День, когда писателю-неудачнику сказочно повезло
Рома предупредил, что зайдет сегодня. Только забыл написать, дурачок, во сколько его жопа будет здесь. Ну и ладно. Дел на этой неделе у меня всё равно нет. Я до скрипа потер хуй с мылом, чтобы Рома потом не вякал, что «у меня там невкусно пахнет».
И вот Рома сидит передо мной на диванчике, говорит, что у него ко мне какая-то просьба. Хнычет, что это очень серьезно. Думаю, он опять меня попросит пристроить куда-нибудь его автофикшн про пьянки. Слабенький автофикшн, само собой.
— Рома, для серьезного разговора нам кое-чего не хватает на столе.
— Угу. Только сперва пообещайте, пожалуйста, что сделаете то, о чем попрошу? — тут он достает бутылку из рюкзака, по ее крутым бокам капельками сбегает конденсат, — Мы выпьем и только после этого, я скажу, что хочу от вас. Ладно?
После двух рюмок он наконец-то озвучил свою просьбу — побрить его там.
— Да! — и он расстегивает джинсы. — У вас же есть триммер? Принесите, пожалуйста.
Лучше обстоятельств, чтобы трахнуть Рому, и придумать нельзя. Когда я возвращаюсь с триммером, Рома уже лежит животом на столе, джинсы стянуты до колен. Трусики — а на нем именно женские трусики из черной глянцевой ткани — этот дурак так и оставил на своей тощей заднице. Всё-таки он не весь стыд потерял, чтобы стоять с голой жопой посреди моей кухни. Нет, это никуда не годится. Если я сейчас попытаюсь присунуть Роме, он быстренько слиняет — штаны в подъезде застегнет.
Разыгрываю сценку. Сажусь напротив Роминой попы, включаю триммер, оттягиваю резинку трусиков, а потом отпускаю ее. Рома оборачивается на меня. Такой ракурс, ух! Говорю Роме, что для меня вообще-то унизительно вот так стоять на коленях и брить чью-то задницу. Да и колено от холодного пола разболится.
— И что делать? — Рома прям посыпался.
— Пойдем в спальню, там будет удобнее. Только тебе придется раздеться.
Пока Ромочка соображает, тащу его в спальню и раздеваю. Всё складывается вполне удачно. Мне просто надо успеть дотянуться до смазки и всё, Ромина дырка моя. Он лежит на спине, задрав колени к груди. Почти идеально.
— Ты не хочешь ноги-то раздвинуть?
— Ну, нет, Кириллов! Почему всё всегда как вы хотите?!! И как вам удобно?!
— Ладно-ладно! Только не плачь.
Прежде чем начать, я решаю кое-что на всякий случай уточнить. Будет очень тупо, если Рома мне тут всё испачкает. После такого мне точно будет сложно его иногда потрахивать.
— Этот триммер новый, ну и знаешь, я же им лицо брею, а не жопу. Рома, ты там чистый или как?
— Если вас что-то смущает, можете меня понюхать… там…
— Я что, похож на человека, который чужие жопы нюхает?
— Немного… Послушайте, Кириллов, если бы я был грязным, вы бы уже почувствовали.
Я наконец-то кладу руку на ягодицу Ромы и включаю триммер. Рома почему-то как-то показательно кашляет. Может, смущается?
— Вы не хотите свет включить? Как вы будете меня в темноте брить?
В свете ночной лампы дырка Ромы выглядит ещё милее, мне аж больно становится, так хуй набух в штанах. Единственное, у Ромы там катастрофически мало волос. Работы всего на полминуты. А ведь мне надо как-то раскочегарить хотелку Ромы, иначе он мне тут устроит истерику, что я насильник и абьюзер. Я снова включаю триммер и начинаю брить, точнее бессмысленно вожу им туда-сюда по попе, а сам под уважительными предлогами трогаю края темной дырочки Ромы. Конечно, уже через пару минут этот наивный дурачок томно вздыхает и прячет от меня между ляжек свой крепкий стояк. Не теряя времени, и я расчехляю свой! И запихиваю, сколько влезет без смазки. Рома очень нежно бьет меня ногами, я успеваю его укусить, но хуй не вытаскиваю.
— Ну, Кириллов! Ну, пожалуйста!
— Что? Мы можем продолжить на сухую, но будет больно, а можем добавить смазки и кайфануть. Других вариантов у меня нет.
Рома успокаивается и пикает, что согласен на смазку. Другое дело, со смазкой мой хуй скользит в дырке Ромы — как рыбка ныряет в водичку. Я почти плачу от счастья, Ромина задница похожа на Рай. Только он никак не хочет свои длинные ножки раздвигать для меня, это немного раздражает. Назло я начинаю всё сильнее и глубже заталкивать свой хуй. Рома постанывает. Я никак не могу понять, получится у него кончить или нет, но времени держаться у меня почти не остаётся. Слишком уж в его заднице хорошо. И когда я уже готов, этот болван выкрикивает:
Мне, может, хотелось всё его лицо забрызгать спермой, но после этих слов я ничего не могу с собой поделать. Умру, если не наполню его своей жидкостью. Нельзя говорить мужчинам такие стереотипно-порнушные фразочки! Когда я возвращаюсь с небес на землю, я обнаруживаю, что всем телом навалился на несчастного Рому. Я вытаскиваю своего обмякшего дружка и любуюсь, что же я наделал с дыркой Ромочки. Да, я — животное. Рома опускает ноги, мне становится видно его лицо. Без слез не взглянешь, конечно. Чтобы он как-то смирился со случившимся, я дрочу ему, иногда помогая ртом. Всё, все довольны.
Потом Рома лежит на моей груди и рассказывает, что я у него, оказывается, первый. Вот только этой лапши мне не хватало.
— А что ты тогда от боли не плакал?
— Так я же себя готовил… для кое-чего…
— Для меня, что ли? — я смеюсь.
— Нет, меня сегодня должна была страпонить одна богатая клиентка, но раз у меня там ваша… эээ… Ну, я уже не могу поехать. Немного вы меня подставили, Кириллов, она же мне аванс перевела.
— Ага. Это сколько? Две тысячи из шести?
— Ну, она правда богатая! Пятнадцать тысяч просто так отправила. Теперь придется возвращать… Жалко…
— Охуеть! Рома, ты должен договориться с ней на другой день!
— Не выйдет. Эти богатые такие чувствительные. Скорее всего, она меня сегодня же заблочит в мессенджере.
Мне страшно спрашивать, но я должен узнать:
И тут я скатываюсь с матраса, встаю на ноги и бегу за клизмой и стаканом чистой воды. Так уж сложилось, что Ромочка всегда делится со мной деньгами, если они у него есть. Сто тысяч — таких баблищ ему ещё никто и никогда не платил. Каким-то чудом мы успеваем всё вычистить до встречи со страпонщицей. На следующее утро я просыпаюсь самым быстро разбогатевшим писателем в России.