чжоюнь переглянулись. Шэнь Чжоюнь что-то пробормотал в ответ, но никто не воспринял слова врача всерьёз. Кто посмеет просить отпуск у Ян Фанхуна? Это всё равно что добровольно напроситься на смерть — искать приключений на свою голову.
Парни неспешно побрели обратно в общежитие, доложили Ян Фанхуну, и тот разрешил Цинь Мо оставить у себя тот пакет с кусковым сахаром. При виде этого пакета у парней в комнате глаза буквально загорелись зелёным светом.
Шэнь Чжоюнь сидел на верхней кровати, забросив ногу на ногу, его глаза насмешливо прищурились:
— А ну-ка, проглотите свою слюну, сволочи! Кто посмеет косо посмотреть — даже инструктору жаловать не понадобится — я сам шкуру с каждого спущу.
Парни в спальне испуганно вжали головы в плечи, не смея больше смотреть в его сторону.
Кровать Цинь Мо тоже была наверху, рядом с кроватью Шэнь Чжоюня. Из-за дневной усталости он заснул почти мгновенно, поэтому не услышал слов Шэнь Чжоюня и не видел ночного представления. Всё-таки все здесь — полувзрослые парни, полные энергии, и, более того, почти все они были кончеными отбросами, среди таких всегда найдутся те, кому непременно захочется устроить беспорядок.
Каждую ночь, когда общежитие запирали, а свет выключали, наступало время для выплеска эмоций. Вся ярость и недовольство, накопленные за день, выливались ночью: избиения, унижения, издевательства — всё происходило тихо, поэтому дежурные инструкторы не слышали приглушённых стонов учеников.
Возможно, инструкторы и знали, но просто не придавали значения этому насилию друг над другом. Как в той старой шутке: все едят, спят и бьют Доду. И всегда находится несчастный Доду.
— Журналист приезжает в Антарктиду взять интервью у пингвина.
— Скажите, чем вы здесь обычно занимаетесь?
Журналист опрашивает десятки других пингвинов и слышит тот же ответ. Наконец, он видит одного несчастного и избитого пингвина.
— Вы, должно быть, и есть Доду?
— Нет, — отвечает тот. — Меня зовут Доду (豆豆), а бьют они Дуду (都都).
На слух воспринимаются практически идентично, но различаются тонами (4-й и 1-й) и иероглифами.]
В последнее время эту роль играл тощий и мелкий парень в очках — Чжу Цзыин, выглядел он довольно робко. Парни звали его «Очкастым псом».
Срок его тренировок составлял всего шесть месяцев. Родные отправили Чжу Цзыина сюда, надеясь, что он закалится и исправит свой мягкий, по-бабски слабый характер, но кто знал, что парень станет объектом травли и днём, и ночью. Здесь было несколько парней, побывавших в центре содержания под стражей несовершеннолетних, и они перенесли оттуда все свои методы, изощрённо издеваясь над парнем.
Никто не заступался за Очкастого пса: кто-то оставался равнодушным, кто-то примыкал к травле. Такое это было место. Может, здесь и были сочувствие и жалость, но не было прямоты и негодования — такие острые углы инструкторы давно сгладили. Остались либо те, кто мастерски притворялся, будучи испорченным до мозга костей, либо те, кого лишили стержня и превратили в равнодушных и бесчувственных.
Если бы Цинь Мо, попав сюда, не обзавёлся опекой Шэнь Чжоюня, его тоже, вероятно, не миновала бы эта участь. Вскоре после выключения света один из парней вылез из-под одеяла, зашуршала ткань. Затем послышались приглушённые удары и глухие крики парня.
Шэнь Чжоюнь прислонился к стене. Лунный свет, проникая через стеклянное окно, падал на кровать, освещая лицо Цинь Мо. Тонкие брови, закрытые глаза-фениксы с изящно изогнутыми внешними уголками, приподнятыми к вискам. И без того утончённые и холодные черты в лунном свете казались ещё более отрешёнными и ледяными. Взгляд Шэнь Чжоюня надолго задержался на этом лице. Он протянул руку и коснулся нахмуренного во сне лба Цинь Мо, в глазах парня заиграли глубокие тени, и через мгновение на губах медленно возникла улыбка.
Совсем не та яркая улыбка, что была днём.
Внизу звуки избиения становились всё громче. Шэнь Чжоюнь тихо крикнул:
Звуки внизу постепенно утихли. Шэнь Чжоюнь откинулся назад и медленно закрыл глаза.
На следующее утро Цинь Мо разбудил Шэнь Чжоюнь. За окном только-только занимался рассвет, а в спальне парни ещё похрапывали.
— Через пятнадцать минут прозвучит сигнал подъёма, — сказал ему Шэнь Чжоюнь.
Цинь Мо натянул камуфляжную форму. Вчера в суматохе он не обратил внимания, но сегодня понял, что длинные рукава камуфляжа были совсем не по сезону. Грубая ткань, пропитанная вчерашним потом, издавала ещё более отвратительный запах.
— Привыкнешь, — утешил Шэнь Чжоюнь, видя его мучения с одеждой. — В выходные можно постирать.
Цинь Мо кивнул, осторожно спустился с кровати и вместе с Шэнь Чжоюнем пошёл умываться. Только тогда парень узнал, что его повседневные вещи уже давно собрали и доставили сюда. Полотенце, зубная щётка — всё необходимое, хорошего качества, но ничего лишнего. Неизвестно, не передали остальное или передали, но конфисковали.
Умывшись, Цинь Мо почувствовал себя посвежевшим, вместе с Шэнь Чжоюнем он заранее пошёл на плац и встал в строй. Когда прозвучал сигнал, он побежал вместе со всеми: другим — десять кругов, Цинь Мо — пять. Ян Фанхун, видя его черепашью скорость, бросил пару ругательств, но Цинь Мо проигнорировал его и бежал в своём темпе. После пробежки все вместе отправились в столовую: каждому по миске каши, два хлебца и тарелка солёных овощей. Инструктор крикнул, что на еду даётся всего десять минут. Цинь Мо и так не привык завтракать, а после пробежки аппетит совсем пропал. Хлебцы были сухими, твёрдыми и холодными, солёные овощи тоже казались невкусными. Цинь Мо выпил кашу и есть больше не захотел. Шэнь Чжоюнь толкнул его локтем, беззвучно шевеля губами:
— Здесь за оставленную еду наказывают.
Цинь Мо нахмурился, стиснул зубы и с солёными овощами съел один хлебец, чувствуя тяжесть и дискомфорт в желудке. Видя, что время почти вышло, Шэнь Чжоюнь нахмурился и, пока инструктор не видел, забрал оставшийся хлебец себе, быстро съел, а затем подвинул к парню свою нетронутую кашу.
Цинь Мо замер, повернулся и увидел, как Шэнь Чжоюнь, глядя на него, сияет солнечной улыбкой.
Цинь Мо опустил голову и принялся есть кашу ложкой, невольно уголки его губ тоже тронула улыбка. Было странно: прошёл всего день, а ощущение было, словно они давние друзья.
Внезапно вспомнились две неуклюже склеенные друг с другом строчки, увиденные им когда-то в интернете.
«Если бы жизнь всегда была как первая встреча, а случайная встреча — словно встреча со старым знакомым».
Цинь Мо подумал, что если бы это были обычные военные сборы, он, возможно, даже наслаждался бы — в конце концов, жизнь в коллективе и ощущение заботы не так уж и плохи.