Афиней о Коринфе.
выборка по Джерому Мерфи О'Коннору "Коринф Святого Павла: Тексты и археология", третье издание, 2002 г.
ПИР МУДРЕЦОВ 227d-228c
А эти слова из "Сиротки-наследницы" Алексида относятся к слишком жадным покупателям на рынке:
Когда бедняк охоч до рыб, он тратится
На них одних, а сам во всем нуждается,
И по ночам по бедности он рвет плащи
С прохожих, и они должны ловить его
С утра пораньше у прилавка рыбного:
Как только высмотрят, что молодой бедняк
Пристроился к угрям, ведут в узилище.
Дифил в "Купце" даже утверждает, что в Коринфе был принят закон следующего содержания:
- У нас в Коринфе есть закон, любезнейший, -
Когда на рынке видим покупателя,
Который постоянно и роскошнейше
Закупки делает, ему немедленно
Допрос вчиняем: кто таков, на что живет,
Что делает. И коль его имущество
Доход ему дает, для трат достаточный,
Такую жизнь продолжить разрешается,
Но если вдруг окажется, что тратил он
Намного больше, чем доход с имущества,
То впредь ему строжайше воспрещается,
И коль нарушит - будет наказание.
А тот, кто не представит состояния,
Передается палачу.
- Геракл!
- Пойми,
Нельзя же честно жить подобным образом!
Он должен преступать закон хоть в чем-нибудь:
Срывать одежду по ночам, проламывать
В жилищах стены, или же сотрудничать
С грабителями, или соглядатаем
На рынке быть, а может, лжесвидетелем.
Парней таких отсюда вычищаем мы.
- И правильно, ей-богу! Но причем тут я?
- На рынке каждый день тебя, любезнейший,
Мы видим, и с несчетными покупками.
Достать совсем уж стало невозможно нам
На рыбу хоть чего-нибудь похожего,
Ты город в овощные превратил ряды;
Как на Истмийских играх мы сражаемся
За чахлую петрушку; зайчик выглянул -
Похитил ты его, и даже в воздухе,
Свидетель Зевс, ни куропатки, ни дрозда
Уже нам не увидеть, привозное же
Вино подорожало дальше некуда.
ПИР МУДРЕЦОВ 573c-574c
Начну я с прекрасного Коринфа, поскольку ты попрекнул меня тамошней мудростью. Так вот, как рассказывает в книге "О Пиндаре" гераклеец Хамелеонт, есть в Коринфе древний обычай: когда город совершает моления Афродите о чем-нибудь важном, то к молению созывают как можно больше гетер, чтобы и они молились богине, а потом участвовали в жертвоприношениях. И когда персидский царь вел войско на Элладу, а также в седьмой книге своей истории Тимей, то гетеры Коринфа сошлись в храм Афродиты и молились о спасении эллинов. И когда коринфяне посвятили богине доску с именами всех гетер, участвовавших в этом жертвоприношении (доска эта сохранилась до наших дней), то поэт Симонид сочинил такую эпиграмму:
Женщины эти за греков и с ними сражавшихся рядом
Граждан своих вознесли к светлой Киприде мольбы;
Слава богине за то, что она не хотела акрополь,
Греков твердыню, отдать в руки мидийских стрелков.
Даже частные лица давали богине обеты: если сбудется то, о чем они молятся, то они для службы богине купят и приведут гетер.
Так и Ксенофонт Коринфский, отправляясь на Олимпийские состязания, дал обет подарить в случае победы в храм богини [50?] гетер. Пиндар же сначала написал для Ксенофонта похвальную песнь, начало которой:
Трижды победный олимпийскими победами
Прославляя дом,
а потом сколий для пения при жертвоприношении, с самого начала которого он обращается к этим самым гетерам, которые рядом с Ксенофонтом участвуют в его жертвах Афродите. Поэтому он сперва говорит:
О владычица Кипра,
Сюда, в твою сень
Сточленный сонм юных женщин для пастьбы
Вводит Ксенофонт,
Радуясь об исполнении своих обетов.
Потом начинается песня:
Девицы о многих гостях,
Служительницы Пейто богини
В изобильном Коринфе,
Воскуряющие на алтаре
Бледные слезы желтого ладана,
Мыслью уносясь
К небесной Афродите, матери Любви,
И она вам дарует, юные,
Нежный плод ваших лет
Обирать без упрека с любвеобильного ложа:
Где вершит Неизбежность, там все - хорошо.
После такого начала он далее говорит:
Но, что скажут мне правящие над Истмом,
Запев этой песни, сладкой, как мед,
Слыша общий с общими женами?
Видно, что когда поэт обращал свою речь к гетерам, он тревожился, как отнесутся к этому граждане Коринфа. Но уверившись, по-видимому, в себе, он тотчас продолжает:
Мы познали золото пробным камнем.
О том, что в Коринфе гетеры справляют свое собственное празднество, посвященное Афродите, можно найти свидетельство в пьесе Алексида "Влюбленная":
Тогда как раз справлялись Афродисии,
Другие, для гетер, не те, что в городе
Отдельно для свободных жен справляются;
Гетерам в эти дни велят обычаи
Устраивать гулянки, с нами бражничать.
ПИР МУДРЕЦОВ 588c-589b
Из Гиккар, сицилийского города, ее как пленницу привезли в Коринф, по словам Полемона в шестой книге "Против Тимея"; ее любовниками были и Аристипп, и оратор Демосфен, и киник Диоген; Афродита Коринфская, называемая Черной, являлась ей во сне и предвещала появление богатых любовников. Живописец Апеллес увидал ее еще девушкой, когда она несла воду из источника Пирены, и, пораженный ее красотой, привел ее однажды на пирушку к друзьям. Те стали насмехаться над ним за то, что он привел на попойку вместо гетеры девушку. "Не удивляйтесь, - сказал им Апеллес, - в ее красоте - залог будущих наслаждений, и не пройдет трех лет, как вы в этом убедитесь". Такое же предсказание сделал Сократ об афинской гетере Феодоте, как пишет Ксенофонт в "Воспоминаниях". Кто-то сказал, что она замечательно красива и грудь ее не поддается никакому описанию. Сократ сказал: "Надо нам пойти посмотреть на эту женщину: нельзя понаслышке судить о красоте". Красота Лаиды была такова, что живописцы приходили к ней, чтобы срисовывать ее груди и соски. Когда она соперничала с Фриной, ее окружала целая толпа поклонников, и она не делала никакой разницы между богатыми и бедными, со всеми обращаясь без всякой надменности.
Аристипп каждый год проводил с нею два месяца на Эгине, во время праздника Посидоний; и когда слуга стыдил его: "Ты ей даешь столько денег, а она ни за грош забавляется с Диогеном-киником", он отвечал: "Я плачу Лаиде для того, чтобы самому наслаждаться ею, а не для того, чтобы не давать другим". Диоген сказал ему: "Ты, Аристипп, спишь с публичной женщиной. Что ж, или становись киником, как я, или брось ее!". Тогда Аристипп спросил: "Скажи, Диоген, ведь тебе не кажется нелепым жить в доме, где раньше жили другие?" "Нет, конечно" - отвечал тот. "Ну а плыть на корабле, на котором уже многие плавали?". "Тоже нет". "Стало быть, нет ничего зазорного и в том, чтобы спать с женщиной, которая у многих побывала в руках!". Нимфодор Сиракузский в сочинении "О сицилийских достопримечательностях" говорит, что Лаида была родом из сицилийской крепости Гиккара. Страттид же в "Македонянах" или "Павсании" называет ее коринфянкой:
- Из мест каких рабыни эти, кто они?
- Недавно из Мегар пришли, но родина
У них Коринф: Лаида вот, Мегакла дочь.
Однако Тимей в тринадцатой книге "Истории" [подтверждает], что она была из Гиккар; то же самое говорит и Полемон, прибавляя, что умерла она в Фессалии: она влюбилась в некоего фессалийца Павсания, и фессалийские женщины из зависти и ревности забили ее насмерть деревянными скамеечками в храме Афродиты - отсюда и храм получил название Афродиты Нечестивой. Ее могилу показывают возле Пенея; на ней стоит каменный кувшин и сделана надпись:
Гордая мощью своей всепобедной Эллада Лаиде
Рабски служила, склонясь пред богоравной красой.
Эрос ее породил, возросла она в славном Коринфе,
А почивает она здесь, в фессалийских полях.