Вера и неверие
Смеялись все. Не просто смеялись – неприлично ржали. Гулко грохотал генеральный, ритмично поскрипывал через свои чёрные усы толстенький зам, заливисто булькал главный инженер. Развеселила верхушку авиационного КБ не наглость серенькой мышки, а, скорее, её непроходимая ограниченность, тупость, помноженная на самоуверенность.
Началось всё с очередного больничного Рема. Он – гениальный конструктор, и за эту гениальность ему прощали все его чудачества, коих было ровно три. Больше всего работе мешала нервическая натура. Пожилой, солидный, брезгливо высокомерный дядька на любое замечание мог отреагировать, как нежная студентка-отличница – на тройку в зачётке. Случались и визгливые, долго не утихающие истерики с обвинением всех окружающих в бездарности, и демонстративное молчание с не надутыми, но поджатыми старческими губками, и вот такие нервные срывы, когда Рем уходил на больничный и уезжал на месяц в «клинику» – на самом деле, элитный закрытый санаторий. Благо, наработок всегда было достаточно, и такие выпадения работу не останавливали.
Вторая причуда Рема никого особо не раздражала. Он много лет повсюду таскал за собой свою секретаршу. Когда его переманили в КБ, он поставил обязательное условие, что с ним в кабинете будет работать его личная помощница. Правда, работы её так никто и не увидел – ей даже компьютер оказался не нужен. Её зарплату считали просто некоей прибавкой к зарплате Рема и, первое время пошушукавшись о служебном романе женатого старичка, просто забыли о ненужной сотруднице.
Третий бзик заключался в экстравагантной манере черчения – было слишком много лишних опорных точек. Если некую кривую линию можно задать тремя точками, то у Рема их было насыпано сотнями. Первое время пытались просто удалять лишние, но тут-то все и прочувствовали его гениальность. Стоило линии лишь чуть сместиться, и результат получался совсем другим. Вроде бы изменение мизерное, далеко не принципиальное, а готовое изделие показывает отвратительные характеристики – только в утиль.
Эту беду нивелировали просто – двум конструкторам поручили со всей возможной тщательностью перечерчивать за Ремом, бдительно следя, чтобы удаление лишних точек ни на сотую долю процента не меняло конфигурацию линий.
Итак, Рем уехал лечить нервы, а жизнь в конструкторском бюро продолжилась своим чередом. Но вдруг к заместителю генерального пришла на приём секретарша Рема, что само по себе было событием. Серая, незаметная, она, потупив глаза, каждое утро проскальзывала на свое рабочее место, приветствуя встречных невнятным «здрссьте», а вечером бесплотной тенью семенила по коридорам к выходу, почти беззвучно шурша «досвидання». Других слов от неё никто никогда и не слышал.
Со спины её можно было принять за школьницу – мелкотелая, с цыплячьей походкой. Но лицо выдавало возраст, не столько «гусиными лапками» вокруг глаз, сколько отчаянной печалью взгляда, способной вогнать собеседника в уныние.
Рем звал её Вероничкой, имя-отчество, разумеется, никто не помнил, поэтому зам генерального слегка растерялся:
– Здравствуйте Веронич… Вероника… Э-э-э?
– Здрссьте, Бадри Исаич. Вера. Без отчества. Не привыкла.
– Рем Львович сказал, что вы обещали компьютер мне поставить на этой неделе. Он теперь в больнице, а сегодня уже четверг…
Никакого разговора о компьютере не было. Видимо, Рем пообещал скучающей Вероничке игрушку – чтобы пасьянс раскладывать, но то ли забыл, то ли не стал просить руководство, надеясь позже заболтать тему. Однако, теперь вопрос придётся решать.
– Вера, я сейчас позвоню в АХЧ, и вам принесут какой-нибудь компьютер сегодня же.
– Бадри Исаич, вы, вероятно, немного подзабыли. Вы же обещали Рему Львовичу чертёжный компьютер.
Зам чуть не взорвался хохотом, но, слегка набычившись, удачно спрятал улыбку в своих роскошных усах. «Чертёжный»! То есть, мощная машина с огромным, дорогущим монитором и лицензионным конструкторским софтом, абонентская плата за который ох как недёшево обходится. Ничего себе, чего Рем своей… подружке наобещал. Поэтому и не заговаривал об этом – бесполезно же.
В принципе, тут стоило бы просто жёстко отказать, но Исаич то ли задумал проучить Рема, то ли просто увидел возможность забавной мистификации, способной разбавить монотонность будней.
– Скажите, Вера, – стараясь не срываться на игриво ироничный тон спросил зам, – а зачем же вам именно такой компьютер?
– Как, разве Рем Львович не говорил?
– Что-то было, но на ходу, и я не очень понял.
– Я буду править его чертежи. Вы же знаете эту проблему…
Исаич снова набычился, прикрывая улыбку усами. Это, конечно, знатный анекдот. Чтобы просто освоить софт, нужно год-другой напряжённо учиться. До того следует изучить хотя бы самые основы конструирования – лет пять в университете и года три на практике. Это так, для начала. А чтобы править ремовы чертежи, нужна серьёзная квалификация. Не зря же на эту задачу поставили опытных конструкторов. А тут – вуаля: «Дай компьютер – буду править».
– Вера, а у вас есть опыт подобной работы?
Тут зам генерального таки прыснул, но прикрыл усы ладонью и сделал вид, что чихнул.
– Хорошо. Поставить ещё один компьютер сложно и долго, но мы оформим вам допуск к компьютеру Рема. Пока он в больнице, поработаете на нём.
Вероничка одними губами прошуршала «спасибо», и засеменила к выходу. А Исаич двинул к генеральному, по пути позвав с собой несколько человек из руководства. И вот уже в кабинете генерального разразился тот самый хохот – после того, как история была пересказана в лицах.
– Жалко её, – вздохнул, отсмеявшись, генеральный, – глупая и наивная баба. Такое разочарование её ждёт. Может, не надо?
– А что делать? – пожал плечами зам, – начать разжёвывать, что ей образования не хватит? Тоже обидно будет. Нет уж, Рем затеял эту галиматью, пусть он и разруливает, как вернётся.
– Так он же после этого опять на месяц сляжет.
– А мы его Вероничкой заменим, – парировал Исаич, и кабинет генерального снова загудел разноголосым смехом.
После выходных компьютер Исаича, то и дело блямкающий сообщениями системы обработки электронной конструкторской документации, пиликнул особым образом. Заместитель генерального автоматически перекинул задание по привычному алгоритму и только потом сообразил, что отправил свежий чертёж, пришедший с рабочего места Рема на доработку. Поняв это, не расстроился – так даже и лучше. Пусть ребята посмотрят, что Вероничка наваяла. После их оценки будет проще разговаривать с дурой. Хотя, вообще, молодец – за пару дней научилась чертежи пересылать.
«В идеале», – пришёл комментарий к чертежу. Ну, отсутствие лишних точек – это ещё не результат, даже если тётка умудрилась их удалить. Чертёж, скорее всего, мощно «поплыл», став никуда не годным. И Исаич перебросил его дальше – на динамическое моделирование. К вечеру пришёл ответ и оттуда: «В идеале».
Стало совершенно ясно, что Рем затеял какую-то аферу. Скорее всего, попросил доработать свои чертежи и показал Вероничке, как их отправлять. С тем, чтобы по возвращении снова развизжаться: «Тупицы! Смотрите, с вашей работой любая секретарша может справится!» И что, Рем всерьёз думает, что кто-то поверит, что секретарша действительно может работать конструктором? Ну, ничего, сейчас мы этот заговор разоблачим в два счёта.
Исаич переставил галочки в системе, перебросив пока не доработанные чертежи Рема ему же. Теперь домашними заготовками не отделаться. Если, конечно, гениальный конструктор не учёл эту возможность и не отдал заблаговременно абсолютно все свои чертежи на доработку.
На следующее утро доработанные, идеальные чертежи посыпались один за другим. Угу, значит, Рем давно готовился к этому спектаклю. Только вот он не учёл, что умеющий исправлять сложные чертежи и сам должен уметь кое-что начертить. Хотя бы элементарное.
Исаич пролистал текущие задания на конструирование, выбрал пяток попроще и закинул их в очередь к Рему, поставив высший приоритет – сначала нужно сделать именно это. Сейчас эта баба должна прибежать и начать скулить, что так не договаривались.
Но прошел час, прошел другой – Вероничка не появлялась. Не подавала она никаких признаков жизни до самого конца рабочего дня. А вечером он увидел её в коридоре. Как ни в чём не бывало она пробормотала своё «досвидання». Вот что у неё в голове?!!
За следующий день все пять чертежей были готовы. В доработке они не нуждались, динамическое моделирование прошли с успехом. Хоть сейчас отправляй в экспериментальный цех на изготовление. И это было уже совсем нехорошо, странно это было. Исаич доложил генеральному, тот вызвал Вероничку к себе.
– Здравствуйте, Вера. Мы немного не понимаем ситуации. Буду благодарен, если проясните её.
Видно было, что не очень-то Вероничка настроена откровенничать – мялась, вздыхала, мелко подрагивали серенькие реснички – того и гляди разрыдается. Но вдруг она выпрямилась, подняла голову и начала говорить. Тихо, не суетливо, как-то обыденно.
В Бауманке она считалась халявщицей и любительницей списать. Профессора, рассматривая её чертежи, довольно цокали языками, но, когда дело доходило до расчётов и обоснований, становилось ясно, что работу студентка у кого-то содрала – не та теоретическая подготовка, не та. Никто не верил, что сложные задачи можно решать на интуиции, на стремлении к гармонии, а не на долгих и точных расчётах.
Получив диплом на заре перестройки, Вера стала искать работу. Но к бытовавшему тогда преставлению «курица – не птица, женщина – не инженер» прибавились проблемы общего распада – НИИ и КБ начали закрываться, а в ещё работающих толком не платили. Там, где всё ещё держалось, в Веру не верили.
Казалось бы, таких историй – миллион, и выход все находили один и тот же – шли работать не по специальности. Но Вера хотела заниматься именно конструированием авиатехники. Она чувствовала полёт, ощущала гармонию взаимодействия крыла и воздуха и находила непередаваемое удовольствие в создании красивых самолётов. В Бауманке она чертила для всего курса, и это было как часть полёта – легко, приятно, понятно. Но понятно не аналитическим умом, а неким художественным чувством, которое сложно перевести в формулы, а уж вывести из формул совершенно невозможно.
К счастью, она встретила Рема, который уже тогда был заметной величиной. Он стал единственным, кто поверил в Веру. Начали сотрудничать – она чертила, он делал на её чертежах имя и деньги. Славой не делился, в оплате не обижал. Когда кульманы уступили место компьютерам, Вера продолжала «рисовать», как это называл Рем. А он сканировал чертежи, чем и объяснялось обилие лишних точек.
Со временем Рем, овеянный славой, стал сдавать – всё меньше работал, всё больше допускал ошибок. И в лучшие-то времена он боялся потерять Веру, а теперь она оказалась залогом его благоденствия. Скорее, заложницей – даже работать за компьютером ей не позволял.
Нет, амбиций у неё никогда не было. А десятилетия в положении рабыни окончательно их стёрли. Денег хватает, жить можно. «Рисовать» Рем позволяет. Да, порой его желание спрятать Веру от всех, закрыть ей все пути приобретает пугающие черты. Плюс эта старческая сварливость, припадки гнева… Но она согласна терпеть всё. Главное, чтобы ей дали «рисовать» – как рукой, так и на компьютере. Она без этого не может.
Поверили ли Вере? Красивая история, но на правду как-то не похожа. Генеральный опустил тяжёлый взгляд на Исаича. Тот, поняв без слов, поднялся, вытянул из шкафа лист ватмана, расстелил на широком столе и подал Вероничке карандаш:
– А нарисуйте-ка крыло. Эскиз. Тут нам задачу поставили – СУВП с ограничением по удлинению крыла. Думаем над концепцией. Как раз по вашей части – тут бы гармонию поймать, а остальное позже просчитаем. Можете что-то предложить?
Она взяла протянутый карандаш и… И ничего не произошло. Она просто сидела и уныло смотрела то на генерального, то на его зама. Да, конечно, этого следовало ожидать, так и должно было быть. Всё ясно. К этому, собственно, и стремились – узнать правду. Но, всё же, где-то в душе теплилась вера в маленькое чудо, и она вот сейчас, в этот самый миг полностью истлела.
Вера встала. Вера наклонилась над белым листом. Еще с минуту – долгую минуту – помедлила и уверенно, твёрдо, но как-то легко и изящно начала рисовать. Не отрываясь от ватмана, протянула левую руку:
Исаич сунул ей в руку стёрку, Вера смахнула линию и тут же провела её чуть по-другому. Закончив контур, тут же начала столь же твёрдо намечать сечения – профили крыла, бросив в сторону:
– Профили – по нервюрам, по положению.
Теперь не поверил генеральный. С угрожающей суровостью он спросил своего зама:
– Нет, конечно, – чуть ли не испуганно буркнул Исаич.
– Вера, поднимите голову, – приказал генеральный, включая проекцию на стене кабинета, – Это наши прикидки. Мы ещё не давали задания Рему, но уже полгода силами всех отделов ведём расчёты. И по нашим соображениям крыло должно выглядеть так.
На стене и на ватмане были два эскиза, искать отличия в которых было бесполезно.