Почему любовь уходит?

В этой книге мы разберем, почему сложился такой социальный уклад при котором стало гораздо труднее создавать романтические отношения. Какие частые причины развода? В чем вина капитализма?

Автор: Ева Иллуз

Ева Иллуз - влиятельный израильский социолог, родилась 30 апреля 1961 года в Фесе, Марокко. В возрасте десяти лет она переехала в Париж, оканчивала Парижский университет и Еврейский университет в Иерусалиме. В 1991 году получила степень доктора философии (PhD) в области коммуникации и культурологии в Пенсильванском университете. Иллуз занимала академические должности в различных университетах, включая Северо-Западный университет, Принстонский университет и Школу высших исследований в области социальных наук в Париже. В настоящее время она является профессором Еврейского университета в Иерусалиме и руководит учебным заведением по шахматам в Париже.

Исследования Иллуз в основном сосредоточены на социологии эмоций, влиянии капитализма на личные отношения и превращении любви и интимной близости в товар. В своих работах она критически рассматривает, как современность и капитализм формируют эмоциональные переживания и межличностные отношения, особенно в контексте романтической любви и культуры самопомощи

Из всех ее книг на русский переведены

• Почему любовь ранит?
• Почему любовь уходит
• Фабрика счастливых граждан (последняя книга переведенная на русский язык)

Цели Евы Иллуз в книге

Эта книга представляет собой еще одну часть двадцатилетнего исследования преобразований, совершенных капитализмом и культурой модерна в нашей эмоциональной и романтической жизни. Если и существует единственный принцип, который я на протяжении последних двадцати лет отстаиваю в своей работе, посвященной эмоциям, то он заключается в том, что анализ разрушения частной, интимной жизни не может быть проведен только с точки зрения психологии ... . ... В этом смысле мое исследование социального и эмоционального влияния сексуальной свободы в данной работе знаменует собой возвращение к сути вопросов Дюркгейма о социальном порядке и аномии (нарушенное состояние общества, для которого характерны дезорганизация социальных институтов и норм, несоответствие между провозглашаемыми целями и реальным направлением движения): я спрашиваю, как вторжение капитализма в частную сферу изменило и нарушило основные нормативные принципы этой сферы.

Отношения: До и После

Книга начинается с того, (если не брать во внимание вступление в котором описываются цели и мотивы исследования, которые в той или иной степени будут повторяться в течении всей книги) что описывается механизм отношений прошлого, преимущественно с 19 века. Потому что социология как полноценная наука с информативными источниками появлялись в это время. Онтология (представление о реальности) отношений заключалось в том, что имелся некоторый общий сценарий, который люди воспроизводили и формировали браки.

Тут надо сказать спасибо Ирвингу Гоффману (1922 - 1982), который разработал драматургический анализ, метод исследования, который анализируется с точки зрения того, что люди проживают свои жизни как актёры, играющие на сцене. Подобный анализ предлагает взглянуть на концепции статуса и роли. Статус — это персонаж в пьесе, а роль служит сценарием, предписывая актёрам диалоги и действия. Как актёры на сцене, люди в повседневной жизни используют декорации, костюмы, слова и жесты для того, чтобы создать у других впечатление о себе. Ирвинг Гофман описывает «спектакль» каждого индивида как преставление себя, усилия человека создать в сознании других определённый образ. Этот процесс иногда называют «управлением впечатлением» («impression management»).

Сценарий отношений во многом был обусловлен тем, что социальная принадлежность сильно играла свою роль в выборе. Если выбрать партнера не из своего социального окружения, рода, то будут нестись репутационные издержки. Либо это же будет трудно с точки зрения коммуникации и прочих ресурсов. Сценарий представляет из себя процесс ухаживания с последующим заключением брачного союза и проведением семейной жизни. Сами же ухаживания, из-за того что они регулировались социальными нормами, то есть общественными представлениями о том как стоит формировать отношения, внушали разного рода определенности или уверенности, которые и позволяют все эти процессы запустить.

Почему так важно изучение норм?

Здесь я приостановлю повествование, потому что мне кажется, что не совсем понятно (и мне ранее в том числе) почему мы говорим о важности социальных норм и как именно они влияют на наше поведение. Ведь мы же сознательные и рациональные личности, почему над нами еще что-то должно давлеть, влиять на нас.

Итак, все мы придерживаемся различных правил, ожиданий и стандартов, которые созданы и поддерживаются в нашей конкретной культуре. Эти правила и ожидания имеют смысл, и существует множество способов, с помощью которых значения могут быть неверно истолкованы или неправильно поняты. Когда мы не соответствуем этим ожиданиям, мы можем получить некоторую форму неодобрения, такое как взгляд или комментарий, озвученное мнение, информирующее нас о том, что мы сделали что-то неприемлемое. Социологически мы исследуем, в какой ситуации и контексте ожидается определенное поведение, а в какой - нет. Люди, взаимодействующие в рамках общей культуры, создают и поддерживают эти ожидания. Социологи изучают эти обстоятельства и ищут закономерности. Знакомство с неписаными правилами помогает людям чувствовать себя в безопасности и непринужденности. Большинство людей хотят жить своей повседневной жизнью в уверенности, что их поведение не будет оспорено или нарушено.

Видимые и невидимые правила поведения, с помощью которых структурировано общество социологи называют нормами. Нормы - это поведение, отражающее соответствие тому, что культура и общество считают хорошим, правильным и важным. Существует множество формальных норм, но список неформальных норм — повседневного поведения , которым обычно следуют все, — длиннее. Люди усваивают неформальные нормы путем наблюдения, подражания и общей социализации. Некоторым неформальным нормам обучают непосредственно. В то время как другие усваиваются путем наблюдения, включая понимание последствий, когда кто-то другой нарушает норму. Неформальные нормы диктуют соответствующее поведение без необходимости в письменных правилах, и поэтому вам может быть трудно освоиться, если вы впервые в этой культуре или не знакомы с ней.

Ухаживания и сценарий отношений

я бы охарактеризовала ухаживание как четко организованную социальную структуру для принятия решений, где решение было либо эмоциональным («Люблю ли я его?»), практическим («Хочу ли я выйти за него замуж?»), либо и тем, и другим. У него есть начало, свод ритуализованных правил, организующих последовательность действий, и официально оформленное завершение (обычно переход к предложению руки и сердца, но иногда и к прекращению отношений). Любовь — наряду с правдой, деньгами или властью — это средство связи, помогающее создавать ожидания, выбирать одно решение из многих, связывать мотивацию с действием и создавать уверенность и предсказуемость в отношениях <...> Предсказуемость — это фундаментальная составляющая социальных взаимодействий, которую можно найти, например, в ритуалах. Когда взаимодействия превращаются в ритуал, они порождают уверенность в значении, которое субъекты придают отношениям, и определенность их собственной позиции в таких отношениях и правилах их развития. Как социальная форма, ухаживание в прошлом порождало уверенность и определенность не в том смысле, что оно гарантировало результат (хотя и помогало обеспечить его безопасность), а в том двойном смысле, что, с одной стороны, оно не превращало будущее в проблему (поскольку его цель была известна и принята обеими сторонами), а с другой стороны, оно опиралось на четкий набор правил, организующих эмоции и взаимодействия в известных культурных рамках.

Если представить эти виду уверенности и процесс ухаживания схематично, то схема будет выглядеть следующим образом

Мужчина дабы создать брак и семью с женщиной проводит этап ухаживаний, который включает в себя:

• Нормы и ценности,
• Оценку,
• Общение и эмоции,
• Признание в чувствах,
• Выражение намерений с помощью сувениров/предметов.

Уверенности в форме желтых облачков выше выступали некоторыми катализаторами, ощущениями, которые продвигали процесс заключения брачного договора.

Нормативная определенность - ясность норм и ценностей, присутствующих во взаимодействии людей. Чем легче идентифицировать (сознательно или нет) нормы, существующие во взаимодействии, тем сильнее эти нормы и тем более предсказуемо это взаимодействие (например, выход полностью одетым гораздо более предсказуем, чем покупка цветов на третьем свидании).

Экзистенциальная уверенность - ощущаемое соответствие субъективного и объективного (социального) опыта. Экзистенциальная уверенность позволяет легко ответить на вопросы: «Кто я в этой ситуации?», «Кем является для меня другой?». В результате становится так же легко ответить на вопрос: «Каков мой моральный долг по отношению к этому человеку в данной ситуации?»

Онтологическая уверенность - осязаемость действующих отношений, проявляемых чувств друг другу, через сувениры и подарки, дабы связать намерения людей. Несмотря на свою легендарную силу, эмоции изменчивы и недолговечны. В процессе ухаживания в прошлом обмен сувенирами и подарками (различной ценности) знаменовал собой и скреплял намерение каждого из партнеров.

Оценочная уверенность - способность собирать достоверную информацию об окружающих и знать как их оценивать с установленными стандартами в обществе. Большинство пар очень хорошо знали друг друга до вступления в брак ввиду принадлежности к одним и тем же религиозным и общественным группам, и многие браки заключались среди слуг и подмастерьев одного и того же домохозяйства».

Процессуальная уверенность - уверенность в правилах, порядках действий, процессах, которые позволяли добиться взаимоотношений с человеком. Социальные правила и процедуры, а не субъективные эмоции выполняют работу по сближению людей. Правила и процедуры работали благодаря тому, что ухаживание имело сюжетную структуру. Ухаживание представляло собой последовательный процесс прохождения различных стадий. Скорее всего, именно поэтому эмоциональный обмен соответствовал сюжетному развитию событий. Каждый двигался вперед шаг за шагом, чувствуя, что его «направляют», и «управление» взаимодействием придавало уверенности в том, что оно имеет смысл, и определяло роли, которые каждому полагалось исполнять. Сюжетная последовательность или упорядоченность ухаживания стала возможной благодаря тому факту, что социальные взаимодействия и эмоции были переплетены с религиозными культурными космологиями (закономерностях строения чего-либо), освящавшими эмоции любви и сексуальности в таинствах брака.

Эмоциональная уверенность - уверенность во способности преобразовывать показываемые эмоции в ту последовательность событий, которая приводит к отношениям. Во многих случаях ухаживания в XIX веке любовь провозглашалась на самом начальном этапе и была скорее отправной, чем конечной точкой взаимоотношений. Признание в любви в начале ухаживания, таким образом, устраняло эмоциональную неуверенность. Более того, эмоциональная уверенность часто была условием, при котором женщина взаимодействовала с мужчиной. Заявляя о своих чувствах, мужчина увеличивал свои шансы завоевать сердце возлюбленной.

Иными словами, из-за более четкой структуры от начала отношений до брака, люди меньше переживали насчет того, получатся ли у них отношения или нет. Так как присутствовала нормативность в этом процессе, то и идентичность вступающих в отношения не была ущемлена, ибо гендерные роли были вложены и учтены в сам механизм отношений, четко можно увидеть роль как мужчины, так и женщины, их обязанности

Что случилось после?

Но все в корне изменилось с развитием идей о сексуальности Зигмунда Фрейда, феминистических манифестов и шествий, с развитием капитализма, с появлением Скопического капитализма (термин вводит сама Иллуз), то есть эксплуатации сексуализированных образов, преимущественно женских, появлением порнографии и кинолент с более взрослым, скажем, содержанием, с реформацией института брака и института частной собственности, изобретением средств против зачатия - мы получили социальный расклад, который сохраняется и по сей день. Сексуальность перестала быть грехом, а стала некоторым естественным свойством индивида, которое просит своей проявленности за счет учащенного количества половых контактов. Для мужчин секс является формой самоидентификации, обозначение мужского доминантного статуса. Для женщин секс является неотъемлемой частью в получении удовлетворенностью как в отношениях, укрепление собственной самооценки с установлением более глубокой, интимной связи с партнером. По итогу современные отношения действительно превратились в некоторую форму рынка, где каждый конкурирует с каждым за получением себе второй половинки.

С появлением сервисов для знакомств, например как известный Tinder, появилась такая тенденция как негативные отношения. Она существовала и до Тиндера, но Тиндер стал первым, кто коммерциализировал подобный человеческий импульс. Негативные отношения - это тип отношений у которого нет онтологии и телоса, или более простым языком нет смыслового обозначения и некоторой сюжетной структуры. Это тип отношений, которые не существуют для того, чтобы эти отношения поддерживать. Зачастую такие отношения инициируются через сексуальные знакомства, и в этом ключе первичнее получить удовольствие от акта, воспользоваться человеком, чем попытаться с ним что-то строить. Также как Тиндер, так и в целом новые веяния свобод, транслировали субъекту идею о том, что не стоит ограничиваться на одном выборе, одном человеке. Пока живешь нужно попробовать многое. И все вместе это лишает той уверенности, которая поддерживалась ранее. Субъект пребывает в неопределенности, даже когда он обретает отношения

Сексуальность

Для того, чтобы в развернутой мере говорить о портрете мужчин и женщин, мы должны коснуться такой темы как сексуальность. То, что может показаться прогрессивным освобождением от религии, было результатом мощных экономических и культурных сил, которые медленно и незаметно меняли значение сексуальности. Первая социальная сила, оказавшая влияние на ее переосмысление, проявила себя в залах судебных заседаний. К середине XIX века утвердилась идея о том, что сексуальность является частным делом и не должна быть объектом общественного контроля и наказания. Другим важным изменением в истории современной сексуальности стало появление сексуальной науки в конце XIX века. До этого считалось, что женские тела являются несовершенным подобием мужских — простой разновидностью мужского тела, половые органы которого обращены внутрь. Но сексология превратила мужчин и женщин в резко отличающиеся и онтологически несхожие сексуальные и биологические существа. Раз сексуальность являлась биологической движущей силой, это означало, что она была естественной и как таковая не была запятнана грехом.

Цель сексуальной революции, по мнению некоторых ее сторонников, состояла в том, чтобы «освободить женщин от тирании биологии, положить конец нуклеарной семье, и позволить женщинам и детям делать все, что они пожелают в сексуальном плане». Гетеросексуальная семья — с мужчиной во главе и женщиной на кухне и у колыбели — рассматривалась как источник угнетения и ложного сознания для женщин. Феминистские активистки, стоявшие на переднем крае сексуальной борьбы, требовали «сексуальной свободы, прав лесбиянок, репродуктивного контроля, права на аборт по мере необходимости и свободы от сексуального страха»

На протяжении всего XX века потребность в сексуальной свободе настойчиво утверждалась различными социальными силами и структурами: сексологами, психоаналитиками, индустриями моды и визуальными средствами массовой информации, актерами и художниками. Но она смогла проникнуть в потребительскую практику благодаря тому, что стала важнейшим моральным аспектом, когда феминистки, сексуальные либертарианцы и гей-меньшинства потребовали сексуального равенства и свободы, двух ключевых ценностей современной морали. Таким образом, сексуальность стала политическим и моральным проектом. Это стало основополагающим мотивом самоидентификации, и моральной, и потребительской.

Все это описание необходимо для понимания современных отношений, дабы могли представить весь тот исторический и культурный контекст

С развитием идей о сексуальности родился такой социальный феномен как случайный секс. Сама по себе случайная сексуальность не является чем-то исторически новым, но в своей современной форме она превратилась в политическое и нравственное требование освободить сексуальность от религиозных табу и экономического обмена. Сексуальная активность просто задерживает вступление в брак, то есть создает более длительный буферный период, в течение которого исследуется сексуальность. Она воздействует на структуру отношений и создает формы неопределенности, которые, в свою очередь, лежат в основе негативных отношений.

В идеале люди, занимающиеся случайным сексом, должны оставаться незнакомыми. В этом смысле случайный секс имитирует анонимность и быстротечность взаимодействий в потребительской сфере и смешивает полярно противоположные элементы: дистанцию и неизвестность с одной стороны (когда один партнер не знает имени другого) и близость с другой (культурные признаки близости включают показ себя обнаженным, совместное проживание или общую постель и совместное сексуальное удовольствие). Он разрывает связь между телом и индивидуальностью личности, поскольку рассматривает тело как независимый источник удовольствия и, следовательно, как чисто материальную сущность. Наконец, случайный секс активно требует, чтобы партнеры не строили никаких планов на будущее. В результате, как и все анонимные отношения, случайный секс имеет одну ключевую характеристику: он ослабляет правила взаимности

Политика равноправия стала причиной возникновения случайного секса как новой социальной формы, законной для обоих полов. Тем не менее она часто ассоциируется с мужской формой сексуальности как в научной литературе, так и в популярных стереотипах. Это происходит по ряду причин.

Первая заключается в том, что мужчины всегда пользовались большей сексуальной свободой, чем женщины, и поэтому могли свободно перемещаться по сексуальному полю (то есть часто ходить "налево") без каких-либо нормативных ограничений. Сексуальная распущенность является признаком сексуальной силы для мужчин, в то время как для женщин она либо неоднозначна, либо является признаком нравственно низкого статуса.

Во-вторых, у мужчин не было необходимости использовать сексуальность в качестве рычага для получения социальных и экономических ресурсов и, следовательно, не было причин полностью посвящать себя сексуальности. Женский подход к сексуальности, напротив, более эмоционален, поскольку он более экономичен, так как сексуальность используется в качестве ресурса для обмена на другие материальные или социальные ресурсы. Сексуальность для женщин имеет более важное значение и, следовательно, затрагивает личность.

Третья причина, по которой случайный секс кажется характерным для мужской сексуальности, заключается в том, что маскулинность почти тавтологически определяется способностью иметь много сексуальных партнеров и демонстрировать это. Как говорит исследователь маскулинности Роберт Коннелл, для многих мужчин «быть мужественным значит трахать женщин», и это утверждение в значительной степени подтверждается исследованием Рейчел О’Нил о мужчинах, посещающих «семинары по соблазнению».

Наконец, случайный секс влечет за собой отстраненность, которая, в свою очередь, обеспечивает власть и как таковая является тропом мужественности. Подобно тому, как маскулинистская идеология ратовала за разделение эмоций и разума во всех областях экономики, политики и права, гегемонистская маскулинность стремится отделить эмоции от сексуальности.

Еще одно (косвенное) подтверждение гипотезы о том, что случайный секс является (в культурном отношении) мужской формой секса, можно найти в серьезном исследовании о женщинах и случайном сексе, проведенном Лорой Гамильтон и Элизабет А. Армстронг. Изучая сексуальность студенток колледжа, исследовательницы обнаружили, что случайный секс для женщин на самом деле является способом отложить на время идеалы брака и посвятить себя построению карьеры. Студенты колледжа чаще всего заинтересованы не в поиске отношений, а в поиске работы, причем случайный секс является стратегией для обеспечения максимальных условий поиска. Случайный секс — это способ быстрее продвинуться вперед, сосредоточиться на учебе и достичь карьерных целей. То, что авторы называют «императивом саморазвития», делает менее вероятными и более трудными длительные серьезные отношения до начала карьеры. Таким образом, Гамильтон и Армстронг косвенно одобряют случайный секс, поскольку он функционирует как гендерный уравнитель (ведь, если женщина влюбится, она, скорее всего, выйдет замуж, родит ребенка и прекратит свой карьерный рост на ранней стадии). Это также подразумевает, что случайный секс является сценарием для отказа от отношений. Если случайный секс стал признаком феминистской политики, то это потому, что он имитирует мужскую власть, поскольку является тропом независимости и сигнализирует о способности отстраняться, искать только личное удовольствие, отказываться от заботы и взаимности (традиционных признаков женской идентичности) и преследовать рыночную субъективность. Случайный секс для женщин является показателем равенства во взаимной отстраненности.

Но многие женщины, с которыми разговаривала Ева Иллуз, расценивают сексуальность как утрату возможности быть признанной как личность. Случайный секс иногда превращает свидание в игру в одни ворота: в стремление (потенциального) партнера женщины к своему сексуальному удовольствию в ущерб ее чувству собственного достоинства, основанному на взаимности и признании. В то время как в патриархальных традиционных обществах показателями достоинства женщины являются ее классовая и сексуальная добродетель, в режиме сексуальной свободы, где все еще преобладают двойные стандарты, место ценности женщины становится расплывчатым и неопределенным. Вот почему отношение большинства женщин к случайному сексу более неоднозначно с культурной точки зрения, чем отношение мужчин.

Действительно, как показывают исследования, случайный секс является предиктором сексуального сожаления среди студенток колледжа, особенно если половой акт имел место менее чем через двадцать четыре часа после знакомства с мужчиной и если за этим ничего не последовало. Основываясь на обзоре соответствующих исследований, Элейн Эшбо и Гэри Гут утверждают, что женщины гораздо чаще испытывали «сожаление о сексуальной связи», чем мужчины (которые, как правило, сожалеют о том, что связи не имели), и что женщины-участницы намного чаще, чем мужчины, «раскаивались или чувствовали разочарование»; они также были более склонны размышлять о мимолетном сексе и впоследствии испытывать чувство стыда и неуверенности в себе. Мужчины, напротив, гораздо чаще чувствовали себя «удовлетворенными». Случайный секс не повышает самооценку женщин (а иногда и мужчин), несмотря на то что сексуальность стала новой формой капитала для обоих полов, тем, к чему они стремятся ради получения удовольствия и ради статуса. Сексуальность женщин остается «укорененной» в социальных отношениях, в то время как мужская сексуальность чаще и с большей вероятностью вырывается из них, даже перерастая в то, что называется «бессмысленным сексом». Поскольку мужская идентичность не связана с деторождением или уходом за детьми, поскольку социальная организация патриархата делает мужчин объектом заботы женщин, а не теми, кто эту заботу обеспечивает, так как брак и материнство остаются для многих женщин решающими факторами их самосознания и социально-экономического статуса, сексуальность женщин гораздо более склонна к вступлению в отношения, чем мужская. Для женщин забота и наличие отношений одновременно представляют собой и социальную роль (например, матери), и экономическое положение (например, медсестры или няни), и эмоционально-культурную идентичность. В этом смысле наличие отношений остается центральным элементом женской сексуальности, поскольку оно отражает тот факт, что женщины более активны в экономическом, культурном и социальном проявлении заботы. Именно по этой причине мужчины и женщины, как правило, по-разному воспринимают случайный секс и занимают в нем разное положение, причем женщины чаще всего переживают его как процесс, противоречащий выстраиванию отношений и улучшению эмоционального состояния.

Почему любовь уходит?

В этом разделе я приведу причины из-за которых романтические чувства угасают, а также почему случаются разводы. Современный брак тесно связан с эмоциональным идеалом романтической любви. Эмоциональный идеал любви был воплощен в «символах страсти» и плотно сотканных сюжетных структурах, обеспечивавших лейтмотив и фабулу для формирования биографии индивидуума. Этот сюжет является эмоциональной фантазией, то есть фантазией о наличии и постоянстве определенных эмоций, о способе их выражения, об их интенсивности, прочности и наполненности. Фантазия является неотъемлемой частью современной любви и брака, она сплетает воедино эмоции и практики проживания и воспроизведения повседневной жизни. Исчезновение любви — это когнитивный и эмоциональный процесс, в котором подобного переплетения больше не происходит, так что эмоции любви больше не пересекаются с проживанием повседневной жизни. Как происходит это разъединение? «Разъединение», — это процесс, в ходе которого конкретный эмоциональный опыт и фантазия расходятся в силу вторжения событий и фактов, ставящих под сомнение и подрывающих смысл отношений — реальных или воображаемых — в которые вовлечен человек. Это расхождение осуществляется через переживание, которое, видимо, имеет эффект «реальности», будь то «реальность» личности другого человека, акт предательства или непримиримые различия.

Социологи рассматривали развод как отдельно взятое событие — расторжение брака — а не как эмоциональный процесс исчезновения любви. Главное, что интересовало социологов, — кто разводится, почему и с какими последствиями? К стандартным причинам разводов относятся:

• безработица,
• алкоголизм,
• финансовые трудности,
• рождение детей,
• неравноценная работа по дому,
• неверность,
• начало трудовой деятельности женщин

Причем исследователи подчеркивают огромное значение более высоких показателей занятости женщин и более высокой нестабильности в трудоустройстве мужчин как факторов, способствующих росту числа разводов. Когда развод рассматривается как изменчивое с культурной точки зрения событие, обнаруживаются два поразительных факта: причины развода, приводимые в 1940-х годах, чаще всего были «объективными», как алкоголизм или пренебрежение. С 1970-х годов причины стали «более абстрактными и психологическими», эмоциональными и субъективными: «отдаление», «холодность по отношению к партнеру» и «ощущение, что тебя не любят» стали главными основаниями для развода. Американское исследование отношений 2014 года, финансируемое Остинским институтом изучения культуры и семьи, выявило следующие причины развода, на которые ссылались респонденты:

1. неверность (37 %),
2. неспособность супругов реагировать на потребности друг друга (32 %),
3. растущая усталость от несовпадения характеров (30 %),
4. незрелость супруга (30 %),
5. эмоциональное насилие (29 %),
6. разные финансовые предпочтения (24 %)
7. алкоголь (23 %)

Первые пять причин являются эмоциональными, что говорит о подавляющей важности эмоциональных процессов внутри брака и о том, что они становятся основаниями для развода. Иначе говоря, по словам социолога Стивена Рагглса, «в прошлом браки в большей степени регулировались социальными нормами и в меньшей степени рациональным расчетом для достижения максимального индивидуального счастья». В середине 1980-х годов сексуальные и эмоциональные проблемы считались более уважительными или более вескими причинами для развода, чем в предыдущие десятилетия. Эмоции стали центральным элементом брака и развода, той самой «деталью», которая создает или разрушает отношения.

Второе открытие, которое следует поставить в один ряд с этим, также поразительно: главными инициаторами развода в Соединенных Штатах, Европе и Австралии являются женщины. Это согласуется с выводом о том, что занятость женщин повышает вероятность развода. Как утверждает Эндрю Черлин, «почти каждый известный ученый, который обращался к теме (развода) в ХХ веке, указывал на важность роста занятости женщин». Относительное увеличение экономической власти женщин, по-видимому, каким-то образом связано с тем, что они инициируют развод чаще всего по эмоциональным причинам. Иначе говоря, доступ к экономической независимости позволяет эмоциям занять центральное место. Майкл Розенфельд утверждает: «Один из парадоксов гендера, брака и жизненного цикла состоит в том, что молодые одинокие женщины, по-видимому, желают брака и серьезных отношений больше, чем мужчины, однако замужние женщины, судя по всему, менее удовлетворены своей семейной жизнью, чем женатые мужчины». Сделанные ранее выводы о том, женщины чаще хотят серьезных отношений, чаще инициируют развод и, в отличие от мужчин, делают это по эмоциональным причинам, предполагают, что и сексуальные договоры женщины заключают подобным образом. Они иначе переживают брак и инициируют развод именно в силу своей эмоциональности, активизируя ее и управляя ей. Парадокс, о котором говорил Майкл Розенфельд, можно легко преодолеть, если заметить, что женщины гораздо больше, чем мужчины, захвачены эмоциональной составляющей отношений при вступлении в них и гораздо легче разрывают отношения, также ставя во главу угла эмоциональные притязания.

Именно из-за того, что брак стал более эмоциональным, он стал более неопределенным, то есть менее зависящим от предписанных четких гендерных ролей, распределенных по частному или общественному признакам, и более основанным на индивидуальном выражении эмоций. Превращение брака в эмоциональный институт, в свою очередь, ставит женщин и мужчин в разные позиции по отношению к нему как к эмоциональной структуре. В ходе исследования большой статистически репрезентативной выборки, состоящей из 1003 взрослых молодых людей, и одиноких, и состоящих в браке, 80 % женщин заявили, что они больше ценят способность мужа искренне выражать свои чувства, чем способность просто обеспечивать их. Эмоциональная близость для большинства женщин является главной целью и важнейшим критерием законного брака. Как таковая, эмоциональная близость стала движущей силой дезинституционализации, заставляющей брак руководствоваться скорее психологией, чем социологией, индивидуальным темпераментом, а не ролями и нормами. Это метко сформулировал социолог брака Эндрю Черлин: «Личный выбор и саморазвитие играют большую роль в построении людьми своей супружеской карьеры». Близость зависит от добровольного проявления и выражения эмоций двух людей и таким образом, видимо, заставляет брак следовать изгибам и особенностям характера индивидуума. Именно по этой причине дискурс психотерапии стал решающим для формирования и мониторинга интимных связей, как способа выражения эмоций и управления ими.

В главе описываются как минимум 5 аспектов, на которые стоит обратить внимание, если вы хотите все же сохранить отношения, а именно:

• сценарий отношений,
• секс,
• потребительские объекты,
• баланс независимости и привязанности,
• эмоциональные потребности и оценка переживаний.

Сценарий отношений

Развод — это процесс принятия решений, который вызывает массу обоснованных объяснений для того, чтобы сделать решение понятным для себя и своего окружения. И, поскольку это продуманное решение, он имеет сюжетную структуру, когда субъекты пытаются объяснить, обычно ретроспективно, свои собственные мотивы или мотивы партнера. Исчезновение любви происходит в результате множества событий, которые, в свою очередь, осознаются и соединяются вместе посредством изложения фактов и причин, тем, что Люк Болтански и Лоран Тевено называют «режимами оправдания», подразумевающими одновременно объяснение личных мотивов собственных чувств и действий, а также ссылки на общепринятые нормы.

В резком контрасте с описанием влюбленности наименее распространенным объяснением исчезновения любви являются прозрение, откровение или понимание, в процессе которого субъект внезапно осознает и осмысливает новый аспект происходящего. Бертран Рассел приводит удачный пример, ссылаясь на свою первую жену Элиссу («Элис») Пирсолл Смит: «Однажды днем я отправился на велосипедную прогулку и, проезжая в какой-то момент по проселочной дороге, я вдруг понял, что больше не люблю Элис. До этого момента и я понятия не имел, что моя любовь к ней ослабевает». Они были в браке с 1911 по 1921 год, и Рассел описывает исчезновение любви как внезапное откровение.

Откровение может быть также представлено как описание внезапного события, например влюбленности в кого-то другого или понимания чего-то нового о своем партнере. Некоторые респонденты говорят о «переломных моментах» в их восприятии партнера. Тема (эмоционального) «перелома», вызванного явными или неожиданными событиями, занимает центральное место во многих современных литературных и кинематографических произведениях. Например, фильм «Форс-мажор», снятый в 2014 году шведским режиссером Рубеном Остлундом, показывает раскол между мужем и женой, произошедший из-за побега мужа после схода снежной лавины, когда он, пытаясь защитить себя, оставляет жену и детей. Это событие знаменует собой поворотный момент, новое понимание женой того, что представляет собой ее муж, понимание, которое создает раскол между ними.

Другая форма описания событий представляет собой накопление фактов и причин: мелких событий и ежедневных конфликтов, постепенно разрывающих структуру интимности. Авишай Маргалит говорит об «эрозии», метафоре, уместной в том случае, когда будничность повседневности разъедает плотно сотканное полотно семейной жизни. Незначительные события накапливаются до тех пор, пока, по словам респондентов, не наступает точка невозврата, когда они «больше не могут». В этом повествовании люди суммируют факты, действия, слова или жесты как доказательства того, что «что-то идет не так».

Субъект преодолевает ежедневные разногласия и конфликты, накопление которых становится невыносимым для него, превышая «положительные» аспекты отношений. Подобные претензии часто высказываются, когда возникают многочисленные разногласия или ссоры. Это описание событий заключается в предоставлении «доказательств» того, что что-то испортилось либо в отношениях, либо в партнере, либо в паре в целом.

приведенная типология описаний развода не охватывает весь диапазон его причин. Она также не отрицает того факта, что разводы, как правило, гораздо более враждебны и эмоционально накалены, чем расставания. Скорее я просто намерена здесь утверждать, что существует преемственность между культурными факторами, действующими в начале отношений, и факторами, которые постепенно внедряются в уже установленные и узаконенные отношения. Дело в том, что формирование и поддержание интимных связей представляет собой часть общей социальной экосистемы, которая обременяет отдельных людей и вынуждает их в одиночку справляться с несколькими сдерживающими факторами. Такими сдерживающими факторами являются сексуальность как независимая сфера действия, оценка и обесценивание как непрерывная деятельность, усугубляемая совершенствованием потребительской и психологической сущности личности; бессознательный конфликт целей между независимостью и зависимым положением и угрозы самооценке. Все вышеперечисленное становится ключевыми мотивами в процессе отказа от привязанности и преданности, то есть в процессе исчезновения любви.

Секс

Классическое исследование брака Джудит Стейси предполагает, что современная семья удовлетворяет одновременно две потребности: постоянную заботу с одной стороны и сексуальное желание — с другой. Называя современный брак «универсальным институтом», она анализирует напряженность, к которой приводит моногамный и договорной брак. По мнению Стейси, мы, по существу, поступились терпением, которое необходимо в семейной жизни для сексуального желания. Этот анализ, однако, не рассматривает тонкую эмоциональную динамику, посредством которой сексуальность вмешивается в семейную жизнь и конфликтует с ней.

Действительно, в случае если сексуальность становится основной плоскостью для проявления самоидентичности, неуверенность в сексуальной привлекательности, судя по всему, бросает вызов отношениям в целом, поскольку подвергает сомнению самооценку личности в них. Это происходит потому, что сексуализация узаконивает разделение эмоций и тела и предоставляет последнему независимость, тем самым расщепляя самосознание и создавая две различные, независимые, а иногда даже конкурирующие формы самооценки. Это верно для отношений в их начале, но, что более удивительно, это также верно и в том случае, когда такие отношения уже установлены. К примеру, стоило телу жены подвергнуться медицинским манипуляциям, как оно потеряло свою сексуальную привлекательность и, перестав быть сексуальным, оно перестало вызывать желание, что, в свою очередь, повлияло на самооценку женщины, поскольку она больше не чувствовала себя желанной. Или другой пример, мужское тело становится сексуальным в силу того, что избавляется от лишнего веса и, таким образом, превращается в независимый субъект. Тело приобретает новую сексуальную свободу действий, а затем ищет новые сексуальные объекты, молодых женщин. Тело жены лишилось сексуальной привлекательности, а его тело приобрело. И в том, и в другом случае сексуальность кажется неподвластной воле и контролю субъекта.

Сексуальная компетентность и способность вызвать сексуальное желание являются ключевыми свойствами индивидуальности, отсутствие которых создает непосредственную угрозу личности. Они являются ключевыми и в начале отношений, и в их процессе. Из-за того что тела стареют, становятся невосприимчивыми к сексуальному возбуждению или чувствуют себя нежеланными и сексуально некомпетентными, сексуальность может вбить клин в саму эмоциональную связь, внося неопределенность в природу личности, вовлеченной в отношения.

Второй способ, которым сексуальность запускает эмоциональный процесс исчезновения любви, связан с тем, что сексуальная доступность значительно увеличивает понимание альтернатив. Исследование, проведенное Джеффри Симпсоном в 1987 году с участием 120 молодых людей, показало, что осознание предполагаемых альтернатив существенным образом влияет на стабильность отношений: чем выше вероятность возникновения альтернативных отношений, тем менее стабильны отношения. Действительно, открытое сексуальное поле практически по сути своей предоставляет ментальную карту альтернативных (и упущенных) сексуальных возможностей. Учитывая широкую доступность сексуальных тел или более притягательных сексуальностей, либо и того, и другого, а также учитывая норму моногамии, сексуальная энергия, направленная за пределы семейной пары, представляет собой надвигающуюся угрозу браку.

Наконец, сексуальность мешает стабильным отношениям, поскольку капиталистическая сфера труда оказывает влияние на сексуальное влечение. Действительно, исследования показали, что стресс, связанный с работой, уменьшает сексуальное желание. Исследование, проведенное по заказу Французского технологического института (институт, работающий под эгидой министерства труда), предполагает, что стресс и выгорание от чрезмерного объема работы вызывают раздражительность и признаки ангедонии (трудности испытывать удовольствие), ответственные за снижение сексуального желания. Согласно этому исследованию, 70 % менеджеров среднего звена утверждают, что стресс отрицательно влияет на их сексуальную жизнь. Похоже, что за последние двадцать лет наблюдался всплеск сексуальной пассивности в браке. Общее социальное обследование, в рамках которого для определения частоты половых отношений с 1989 года неизменно используется один и тот же вопрос, подтверждает эту тенденцию.

Потребительские объекты

Вкусовые предпочтения играют первостепенную роль в браке, не только позволяя организовывать две субъективности вокруг общего мира предметов и действий, но и являясь ориентиром взаимодействий. В своем интереснейшем исследовании семейных пар французский социолог Жан-Клод Кауфман назвал этот термин agacements, или раздражителями. Кауфман подробно описывает, что раздражает супружеские пары в их повседневной жизни. Исследуя источники этого раздражения, Кауфман находит — без особого теоретического осмысления этого факта, — что предметы играют существенную роль в его возникновении. В качестве одного из примеров он приводит стиль стола, раздражавший мужа одной из его собеседниц и ставший источником конфликта в браке. Кауфман не обращает внимания на исторический и культурный процесс, порождающий подобное раздражение, которое следует понимать как результат потребительской субъективности, формировавшейся в течение последнего столетия и особенно со второй половины ХХ века. Такая субъективность стала организовываться в соответствии со вкусами и самовыражением с помощью предметов. Иначе говоря, предметы представляют собой и точки эмоционального соприкосновения, и основания для проявления эмоциональной разобщенности. Это тем более верно, что индивидуальности все чаще приходится позиционировать себя через потребительские вкусы.

В статье, опубликованной в блоге Le Monde, автор рассматривает причины, по которым производитель мебели Ikea является источником напряженности и споров между супружескими парами: это связано с тем, что Ikea предлагает массу возможностей комбинировать предметы мебели и по-разному сочетать их друг с другом. Одним из следствий такого широкого спектра потребительского ассортимента и комбинаций между ними является то, что они способствуют формированию весьма специфических вкусов. Динамика вкуса — это динамика субъективации: благодаря воспитанию вкуса, формируется личность, проявляющая свою уникальность. Чем более своеобразен вкус, тем он менее податлив и тем больше вероятность того, что он станет источником напряжения. Сама Ikea признает этот факт в своем каталоге и пытается извлечь из него выгоду, советуя купить два дивана для удовлетворения разных вкусов: «Tout est affaire de compromis. Vous aimez les canapés moelleux, il les préfère plus fermes. Avec deux canapés différents, vous pourriez bien vivre heureux pour toujours». (Все дело в компромиссе. Тебе нравятся мягкие диваны, он предпочитает более жесткие. С двумя разными диванами вы сможете жить долго и счастливо). Не только выбор предметов, но и способы обращения с ними вызывают раздражение и напряжение.

Таким образом, если мир предметов традиционно воспринимается как нечто само собой разумеющееся и незаметно поддерживает человеческую деятельность, то потребительская культура и потребительские практики превращают предметы в активные проявления индивидуальности и тем самым выдвигаются на передний план в качестве «актантов» (от фр. Actant — действующий), которые одновременно формируют две субъективности и их взаимоотношения и осуществляют посредничество между ними. «Актант» здесь употребляется в том смысле, какой он имеет в теории повествования, то есть в качестве структурного компонента, позволяющего сюжету двигаться вперед (актант не обязательно является человеком и вполне может быть предметом). Он также имеет смысл, придаваемый этому слову теорией сетевого взаимодействия: как сущность — будь то человек, предмет или идея, — которая оказывает влияние на ход действия. В роли актантов, предметы и способы потребления могут превратиться в объекты взаимных обвинений. Актантность потребительских объектов настолько преобладает в интимных отношениях, что социальные субъекты проявляют свое потребительскую индивидуальность в режиме постоянного обновления, совершенствования и изменения. Когда индивиды не «совершенствуются» или не развиваются в одном направлении, это создает нарушения в оценке партнерами друг друга и изменяет актантный характер потребительских практик и объектов как места встречи двух субъективностей. Как только субъективность совершенствуется благодаря развитию новых вкусов, выход из отношений происходит в результате осознания партнерами разъединения их эмоциональных и психологических миров, хотя на самом деле эти миры довольно часто являются потребительскими.

Баланс независимости и привязанности

Отсутствие ритуальной структуры и нормативных якорей заставляет субъекта самостоятельно пытаться разгадать намерения партнера, разрабатывать план действий и стратегические реакции на неопределенность и формировать ясные и устойчивые чувства. Иначе говоря, неопределенность порождает мета-эмоции, эмоции относительно эмоций, которые делают процесс знакомства субъектов запутанным и чрезвычайно рефлексивным, причем субъекты пытаются контролировать этот процесс, сознательно отслеживая поток и интенсивность собственных чувств. Эта рефлексивность служит отличительным признаком вступления в отношения, особенно когда намерения действующих лиц неясны и трудно поддаются пониманию. Эти два слоя — эмоции и мета-эмоции — делают процесс вступления в отношения затруднительным.

Неопределенность обрекает эти взаимодействия на начальном этапе, поскольку выражение слишком большого или слишком малого интереса в равной степени может стать губительным для отношений, во-первых, потому что сигнализирует о слабости человека, а во-вторых, потому что делает его неспособным вступить в серьезные близкие отношения. «Непонимание, что делать» — звонить или не звонить, проявлять интерес или нет — является результатом социологического ограничения, при котором субъекты управляют противоречивыми желаниями и требованиями, возникающими в процессе взаимодействия: желанием не показаться слишком страстно жаждущими отношений и все же с нетерпением стремиться к ним, желанием иметь еще одно подтверждение собственной ценности и навязанными самому себе ограничениями эмоционального самовыражения. Не демонстрировать «потребность в эмоциональной поддержке» стало ключевым мотивом отношений, особенно при вступлении в них, что отнюдь не способствует возникновению желания заключить эмоциональный договор или выполнить необходимую символическую работу по проявлению интереса, или серьёзных намерений, или и того, и другого. Таким образом, в сексуально-романтическом взаимодействии наблюдается следующий парадокс: чтобы создать отношения, требуется продемонстрировать определенную отстраненность, поскольку она свидетельствует о независимости и, следовательно, о ценности. Однако отстраненность часто указывает на стратегию самозащиты партнера. Грань между независимостью и эмоциональной дистанцией действительно очень тонка, что создает путаницу в отношении эмоций и намерений других людей (и даже своих собственных). Субъекты разрабатывают психологические стратегии оценки риска, пытаясь понять, насколько они рискуют, проявляя свои чувства и «открывая себя» при вступлении в отношения

Интересно отметить, что мужчины, похоже, предпочитают уходить, а не вступать в сложные эмоциональные переговоры, поскольку «голос» — словесное выражение собственных потребностей — прописан в культурном сценарии как проявление уязвимости и угрожает границам личности, и, следовательно, независимости. Здесь важно отметить, что независимость предписывает ряд социальных навыков и форму социальной компетентности, имеющих решающее значение для мужской идентичности. Независимость — это не только набор психологических черт, но и проявление компетентности и нравственной идентичности.

Эмоциональные потребности и оценка переживаний

Одним из наиболее отличительных аспектов капитализма после 1960-х годов стало распространение психологических/эмоциональных потребностей. Учитывая, что потребительская экономика проникла в глубочайшие закоулки субъективности, отличительной чертой капитализма является эмоциональный товар (то, что я назвала emodity — товаром эмоционального потребления), приобретение услуги, которая изменяет и улучшает эмоциональный облик (портрет) личности. Этот аспект капитализма побуждает женщин и мужчин воспринимать свою индивидуальность как совокупность эмоциональных качеств, которые должны быть максимально улучшены.

Современная личность воспринимает себя как незавершённое произведение, нуждающееся в самоусовершенствовании и улучшении собственных возможностей, направленных на самореализацию и удовлетворение потребностей. И наоборот, неудовлетворенные потребности являются эмоциональным основанием для ощущения эмоциональной отстраненности. «Изначально отстраненность была закрытостью: неспособностью преодолеть стыд глубинных потребностей, о которых невозможно было откровенно заявить». Таким образом, рост потребностей в потребительской культуре означает не только их изобилие, но и то, что они развиваются в своей интенсивности и целенаправленности и формируют основу индивидуальности. Рост потребностей достигается благодаря дискурсу и практике психотерапии, которая обеспечивает техники, позволяющие сформулировать (в основном) эмоциональные потребности и превратить их в предмет переговоров.

Основными культурными инструментами в процессе формирования таких переговоров и уступок являются методики, внедряемые различными психологическими школами. Психотерапия оказала тройное воздействие на интимную жизнь: ее первый и, возможно, самый важный эффект заключается в повышении осознанности и критериев самооценки, в превращении гнева в обоснованную реакцию на угрозы чувству собственного достоинства и в предоставлении техник для обеспечения контроля над гневом в процессе эмоциональных взаимодействий (для обеспечения уверенности в себе, самолюбия или освобождения от чувства тревоги). Под руководством психологов брак претерпел важное изменение в правомерности проявления гнева. Как утверждали Франческа Канчиан и Стивен Гордон, нормы любви как самореализации и проявления гнева в браке были неразрывно связаны на протяжении всего XX века, свидетельствуя о том, что повышенные социальные ожидания в отношении любви парадоксальным образом сопровождались ростом проявлений гнева. Второе изменение заключается в том, что субъекты, проходящие курс психотерапии, стали осознавать свои эмоции, будь то явные, или подавленные, благодаря процессу их четкого определения («я долго злилась на своего мужа, но не осознавала этого»”). Как только эмоции проясняются и осознаются субъектами, они становятся объектами межличностных притязаний и переговоров («поиском способов уменьшения гнева»).

Скопический и просто капитализм

Промышленный капитализм был основан на промышленном предпринимательстве и семье как двух центральных столпах, организующих экономическое и биологическое воспроизводство. Система ухаживания была частью более широкой социализации буржуазной семьи, которая стала скрытой опорой промышленного капитализма. Семья тренировала и готовила индивида к духовному самоотречению, самодисциплине и взаимодействию, необходимому на капиталистическом предприятии. После Второй мировой войны и особенно после 1960-х годов изменился важный аспект культуры капитализма: как полагает Жиль Делез, капитализм «уже заключался не в производстве, а в продукте, то есть в его продаже или продвижении на рынке». Как далее утверждает Делез, эта новая форма капитализма была, по существу, дисперсионной: семья перестала быть социальной опорой экономического производства. Вместо этого на смену фабричному рабочему и, можно добавить, самой семье как привилегированному центру формирования личности пришли индивидуумы — творческие деятели и подлинные потребители. Эта форма дисперсионного капитализма не нуждалась в традиционных социальных учреждениях, которые регулировали сексуальные контакты и направляли их на формирование семьи. Сексуальность — не только то, что человек делает в своей спальне, но и мириады потребительских практик, преобразующих тело, его внешний вид, его rapport à soi (отношение к себе), его желания, представление о себе и социальные отношения в целом. На самом деле сексуальность стала настолько присуща экономике, что мы можем говорить о появлении новой формы действия: сексуального действия, где тело, культурные стратегии, ценности, цели и самовосприятие подчинены самой сущности человеческой личности, которая воспринимает себя одновременно сексуальной, психологической и экономической.

Коммерциализация общественной жизни… была направлена на спасение капитализма от угрозы перенасыщения рынков после тех переломных лет. (пропуск текста) 1970-е и 1980-е годы были также временем, когда традиционные семьи и общины быстро теряли авторитет, предоставляя рынкам возможность заполнить быстрорастущий социальный вакуум, который современные теоретики освобождения ошибочно принимали за начало новой эры независимости и освобождения - Вольфганг Штрик

По словам Сеннетта, капитализм имеет два основных последствия, особенно важных для данного исследования: первое — снижение институциональной приверженности, а второе — снижение доверия. Снижение доверия превращает людей в долговременных самостоятельных предпринимателей, которые могут рассчитывать только на самих себя и собственные психологические ресурсы, чтобы справиться с неопределенностью и превратностями судьбы. То, что Сеннетт называет процессом сокращения уровней структуры корпораций, то есть избавлением от уровней определенного аспекта производства и привлечением сторонних ресурсов, имеет глубокое сходство с областью сексуально-романтических отношений, где самопредпринимательство (выяснение того, как правильно вести себя в отношениях, как привлечь мужчину, как «заключить сделку») является центральным для вступления в отношения. Полиамория (открытые доверительные отношения сразу с несколькими партнерами), например, является формой такой предпринимательской стратегии, перепоручением другим людям своих различных эгоистических интересов и «потребностей» — положение дел, одобренное популярным сексуальным терапевтом Эстер Перель, которая объясняет «неверность» как проявление невыраженной индивидуальности, перепорученное кому-то другому, а не своему постоянному партнеру. Поскольку субъекты в основном полагаются на свое предпринимательское желание в поисках партнера — оценивая затраты и риски, делая относительно безопасные инвестиции, укрепляя собственную значимость, приумножая свои активы благодаря поддержанию нескольких отношений, — становится трудно добиться доверия.

Превращение свободы в столь нормативно нестабильное и неоднозначное явление произошло благодаря тому, что она стала идеологическим знаменем политических и социальных движений, гедонистической этики аутентичности и прежде всего, как подчеркивается в этой книге, скопического капитализма — интенсивной и вездесущей формы эксплуатации сексуального тела с помощью визуальных индустрий. Скопический капитализм стал доминирующим фреймом, организующим образы и истории, которые превратили свободу в конкретную и живую действительность для членов западных обществ. Сходств между негативными отношениями и масштабным капитализмом несколько.

Первое подобное сходство наблюдается в возникновении рынков в качестве социологических фреймов, организующих взаимодействие. Рынки — это социальные площадки, управляемые спросом и предложением, на которых субъекты производят взаимообмен. Если в традиционном браке мужчины и женщины объединялись в пары (более или менее) горизонтально (внутри своей социальной группы) и были нацелены на преумножение собственности и благосостояния, то на сексуальных рынках мужчины и женщины образуют пары в соответствии с сексуальным капиталом и для различных целей (экономических, гедонистических, эмоциональных), они часто происходят из разных общественных групп, имеют разное происхождение (культурное, религиозное, этническое или социальное) и часто обмениваются асимметричными атрибутами (например, красота в обмен на социальный статус).

Второе сходство между капитализмом и негативными отношениями также обусловлено его рыночной формой. Его прототипом является случайный секс, взаимодействие между незнакомыми людьми, каждый из которых стремится к получению собственной выгоды, подражая, таким образом, потребительскому взаимодействию и его гедонистическим предпосылкам (потребительская культура в равной степени отражает сексуальность).

Третье сходство связано с тем, что сексуальность, управляемая скопическим капитализмом, порождает различные формы экономической и социальной значимости мужчин и женщин. С помощью потребительского рынка женщины ухаживают за своим телом для того, чтобы представлять собой ценность, одновременно экономическую и сексуальную, в то время как мужчины потребляют их сексуальную ценность в качестве показателей собственного статуса на аренах мужской конкуренции.

Четвертое сходство между негативными отношениями и капитализмом связано с неуверенностью в отношении ценности того, что является предметом заключаемых сделок. Неуверенность в собственной ценности и ценности других людей пронизывает все сферы жизни, тем более что при скопическом капитализме достоинства личности быстро теряют свою актуальность. Возросла потребность в субъективной оценке (в форме «самоуважения», «любви к себе» и «уверенности в себе»), что создало оборонительные стратегии для защиты от предполагаемых угроз собственной ценности.

И, наконец, пятое сходство заключается в трудностях соблюдения или оформления эмоциональных договоров, поскольку инновации, географическая мобильность, инвестиции в различные прибыльные области и гибкость в производственных и кадровых структурах делают корпорации свободными от обязательств. Все это формирует основу того, что я назвала негативными отношениями, и указывает, каким образом интимные отношения, сексуальность и семья отражают особенности рынка, потребительских практик и капиталистических предприятий и приспосабливаются к ним.

Сексуальность стала центральной темой популярной коммерческой и визуальной культуры, научного исследования мужчины (и женщины), темой искусства и литературы; она переосмыслила значение благополучной жизни и стала неотъемлемым атрибутом здоровой личности, освобожденной от тяжелого гнета социальных норм. Эти изменения происходили на протяжении XIX и XX веков. Они быстро распространились в обществе, поскольку, несмотря на то что их и не одобряли, то по крайней мере практиковали различные социальные и культурные элиты еще до 1960-х годов, включая знаменитостей, живших «скандальной жизнью»: актеров (Ингрид Бергман, которая развелась со своим мужем), интеллектуалов (Симону де Бовуар и Жана-Поля Сартра), писателей (Д. Х. Лоуренса, Ф. Скотта Фицджеральда, Генри Миллера, Владимира Набокова, Анаис Нин и т. д.), художников и деятелей авангарда, ученых (Зигмунда Фрейда, Альфреда Кинси, Уильяма Мастерса и Вирджинию Джонсон, Маргарет Мид). Все они переосмыслили свободную сексуальность как квинтэссенцию современности, как свободный, а не греховный биологический импульс, как пленительный атрибут элитного образа жизни. Эту новую модель сексуальности пропагандировали преимущественно киноактеры, фотомодели и художники, люди, работающие в сфере связей с общественностью и в «индустрии красоты», поскольку они культивировали одновременно сексуальную привлекательность, красоту и эротическо-романтическую жизнь, обосновавшиеся в сфере досуга. Совершенствуя свой телесный облик и визуальные свойства, они устанавливали и распространяли новые сексуальные нормы, одновременно объединявшие модные наряды, сексуальность и товары для отдыха.

С начала XX века визуальные индустрии (кино и реклама) стали распространителями образов красивых сексуальных тел, вызывающих желание у зрителя. Благодаря визуальной культуре сексуальность стала ярким проявлением индивидуальности. Сексуальность больше не была скрытой частью внутреннего мира человека или постыдной особенностью, в которой можно было признаться лишь в уединении кабинета психоаналитика, она стала визуальной характеристикой, которую можно было обнаружить в зримых объектах потребления, а не в (греховных) мыслях и желаниях. Такая сексуальность была опосредована потребительскими товарами (например, модной одеждой или косметикой) и выставлялась напоказ в историях и образах (например, в кино). Сексуальность приняла форму скопического режима видения (cкопический режим — термин, обозначающий физическое отсутствие того, что видит кинозритель в момент просмотра), осуществляемого с помощью различных изображений сексуально привлекательных тел, выставляемых на всеобщее обозрение с помощью разнообразных объектов потребления. Сексуальная привлекательность объединила сексуальность и потребление. Визуальная потребительская сфера, возникшая в конце XIX века, приобрела необычайную культурную и экономическую мощь на протяжении всего XX века, поскольку превратила половую принадлежность в визуальное проявление, опосредованное предметами потребления, а сексуальное освобождение — в культурную практику, отмеченную набором визуальных символов, кодексов и стилей. Кроме того, сексуальные контакты все чаще происходили в местах досуга и стали косвенным товаром, потребляемым в ходе множества прямых потребительских практик (в барах, танцевальных залах, клубах, ресторанах, кафе, туристических курортах, на пляжах).

Сексуальность способствовала необычайному росту капитализма, поскольку она требовала постоянного самосовершенствования и предоставляла бесконечные возможности для создания сексуальной атмосферы. Сексуальность стала культурной платформой для потребления товаров массового производства (например, бюстгальтеров, нижнего белья, виагры или ботокса), благ скрытой полезности (например, кафе, баров «для одиноких» или нудистских лагерей), совершенно неосязаемых товаров в виде психотерапевтических советов по улучшению сексуальных ощущений и сексуальной грамотности, визуальных товаров (например, женских журналов или порнографии) и того, что я бы назвала атмосферными товарами, предназначенными для создания сексуальной атмосферы.

Патриархат тесно переплетался с капитализмом и осуществлял свою власть через интенсивную сексуализацию женщин, через распространение случайного секса, через мифы о красоте, через все более ужесточавшиеся нормы женской сексуальной привлекательности и различное положение мужчин и женщин в романтической и сексуальной сферах.

Почему, несмотря на скромные, но значимые шаги к равенству, сексуальное господство мужчин над женщинами остается таким глубоко укоренившимся и широко распространенным? Сексуальное господство проявляется, конечно, в мужском насилии, но его также можно обнаружить и в более расплывчатых, неуловимых и смутно выраженных процессах обесценивания женщин. Благодаря противозачаточным таблеткам сексуальный доступ к женщинам стал практически беспрепятственным, не требующим ни очень высоких затрат от мужчин, ни брака, ни ухаживания, ни даже установления близких личных отношений. Кроме того, сексуализация женских тел, осуществляемая средствами массовой информации и индустрией моды, создала огромную экономическую выгоду, отвечающую в основном (хотя и не исключительно) интересам мужчин. По словам Кэрол Пэйтмен, «идет крупномасштабная торговля женскими телами, исчисляемая миллионами долларов»(и, судя по всему, счет скоро пойдет на миллиарды).

Формирование экономической ценности женского тела стало возможным благодаря тому, что оно превратилось в коммерчески реализуемую визуальную единицу. И началось распространение новых норм привлекательности через обширную сеть индустрий. С начала XX века средства массовой информации и промышленный комплекс моды и косметики с невиданным размахом распространяли образы красивых и модных женщин. Эти образы создали новые нормы привлекательности, которые превзошли классовые дресс-кодексы и обрели межклассовую привлекательность благодаря тому, что социолог Эшли Мирс называет the look, «визуальными свойствами», комбинацией стиля одежды, очарования и телесных форм. Look — это коммерчески реализуемые ценные качества, которые находятся в обращении в экономике образов. Из этого следует, что тело индивидуума благодаря процессу спектакуляризации превратилось в полноправный коммерческий товар, в образ, подражающий публичным телесным образам и воспроизводящий их.

Учитывая, что процесс визуального оценивания неустойчив, вкусы потребителей меняются, капиталистические товары и привлекательное тело зависят от структурного старения, что личность постоянно оценивается, а ее ценность, как ценность и других людей, неопределенна, неудивительно, что для многих женщин гетеросексуальные рынки становятся тяжким испытанием. Движение 2017 года #Metoo с поразительной силой вспыхнуло на международной арене именно потому, что женщины являются не только объектом насилия, но и менее явным объектом невидимой и широко распространенной формы обесценивания. Хотя движение #Metoo зашло в тупик в своем единообразном обличении банального, оскорбительного и преступного, оно вызвало широкий резонанс и отразило мириады способов, с помощью которых женщины традиционно и регулярно обесцениваются в сексуальной сфере. Эти формы патриархального символического насилия чрезвычайно устойчивы, поскольку они коренятся в масштабных экономических и культурных структурах.

Если совсем кратко

Эта книга не призывает вернуться к семейным ценностям, к общине или к ограничению свободы. Однако она со всей серьезностью относится к феминистской и религиозной критике сексуальной свободы и утверждает, что свобода с помощью психологических индустрий позволила щупальцам скопического капитализма захватить власть и в сфере нашей деятельности, и в нашем воображении, чтобы помочь справиться с многочисленными эмоциональными и психическими нарушениями, которые она же и создает. И если свобода хоть что-нибудь значит, то она, безусловно, должна включать в себя знание о невидимых силах, которые связывают и ослепляют нас.

Эта статья изначально должна была стать видео на моем канале, но я решил перейти на статейный формат. Если хотите получать другую интересную информацию по философии, социологии и другим областям исследованиям человека и текущей действительности - подписывайтесь на мой telegram-канал: Познание бесконечно вечного