Другой человек
В туалете пахло дымом. Было от чего: в унитазе разгоралась обьемистая пачка исписанной бумаги. В припадке отчаяния Бедрицкий даже не заметил, что туалет - женский. Он просто вбежал в кабинку, злобно кинул бумагу в унитаз и похлопал себя по карманам. Потом, не задумываясь, перегнулся через перегородку и спросил у девушки в соседней кабинке спички. Та покопалась в рюкзаке и протянула зажигалку. Бедрицкий поджег начавшие намокать листы. Они нехотя загорелись.
- А что ты тут делаешь? - спросил он, возвращая зажигалку.
Они вышли из туалета, быстро наполнившегося дымом.
На улице действительно было холодно. Девушка с опаской посмотрела на Бедрицкого, вытащила из сумки номер литературного журнала и, брезгливо его полистав, выбросила в урну.
Полгода назад, в начале весны, в марте Бедрицкий написал тридцать стихотворений. До этого он стихов никогда не писал. После института он вообще писал ручкой на бумаге раз десять - не больше: семь записок, одну анкету и два заявления. Лена уехала на три дня с подругой в Ленобласть, и он слонялся по квартире, затем взялся разгадывать кроссфорд, чего тоже никогда в жизни не делал. Первые десять стихотворений он написал в первый день, еще десять - во второй. Три из них Бедрицкий посчитал неудачными. Еще четыре были совершенно неприличными. Еще три он просто не понял. Он вообще многое в своих стихах не понимал. Бедрицкий считал, что главное в стихах - это рифма, плюс та комфортабельная ухабистость, с которой они лучше всего запоминаются. Лена его поэтические натуги, впрочем, поощряла, осыпая сдержанными коплиментами типа "Красиво", "Классно", "По-философски". И, подитоживая впечатления, заключила, что Бедрицкий - поэт посильнее Рембо(имелся ввиду герой американских боевиков и ударение уверенно ставила на первом слоге), но как бы между прочим поинтересовалась, правдиво ли стихотворение под названием "Три музы на едином ложе". Бедрицкий стал
было пересказывать отроческие теории о взаимотношении полов, но потом сбился и сказал, что вообще всё выдумал, задолго до того как они познакомились. Полгода Бедрицкий довольствовался статусом гения. За это время он записался в библиотеку, за три дня прочитал четыре тома поэтической антологии, в следствии чего написал еще пять стихотворений.
Лена искренне считала Бедрицкого идеальным человеком. Во-первых, он был последовательный, самозабвенный , бессовестный бездельник. Он мог проспать подряд двое суток и никогда не знал, который час. Во-вторых, он не был и не старался быть занимательным человеком и не был и не старался быть остроумным. Он мог два с половиной часа подряд рассказывать содержание какой-нибудь однообразной итальянской драмы. Он никогда никого не стеснялся, пока не начал писать стихи. С этого момента он уже что-то потерял в глазах Лены. И дело даже не столько в стихах - что в них такого? - cколько в том, что с тех пор как Бедрицкий заступил на тропу пиита, в гости к ним сразу же зачастил всевозможный сброд: неопределившиеся художники, ищущие кинорежиссеры, вожди несуществующих партий, пророки, маньяки, мегаломаны, просто шизофреники, за которыми иногда приезжали печальными родственники, женщины... В последнее время Лена просто видеть их уже не могла. Когда они преувеличенно вальяжно раскидывали свои продолговатые конечности на её мебель, она уходила в спальню, запиралась и раскладывала карты Таро.
- Запомни, если я еще один единственный раз увижу тебя с посторонней бабой, или постороннюю бабу без тебя у себя в ванной, или в другом каком-нибудь месте, с тобой или без тебя, постороннюю или нет бабу, или... Короче! Я тебя брошу. Имей в виду.
Ревности она не чувствовала, те две женщины в ванной были слишком карикатурны, чтобы можно было себя с ними хоть каким-либо образом отождествить, но все равно терпеть это стало уже невмоготу и в октябре месяце Лена Бедрицкого бросила, заявив, что он, конечно, ни в чем не виноват, он в праве заниматься чем ему заблагорассудиться и вообще виноват не он, а ретроградный меркурий. Чтобы хоть как-то справиться с навалившейся на него несправедливостью, унижением, неблагодарностью, Бедрицкий записался в библиотеку и за три дня прочитал пять томов поэтической антологии, в следствии чего написал еще пятнадцать стихотворений и понёс их в редакцию подпольного литературного журнала, чьим лозунгом значилась свобода творчества, попытать счастье.
В редакции он любезно был принят молодым человеком в очках такой толщины, что в них не было видно ничего, кроме переливчатой пустоты. Угостил Бедрицкого чаем, подарил экземпляр последнего номера и пообещал позвонить через неделю. За это время он записался в библиотеку, прочитал пять томов поэтической онтологии и, не выдержав, наведался в редакцию за день до обещаемого звонка. Молодой человек в очках исчез, зато появилась секретарша – неприветливая женщина в серой кофте
- Вам надо было вчера прийти, - сказала она – Вчера редактор еще был на месте, а сегодня он ушел на больничный, сломал ребро, месяц не будет.
- Cтихи готовы. Идите в кабинет, поговорите с замом, он наверняка в курсе.
Бедрицкий не без трепета вошел в кабинет
В кабинете, за огромным столом сидел мелкотравчатый человек с огромным розовым пятном на лбу.
Зам встал из-за стола и протянул руку, назвался по фамилии
- Бедрицкий, стихи, - сказал зам, сдвинув на край канцелярию и стал по очереди выдвигать ящика стола и вынимать разнообразные тетради, папки и скоросшиватели, - Эти?
Зам раскрыл папку и углубился в чтение. Читал минут семь. За это время он успел прочитать всё. Захлопнул папку и тяжело вздохнул.
- Вы непременно хотите стихи писать?
- Зачем? Вы спрашивали себя – зачем? Вы кем работаете?
- В общепите работаю – соврал Бедрицкий
- Отличная работа, - c энтузиазмом сказал зам – Забудьте о стихах. Вот серьезно. Просто забудьте и все. Честное слово. Вы себе жизнь можете этими
- Верю, - сказал Бедрицкий, глядя на него
- Нет, правда. Учтите: стихи читают всего семь процентов населения земного шара, а кушать, между прочим, все хотят. Это раз. Кроме того, поймите: литературное творчество - точно такая же работа, как и любая другая. Слесаря, официанта, я не знаю, прораба. Тяжелый, ответственный труд. И потом: нельзя же так. Что это такое?!
Он безошибочно процитировал на память.
Зам с подозрением посмотрел на Бедрицкого.
- Я вообще это стихотворение выбросить хотел.
Зам поправил очки – как бы прочерк в диалоге.
- И тем не менее, - безжалостно ответил Замредатора. - И тем не менее...Вынужденный "конкорданс", неуместный. Вы употребляете слова, значение которых едва знаете.
- Позвольте - немного осмелев попытался парировать Бедрицкий, в попытке спасти положение - Я же не эксперт - я энтузиаст.
- ...И потом, это невыносимо вторично, это гумилёвщина какая-то старомодная. И ужасно, ужасно манерно. Вы, извините, часом не гомосексуалист?
- Нет, - честно ответил Бедрицкий.
- Работайте. Живите нормальной человеческой жизнью. Забудьте про стихи. Забудьте. И не расстраивайтесь. Это мелочи.
Отворачивая от секретарши побитое литературное лицо, истекая сардонической кровью неудачника, держа в руках рассыпающиеся страницы(папку он в панике оставил у зама на столе), Бедрицкий выполз в коридор, спустился в холл и вышел на улицу. Шел дождь. Он спрятал рукописи под рубашку и побежал по лужам к остановке. Грязная волна из-под вымытого черного протектора, словно вдавленного в разверзшуюся лужу, плеснула по коленям. Трамвай уехал.
Через три минуты он вернулся обратно, в холл, мокрый, замерший, чуть не плачущий от разочарования. На стене он увидел лаконичный указатель со стрелкой: мужчина и женщина, похожие на два электрических штепселя с одинаковыми кружочками голов.