To Siberia with love
Мунку-Сардык означает «Белый голец». Гора получила такое название из-за своей вершины, одетой вечным льдом и снегом. Высочайшая точка Восточных Саян (3 491 метров), Мунку-Сардык на границе Бурятии и Монголии для местного населения является священной территорией - местом обитания многочисленных духов и Абай-Гэсэр-хана. Гэсэр-хан - «сын неба», «небесный всадник», он же - бог войны. Согласно приданию однажды Гэсэр спустится со священной горы со своим непобедимым войском и восстановит в мире всеобщую справедливость. Женщинам пребывание здесь запрещено, мужчинам для восхождения на гору нужно испрашивать разрешение у духов.
Я оказалась здесь почти случайно, наугад выбрав направление побега из предпарадной Москвы. 3 491 метров – не слишком высоко, тянет на однодневный поход. «Андрей, а почему написано, что восхождение займет до 15 часов?», недоумеваю в переписке со своим будущим гидом. Уже спустя три дня я, повиснув на передних зубчиках кошек, буду кричать в спину Андрею, что никак не могу отстегнуть карабин и, кажется, сейчас свалюсь в пропасть. Каждое движение здесь - на высоте, на узкой каменистой тропе, круто забирающей вверх, порождает во мне волну первобытного ужаса.
«При содействии опытного гида восхождение становится под силу даже человеку, далекому от альпинизма», пишут на многочисленных туристических сайтах. Я заклинаю себя не смотреть вниз. Маршрут категории 1Б означает, что это уже не прогулка за хлебом, но еще и не подвиг. Однако же внутри меня все дрожит. Вершина - в 20 метрах, буквально вон за той грудой камней. Осталось всего несколько шагов, но уже готово сорваться с языка: «Андрей, я дальше не пойду». Делаю глубокий вдох, крепко хватаюсь за уступ свободной рукой, закидываю ногу на карниз, ищу место для второй. Нет, здесь уже не поворачивают обратно.
Зона комфорта порвана в клочья. Я иду сквозь свой страх, плотный и холодный. Напряжение максимально, пружина вот-вот разожмется и выстрелит. Подтягиваюсь на еще одну ступеньку, отстегиваю-пристегиваю карабин, аккуратно балансирую ледорубом. О том, что отсюда придется спускаться, стараюсь не думать.
Целую жизнь назад в зале ожидания «Домодедово» я читала сводки о горе. Погода, этимология, легенды. Первые ссылки вели на новости о том, что месяц назад здесь, сорвавшись, в верховьях горы погиб турист. Другие оповещали о том, как сняли с горы женщину с травмой колена, чуть раньше - мужчину. Что ж, по крайней мере, служба спасения здесь работает оперативно.
Но сначала было холодно. Восхождение начинается в Базовом лагере, путь идет по руслу Белого Иркута – мы идем прямо по реке, которая все еще находится подо льдом, но уже не спит, судя по бегущим в расщелинах ручьях. Пошел снег. Небо затянуто тучами и в темноте не видно звезд, но нам повезет – и, когда мы дойдем до вершины, нам откроется вид на Саяны и монгольское озеро Хубсугул.
Ледопад – первое препятствие. Прыгаем по камням, помогая себе палками. Нужно внимательно смотреть под ноги, но, то и дело забывая об осторожности, с восторгом разглядываю нависшие над нами скалы. Набираем высоту через ущелья и каньоны. Еще через время - короткий привал. Укрывшись за огромным валуном, негнущимися пальцами пытаюсь расстегнуть молнию на рюкзаке, достать все теплое, что осталось ненадетым, и нацепить скорее на себя.
Вскоре уклон станет еще круче, и холодно уступит место тяжело.
Ледниковое озеро Эхой ровно на полпути. «Неповторимая вода нежно-бирюзового цвета» укрыта сейчас толстым слоем льда и снегом. Мы идем по замерзшему озеру, оставляя в стороне палатки спасателей и штурмовой лагерь. Белизна долины совершенна, а тишина здесь оглушительна.
Сразу за озером надеваем кошки. Дойдя до «подушки», сменим палки на ледорубы, наденем обвязки. Закончится тяжело и начнется страшно.
В Сибири я впервые. И за те несколько дней, что мне здесь отведены, никак не могу надышаться, насмотреться. Если бы меня попросили выбрать какое-нибудь одно слово для здешних мест, то, без всяких сомнений, это было бы слово «просторы». Те самые, пахнущие школьной хрестоматией и Некрасовым. Из Иркутска до поселка Монды - последнего островка цивилизации, где находится погранпункт с обязательной проверкой пропусков, ехать около 5 часов. Ровно столько составляет разница во времени с Москвой. Я не спала уже две ночи. Веки тяжелы, щеки пылают. Но мы мчимся по «тракту», и мне жалко закрывать глаза. Я хочу видеть все. Хочу запомнить в мельчайших деталях открывающиеся за окном машины дали - леса, уходящие за горизонт, горы, причудливые скалы, бесконечное небо, раскинувшиеся над всем этим богатством. Прокатываю на языке диковинные названия деревень, вершин и рек. Вжимаюсь носом в стекло. Кажется, я вижу, как где-то там, в Глуши, юнкер Императорского училища Андрей Толстой скачет к финалу «Сибирского цирюльника». Я вижу декабристов, бродяг, беглецов, опальных помещиков. В этих глубоких непроходимых лесах они многозначительно молчат, срубают крепкие избы, охотятся, ищут сладкую подмороженную бруснику у самой земли. Я слышу, как шумит Угрюм-река.
А ведь еще был Иркутск - "сибирский Париж". Поистине, царский город. И это вовсе не дворцы, это – чудом сохранившиеся деревянные дома «тех» времен. Архитектура города - восхитительная помесь пронзительной русскости, интеллигентности, провинциального лоска и столичного шика. «Посмотрите налево. Вы видите? Вот, здесь барокко. А там, справа, - немного готики», рассказывает водитель такси по дороге из аэропорта в гостиницу (конечно же, «Ангара»). Первый встречный мне иркутянин по-настоящему любит и знает свой город. Он с гордостью показывает на кружевные домики, где все еще живут люди, и не задумываясь называет, кому принадлежало поместье, мимо которого мы проезжаем. В ночи город кажется сказочным. Мелькают узорные орнаменты, резные ставни. Здесь хочется бродить, осторожно дотрагиваться до теплого дерева, читать истории, придумывать свои.
«Переодевайтесь и отправляйтесь гулять. Здесь рядом 130-й квартал, Иркутская слобода, там сейчас все гудит. Пятница же», хитро подмигивает мне водитель, который за 15 минут, что мы были в дороге, успел влюбить меня в свой город.
Но клубы Иркутска, пусть и в исторической части города, – не то, зачем я сюда приехала.
В Сибири хочется затеряться. Величие просторов захватывает дух. «Ого! Не хуже, чем в Швейцарии», восклицает Женя, моя новая знакомая, с которой мы будем бок о бок спать в палатке. Мне хочется возразить, что все совсем наоборот - это в Швейцарии как здесь. Вернее, там просто-напросто такого нет. В Швейцарии красиво, а для здешних мест «красиво» - ничтожно мало, чтобы описать их величие, мощь, дух, свободу.
Блеснуло на солнце. Байкал. Скорее выбираемся из машины. Мои новые друзья, по большей части, местные, и для них озеро - часть привычного пейзажа. Я же скорее бегу к смотровой. Щурясь на солнце, складываю ладони козырьком. Не хватает, не хватает взгляда! Радостно смеюсь. Бог мой, какое чудо! Озеро, огромное как море, кажется живым.
С каждым километром вглубь тайги влюбляюсь все больше и больше. Поселок Жемчуг, Аршан, ручей Ручей. Пик Любви, Тункинские гольцы («33 богатыря»), Пик Хулугайша, Хамар-Дабан.
Костя бросает из окна монетку под дерево с трепещущими на ветру ленточками. Подать духам. Буддизм, шаманизм, христианство, - здесь все сплелось воедино.
Отвлекаюсь от панорамы. Опознав во мне свою, Антон увлеченно рассказывает про трейлы, которые здесь проходят, и про умопомрачительные вершины, на которые можно забежать. Бег становится нашим «английским» - универсальным языком общения, перейдя на который мы с полуслова пониманием друг друга.
Андрей, который ведет наш небольшой отряд к вершине, как оказалось, тоже сильный бегун. «Совсем немного осталось», кричит он мне сверху, пока я в очередной раз простанываю про то, как мне страшно. Перила закончились. Еще немного усилий, и я крепко встану обеими ногами на вершине. Страх мгновенно пройдет, уступив место столь же сильному восторгу и счастью. Там, где не хватает кислорода, я наконец-то дышу свободно.
По левую руку - просторы родные, по правую - монгольские. Смотрю во все глаза, силясь вместить в себя совершенство мира, который вижу и который в эти минуты бесконечно люблю.
Сибиряки особенные - настоящие, добрые. Каждый вечер мы собираемся у костра. Андрей берет гитару, проводит по струнам. И с первыми аккордами мы замираем: под кроны деревьев, прямо в небо, поднимается «Обійми» Океан Эльзы, которая в этом месте, полном духов, звучит подобно молитве. «Коли настане день, закінчиться війна, там загубив себе, побачив аж до дна». Я бесшумно подпеваю. Незнакомый язык понятен нам всем без слов. «Обійми мене, обійми мене, обійми, так лагідно і не пускай, обійми мене, обійми мене, обійми, твоя весна прийде нехай».
Эта невысказанная нами общая грусть будет резко контрастировать с многочисленными красными флагами СССР, которые спустя пару дней я буду видеть на крышах домов и заборах по дороге в Листвянку. Я снова почувствую страх - многократно сильнее того, какой испытала на спуске с Мунку.
Спуск с горы – гораздо тяжелее подъема. Концентрация теряется тогда, когда она нужна больше всего. Под ногами плотный снег, камни и лед. Мы медленно и осторожно двигаемся по крутому уклону, держась за натянутые веревки. «Правая нога… сюда, вот так. Теперь левая», Андрей двигается передо мной, подсказывая безопасную траекторию. Носом уткнувшись в склон, я спускаюсь спиной, аккуратно вонзая кошки в уступ. Страшно сделать ошибку. Стараюсь довериться – спокойному уверенному голосу Андрея, кошкам, карабину, своему телу, в конце концов. Не слишком ловкому, но сильному и выносливому.
На «подушке» облегченно вздыхаю. Вокруг меня довольные восходители - радостно хлопают друг друга по плечам, убирают ледорубы, потуже затягивают кошки. «С праздником! С Днем Победы!», будут приветствовать нас те, кого мы будем встречать на тропе. У озера остановимся на привал. Будем передавать друг другу по кругу замерзший сыр и колбасу, откусывая по кусочку. Ледорубом выколупливать арахисовую пасту, запивать терпким апельсиновым чаем, уже успевшим остыть.
Мунку в моем личном рейтинге вершин, покоренных и не очень, заняла почетное третье место. Даже на Пике Ленина, где приходилось перепрыгивать через глубокие ущелья на леднике, не было настолько сложных участков, где пригодились бы напрочь отсутствующие у меня навыки ледо- и скалолазания.
По дороге до «дома», почти до самого низа, временами все еще приходится бояться. Разного. Морены, где мы осторожно спускаемся по обледенелым камням. Ледопада. Крутых заснеженных склонов, где с трудом удерживаемся на ногах.
Снова каньоны и ущелья. Над нами острые пики - Динамо, Крылья Советов, Леонова, Обзорной. Где-то там Катька-дура и Пик Красника, куда мы зашли накануне.
Наконец-то русло Белого Иркута, и я готова целовать замершую землю. «Ариша, я устала бояться сегодня», выдыхаю я. Арина смеется, она «местная» и это уже ее третья Мунку. «Мы подходим, ставьте кофе», командует она по рации в лагерь.
Еще пару часов спустя я снова буду сидеть у костра. С наслаждением сниму каску и тяжелые ботинки. Обветренное лицо будет гореть, шея ныть, ноги гудеть как после марафона. Кутаясь в плед, подставляю ладони пламени. Ребята рассказывают о других вершинах и волшебных местах Сибири, и, хотя я еще не уехала, мне уже хочется вернуться сюда. Самая холодная ночь, в которой мы, ютясь возле печки, будем читать друг другу старые бурятские сказки, станет самой теплой. И я вдруг почувствую себя очень счастливой.
Листвянка. Попрощавшись с ребятами, наутро я уже бегу вдоль берега Байкала. Поселок еще не проснулся, и на рассвете озеро принадлежит мне одной. Вдалеке виднеются заснеженные шапки гор, слышен плеск воды. Байкал прозрачный, холодный, великий. Бегу туда, где покоится Шаман-камень, брошенный им когда-то вслед убегающей к возлюбленному Енисею дочери Ангаре.
Завидев каменный выступ, спускаюсь на берег. Погружаю ладонь в ледяную воду, перебираю мелкие камешки на дне, выбирая на память сувенир. Выуживаю один, в красно-белую полоску и, устроившись прямо на гальке, обхватываю колени. На противоположном берегу уже встало солнце, залив всю округу светом. Замираю, прислушиваюсь.
Оно все еще здесь. Счастье.
https://t.me/mamyapobegala