Бесы. В людях. Искушения.

Смущать соблазном или завлекать лукавством — прямая цель дьявольского пребывания на земле среди людей, по прямому предписанию из преисподней и по особому выбору самого князя тьмы или сатаны. Стараются совращать с пути блага и истины те наиболее искусные из них, у которых наука искушений доведена до высокой степени совершенства в течение бесчисленных лет неустанной и неослабной работы. Искуситель всегда налицо: зазвенело в левом ухе— это он летал сдавать сатане грехи того человека, сделанные за день, и вот теперь прилетел назад, чтобы снова стать на страже и выжидать случая и повода к соблазнам.

Искуситель, как всем известно, неизбежно находится у человека с левого бока и шепчет ему в левое ухо о таких злых деяниях, какие самому человеку и в ум не пришли бы без его коварных наветов. «Черт попутал»,— уверенно и обычно говорят все, испытавшие неудачу в начинаниях, ошибшиеся в предварительных расчетах на известные успехи в делах, а еще чаще — все те, которые нежданно впали в прегрешение, сделались чем-либо виноватыми. Могут попутать свои грехи (за это Бог покарает?) недобрые люди, но, по народным понятиям, в том и другом случаях действуют колдуны, ведьмы и сами по себе злые духи кромешного ада. Для этих личный прямой расчет заключается в том, что не так заманчиво им связываться, например, с ворами и разбойниками — людьми испорченными, как увиваться около хороших людей, испытанной твердости правил, и добрых хозяев. И во всех случаях работают бесы с полной уверенностью в победе и в свою лихую силу: «Черт горами качает»,— говорится испокон века.

Жил в деревне парень хороший, одинокий и в полном достатке: лошадей имел всегда штуки по четыре; богомольный был — и жить бы. Вдруг, ни с того ни с сего, начал он пьянствовать, а потом, через неделю после того, свою деревню поджег. Мужики поймали его на месте: и спички из рук еще не успел выбросить. Связали его крепко, наладились вести в волость. На задах поджигатель остановился, стал с народом прощаться, поклонился в землю и заголосил:

— Простите меня, православные! И сам не ведаю, как такой грех приключился, и, один ли я поджигал, или кто помогал, или подговаривал — сказать не могу. Помню одно, что кто-то мне сунул в руки зажженную спичку. Я думал, что дает прикурить цыгарку, а он взял мою руку и подвел с огнем под чужую крышу. И то был незнакомый человек, весь черный. Я отдернул руку, а крыша уже загорелась. Я хотел было покаяться, а он шепнул: «Побежим от них!» Кто-то догнал меня, ткнул в шею, свалил с ног — вот и связали. Оглянулся: половина деревни горит. Простите, православные!

Стоит на коленях, бледный, тоскливо на всех глядит, голосом жалобно молит; слезами своими иных в слезы вогнал. Кто-то вымолвил:

— Глядите на него: такие ли бывают лиходеи?

— Видимое дело: черт попутал.

— Черт попутал парня! — так все и заголосили. Судили-рядили ли порешили всем миром его простить. Да старшина устрашал: всей-де деревней за него отвечать придется. Сослали его на поселение. Где ж теперь разыскать того, кто толкал его под руку и шептал ему в ухо. Разве сам по себе, ведомый парень-смирёна, на такое недоброе дело решился бы?

Иной молодец с малых лет привык к водке в такую меру и силу, что, когда стал хозяином и некого было бояться, а было на что покупать водку, пропил все на смех людям, на пущее горе жены и детей. Насмешки и ругань не давали прохода.

«Дай-ка я удавлюсь: опростаю руки. Некому будет и голосить, а еще и все будут рады!» — подумал молодец про себя, а вскоре и всем стал об этом рассказывать. Один старичок к его речам прислушался и посоветовал:

— Ты вот что, друг: когда пойдешь давиться или задаваться (топиться), то скажи: «Душу свою отдаю Богу, а тело черту». Пускай тогда нечистая сила владеет твоим телом!

Распростился мужик со своими, захватил вожжи и пошел в лес. А там все так и случилось, как быть надо. Явились два черта, подхватили под руки и повели к громадной осине. А около нее собралось великое сборище всякой нечисти: были и колдуны, и ведьмы, и утопленники, и удавленники. Кругом стоят трясучие осины, а на каждой сидит по человеку, и все манят:

— Идите поскорее, мы вас давно ожидаем.

Одна осина и макушку свою наклонила — приглашает. Увидали черти нового, заплясали и запели; на радостях кинулись навстречу, приняли из рук вожжи, захлестнули за крепкий сук — наладили петлю. Двое растопырили ее и держат наготове, третий ухватил за ноги и подсадил головой прямо к узлу. Тут мужик и вспомнил старика и выговорил, что тот ему велел.

— Ишь, велико дело твое мясо! — закричали все черти. — Что мы с ним будем делать? Нам душа нужна, а не тело вонючее.

С этими словами выхватили его из петли и швырнули в сторону. В деревне потом объяснял ему тот же старик:

— Пошла бы твоя кожа им на бумагу. Пишут они на той бумаге договоры тех, что продают чертям свои души и подписывают своей кровью, выпущенной из надреза на правом мизинце.

Так как во всякого человека, которого бьет хмелевик (страдает запоем), непременно вселяется черт, то и владеет им он в полную силу: являясь в человеческом виде, манит его то в лес, то в омут. А так как бес выбирает себе место прямо в сердце, то и не бывает тому несчастному нигде покоя и места от страшной тоски. Пока догадаются исцелить такого человека единственным надежным средством — «отчитывньем», т.е. пока не прочитают над ним всей Псалтыри три раза,— враг человеческого рода не перестанет смущать и производить свои козни, коварно и привязчиво.

Овдовела баба, да и затужила по мужу: начала уходить мз избы и по задворкам скрываться. Если она на людях сидит, склонив голову на руки, то кажется по целым часам совсем одеревенелою: хоть топором ее секи. Стали домашние присматривать за ней из опасения, как бы она руки на себя не наложила, но не углядели: бросилась баба вниз головой в глубокий колодец. Там и нашли окоченелый, посинелый труп ее. Добрые люди ее не обвинили, а пожалели:

— Черт смутил, скоро поспел, в сруб пихнул: где слабой бабе бороться с ним?

Благочестивые же и строгие люди, положивши на себя за грешную душеньку крестное знамение, не преминули выговорить в открытую и не стесняясь, в суд и в осуждение, заветную мысль выражением давно известным и повсюду распространенным:

— Коли сам человек наложил на себя руки — значит, он «черту баран».

«Черту баран» — в равной мере и тот, кто прибегает к насильственной смерти, и тот, кто совершает преступление поджога, убийства по злой воле (по внушению дьявола), и те, которые попадают в несчастье от неравновесия душевных сил переходного возраста. Все душевнобольные и ненормальные суть люди порченые, волею которых управляет нечистая сила, кем-либо напущенная и зачастую наталкивающая на злодеяние — себе на потеху. Тешат эти люди черта — делают из себя для него «барана» — на те случаи, когда вздумает бес прокатиться, погулять, потешить себя, а то и просто возить на них воду, как на существах совершенно безответных, беззащитных, подобно овцам, и вполне подчиненных.

Для того-то, собственно, и выбрано это самое кроткое и безответное животное. Оно же у бесов любимое, в противоположность козлу, которого черти боятся от самого сотворения мира (вот почему держат до сих пор козлов на конюшнях). Кроме того, на самоубийцах на том свете сам сатана разъезжает таким образом, что запрягает одних вместо лошадей, других сажает за кучера правит. Сам садится в главном месте вразвалку, понукает и подхлестывает. По временам заезжает он на них на земле в кузницы и бараньи копыта подковывает там, подобно лошадиным. Когда сидит он на своем троне в преисподней, то всегда держит на коленях Иуду-Христопродавца и самоубийцу с кошельком в руках, из которого всем бесам отпускаются деньги на разные расходы по делу соблазнов и взысканий за содеянное грешными людьми.

В таком виде сатану и на иконах пишут, на тех картинах Страшного суда, которые обычно малюются на западных стенах православных храмов. А чтобы вернее и удобнее попали во власть нечистой силы все утопленники и удавленники, их стараются похоронить там, где они совершили над собой тяжкий грех самоубийства. В обход многих могильных крестов на кладбищах, этих несчастных оставляют под голою насыпью совсем без креста и вне кладбищенской ограды.