🗯 Ответ польскому критику
☺️ Нашу статью о чтении у Фройда приняли к публикации в журнале "Eidos: A Journal for Philosophy of Culture". В этой статье впервые зафиксированы ключевые теоретические положения нашего проекта, которые изначально были представлены в серии семинаров, проведенных в 2021 году.
❗️ Нам выслали замечания одного рецензента, который оставил положительный отзыв, но при этом раскритиковал всю статью.
✅ Думаем, что нужно публично ответить на его замечания (для удобства в ответах, мы разделили его текст, и отвечали по-тезисно):
1. В данной статье представлен интересный интерпретативный подход, который направлен против основных предпосылок фрейдистской интерпретативной теории с помощью подхода, который был назван пост-критическим. В провокационном ключе, исследовательская методология Фрейда была названа "параноидальной". В отличие от него, социально-исторический подход был назван "не-параноидальным".
Важно подчеркнуть, что исследовательская методология Фройда не только описывается как «параноидальная», но признается схожей с паранойей самим Фройдом. Фрагменты из произведений психоаналитика по этому поводу приводятся у нас в статье.
Цель статьи не заключалась в критике, подрыве, или недоверии Фройду, но в тщательном разыскании основ критического чтения, которое послужило основой для «симптомального» чтения Маркса у Альтюссера.
Мы показали на основе текстов Фройда, доверившись корпусу его текстов, что его чтение опирается на логику эрзаца-замещения, то есть, любая реальность на самом деле отсылает к другой реальности, то есть, реальность удваивается.
В нашем чтении мы не осуществляем удвоение Фройда, то есть, не продолжаем логику Фройда, поскольку таким образом мы бы остались в рамках критического, а не пост-критического чтения.
В том-то и дело, что продолжение логики Фройда привело бы к уничтожению теории Фройда, поскольку за поверхностью его теории оказалось бы какое-то более глубинное, конспиро-логическое объяснение, что вынудило бы нас отвергнуть Фройда. Мы же пытались расширить его эмпирические исследование, доверившись ему, но и женщине.
В противном случае, мы бы рисковали продолжить эпистемологическую несправедливость самого Фройда, который позволял доверять своей теории и не доверять женщине. Мы же как раз поверили обоим, но при этом перестали доверять обоим, когда они предлагали прекратить доверие.
2. У меня сложилось впечатление, что это все равно, что ломиться в открытую дверь. Стоит напомнить, что еще Фридрих Шлейермахер проводил различие между "грамматической" и "технической" (или "психологической") стороной интерпретации. Первая относится к контексту, в котором появляется высказывание, вторая - к индивидуальным условиям человека, отправляющего сообщение. Здесь нет противопоставления, есть взаимодополнение. Фройд мыслит так же.
Хотя мы не можем самостоятельно судить об учении Шлейермахера о «грамматическом» и «техническом», но судя по Вашему описанию, наш подход вряд ли заключается только в контекстуализации высказывания.
Речь идет о том, чтобы приостановить подозревающее, не-доверяющее, критическое отношение к реальности, которому обучает Фройд, продолжив все те операции описания и доверия, которые он предлагает.
В статье мы показываем, что если прочитать этот текст посредством дальнего, корпусного чтения, то есть, в ряду текстов самого Фройда и других аналогичных текстов о фотографии той эпохи, то можно довериться женщине, которая описывает страх быть сфотографированной.
Контекст может служить подрыву и недоверию, поскольку делает возможным обесценить объясняемое явление, сделав его лишь маленьким подтверждением некоторого тотального нарратива.
Наша задача заключалась в связывании – лексическом, историческом – случая с женщиной, ее слов, со словами ее современников.
Это эмпирическая, а не теоретическая контекстуализация, которая позволила встроить жалобу женщине о предполагаемом фотографировании ее интимных отношений с мужчиной в широкую сеть акторов, концептуализирующих, борющихся, защищающих и протестующих против фотографирования людей без их согласия, то есть, практики, наблюдавшейся в условиях массового потребления фотоаппаратов в конце XIX – начале ХХ вв.
Мы вернули женщине ее субъектность, показав ее голос в многоголосии, хоре голосов, не согласных с приватизацией своей личной жизни, изображения своей внешности.
3. Это интригующее сопоставление провоцирует, прежде всего, переосмысление предпосылок психоаналитической интерпретации. Однако аргументация, представленная в статье, контрабандой проталкивает предположение, что то, что Фройд пишет о параноидальном бреде, может быть применено к самому психоанализу. Если согласиться с тем, что это обоснованная точка зрения, то придется рассмотреть всю совокупность взглядов Фройда на паранойю. В том числе предположение о том, что она является защитой от гомосексуальности. Если это так, то от чего защищается психоанализ, выстраивая картину реальности, коварно подкрепленную двусмысленностью и замещением? На этот вопрос в статье ответа нет.
Опять же, речь не идет о том, что мы накладываем на психоанализ логику паранойи. Это делает сам Фройд. Кроме того, мы как раз и посмотрели все фрагменты о паранойе у Фройда, написанных вплоть до текста со случаем женщины 1915 года, которая описывает свой страх быть сфотографированной.
Наша задача не заключалась в том, чтобы скопировать логику глубинного, критического эрзац-объяснения у Фройда, чтобы применить эту логику недоверия к самому Фройду, указав, что на самом деле говорит или скрывает Фройд.
Этот вопрос и не должен был найти свой ответ в нашей статье, поскольку у этого вопроса нет основания, исходя из изложенного в нашей статье.
4. Если использовать другую терминологию, то противопоставляются два семантических подхода: интенсиональный и экстенсиональный. У меня сложилось впечатление, что автор переоценивает инструменты, позволяющие анализировать языковые корпусы. Известно, что терминология Фрейда менялась. Его теория также менялась с течением времени. Говорить сегодня, что это не наука, потому что не соответствует критерию фальсифицируемости, - это скучное клише. Это не наука в эмпирическом или социальном смысле. Это теория интерпретации. Интерпретация же заключается в поиске и прочтении знаков путем нахождения того, на что они указывают (на что они отсылают). Фрейд исходит из того, что эта референция не является простой и прозрачной.
Дело в том, что именно корпусный подход позволяет охватить все случаи употребления той или иной лексики.
Кроме того, наша задача не заключалась в фальсификации теории Фройда, но в указании на то, что он сделал многое для признания эмоциональных страданий женщин, описал ее случай в мельчайших деталях.
Однако мы не последовали за ним туда, где он не доверился словам женщины, но стал вписывать ее слова в предустановленную психоаналитическую теорию паранойи, выискивая моменты, связанные с защитой от гомосексуального влечения.
В том-то и дело, что признавая отсутствие «простой» и «прозрачной» референтности, Фройд сделал невозможным связать, расширить слова женщины, поняв, что страх быть сфотографированной уже был актуальной практикой, зафиксированной в законодательстве, а также касающейся всех людей, частная жизнь которых, включая интимные подробности, былв коммерциализированв и выставленв напоказ журналистами, фотографами, капиталистами и т.д.
Мы следовали за Фройдом вплоть до его пределов готовности слушать и верить женщине. Однако с тех пор, как он отметил в самом начале своей статьи правила психоаналитического чтения – оставаться в рамках психоаналитической теории – и стал применять этот принцип к логике женщине – мы оставили Фройда, продолжив описывать ситуацию женщины и других людей, фиксирующих «простую» и «прозрачную» фактичность страха быть сфотографированной.
В этом заключается практика пост-критического чтения в отличие от критического чтения.
5. Автор текста предполагает обратное. Я не совсем убежден в этом. В частности, потому, что в своей реконструкции короткой статьи Фройда 1915 года он упустил очень важный элемент: пациентке показалось, что она услышала звук спуска затвора, и это могло быть правдой, могло быть бредом, продиктованным страхом быть невольно сфотографированной, который присутствовал в австрийском обществе. Однако Фройд также пишет, что эта тревога усилилась (или, возможно, только возникла), когда, выходя из квартиры, пациентка столкнулась на лестничной площадке с двумя мужчинами, державшими в руках большой предмет, покрытый тканью (подразумевается, что это был фотоаппарат большего формата). Почему автор упростил свою аргументацию и не включил этот фактор в собственную реконструкцию? Не все обязательно приводит нас к родительскому ложу и первичной сцене. Согласен. Но как объяснить связь между слуховыми и зрительными ощущениями в рассказе пациентки? Фройд относился к этому серьезно. Автор, вероятно, нет, потому что этот факт из повествования пациентки был им опущен.
У нас эти обстоятельства прописаны в статье.
Женщина связала звук предположительного фотографического устройства и присутствие двух мужчин на лестничной площадке вполне логично, ведь фотографирование не могло произойти без фотографов, а звук спуска затвора пугал многих – и зверей, и людей – в то время (причем, не только в Австрии, но и в США), поэтому неудивительно, что такой звук должен был инициировать поиск источника звука со стороны женщины.
Звук затвора как раз объединяет случай женщины из случая Фройда с другими случаями страха быть сфотографированной в конце XIX – начале ХХ века.
Вместо того, чтобы искать замысловатую, конспирологическую связь между предполагаемым звуком затвора и пульсацией клитора женщины, мы предложили проследить судьбу звука фотографического затвора в текстах того времени.