Изетов Р.А. К истории правоохранительных и карательно-репрессивных органов Крымской ССР (апрель-июнь 1919 г.)
Изетов Р. А. К истории правоохранительных и карательно-репрессивных органов Крымской ССР (апрель-июнь 1919 г.) / Р. А. Изетов // История государства через историю провинции: проблемы и перспективы развития: материалы Всероссийской научно-практической конференции «История государства через историю провинции: проблемы и перспективы развития» (к 90-летию образования Курской области) (4-5 апреля 2024 г.). Курск: КГМУ, 2024. С. 78-92.
Аннотация: Целью работы является исследование деятельности карательно-репрессивных органов Крымской ССР (апрель-июнь 1919 г.) и сравнение крымской практики с практикой репрессий на территории РСФСР. Автором изучены документы карательно-репрессивных органов Крыма, в том числе впервые введены в научный оборот документы Феодосийского военно-революционного комитета и Феодосийской ЧК. На основе документальных источников автором выделено два периода становления карательно-репрессивных органов в Крыму. Также был сделан вывод о том, что карательно-репрессивная практика в Крыму в апреле-июне 1919 г. была схожа с деятельностью репрессивных органов на территории РСФСР в аналогичный период, однако репрессии на территории Крымской ССР имели свои региональные особенности.
Ключевые слова: Крымская ССР, контрибуция, Таврическая ЧК, Феодосийская ЧК, 1919 год.
Проблема репрессивной политики в Крыму в апреле-июне 1919 г. поднималась отечественными исследователями 1990-2000-х гг. Однако их выводы были весьма противоречивы. С одной стороны, они заявляли о начале новой волны красного террора. С другой стороны, они писали об отсутствии массового террора по отношению к политическим оппонентам. [1, с. 146-157].
Среди более поздних исследований следует отметить работу публициста М. В. Владимирского «Красный Крым 1919 года», вышедшая в свет в 2016 году. Однако данные авторы не проводили сравнительного анализа репрессивной политики Крымской ССР с репрессиями на территории РСФСР в аналогичный период, и сравнивали их только с репрессиями в Крыму в 1918 и 1920-1921 гг. Между тем, как справедливо отмечает историк И. С. Ратьковский, в феврале 1919 г. на фоне улучшения военно-политического положения Советской России последовали значительные реформы в области полномочий чрезвычайных комиссий. 17 февраля 1919 г. ВЦИК принял постановление «О Всероссийской чрезвычайной комиссии». В постановлении говорилось о передаче права вынесения судебных приговоров в революционные трибуналы, которые должны были в свою очередь пройти определенную реорганизацию. Ревтрибуналам также предоставлялось право ревизии следственных действии ЧК и проверки законности произведенных арестов. За чрезвычайными комиссиями сохранилось, однако, право непосредственной расправы при наличии вооруженных контрреволюционных и бандитских выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, и только за преступления, указанные в постановлении о введении военного положения. Таким образом, массовые репрессии, применявшиеся в Советской России в феврале-июле 1919 г., проводились в значительной степени через военные органы и ревтрибуналы [14, c. 370-372].
В Крыму организация репрессивных органов происходила крайне оперативно. Симферопольская ЧК (в будущем – Таврическая ЧК) была организована 14 апреля, спустя 7 дней после взятия власти в Симферополе ревкомом и спустя 3 дня после вступления в город частей РККА [5, с. 22]. Феодосийская ЧК была организована 29 апреля, спустя 10-12 дней после взятия власти местным ревкомом и спустя 7 дней после входа в Феодосию частей РККА [17; 5, c. 34]. Севастопольская ЧК была организована 28 апреля, спустя 10 дней после перехода власти в городе в руки ревкома и за день до вступления в город частей РККА (до этого в городе с 18 апреля дислоцировался один красноармейский батальон) [5, с. 212]. Однако в Севастополе городская ЧК организовывалась в условиях дислоцирования в городе иностранных войск, что необходимо учитывать.
Таким образом, среднее время организации городских (и одновременно уездных) ЧК составляла порядка 9 дней после взятия в городе власти ревкомом и 7 дней после входа в населённый пункт частей РККА.
Подобные темпы связаны с несколькими факторами. Во-первых, местные ЧК организовывались местными кадрами, в основном бывшими подпольщиками. Так, Таврическую ЧК, после непродолжительного председательства И.В. Дурандина (инструктора Всеукраинской ЧК, остававшегося в членах Таврической ЧК, по крайне мере, до 2 мая) 15 апреля возглавил Купайгородский, бывший подпольщик. В разные периоды из бывших подпольщиков в состав Таврической ЧК входил Эйхер, М. С. Баранчик, Рылов, Орлов-Шестаков [5, с. 216], тем самым штат Таврической ЧК на протяжении апреля-мая 1919 г. состоял, как минимум, наполовину из крымских большевистских кадров. Схожая ситуация была и в Феодосийской ЧК, в состав которой входили М. Г. Миронов (председатель), В. Рузов-Волдинер (товарищ председателя), Я. Жаков (секретарь, настоящее ФИО – Я. Г. Будницкий) [17]. Двое их трёх руководителей, М. Г. Миронов (Пекуровский) и Я. Жаков числились в списках членов коммунистической партии [10], а также все три руководителя имели псевдонимы, что говорит о том, что они также являлись бывшими подпольщиками.
Во-вторых, Симферопольский ревком (де-факто исполнявший обязанности областного ревкома) с 10-х чисел апреля вступил в борьбу с тремя прифронтовыми ЧК, прибывшие в Крым вместе с заднепровскими полуповстанческими частями под командованием П. Е. Дыбенко. Крымские прифронтовые ЧК позиционировали свои задачи на том, чтобы осуществлять «надзор за действиями местных властей прифронтовой полосы». Подобные идеи были неприемлемы для руководителей ревкомов (в первую очередь представителей Симферопольского ВРК), и ответом на вмешательство прифронтовых чекистов стала организация местных ЧК. В Симферополе вопрос организации городской ЧК решался на заседании городского ревкома 15 апреля. На нём же были утверждены штабы ЧК, прошло обсуждение и утверждение кандидатур в её состав [5, с. 210]. Схожие процессы происходили в Феодосии – здесь председатель местной ЧК М. Г. Миронов был назначен на свою должность приказом №4 Феодосийского ревкома, датированным 28 апреля [15]. Как видим, крымские ЧК организовывались под руководством ревкомов, и это было связано в том числе и со стремлением сформировать собственные репрессивные органы с целью замещения ими прифронтовых ЧК, деятельность которых не была согласована с крымскими ревкомами.
Таким образом, на протяжении апреля в Крыму развёртывается двоевластие репрессивных чекистских органов (местные и прифронтовые ЧК). Однако, по итогу данного противостояния 8 мая 1919 г. приказом, подписанным наркомом по военным и морским делам Крымской ССР П. Е. Дыбенко и председателем Симферопольского ревкома Е. Р. Багатурьянц прифронтовые ЧК были распущены, и отныне «всеми вопросами специального характера ведает Особый отдел при штабе Крымской Советской армии» [5, с. 210]. Отныне проблемы взаимоотношения между военными и крымскими властями решались единственным органом, напрямую связанным с Крымской Советской армией.
Необходимо остановиться более подробно на деятельности Феодосийской ЧК. Так, М. В. Владимирский полагает, что данная ЧК была составлена из «случайных людей» [5, с. 213]. Между тем, как уже ранее было отмечено, процесс образования Феодосийской ЧК был схож с процессом формирования Симферопольской ЧК и находился под контролем городского ревкома.
Также М. В. Владимирский обвиняет Феодосийскую ЧК в «кровавости» на основании материалов обсуждения романа В. В. Вересаева «В тупике» руководством СССР, датированное 1 января 1923 года, ссылаясь на конкретную цитату из речи Ф.Э. Дзержинского: «Товарищи, между нами — то ли еще бывало!». М. В. Владимирский почему-то относит данную цитату к процессу обсуждения личности феодосийского деятеля А. П. Искандера [5, с. 214], однако на деле она была сказана в ответ на обвинения В. В. Вересаева в клевете на ЧК [4, c. 216-234].
Также М. В. Владимирский по каким-то причинам называет А. П. Искандера «главой феодосийской ЧК», хотя и в самом романе, и в его обсуждении он называется председателем ревкома.
В своём произведении В. В. Вересаев рисует Искандера (именуемого в книге без инициалов) жестоким, пренебрегающим законностью и склонным к хамству. В связи с этим Ф. Э. Дзержинский поинтересовался судьбой реального А. П. Искандера у писателя: «Он (Ф. Э. Дзержинский – Р. И.) меня между прочим спросил:
– А скажите, пожалуйста, где сейчас находится этот Искандер, о котором вы пишете?
В моем романе был выведен председатель ревкома, садически жестокий армянин, взявший себе псевдоним «Искандер». Я ответил, что после прихода белых Искандер бежал из Феодосии в Карасубазар (совр. Белогорск – Р. И.). Но его выследили дашнаки и застрелили из револьверов при выходе из парикмахерской, куда он зашел с целью преобразить свою наружность. Когда меня это спрашивал Дзержинский, глаза его блеснули так холодно и грозно, что я почувствовал, что плохо пришлось бы этому Искандеру, если б он был жив» [4, c. 216-234].
Между тем, реальный А. П. Искандер не был председателем ревкома, а являлся его заместителем, что подтверждается как мемуарной литературой [5], так и приказами ревкома [19, 20], подписанным А. П. Искандером вместо председателя ревкома. В реальности должность председателя Феодосийского ревкома занимали Х. М. Гильдин (18-21 апреля – 22 мая) и Т. М. Рак (23 мая – 18 июня). Также А. П. Искандер не фигурирует ни в одном документе Феодосийской ЧК.
Говоря о взглядах и действиях А. П. Искандера, следует обратить внимание на публикации в газете «Известия Феодосийского военно-революционного комитета», выходившей в апреле-июне 1919 года. В ней имеется ряд статей под заголовком «Очередные задачи» автором которых значится «А. П.». Из всех партийных и советских деятелей Феодосии того периода наиболее вероятным автором, скрывающимся под данными инициалами, по мнению автора настоящих строк, является А. П. Искандер. Большинство этих статей посвящены хозяйственно-экономической и политической жизни как отдельно взятой Феодосии, так и всей Советской России в целом. Общий стиль и посыл статей позволяет нам говорить о наличии у А. П. Искандера багажа знаний о практиках социалистического строительства. Однако в своих работах А. П. Искандер иногда подвергает критике деятельность тех или иных отделов Феодосийского ревкома и местных экономических органов власти, и его взгляды зачастую были более радикальными, чем взгляды окружавших его работников [9].
Наиболее чётко взгляды А. П. Искандера на репрессивную практику выражены в его статье «Народный суд. Следствие и аресты. Расправа, наказание и исправление», датированная 21 мая 1919 г. В ней автор пишет:
«Итак, надо создать понятие о праве, о правосудии, надо воспитать в массах уважение к свободной личности человека, ее неприкосновенности. Отсюда легко прийти и к утверждению новых форм правосудия. <…> Сейчас же, в обстановке и условиях военного лагеря рано думать о правильных формах судопроизводства, о конституции, ограждающей права человека и гражданина. 83 Однако, элементарные, общие понятия о судопроизводстве необходимо теперь же поставить в основание деятельности народных судов, которые должны быть сформированы даже у нас, на театре военных действий, для борьбы с преступностью, не затрагивающей сферы компетенции военных властей» [11, c. 2].
Таким образом, взгляды А. П. Искандера на репрессивную практику в рамках советской системы полностью противоречат мировоззрению и действиям персонажа Искандера, созданного В. В. Вересаевым в романе «В тупике». Искажение образа реального политического деятеля могло быть связано с возможными конфликтами между А. П. Искандером и В. В. Вересаевым в бытность последнего председателем, а затем работником отдела народного просвещения Феодосийского ревкома в апреле-июне 1919 года.
Говоря о крымской репрессивной практике, необходимо отметить основное направление совместной деятельности ревкомов и крымских ЧК. В первые дни работы Симферопольского ревкома выяснилось, что его финансовые возможности были ограничены суммой в 1 млн рублей. Данной суммы не хватало для удовлетворения нужд Крыма, и председатель финансового отдела ревкома меньшевик А. Галлоп предложил три пути: 1) собрать контрибуцию, 2) допечатать номера крымских знаков, заготовленных Краевым правительством и выпустить эти знаки в обращение, 3) обратиться за помощью в Москву и Киев. Хотя в итоге Симферопольский ревком использовал все три варианта, только первый из них позволял оперативно восполнить бюджетный дефицит, поэтому ревком принялся разрабатывать планы сбора денежных взысканий с буржуазии. А. Галлоп подсчитал, что контрибуция даст следующие суммы: торгово-промышленный класс — 4 млн, домовладельцы — 2 млн, землевладельцы — 4 млн. «Престиж власти диктует необходимость требовать столько, сколько возможно получить. Важно не столько достать требуемые миллионы, сколько способ их доставания – задача ВРК строго следить за справедливостью обложения: беспощадно для богачей и, соответственно, уменьшая долю для середняков» – заявил руководитель финотдела. Поэтому Симферопольский ревком постановил контрибуцию установить в 10 млн. рублей [5, c. 138, 271].
Политика контрибуции внедрялась прочими крымскими ревкомами. Так, в Севастополе буржуазия была обложена контрибуцией в 10 млн. руб., Ялте – 5 млн. рублей, в Феодосии – 3 млн. руб., Перекопе – 500 тыс. руб, Алупке – 500 тыс., Джанкое – 500 тыс. рублей [5, с. 246-247; 19]. Таким образом, всего планировалось по Крыму взыскать около 29,5 млн. рублей.
В Феодосии сбор контрибуции осуществлялся комитетом по обложению в составе 59 человек [8, c. 3], организованным ревкомом. По отношению к лицам, не внёсшим в контрибуцию, применялась мера ареста, производимого Феодосийской ЧК. В случае внесения необходимой суммы арестованные оперативно отпускались. Акцент на экономической борьбе в деятельности Феодосийской ЧК имеется и в документах данного органа, 84 изданных в конце апреля 1919 г. – основными направлениями работы феодосийских чекистов признавалась борьба с продажей спиртными напитками, пьянством, спекуляцией, укрывательством товаров. Аналогичной деятельностью занималась и феодосийская комендатура (исключая аресты обложенных контрибуцией). Из неэкономического направления деятельности Феодосийской ЧК и комендатуры необходимо отметить сбор оружия у населения и борьбу с разжиганием межнациональной розни (в первую очередь погромной антисемитской агитацией) [21]. Причём эта работа была совместной – в конце апреля – начале мая 1919 г. комендантом Феодосии П. М. Новиковым было издано объявление, в котором уточнялось, что помимо комендатуры ордера на обыски, аресты и реквизиции могут выдаваться и работниками Феодосийской ЧК [22]. Отметим, что специфика взыскания контрибуции зачастую имела свои отличия в разных городах. Так, в Перекопе и Джанкое было взято несколько заложников из представителей буржуазии [5, с. 247].
По итогу планы по контрибуциям были выполнены лишь частично. Так, в Симферополе было собрано, по меньшей мере, 5 млн. рублей, в Феодосии (на момент 14 мая) было собрано лишь около миллиона рублей. Из-за этого руководство Феодосийского ревкома грозило членам комиссии по обложению арестом. В Ялте (к середине июня) было собрано 1,7 млн. рублей. Полностью была собрана контрибуция в Алупке, однако эта сумма не позволила надолго удовлетворить местные нужды [5, c. 247, 19].
Первый, наиболее активный этап взыскания контрибуций, проходил с 16 апреля до 15 мая. Именно 15 мая вышло постановление №53 финансового отдела Симферопольского ревкома, воспрещавшего наложение контрибуций без своего разрешения. Однако по постановлению взыскание уже установленных контрибуций могло быть продолжено. Но фактически этим постановлением контрибуция, как один из главных инструментов борьбы с финансовым голодом, отходила на второй план [5, c. 272].
Одновременно встаёт вопрос о деятельности органа, являвшимся силовой опорой для денежных взысканий – Таврической ЧК и местных ЧК. Благодаря доминированию в этих органах бывших подпольщиков чрезвычайные комиссии были хорошо осведомлены о представителях буржуазии и об их денежном потенциале, что делало их незаменимыми работниками в сфере сбора контрибуций. Однако теперь, когда данный инструмент был исчерпан, вставал вопрос о целесообразности и дееспособности крымских ЧК в других вопросах (борьба с политическими оппонентами, антисоветским подпольем и т. д.), так как они были образованы в короткий срок, имели малые штаты и были крайне слабо снабжены специалистами из УССР и РСФСР.
Помимо сворачивания политики контрибуции следует отметить иные три фактора, которые привели к изменению репрессивной системе в Крыму. Первым фактором стало сворачивание деятельности Симферопольского ревкома, который де-факто контролировал деятельность Таврической ЧК, и делегирование его полномочий Симферопольскому совету и СНК Крыма.
Вторым фактором являлось восстание Н. А. Григорьева, вспыхнувшее 7-9 мая на территории Южной Украины, из-за которого значительно осложнялась коммуникация Крыма с Киевом и Москвой. Угроза проникновения григорьевских частей и начала крестьянских восстаний нависает и над Крымом, находившимся географически близко к восставшим районам Украины. Также на солдат и командование Крымской Советской армии оказывали влияние григорьевское и махновское повстанческие движения [5, с. 221, 223]. Третьим фактором, оказавшим влияние на крымский репрессивный аппарат, стали севастопольские расстрелы, произошедшие в середине мая 1919 г. в Севастополе. Известно, что в этот период «было расстреляно без суда красноармейцами 9 человек и 4 человека Чрезвычайной комиссией. Из них два как бандиты, и два как контрреволюционеры». Данное событие привело к началу дискуссии среди работников Севастопольского ревкома о том, каким образом должны проводиться дальнейшие расстрелы в городе. Коммунисты потребовали привлечь виновных в расстреле к ответственности и вместе с левыми эсерами предложили впредь ни одного расстрела без санкции Ревкома не проводить. Меньшевики предложили создать революционный трибунал и ему (а не ревкому) передать право выносить смертные приговоры [5, с. 70-71].
Севастопольские события послужили толчком к началу масштабных реформ карательного аппарата Крымской ССР. К этому времени обозначились два направления, в рамках которых, осуществлялись репрессии против политических оппонентов большевиков. С одной стороны, были структуры, подконтрольные Крымской Советской армией – особые отделы и контрольные пункты при частях армии, а также местные комендатуры. С другой стороны, были гражданские карательные органы, представленные крымскими ЧК. И если над чекистами крымские власти в лице Совнаркома Крыма и местных советов и ревкомов имели контроль, то деятельность особых отделов никак не контролировалась, кроме как командованием КСА. Вместе с тем, военные были более организованы, чем крымские ЧК. Поэтому руководство Крыма решает подчинить себе инициативу военных, в связи с чем во второй половине мая СНК Крымской ССР издаёт два постановления. Первое из них, датированное 19 мая, было связано с роспуском крымских ЧК и было подписано и. о. председателя СНК Крыма Д. И. Ульяновым и наркомом внутренних дел Ю. П. Гавеным. Процитируем основные положения данного документа: «1. а) Функции по борьбе с контрреволюцией в тылу, в области розыска и предварительного дознания передать особому отделу при Военно-революционном Совете Республики. Примечание: все дела о контрреволюционных движениях лиц гражданского населения по производству предварительного дознания, но не позднее 48 час. со дня ареста, передать следственной комиссии Революционного трибунала.
б) Функции по борьбе со спекуляцией и уголовными преступлениями возложить на отдел судебно-уголовного розыска при Комиссариате юстиции.
в) Функции по борьбе с преступлениями по должности передать социалистическому контролю республики.
2. Поручить комиссии в составе представителей Народного комиссариата юстиции, социалистического контроля и особого отдела при Революционном Военном Совете Республики немедленно приступить к ликвидации Таврической Чека, а на местах ликвидация производится комиссиями из представителей отдела управления юридического отдела и военного контроля. Означенные комиссии обязаны закончить ликвидацию в недельный срок, а копии актов приема и сдачи представить немедленно в Совнарком, а на местах в Исполкомы или Ревкомы.
3. Комиссии по ликвидации чрезвычайной комиссии все дела и вещественные к ним доказательства немедленно передать судебному отделу Народного комиссариата юстиции, а на местах в местные юридические отделы для распространения их по принадлежности.
4. Все кредиты, отпущенные на содержание Чека, закрыть к 21 мая с. г.
5. Инвентарь и наличные суммы в центре сдать немедленно Наркомвнутделу, а на местах ему же через местные отделы управления.
6. Батальон особого назначения, имеющийся в распоряжении Чека, передать в распоряжение особого отдела при Реввоенсовете Республики. <…>» [3, с. 160-161].
Прежде всего необходимо обозначить состав военно-революционного совета (далее – Реввоенсовета) Крыма, созданного декретом крымского СНК: П. Е. Дыбенко (председатель), И. Ф. Федько, Б. В. Нерослов (ранее – ответственный редактор газеты «Голос евпаторийского пролетариата»), В. Толмачев, Я. Я. Пече, М. М. Богданов (начальник Симферопольской милиции). Реввоенсовету подчинялись штаб сухопутный, штаб морской, политическое управление и управление снабжения, все вооруженные силы РККА в Крыму, [2, с. 53].
Также необходимо остановиться на статусе судебно-уголовных отделов в Крыму. В РСФСР данные отделы были созданы 5 октября 1918 года и находились в подчинении народного комиссариата внутренних дел (далее – НКВД) РСФСР, но организация его конкретных подразделений (в соответствии с указаниями НКВД) о структуре, численности, правовом статусе, некоторых процессуальных аспектах деятельности и т.п. возлагалась на местные Советы [13, с. 189]. Однако в Крымской ССР, исходя из вышеназванного декрета, уголовные отделы подчинялись наркомату юстиции. Также в декрете не было оговорено положение самой милиции.
Следующее постановление СНК Крымской ССР датируется 21 мая. Процитируем его содержание: «1. Отнять от всех особых отделов армии и контрольных пунктов право суда и расстрела, сделав их следственными органами.
2. В срочном порядке организовать Военно-Революционный Трибунал Армии и Революционный Трибунал Крымской Республики.
3. Отныне ни одного расстрела без суда Рев[олюционного] Трибунала произведено не может.
4. Назначить Следственную Комиссию с чрезвычайными полномочиями в составе представителей: Народного комиссара юстиции, Народного комиссара контроля и Военное-Революционного Совета Республики, для расследования причин расстрелов и привлечения к строжайшей ответственности виновных <…>» [5, с. 213].
Таким образом, в рамках данных постановлений, с 21 мая 1919 г. карательно-репрессивный и правоохранительный аппарат Крымской ССР находился в руках Особого отдела РВС (борьба с политическими оппонентами), наркомата юстиции (борьба с уголовными преступлениями) и органов соцконтроля (преступления по должности). Данные директивы, по задумке их авторов, должны были упорядочить процесс перехода репрессивного аппарата из рук Симферопольского ревкома и привести к его огосударствлению и урегулировать деятельность военных карательных органов, а также их подчинить воле крымского правительства. Также произошла централизация процесса вынесения смертных приговоров в руках Ревтрибунала. К сожалению, состав данного органа остался нам неизвестным, поэтому говорить о преобладании в нём военных или гражданских работников пока не представляется возможным.
Но военными и гражданскими властями данные декреты истолковывались по-разному и далеко не всегда выполнялись. Так, 28 мая замом главнокомандующего Крымской Советской армией М. А. Петровским в Ялту было отправлено распоряжение: «Контрразведчику 1-го караульного батальона Котельвец. Копия: Коменданту города Новикову и председателю Ревкома. Довожу до Вашего сведения, что Вам никто не давал право кого бы то ни было пороть и расстреливать. Своими действиями Вы терроризируете население и восстанавливаете его против Советской власти. Приказываю Вам арестованных немедленно передать Особому Отделу. Категорически заявляю, что если подобные случаи ещё хоть раз повторятся, Вы будете преданы Военно-Революционному суду. <…>» [5, c. 70, 252-253].
Также в конце мая Ю. П. Гавеном были даны разъяснения, которые с большой долей вероятности были вызваны нарушением декретов СНК Крыма: «Право расстрела за какие-либо, хотя и тяжкие, преступления принадлежит исключительно судебной власти (в лице ревтрибунала Крыма - – Р. И.), но ни в коем случае — особому отделу при РВС армии» [5, с. 70, 253].
Слабым местом крымского советского законодательства стал неурегулированный статус милиции и военных комендатур. 11 мая, перед 88 отъездом главкома КСА П. Е. Дыбенко на территорию УССР, им был подписан приказ о назначении И. Котова начальником охраны Крыма: «Все вооруженные силы Республики стоящие на охране побережья и внутри Крыма, несущие гарнизонную и караульную службы, а равно все коменданты городов и все военные комиссары — подчиняются тов. Котову» [5, c.40]. Вместе с тем, И. Котов не был представлен в Реввоенсовете Крыма, что фактически делало военные комендатуры подконтрольными исключительно военным.
Этой ситуацией воспользовался комендант Феодосии Ф. М. Новиков. Он занял свою должность 20 мая, заменив на ней П. А. Грудачева, будучи изначально «исполняющим обязанности». Однако его положение на следующий день было закреплено телеграммой начальника штаба Крымской дивизии (на тот момент эту должность занимал С. И. Петренко, также не включённый в состав РВС Крыма), хотя формально этим вопросом должен был заниматься И. Котов. 23 мая Ф. М. Новиковым был издан «Приказ №14», в котором говорилось: «§ 1. Напоминаю всем гражданам города, что ордера на право обысков, арестов и реквизиций могут быть выданы только за моею подписью, о всех же самочинных обысках и реквизициях немедленно доносить мне. § 2. А также предупреждаю, что все агитации, выступления и восстания против Советской власти, мною будут подавляться беспощадным образом, лица же, уличенные и замеченные в антибольшевистской агитации, будут расстреливаться на месте. <…>» [21]. 24 мая комендатура издаёт «Приказ №16», в котором отмечалось: «§ 1. В дополнение к приказу моему за №14, объявляю для сведения всех граждан г. Феодосии, что мандаты на право обысков и арестов могут выдаваться кроме меня и заведующим контрольным пунктом тов. Добрицким» [22].
Таким образом, руководство следственными процессами в Феодосии с 20-х чисел мая находилось в руках военной комендатуры и местного контрольного пункта. И если роль последних была оговорена в крымском законодательстве в декрете от 21 мая, то право комендатур участвовать и руководить следственными процессами оговорено не было. Таким образом, деятельность Ф. М. Новикова шла вразрез с указаниями из Симферополя, что ставило её вне декретов Крымской ССР. Тем не менее, никаким наказаниям феодосийская комендатура не была подвергнута, и Ф. М. Новиков продолжил издавать приказы со схожим содержанием вплоть до перехода Феодосии в руки Вооружённых сил Юга России 18 июня 1919 г. Более того – подобная практика обхода крымских законов была поддержана главкомом Крымской Советской армии, председателем Реввоенсовета Крыма и наркомом по военным и морским делам Крыма П. Е. Дыбенко, который в пункте 6 Приказа №32 от 5 июня сообщал: «Приказываю всем подведомственным мне военным учреждениям и лицам, занимающим ответственные посты, принять самые решительные меры против черносотенной агитации. Лиц, активно выступающих против Советской власти и ведущих агитацию, расстреливать на месте». [5, с. 69].
Говоря о крымской милиции, следует отметить положение милиции Феодосии, которая, в соответствии с указаниями Ф. М. Новикова находилась в подчинении феодосийской комендатуры. Какого-либо законодательства о том, в чьем ведении находилась крымская милиция, на данный момент не обнаружено, однако в распоряжении исследователей имеется принятый 3 апреля 1919 г. декрет СНК РСФСР «О советской рабоче-крестьянской милиции». В нем милиция определялась как «особая вооруженная организация, призванная не только охранять порядок в тылу, но и вместе с РККА участвовать в боевых действиях на фронте» [7, с. 316] В милиции вводилось обязательное военное обучение и воинская дисциплина. В тех городах, которым угрожало нашествие антибольшевистских сил, милиция переводилась на казарменное положение и переходила в непосредственное подчинение военным властям. Учитывая, что линия фронта находилась всего в 20-30 км от Феодосии, а также то, что с 13 мая Крым находился на осадном положении, подчинение милиции коменданту не шло вразрез с российским советским законодательством. Также учитывая прецедент в Феодосии, автор статьи полагает, что подчинённость милиции военным органам и нахождение уголовных отделов (как проводников политики крымского наркомата юстиции) вне милицейского аппарата было актуально для всего Крыма в апреле-июне 1919 года.
Тем не менее, несмотря на существовавший беспорядок и нарушения военными деятелями декретов СНК Крымской ССР, им удалось не допустить масштабных расправ и террора на территории полуострова, сведя случаи оного до единичных эксцессов. Причём угроза развязывания массовых расправ исходило не только от отдельных военных деятелей в Крыму, но и также от представителей проукраинских фракций, существовавших внутри Крымского обкома коммунистической партии [12, с. 15-25], стремившихся сохранить крымскую парторганизацию в составе КП(б)У и ликвидировать влияние КСА и лично П. Е. Дыбенко на крымскую политику при поддержке украинских партийно-государственных органов. В этом случае Крым неизбежно был бы втянут в орбиту украинского красного террора весны-лета 1919 г., пагубная роль которого признавалась в Москве. Так В. И. Ленин писал председателю Всеукраинской ЧК М. И. Лацису 4 июня 1919 года: «…Каменев говорит — и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, — что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся <…>» [5, с. 209]. Однако Крым подобной участи избежал.
Можно согласиться с мнением М. В. Владимирского: «…считаю, что в 1919 г. красным в Крыму репрессировать «всерьез», т. е. лишать свободы и даже расстреливать, было почти НЕКОГО и почти НЕКОМУ. Поясняю этот тезис. В 1919 г. весь белый лагерь юга России еще не концентрировался в Крыму, а был рассеян по всему югу России, т. е. находился в Ростове, Харькове, Новороссийске и других южных городах. Под белым лагерем я имею в виду те массы, которые не приняли большевиков и смогли разными путями проникнуть на юг. С другой стороны, военные, не справившиеся с обороной Крыма от заднепровцев П. Дыбенко, смогли организованно отойти за Ак-Монай, и практически никто из них в красном Крыму не остался. Вследствие этого в 1919 году красные чекисты расправлялись там только с той местной буржуазией, которая не успела его покинуть. Причем, «расправлялась» — слишком сильно сказано — да, были конфискации и все перечисленные выше моменты, но жизни никого не лишали. Да и занимались этим непрофессиональные чекисты «местного разлива», Интеллигенция в тот период репрессиям практически не подвергалась» [5, с. 240].
Подводя итоги, стоит выделить два периода становления крымского репрессивного аппарата. Первый период, датируемый с 15 апреля по 18 мая, связан с ведущей ролью крымских ЧК в проведении репрессивной политики, основным краеугольным камнем которой являлся сбор контрибуций с оставшейся буржуазии с целью борьбы с дефицитом денег в Крыму. Ответственность за репрессии в данный период лежит, в первую очередь, на Симферопольском ревкоме и местных ревкомах, контролировавших деятельность Таврической ЧК и городских ЧК.
Второй период, датируемый с 19 мая по 18 июня, характеризуется масштабной реорганизацией крымского репрессивного аппарата. Автор выделяет четыре причины масштабных реформ в данной сфере:
1) Сворачивание активной фазы сбора контрибуций;
2) Прекращение деятельности Симферопольского ревкома;
3) Начало восстания Н. А. Григорьева на территории Советской Украины;
4) Бессудные расстрелы в Севастополе, произошедшие в середине мая.
Итогом реформ стало делегирование карательно-репрессивных функций Реввоенсовету Крымской ССР, созданного по инициативе крымского правительства, что обеспечивало тесный контакт между данными органами власти. Борьба с бандитизмом была разделена между судебно-уголовным розыском, подчинявшимся наркомату юстиции Крыма, и милицией, подчинявшейся местным комендатурам. Право на расстрелы формально стало монополией Ревтрибунала Крымской ССР. Однако в реальности эта монополия нарушалась военными органами в лице комендатур и командования Крымской Советской армии.
Тем не менее, деятельность крымских ревкомов и чекистов, а также СНК Крымской ССР обеспечила недопущение террора, схожего с украинским, и сохранило Крым в орбите репрессивной политики РСФСР, для которой в апреле-июне 1919 г. было характерно ослабление репрессивной практики и её дальнейшая «ревтрибунализация». Вместе с тем крымская репрессивная практика имела свои региональные особенности, которая коснулась в первую очередь органов ЧК, которые, в отличие от России, не превратились в постоянный карательный орган. Также свою специфику имела деятельность милиции и судебно-уголовного розыска, связанная с введением на территории Крыма осадного положения.
1. Бикова Т. Б. Організація Кримської соціалістичної радянської республіки у 1919 р. // Проблеми історії України: факти, судження, пошуки. Вип. 13. – Київ: Наук. думка, 2005. – С. 118-159.
2. Брошеван, В. М. Военкоматы в Крыму, 1919-1920 гг. / Владимир Брошеван. – Симферополь: б. и., 2019. – 159 с.
3. Борьба за Советскую власть в Крыму: Документы и материалы. Т. 2. / М. М. Максименко (отв. ред.). – Симферополь: Крымиздат, 1961. – 364 c.
4. Вересаев В. В. В тупике / В. В. Вересаев. – Ленинград: Лениздат, 1989. – 234 с.
5. Владимирский М. В. Красный Крым 1919 года. / М. В. Владимирский – Москва: Издательство Олега Пахмутова, 2016. – 304 с.
6. Грудачев П. А. Багряным путем Гражданской: Воспоминания. / П. А. Грудачев. – Симферополь: Таврия, 1971. – 130 с.
7. Зиборов О. В. Отдельные вопросы использования военного положения в годы гражданской войны и иностранной военной интервенции [Электронный ресурс] // ИСОМ. – №3. – 2014. – С. 315–317. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/otdelnye-voprosy-ispolzovaniya-voennogo-polozheniya-v-gody-grazhdanskoy-voyny-i-inostrannoy-voennoy-interventsii (дата обращения: 10.03.2024).
8. Известия Феодосийского военно-революционного комитета. Феодосия. 1919. 1 мая.
9. Известия Феодосийского военно-революционного комитета. Феодосия. 1919. 15-31 мая.
10.Известия Феодосийского военно-революционного комитета. Феодосия. 1919. 16 мая.
11.Известия Феодосийского военно-революционного комитета. Феодосия. 1919. 21 мая.
12.Изетов Р. А. Борьба внутрипартийных группировок Крымской областной партийной организации большевиков в апреле – июне 1919 года [Электронный ресурс] // StudArctic Forum. – 2024. – Т. 9, №1. – С. 11-25. – URL: https://saf.petrsu.ru/journal/article.php?id=12181 (дата обращения: 30.03.2024).
13.Матиенко Т. Л. Из пепла революции: к вопросу об организационных и правовых принципах становления советского уголовного розыска [Электронный ресурс] // Вестник Московского университета МВД России. – №6. – 2021. – C. 187-192. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/iz-pepla-revolyutsii-k-voprosu-ob-organizatsionnyh-i-pravovyh-printsipah-stanovleniya-sovetskogo-ugolovnogo-rozyska (дата обращения: 11.03.2024).
14.Ратьковский И. С. Красный террор. Карающий меч революции. / И. С. Ратьковский. - Москва: Яуза-каталог, 2021. – 350 с.