Речь В.Б. Спиро на объединённом заседании II Общечерноморского съезда (27 февраля 1918 г.)
Цит. по: Варфоломеевские ночи в Севастополе. Декабрь 1917-февраль 1918 гг.: Документы и материалы / Сост. В. В. Крестьянников, Н.М. Терещук. Севастополь: ЧП Арефьев, 2009. С. 159-164.
У нас получились сообщения о том, что открылся еще один фронт в Петрограде, фронт голода. Товарищ Ленин просил меня отправить хлеба на север, и я поехал за хлебом. Я проехал несколько городов, и в каждом городе меня уже ждала телеграмма народных комиссаров с вопросами о том, что происходит в Севастополе, и, наконец, я получил от них приказ немедленно ехать в Севастополь и подавить там контрреволюцию. Он потребовал, чтобы я бросил все сию же минуту, бросил бы заботу о посылке хлеба в Петроград, пусть там помирает от голодного тифа еще по 300 человек в день и ехал бы немедленно в Севастополь посмотреть, как обезумевшие люди режут обезоруженных людей, вытаскивая их на улицы.
Товарищи, мне пришлось здесь выслушивать два выступления, две речи, позорные речи, за которые мне приходится краснеть, да, я краснею за тех, которые болтали здесь всякий вздор. Говорили, я сам говорил, что головы матросов были оценены румынской буржуазией. Да были оценены, и это были головы моих товарищей, которых я повел в Румынию. И я говорю, что надо вырезать румынскую буржуазию, румынских помещиков, а вы пошли резать головы невинным людям, вы отправились темной ночью грабить и убивать женщин и детей, вы герои, носящие георгиевскую ленточку на шапке.
Затем еще говорили, что вся эта безобразная, подлая резня была вызвана воззванием оборонцев, выпущенных «бюллетенем мира», где они всеми способами старались дискредитировать Советскую власть. Как будто бы от этого произошла резня. Ложь, клевета. Почему товарищ, которого возмутил этот бюллетень, не пришел в ЦК и не сказал об этом никому. Почему это только ночью ему пришло в голову возмущаться и от возмущения, видите ли, идти грабить и убивать стариков и детей. Когда я прочел эти летучки, я сейчас же потребовал ареста их, ареста газеты, я составил совершенно иной бюллетень, уничтожающий в корне первый. Вот эта борьба называется революционной.
Но такая борьба, как ваша, это не революция, тут не социалисты, а воры, убийцы и каторжники. Раз он социалист, он должен бороться честными путями, социализм не проливает ни одной капли крови напрасно. Я не знаю, с каких пор защищает революцию вон тот товарищ, но про себя могу сказать, что когда я защищал ее, так он стоял тогда навытяжку еще перед Николаем II (1). Вы, может быть, скажете, что я за буржуазию. Нет, я боролся и борюсь с нею, но честным путем, в открытом бою, на баррикадах, я из нее делаю рабов народа, полезных рабов, я заставлял ее грузить вам хлеб. Вы думаете, что вырежете всю буржуазию, на всем свете. Нет, всей не вырежете, а пострадает ничтожная кучка ни в чем не повинных людей.
Спросите у всех партий, до анархистов включительно. Все вам скажут, что то, что произошло в Севастополе, есть величайшая подлость. Анархистов я знаю, я работал с ними. Это люди, перешагнувшие уже за ту грань, куда мы еще не заглядывали. Они не жулики и мародеры, не зубовыбиватели. Ну а те, что набрали себе в карманы награбленного золота, у кого есть теперь по 20 тысяч, они не буржуи. Так идите, режьте их, будьте последовательны, идите режьте тех, которые заменили собой буржуев, а потом я скажу, что вы буржуи и тоже пойду вас резать. Это не революционеры, а это каторжники, подлые мародеры, негодяи и контрреволюционеры.
Почему наша революция в Петрограде называется «матросской революцией». Потому что балтийцы гибли за революцию. И если вы посмотрите в список погибших, то увидите, что все это по большей части разные специалисты, а не строевые матросы. Почему это так. А потому, товарищи, что это все люди труда. Это люди, пришедшие с заводов и фабрик, это настоящие пролетарии, своими мозолистыми руками добывающие себе собственное счастье. А скажите, где в Севастополе такой пролетариат. Не тот ли, что носит георгиевские ленточки. А порт – скажите вы, а разве вы видели среди тех мародеров, среди тех подлых убийц, что сдирали золотые кольца с рук убитых, много ли вы видели среди них рабочих. Ни одного. Я горжусь тем, что рабочие порта были тогда в другом месте. Видя банды остервенелых матросов, они бросили себя в защиту советской власти. «Дайте только знак, – говорили они, – и мы перережем этих мародеров матросов и накажем их беспощадно за эту подлую резню». Вы этого хотите. У советской власти есть защитники, честные, не убийцы и грабители, своими неорганизованными выступлениями подрывающие эту власть в корне. А крепостная артиллерия. Она тоже против мародеров и сказала, что будет уничтожать ваши корабли. Вы видите, против вас все.
То, что я говорю вам, это, конечно, неприятно слушать, но мой революционный долг сказать вам это прямо, хотя бы вы грозили мне расстрелом. Но я не боялся Николая, и вас не боюсь, каторжники, воры и подлецы. Низкие мародеры. Здесь кто-то из товарищей лепетал о том, что мы все это замажем, заштопаем дырочки, свалим вину на кого-то другого, хотя бы на самих убитых. Все прошло, отрезали пальчики, били головой о пол маленьких девочек, накрутивши на руки их косы, вынимали изо рта убитых золотые зубы, протыкали штыками женщин – но это, мол, больше не повторится, забудем все, сделанного не вернуть. Да, товарищи, к сожалению, не вернуть, но и не забыть. Нет, этого забыть нельзя. Это будет вечным позором на вас, вечным пятном на светлом знамени революции.
Если говорить о крови, то ею обагрены и мои руки, но обагрены в честном открытом бою, а не темной ночью, с целью отнять золотые часы или деньги, быть может, последние, т[ак] к[ак] грабили не одних буржуев, а всех, кто попадался под руку. Я горжусь той кровью, которая на моих руках, она не лишает меня покоя, она дает мне спокойно спать. А кровь, пролитая вами, вечно будет преследовать вас, пока вы не погибните. Вы признали советскую власть, вы сами нас выбрали, в вашей воле сместить нас, но честно и открыто, а не путем помощи контрреволюции. Вы верите, что мы ведем вас по пути к счастью. Вы должны найти виновных, назвать их по фамилиям и перед лицом всего пролетариата сказать свое слово осуждения. Это будет залогом того, что это больше не повторится.
Но если после этой грязной, подлой, низкой грязи товарищ Романовский останется во флоте, то, знайте, я буду протестовать, ему не место в нашем вольном, красном флоте. И он не посмеет остаться председателем Ц[ентро]Ф[лота]. Мы должны наказывать тех людей, которые своими поступками клеймят весь флот, кто бы они ни были эти люди, они должны понести наказание. Или мы специалисты, или мы контрреволюционеры, до конца и в полной мере. Вы сами выберете из себя комиссию и сами будете судить, сами вынесете свое решение о том наказании, которое должен понести человек, наложивший пятно позора на весь флот.
Быть может, это неприятно слушать, это кое-кого задевает, но сказать вам это мой долг, прощения за это я у вас не прошу. Я прямо вам говорю, что народные комиссары обвиняют вас в контрреволюции. Я не призываю вас к обороне, к войне до победного конца, но я призываю к борьбе с капиталом, но не посредством кровавой расправы с несколькими буржуями. Эта мера старая, давно испытанная в дни царизма и Николаем, и многими другими над вами же. Этот путь – не путь революции. Вы выступили на улицы неизвестно с какой целью, якобы для защиты советской власти, которая не звала вас защищать ее, у которой в эти дни не было надобности в защите. Неизвестно, почему вышли, неизвестно, почему начали обыски и убийства, но вы при этом не забыли себя, не забыли набить карманы награбленным. Кто говорит, что шел на защиту советской власти, тот лжет, это клевета. Он шел контрреволюция, здесь есть провокатор.
Разве вы не знаете, как в прежнее время устраивались погромы и резня. Просто, товарищи. На Кавказе, например, пускали слух среди татар, что их собираются резать армяне. Татары хватали винтовки и ножи и предупреждали армян. Таким образом, просто и быстро организовывалась хорошая резня в вашем вкусе, в духе этих трех кошмарных ночей в Севастополе. Для еврейского погрома обыкновенно устраивался крестный ход: потом говорили, что жид плюнул на икону, и погром был на верном пути. Дальше можно уже было предоставить все течению времени. Так и вам кто-то злонамеренный шептал давно, что буржуи хотят вас бить. Ну, вот в результате подлая расправа, ночью, с детьми и стариками. Это, товарищи, называется подрывом советской власти, это есть выступление контрреволюции. Сейчас получена из Трапезунда телеграмма о том, что там произошел взрыв снарядов. Есть много жертв. Не буржуазия ли и это сделала. Вам достаточно самого нелепого слуха, чтобы вы нашли его хорошим предлогом для грабежа и убийства.
Стыдно, товарищи. А когда хотят расстрелять доктора – это как называется. Вы знаете, что медицинского персонала у нас не хватает. В деревнях мрут женщины, не имея акушерки, развиваются заразные болезни благодаря тому, что нет доктора. А мы их вон как ценим – ведем на расстрел. Или головы доктора кто-нибудь хорошо оценил, товарищи. Вы ведь не стесняетесь в средствах набить карман. Центрофлот выбрал этого доктора своим членом, а банде разбойников его хочется расстрелять, быть может, потому, что у него золотой зуб. Я говорить не могу, у меня лопается сердце.
Я был среди балтийцев и жил там полной жизнью. Это действительно революционеры, это борцы за свободу, а не подлые убийцы маленьких детей и безвредных стариков. И приехал я к вам, надеясь, нет, с полной уверенностью, что и здесь найду таких же сознательных революционеров, я готов все отдать за эту веру, у меня род недуга – привязанность к матросу. За что же вы уничтожили мою веру в вас. Это сделал не весь флот, это сделал тот подлец, тот провокатор, который вызвал вас на улицу и повел на подлое убийство, подорвавшее советскую власть. Пусть никто из этих людей не избежит наказания, пусть они ответят перед лицом всего Черноморского флота за свои подлые поступки. Пусть назовут только организаторов. Я не привык жить среди грабителей, моя жизнь протекает среди честных революционеров.
Я требую, чтобы комиссия была избрана и занялась бы расследованием этого гнусного дела, и чтобы Черноморский флот оправдал себя перед лицом всей демократии. Я требую, чтобы Романовский отказался от председательства Центрофлота, и чтобы он был или отпущен позором совсем из Севастополя или предстал перед Революционным трибуналом. Если будет еще такое выступление, пусть меня расстреляют первого. Я кончаю. Я требую, я прошу, я умоляю принять экстренные революционные меры. На судах надо вам, товарищи, развить пропаганду, я в этом весь к вашим услугам в любое время дня. Я буду читать вам лекции или просто рассказывать, как надо бороться с капиталом, и я верю, что честное сердце матроса поймет меня. Я буду говорить вам только научную правду, и вы увидите сами, что социализму не нужны палачи. Народной власти не надо никого расстреливать. Если вы найдете там хотя бы крупицу того, что народу нужны убийства – можете меня убить. Пусть почетный караул Черноморского флота защищает здесь выборное начало, потому что выступающие банды воров не считаются с ним.
Сегодня обыскан и арестован доктор, завтра, может быть, т[оварищ] Степанов. Я хочу лишь верить, что все живые силы флота, все честные люди не на стороне грабителей и убийц, устроивших в Севастополе маленькую Варфоломеевскую ночь. И я хочу, чтобы эти люди ответили мне ясно на мой вопрос: товарищи, да или нет. Я не хочу голосования, хочу, чтобы вы сказали, даете ли слово, не повторять больше этого кошмара. Да, или нет.
Рябоконь – Находит, что выступления отличны, что это именно то, что нужно для революции, и что никакой тут контрреволюции нет. Просто били буржуев.
Примечания редакции КБК
(1) Вероятнее всего Вильям Спиро указал на Романовского или Василия Роменца.