Артем Морозов, ‹2 или 3 вещи о Сириусе, в коих я субъект словно сведущий›, концовка и P.S. (2022)

Все вернулось: Сириус, и паук, и твои мысли в этот час, и эта твоя мысль о том, что все возвращается.
Ницше

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как история планет.
Евтушенко

I am Negro. I am Oregon.
Oregon is me, the planet.
Боб Кауфман

0 (пред–положительное начало отсчета). Две или три, не больше; лучше три или четыре; ну, можно и шесть или семь. Создать два, три, много Бенинов (Дагомей); лучше — тьму республик Мали; ну, можно и легион африканских империй. Один, два, три — а где же в календаре научных мероприятий поставлен крест (terme) на спекуляции? [сюр «Фрейд».] Гриолизировать — антифилософию. Почему я не-модернист. Смерть Ивана Иллича — от Эпиметеева кринжа. Месмеризм сегодня. Умей волк артикулировать, иные из нас, тубабу, все равно не могли бы его понять; и услышать, скорее всего, тоже... Ты веди нас за собой, Позорная звезда! So may we start? Mais oui.

<…7⋁8 (по сю сторону коперниканских переворотов),
2³ (I found out you ain’t a Dogon thing)…>

∞ (суданская система–программа животного магнетизма). В 1766 году итало-австриец Франц Антон Месмер пишет труд Dissertatio physico-medica de planetarum influxu in corpus humanum («Физическо-медицинскую диссертацию о планетарном влиянии в человеческом теле»). Якобы influx планет и светил сродни ‘приливным’ силам — их воздействием в то время объясняли, в частности, ночной сомнамбулизм («лунатизм»), а математизацию сил как раз успел дать Ньютон. Предмет диссертации, таким образом, нечто вроде гравитации, но органической: «животное тяготение».

Месмеризм в собственном смысле рождается 28 июля 1774 года, в конечном итоге как «животный магнетизм» (Элленбергер Г. Открытие бессознательного–1. С. 90), а planetarum influx становится fluide magnétique universel, но не стоит забывать о его пред–положительном начале как общей теории чего-то наподобие тяготения и чего-то вроде (электро)магнетизма: так сказать, «общей теории животной относительности» в переходе «от раппорта изолированного к раппорту обобщенному». Но гипноз — уже брейдистская теория, да и диссертация Месмера по большей части — плагиат De imperio solis ac lunae in corpora humana («О солнечном и лунном произволе в телах человеческих», 1746; выходит, «империализм светил»?) Ричарда Мида, какой тут «собственный смысл».

Разве что «кантовский». Диссертацию Месмер написал прежде всяких опытов, еще и Ньютона прочитал лучше, нежели Мид — воздействие «животного тяготения» на тело избавил от опосредования воздушными и прочими промежуточными «флюидами». Тем не менее Мид полагался на контр-кантианскую астрологическую медицину, а следовательно, вместе с ним и Месмер. Но «казус Месмер» поэтому привел к продуктивному пересмотру традиции астро-метеорологии: из-за привлеченного им внимания историки науки описали ее влияние на колониальную медицину (Schaffer S. The Astrological Roots of Mesmerism // Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences. 2010. Vol. 41. Iss. 2. P. 158– 168; Harrison M. From Medical Astrology to Medical Astronomy: Sol-Lunar and Planetary Theories of Disease in British Medicine, c. 1700–1850 // British Journal for the History of Science. 2000. Vol. 33. P. 25–48). Кант, к счастью (хватит с него и Сведенборга), месмеризм не застал, в отличие от Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра... Работая со знатоком Месмера Карлом Христианом Вольфартом, Фихте вел «Дневник магнетизма» и по-тихому становился одержим мыслью о Physicirung des Idealismus — натурализации своей системы посредством магнетического раппорта. Забегая вперед, не могу не согласиться:

...всего гармоничнее, точнее и приятнее [в Вашей книге] мне показался Месмер. Я, как и Вы, полагаю, что суть его открытия, то есть суггестия, на сегодня еще не установлена и здесь остается простор для чего-то нового.
Зигмунд Фрейд — Стефану Цвейгу (7 февраля 1931 года), цит. по: Энциклопедия глубинной психологии. М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. Т. I: Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие. С. 124. Курсив мой.

Будучи уверенным, что амазонская теория родства дает антропологии «теорию обобщенной реляционности» (theory of generalized relationality), об обобщенной «теории теории» ВДК пишет, будто она позволит постичь «конститутивное (в противоположность исключительно регулятивному) измерение интеллекта, воплощенное в действии» (Viveiros de Castro E. The Relative Native. P. 51).

Иными словами, против Канта выставляется переделанный, но все же проект… опять-таки Канта, ведь спекулятивное применение идей разума, сугубо регулятивное, есть предмет первой «Критики», а практическое и при этом конститутивное — предмет второй. К тому же вот любимый им Делёз:

Нравственный закон обозначает собой Закон, форму закона, исключающую всякий высший принцип, способный его обосновать. В этом отношении Кант — один из первых, кто порвал с классическим образом закона и открыл нам собственно современный его образ. Коперниковский переворот Канта в «Критике чистого разума» состоял в том, чтобы заставить объекты познания вращаться вокруг субъекта; но куда важнее переворот «Практического разума», заставивший Благо вращаться вокруг Закона.
Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха // Венера в мехах. М.: РИК «Культура», 1992. С. 262.

Вообще, чем чаще ВДК кого бы то ни было упоминает, тем больше ему следует освежить в памяти автора. Может быть, и каннибализм в роли модели — не что иное, как переделка Фрейда с порядком «стадий» и «фаз». Вцеплюсь в него так, как сам ВДК в лекции с волками вгрызся в Грэбера за отсылки к фетишизму в смысле Маркса.

Декастрация Фрейда в сущности — неудачная, если не обреченная искони на провал попытка каинитствующего модерниста и бразилофила (неполного, впрочем, ведь мысль персон из афродиаспоры для ВДК не значит вообще ничего) под личиной «дикарей» с «цивилизованными» дать модерных западников с америндами:

Первой доступной для изучения фазой сексуального развития я считаю так называемую каннибальскую, или оральную, стадию... <...> На этой стадии сексуальной целью может быть только акт каннибализма, то есть пожирание; на последующей стадии в результате регрессии это стремление проявляется у нашего пациента в форме страха: он боится, что его съест волк.
Фрейд З. Из истории одного инфантильного невроза

«Более удивителен и чист по форме, чем любой „хрен“, иногда бывает „ур“ — предмет, произведенный внушением, объект, извлеченный из небытия надеждой...» (Борхес, Tlön, Uqbar, Orbis Tertius). Вот Urszene фокуса (ладно, сеанса) Вивейруша де Кастру: его наживки, его превращения, в конечном счете его престижа. Перед нами фанат того самого манифеста, что давным-давно (1928), в одной отдельно взятой западной колониальной стране питал надежды ее авангарда сбыть собственный продукт Западу Побольше. Сравнения своей антропологии с теориями всего в физике, а ее наш поклонник недолюбливает, но сравнениям нет конца и края, — лишь трогательные отзвуки родной литературы:

Лишь антропофагия объединяет нас. Культурно. Экономически. Философски.
Единственный закон мира. Скрытое выражение всякого индивидуализма, всего коллективизма. Всех религий. Всех мирных соглашений.
Де Андраде О. Антропофагический манифест // syg.ma. 10.06.2021. URL.

Справедливости ради, каннибализм в этом случае также можно признать экс-центричным понятием [вроде неафрикано-неевропейского «фетиша»], а точнее, небразильско-неамериндским его видом, одним среди нескольких и не факт, что аномалией, ведь все они рискуют или притязают оказаться главбухом.

Что я хочу сказать... Суггестивные волки слабее иных бумажных тигров, да еще в цирке выступают все реже. И все же — они ждут, когда их пустят обратно в лаборатории, будь то действительные или воображаемые. Работа не волк, но это только пока, и Грэбер прав: в силу «заявления, будто бы некоторые разновидности магии на самом деле ничего нам не дают», только и «становится возможно сказать, что другие-то ее виды вполне себе рабочие».

А «миф в его становлении-колдуном», для Вивейруша де Кастру, «иллюстрирует дважды перевернутую максиму Анри Мишо: „Это ложь, даже если это правда“» (Вивейруш де Кастру Э. Каннибальские метафизики. С. 125; Viveiros de Castro E. The Relative Native. P. 91). Même si c’est vrai c’est faux, букв. «истина — и та обман». Перевертыш у Мишо, которого многие сюрреалисты хотели (бы) видеть своим собратом, я не разглядел; видимо, потому-то он и двойной, как до этого вышло с Кантом. Зато вспомнил фразу, приписываемую физику Вольфгангу Паули: «Не только не верно, но даже и не ошибочно» (Das ist nicht nur nicht richtig; es ist nicht einmal falsch!)*.

Упразднив истинный мир, перспективист и ницшеанец Вивейруш де Кастру должен был бы аннулировать и ложность, но он на это не пойдет, так как будут утрачены экивоки (equivocation) и притязания. Все же одернуть не мешает если не его самого, то эпигонов.

Я ничего не имею против nicht einmal falsch как такового, хотя не стал бы называть себя дадаистом в философии науки, подобно Фейерабенду. Скорее, вслед за Эйнштейном, на которого, среди прочих, он ориентировался, я за эпистемологический оппортунизм. Но антропология — неважно, (пост)структурная, симметричная или «суперсимметричная» (Viveiros de Castro E. The Relative Native. P. 51; намек на единую теорию в физике, обобщающую стандартную модель, поскольку большинство теорий струн, выступающих кандидатами на роль такой теории, предполагают суперсимметрию, но аналогия плохая, поскольку суперсимметрия нарушается на раннем этапе существования Вселенной) — кроме «твердого ядра» метафизических принципов и «более гибких» эвристик обязана иметь «защитный пояс» положений (Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ // Избр. пр. по философии и методологии науки. М.: Академический Проект; Трикста, 2008. С. 359 и далее), фальсифицируемых в наиболее либеральном чтении тезиса Дюэма — Куайна, если она желает не быть даже, но просто слыть (пара)наукой. Я специально ограничиваюсь референциями, по которым в Российской Федерации подвергают экзаменации во всех аспирантурах, которые к тому же никак не связаны с «антропологией науки» (хотя science wars — не лучшая ее «контрантропология»), не считая ни «философию науки» необходимой для всех ученых, ни любую экзаменацию показательной или полезной, ни свое мнение особым, minority report.

В Америке с 2010 года, впрочем, антропологи формально уже не обязаны корчить из себя представителей наук, ни естественных, ни гуманитарных. Для Американской антропологической ассоциации их дисциплина не science, а некое scholarly understanding, академическое изучение человека, которое может полагаться на сведения наук: Schwartz T. Broken Promise: Anthropology and the Humanitarian Aid Sector // Schwartz Research Group. 19.02.2018. URL: http://timothyschwartzhaiti.com/anthropology-of-ngos-in-haiti/. По Шварцу, культурная антропология, обозначив себя без отсылки к науке, оформилась в виде «активистской дисциплины». Однако на примере поддерживающих онтологический поворот мы видим, что это не так. «Деколонизация мысли» в их представлении не равна борьбе за права «народов перед лицом мировых держав», так как для последней «совсем не обязательно изощряться в антропологии», но ничто не послужит «оправданием для отказа от участия» в ней (Вивейруш де Кастру Э., Педерсен М. А., Холбрад М. Политика онтологии: антропологические позиции // Неприкосновенный запас. 2020. No 131. Курсив авторов).

Критический фактчекинг (наряду с эпизодическим следованием неким методам) не требует клинического реалити-тестинга, который в т.н. постпозитивизме и без того завален. Из-за специфики антропологии порой проверить в ней что-либо гораздо сложнее, нежели убедиться, скажем, что навряд ли афоризм про кино и цирк принадлежит Ленину, а про Вселенную и глупость — Эйнштейну, в особенности когда на карту поставлено знание о людях, которые вели или ведут жизнь (предположительно) «без письма». Но своя специфика имеется у всего и у всех, и вроде бы как все научные дисциплины терпят, во многом для виду (что необязательно плохо, подобно «уважению к моральному закону», но после «Анти-Эдипа», причем вне зависимости от ответа на «вопрос о факте» чтения его или второй «Критики», сами слова «уважение» и «закон» будто бы... неприличны), свои ограничения. Хвостизм? Безусловно, но тактический! Можно его в работах не принимать вовсе или время от времени, но и обозначать их жанр тогда следует иначе, не прикрываясь «постструктурализмом». В последнем с бирками все в порядке, и под маской эпистемической дерзости на деле скрывается мина методологической скромности:

По мере чтения книг Кастанеды читатель может начать сомневаться относительно существования индейца дона Хуана, да и многого другого. Но это не имеет никакого значения. Тем лучше, если книги являются скорее изложением какого-то синкретизма, нежели этнографией или протоколом опыта, нежели отчетом об инициации.
Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. С. 267–268. Курсив мой.

Что книги Кастанеды могут многое дать антропологу, я не спорю. К примеру, Рой Вагнер, предтеча онтологического поворота, был их поклонником. Забавный факт: труды Вагнера бразильские магистранты сейчас изучают прежде всего благодаря Вивейрушу де Кастру. Но жаловаться вслед за «онтологическим политиком» Холбрадом ни много ни мало на «дисциплинарную цензуру», которой подвергались «те, кто всерьез заигрывал с утверждением реальности коренных космологий» и о которой свидетельствуют «дискуссии [о нет! — А.М.] вокруг труда Карлоса Кастанеды... и Марселя Гриоля», не будет критическим к ним подходом. (См.: Wagner R. Coyote Anthropology. Lincoln; L.: University of Nebraska Press, 2010; Kelly J. A., Pitarch P. Introduction // The Culture of Invention in the Americas / P. Pitarch, J. A. Kelly (eds). Canon Pyon: Sean Kingston Publishing, 2018. P. 3; и — Abramson A., Holbraad M. Contemporary Cosmologies, Critical Reimaginings // Religion and Society: Advances in Research. 2012. Vol. 3. No1. P. 39, 47. Курсив мой).

Методологические вопросы в окрестностях атрибуции, классификации, экспозиции этнографического материала не всегда зависят от точки зрения, занимаемой в дискуссии «реализм — конструктивизм», а затем в спорах «одно онто-космо-логическое псовое или несколько?» (волк, пес, лис, шакал, койот...), зачастую ведущихся будто бы в отрыве от грешной земли, пускай Холбраду с соавтором и очень хотелось представить ситуацию в таком свете. Nicht einmal falsch. Если не преднамеренный подлог, то просто космическая идиотия* (по interpretatio graeca, а не по натуралистской нозологии). И на первое ставить я не собираюсь — много чести.

P.S.

Закончу я на Вселенной и глупости (врачей) без границ. В расхожей формулировке этот перл — творение Фредерика (Фрица) Перлза, отца-основателя гештальт-терапии, но без произвола небесных тел и Freudian slip не обошлось, а в истории болезни врача (если не ученого) обнаруживается начиная с 1922 года, когда Перлз обрел для себя точку опоры, а именно влияние дада и экспрессионизма.

В 1947 году в книге о фрейдовской методологии Перлз приписал фразу «великому астроному», но далее «Эйнштейн доказал, что Вселенная имеет границы» (Perls F. Ego, Hunger, and Aggression: A Revision of Freud’s Theory and Method. L.: George Allen and Unwin Ltd, 1947. P. 111). Складывается впечатление, что этим астрономом не был Альберт Эйнштейн. Ранее с «окраин сознания» Фрейд сместил фокус на бессознательное «подобно Галилею, который лишил Землю центрального положения», но построение теории либидо сравнимо с опорой физиков на эфир. Наконец «наблюдение Леверье помогло Эйнштейну подорвать фантазм (phantasy) эфира», психологии следует вновь нагнать космологию (Ibid. P. 86).

Не так уж плохо, не считая неопознанного Великого, предположительно Древнего, и с эфиром верно по существу, пусть сам Эйнштейн выступал за эквивокацию: раз «общая теория относительности наделяет пространство физическими свойствами», выходит, «в этом смысле эфир существует» (Эйнштейн А. Эфир и теория относительности // Собр. науч. тр. М.: Наука, 1965. Т. 1. С. 689. Курсив мой). В научном сообществе переименование не оценили, а ведь в художественном мире к тому моменту Альфред Жарри изобрел éthernité, сращение «эфира» и «вечности», которое в отрыве от патафизики могло бы причудливо состыковаться с этернализмом в аналитической философии времени, опирающимся на ОТО… Увы, в других местах Перлз понимает относительность Эйнштейна в расхожем толке «все относительно» [Perls F. Ego, Hunger, and Aggression. P. 91, 186].

И вот в 1969-м в Urfragment, в котором Перлз не попал впросак (то ли случайно, то ли потому, что ему помогала супруга Лора: вклад матери-основательницы в книгу — главы о бессоннице, о комплексе «дурачка» и отдельные места — в англоязычном ее издании затерся, см. Rosenfeld E. An Oral History of Gestalt Therapy: I. A Conversation with Laura Perls // Gestalt Journal. 1978. Vol. 1. No 1. P. 8–31) и который станет всюду тиражироваться им самим и прочими, слипаются строчки. Словно из-за метонимического красного смещения место астронома, «автора», занимает Эйнштейн, а «цитата» и контекст дополняются:

В одной из наших с ним бесед Альберт Эйнштейн обронил: «Две вещи бесконечны — Вселенная и человеческая глупость». И все же настоящая глупость столь редка; гораздо чаще прикидываются глупыми, затыкают себе уши, не слушают, не смотрят.
Как-то раз я обедал с Альбертом Эйнштейном: непритязательность, теплота, парочка несбывшихся политических прогнозов. Вскорости я потерял самосознание, что в те дни было редким для меня удовольствием. До сих пор люблю цитировать его высказывание: «Две вещи бесконечны — Вселенная и человеческая глупость, но насчет первой я не уверен». <...> Вена, город моих грёз...
[Perls F. Gestalt Therapy Verbatim. Lafayette, CA: Real People Press, 1969. P. 33; Idem. In and Out the Garbage Pail. Lafayette, CA: Real People Press, 1969. P. 52. Курсив мой.] (Сейчас вроде как навалило русскоязычных изданий Перлза, но я потом уже посмотрю, как это перевели, etc. — А.М. 25.03.2024)

Если докопать до дна, цитата окажется даже не выдумкой Перлза, а плодом другой и тоже ложной атрибуции — см. концовку слегка дополненной мной истории: Two Things Are Infinite: the Universe and Human Stupidity // Quote Investigator. 04.05.2010. URL: http://quoteinvestigator.com/2010/05/04/universe-einstein/ —

Une chose qui m’humilie profondément est de voir que le génie humain a des limites, quand la bêtise humaine n’en a pas. (Alex. Dum.) [т.е. приписано Александру Дюма]
BÊTISE, Grand Dictionnaire Universel du XIXe Siècle (1895)

Первое англоязычное издание «Эго, голода и агрессии» (1942) мне тоже проверить не удалось — редкое оно, так как африканское... Вот поэтому, как друг моего отрочества Пол (а для истинных друзей переводчика — Пауль) Фейерабенд, я и не доверяю врачам. Хули ты мне лечишь, доктор-лектор*. С другой стороны, а в чем он не прав, да и троллинг ничего такой вышел в итоге.