Модный приговор для писателя-неудачника
Подумаешь «Дон Карлос», у меня всё равно в шкафу нет ничего лучше новых джинсов и чистого свитшота. Вот Рома… Таким разодетым я вижу его впервые: черный топ с открытой спиной, свободные брюки в пол, а сверху коротенькая шубка под белого барашка. Если бы не рост дылды, я бы легко принял его за милую девочку в черном сексуальном платье. Но ебём то, что ебём. Встречаемся с Ромой у подвальчика с кафе, чтобы немного выпить перед Мариинкой. Стоим курим. Он так меня разглядывает, что я никак не могу понять, какие у него там мысли в голове. Решаю молчать насчёт новых джинсов, ещё подумает, что я старался. Только мы заходим в кафе, Рома умоляет меня угостить его. Видите ли, богатая страпонщица куда-то укатила, любимому издателю уже третий месяц задерживают зарплату, остальные же с ним спать за деньги больше не хотят, ведь он уже слишком старый.
Сонный бариста приносит Ромин кофе и почему-то не приносит мою водку. Тут Рома, залипая в свой побитый айфончик, выдаёт:
— Млин, Кириллов, если бы я знал, что вы так оденетесь, я бы кого-нибудь другого позвал…
«В край охуел!» — думаю я и залпом выпиваю его кофе. Зря. Адски горячий и как помои невкусный — он попадает совсем не туда, куда надо. Ну, других вариантов нет, я выкашливаю кофе обратно в чашку. Рома протягивает мне салфетку и добивает:
— Ой-ой! А я думал, вы только водку будете.
Решаю: «Ладно, похуй» и прошу у бариста к водке принести вторую рюмку. Мы с Ромой пьём, пока до начала оперы не остаётся пять минут. Для зрителей с контрамарками отдельный вход, бежим туда. Роме дают карточку, на ней аккуратным почерком: «Ложа Д». Понятно, какая-то залупа почти под крышей — нихуя не увидим, нихуя не услышим. Ещё и этот дурачок в лучших шмотках, а всё ради того, чтобы сидеть с какими-то нищебродами под потолком в паутине. Рома уверенно подходит к залу, нас встречает сотрудница и коридорами ведет до самых наших мест. Мы оказываемся на центральном балкончике: обзор прекрасный, акустика не хуже и сидят с нами напыщенные дамочки и такие же самодовольные мужики. Рома шепчет мне на ухо, что ложу «Д» ещё называют президентской или царской. Да когда он успел стать ёбаным снобом? Чтобы набить себе цену, Рома хвастается, что они с его любимым издателем всегда сидят здесь. Звучит оркестр, поднимается занавес, поёт мужик, потом — другой, потом он же с третьим мужиком или уже с четвертым? Я проваливаюсь в сон.
Меня будят аплодисменты, первый акт закончился. Рома тащит нас в буфет, говорит, что мне обязательно надо взбодриться кофе. Пока я охуеваю от длины очереди, Рома приносит меню. И тут я догоняю, что рановато начал охуевать, вот сейчас самое время: «Восемьсот пятьдесят рублей за бутер с красной икрой! Да мне таких баблищ хватит на две бутылки хорошей водки!». Касса, вместе с моментом, когда надо будет озвучить заказ, приближается со скоростью света. Мои мысли путаются, на лбу выступает пот. Нельзя допустить, чтобы Рома взял что-то, кроме кофе. «Кофе, только кофе, даже не упоминать про бутерброд с красной икрой!» — кручу я в голове, а говорю следующее:
— Ты же только бутерброд с икрой будешь?
Рома, который всё прекрасно понимает и всеми силами старается не смотреть на меня, показывает пальчиком в сторону витрины:
— Здесь эклеры вкусные. Возьмите себе, пожалуйста, не буду же я один есть.
Поход в буфет выходит мне в полторы тысячи. Если до этого момента у меня не было никаких целей в жизни, то теперь одна такая появилась — заставить Рому отсосасть мне в туалете Мариинки, чтобы хоть как-то отбить затраты. И вот, я с подносом и двумя чашками обхожу столик за столиком, а моей недобабы нигде нет. Оказывается, он встретил какого-то знакомого и подсел к нему. Судя по количеству эклеров и бутербродов с красной икрой, Ромин знакомый — чёртов богатей.
— Ах! Вы кофе пьёте. Тогда игристое я вам не предлагаю.
У меня появляется ещё одна цель: незаметно плюнуть на бутер этого придурка. Правда, времени мало, дают уже второй звонок. Я вижу как Рома быстро гуглит чью-то фамилию. Слава богу, светские разговоры всё ещё даются ему с огромным трудом. Очень натянуто Рома спрашивает:
— Как вам Шестечук в роли Эболи?
— Да забудь ты про неё! — знакомый отмахивается. — Расскажи лучше, как вы с издателем Рябовичем познакомились. Это намного интереснее.
Рома сыпется. Ну, ещё бы, о таких грязных делишках так сразу и не расскажешь. Я вмешиваюсь:
— Это я их познакомил. Рябович мой редактор.
— Вот как. У вас с ним тоже какие-то сложные отношения?
Теперь мне понятно, почему Рома не хотел один идти. Чтобы закрыть тему, отвечаю в лоб:
— Его он только трахает, а меня только издаёт.
Этот придурок смеётся в голос, а Рома демонстративно встаёт и уходит. Чего-то не того я добился своей прямотой. Допиваю кофе, хватаю второй бутер с икрой и иду искать Рому. Дают третий звонок, но мне спешить некуда, я всё равно не вспомню, где наши места, без своей королевы драмы. Нахожу я её в туалете на самом верхнем этаже. Ну, конечно, Рома ревёт, чем ещё он может заниматься, закрывшись в кабинке. Рома пускает меня к себе. У меня тут же колом встаёт на его зарёванное лицо. Иначе и быть не могло, сцену Рома устроил только из-за своего любимого издателя. Оказывается, тот ему изменяет с кем-то талантливым и молодым. Пидорские разборки меня не касаются, поэтому я затыкаю Ромин рот сначала своим языком, потом своим хуем. Рома и секунды не тратит на сомнения, сразу поддаётся. У меня закрадывается подозрение, что всё это часть его хитрого плана.
— Ром, в следующий раз не прячься так тщательно, если хочешь, чтобы тебя поскорее трахнули.
Оторвавшись от хуя, Рома утыкается лицом мне в бедро. Я кайфую от того, как мой хуй касается его нежной шеи.
— Кириллов, не недо. Пожалуйста…
Всё, меня не остановить. Нахожу пуговицу, расстёгиваю тонкую молнию, и его брюки слетают на пол сами. Но, вместо черного кружева, на меня смотрят два блестящих глаза.
— Это не хуйня, это крыса. У меня не было других трусов, пришлось эти надеть…
Просто, чтобы убедиться, что это не сон и не пьяный бред, я разворачиваю Рому попой к себе. Да, там тоже морда крысы. И этого мало! У неё есть ушки — отдельные треугольнички из розовой ткани. Проёб такого масштаба не может быть хитровыебаным планом, а значит, никакого плана и не было.
— Рома, ты дурак? Вместо того, чтобы сопли пускать, пока меня нет, мог бы снять это позорище и выкинуть куда-нибудь.
— Да не ругайтесь вы! Это мои любимые трусики!
Стягиваю с него трусы, толкаю к стенке и затыкаю ему ими рот. Что ж, они больше, чем я думал, надеюсь, Рома не задохнётся. В стиле крутого американского полицейского, заламываю ему руки назад и раздвигаю ноги. Из-за открытого топа, мне кажется, что Рома полностью раздет и на нём только ботинки. «Вот бы не кончить слишком быстро…» — мелькает мысль. Потом я трахаю Рому, пока мы оба не падаем без сил.
— Ммм… Сигаретку бы! — улыбается Рома.
На адреналиновой тяге я устраиваю в буфете скандал, мол, какого хрена унесли наше шампанское. И действительно, один официант подтверждает, что мы сидели с известным господином вон за тем столом, а другой официант даже припоминает, что кто-то унёс недопитое игристое и остатки чизкейка в форме сердца. В качестве извинений нам приносят ещё по бокальчику белого вина и предлагают любой десерт на выбор, потому что те штуки — в форме перевернутой жопы — закончились. Вот так красиво мы дожидаемся третьего акта и, изрядно пьяненькие, дослушиваем финал оперы. Мне даже нравится. После долгих аплодисментов, перед тем, как уйти, я говорю сотруднице театра, что видел в мужском туалете огромную крысу.