Глава 9. Цвет и алхимия
Езиды соблюдали множество табу. Самый известный запрет касался произнесения слова «шайтан» и всех на него похожих. Также известно табу на синий цвет. Джон С. Гест рассказывает, что «примерно в середине XVIII века один Кочек рассказал Бабе Шейху о ночном видении, в котором ему открылось, что синий цвет одежд, которые тогда носили езиды, несчастливый и вызывает недовольство Малака Тавуса». [1] Вероятно, большинство религиозных табу проистекают из таких «откровений» и не имеют скрытых или утилитарных мотивов. Евреи и мусульмане, например, воздерживаются от употребления свинины не потому, что Моисей и Мухаммед интуитивно поняли причину трихинеллеза, а потому, что Бог сказал им о нечистоте свиней (рабби Рафаэль Патаи считает, что древние семиты, как и кельты, почитали свиней в качестве тотемных животных – следовательно, они были либо запрещенными, либо священными, либо и запрещенными, и священными – так или иначе – харам). Религия не только не нуждается в рациональности, она положительно избегает ее.
Тем не менее, писатели предавались гипотетическим объяснениям табу на синий цвет. Я, например, давно заметил, что во всем средиземноморском и ближневосточном мире синие бусы используются против сглаза (их обвязывают вокруг шеи младенцев, ослов и т.д.), и мне пришло в голову, что, возможно, синий цвет оскорбителен для Сатаны (если Сатану можно отпугнуть амулетами от сглаза) – к той же мысли пришел и Сибрук. [2]
Но разве павлин не имеет в своей окраске синего цвета? Согласно Асатряну и Аракеловой, «глаза» павлиньего хвоста в некоторых европейских традициях считаются «дурными», [3] и я слышал, что использование павлиньих перьев в качестве настенных украшений приносит несчастье. Голубые глаза могут показаться жуткими, например, женщине-бедуинке, которая сказала Лоуренсу Аравийскому, что его глаза похожи на небо пустыни, сияющее сквозь глазницы черепа. [4]
Коллинз предполагает, что поскольку бирюзово-голубой цвет является персидским королевским цветом, он, возможно, вызывал недовольство как символ тирании. [5] Эрик Дэвис нашел и другие «причины» для запрета: «некоторые говорят, что синий цвет символизирует Ноев потоп, или его носил царь-завоеватель». [6] Дэвис также рассказывает, что езиды не любят синий цвет, потому что это цвет Неба, которое отвергло Малака Тавуса. Ничего из этого не имеет особого смысла. Дэвис высказывает собственное мнение, что синего цвета, как геральдического оттенка (если можно так выразиться) Малака Тавуса, избегают из глубокого уважения, как и имени Сатаны. Все это слишком эзотерично для повседневной демонстрации.
Асатрян и Аракелова упоминают, что слова, обозначающие молнию, также являются табу из-за их использования в ругательствах (например, «пусть молния ударит в твой дом»), а езидам запрещено ругаться. [7] Сверкание молнии по-курдски называется плугом (может быть, потому что он бороздит облака?). Вместо слов «молния» (бируск, бобалиск, бирк) езиды используют слово «благословение» (бимбарак). Молния слишком свята, чтобы называть ее напрямую? Верно ли это также для синего цвета? Для Дьявола?
В других языках известны архаичные иносказания: «добрые люди» вместо фей, «добрейшие» вместо фурий и т.д. Езиды долгое время сопротивлялись электроснабжению Лалеша, возможно, не только из-за консерватизма. [8] Ачикылдыз проницательно указывает, что многие езидские табу предназначены для предотвращения загрязнения (физического или духовного) Четырех Элементов: не плеваться, пожары тушить землей, а не водой, не полоскать горло, в Лалеше не носить обувь, не выбрасывать мусор, не рубить деревья. Хороша ее заметка о табуированности синего цвета:
«По мнению езидов слово «шин» имеет два значения…синий цвет и…отчаяние, траур, смерть. Со временем эти значения…стали расплывчатыми». [9] Она добавляет, что павлиний синий и небесно-голубой цвета неприкосновенны, слишком священны для повседневного использования. Следует признать, что еще больше осложняет дело тот факт, что езиды иногда действительно носят синее. Филд рассказывает о своей встрече с «прекрасной принцессой Вансой», женой Мира, которая была одета в «темно-синее одеяние» [10] (позже Ванса отказалась от езидизма и приняла ислам) и бусы от сглаза.
Пинкхэм приводит довольно поэтичную теорию, согласно которой Малак Тавус возник «из Света Бога как семь лучей и цветов радуги, форма, с которой он до сих пор ассоциируется у езидов (обычно как радуга вокруг Солнца)…Семь лучей Тавуси Малака в конце концов отделились как Семь Великих Ангелов от самого высокого Первого Синего Луча». [11] Таким образом, синий снова отождествляется с эзотерическим именем Азазеля и, таким образом, разделят табу имени (термин «синий луч» может также напомнить нам, что последователи Райха называют оргонные лучи синими).
Эйнсворт размышляет о том, что зиккураты состоят из семи уровней, каждый из которых окрашен в свой цвет в соответствии с цветами, приписываемыми семи планетам «сабейскими астрологами», как «переданными от халдеев». [12] Та же самая схема унаследована Незами (ум. 1209), который в своей книге «Хафт Пайкар» («Семь красавиц») приписывает планетам эти традиционные цвета:
Сатурн черный, Юпитер оранжевый (или цвета сандалового дерева), Марс алый, Солнце золотое, Венера белая, Меркурий лазурный, Луна зеленая (или серебряная). [13]
Таким образом, мы еще раз получаем намек на связь между Гермесом (Меркурием / синим) и Малаком Тавусом. [14] Миф о радуге также пересказывает Эрик Дэвис, который, однако, указывает также, что радуги «на самом деле нет», [15] и цитирует езидскую поэму, восхваляющую Худа (Бога), переведенную Асатряном и Аракеловой:
У тебя нет ни дома, ни прибежища,
У тебя нет ни красок, ни цвета,
У тебя нет ни голоса, ни звука,
Никто не знает, каков ты. [16]
Бесцветность как символ духовного совершенства анализировал мой старый учитель Тосихико Изуцу в своем ежегоднике Eranos 1972 года по цветовой символике. Быть «за пределами» цвета – означает бытие до становления. Изуцу проводит аналоги с безоговорочным осознанием дзен-медитации – можно также подумать о Дао, которое не может быть описано до его разделения на инь и ян, следовательно на 10 000 явлений. Это сотворение мира, конечно, отражается в алхимическом процессе, и езидизм, в свою очередь, перекликается с алхимическим становлением, сознательно или бессознательно, говоря о первой стадии, аналогичной (в народных терминах) нигредо:
Господи, в мире была тьма,
Не было ни мышей, ни змей
Ты впервые воплотил все в жизнь,
Цвета наполнили мир…
Жемчужина распахнулась от благоговения перед Богом
Она не могла сдержать себя, она двинулась вверх, она украсилась красками
Красное и белое стали видны в ней.
- Гимн сотворения мира [17]
Красное и белое – это ян и инь, сера и ртуть, золото и серебро. Множество цветов Рая «являются» Cauda Pavonis или Павлиньим Хвостом, полихроматическим отображением Творения в его самом творческом, плодородном и разнообразном виде – «хорошим миром» езидов, упоминаемым позже в гимне.
В великом «Гимне муллы Абу Бекира» упоминается также таинственная «красно-желтая книга», идеальным читателем которой является «Прощающий ангел», который также – аль-Халладж, Шамс-и Табризи, Ковчег Потопа и алхимические металлы:
Я – корабль, остановившийся на горе Джуди. Золото, серебро и медь – Я – золото, мое происхождение – медь. Невежды увидели эту тайну, но не узнали ее. Они отвергли истину султана Эзи. [18]
Превращение меди в золото – это действие Эликсира или Философского Камня. А серу, вызывающую коагуляцию ртути, авторы-алхимики называют «сычужным ферментом»: буквально – вытяжка из желудка теленка, используемая для свертывания молока для приготовления сыра, а фигурально – коагулянт, затвердевающий несформированный хаос потенциальности в форму творения. Solveetcoagula.
Так говорит мой Царь светоносный:
Пчелы и зергузы и овцы,
Сычужный фермент их из Белого источника.
- Гимн Черному Фуркану [19]
Пчелы сами по себе – алхимики, которые делают мед и воск из цветов. Зергуз – это тополь, из которого делают черную краску для хирк фекиров, сотканных из овечьей шерсти: эта триада символизирует само Творение.
В «Завете алхимии» приводится указание, что коагулянт должен быть приготовлен до того, как будут предприняты все остальные этапы работы [20] – впоследствии, чтобы завершить Работу, в состав должен быть добавлен фермент, «ибо ферментация золота подобна ферментации хлеба». [21] Результатом правильного действия будет «аромат и благовония. После того, как цвет очищен, в нем не остается ничего темного». [22] Эта цветовая последовательность описывает – как символически, так и реально – алхимическую трансмутацию или совершенствование металлов и, в более широком смысле, растения и творение в целом.
С одной точки зрения (например, согласно многим христианским алхимикам) высшим цветом был бы красный, который представляется как цвет самого Камня – цвет скромного красного цветка, сорванного и прикрепленного к глине на стенах комнаты святилища в Лалеше во время весеннего праздника, [23] цвет бычьей крови – или вина. [24] Султана Эзи называют «красным», потому что езиды считают, что Язид был рыжеволосым, с бледно-желтоватым веснушчатым лицом. Другой красный ангел – Шейх Муза Сор, Красный Моисей, «езидское божество атмосферы, ветров и воздуха». [25] Его призывают во время обмолота, чтобы ветерок отделил зерно от плевел (само по себе квазиалхимическая операция):
О красный Шейх Муз [Шейх Моисей]
Дай много ветра,
Мы испечем для тебя красные хлеба. [26]
Эти «хлеба» - блины, оставленные возле гумна, чтобы поблагодарить красного бога, которого также называют Сор Соран, «Красный из красных» (возможно, для того чтобы еще больше отличить его от синего, который представляет собой негатив красного). Как и подобает библейскому Моисею с его скрижалями, шейх Муза Сор является покровителем клана Адани, которому разрешено читать и писать. Ахл-е Хакк знают его как Пира Муси, ангела Исрафэля или Рафаэля. Невеста на езидской свадьбе носит красную вуаль. [27]
Красный цвет проявляет жизненный принцип, как и кровь. В главе 2 («Космогония») я упомянул красный агат, который можно рассматривать как езидскую версию красно-золотого философского камня. Чтобы понять этот символизм, мы можем обратиться к неезидскому тексту персидского шиитского (шайхи) мистика Мохаммеда Карим-Хана Кирмани «Книга красного гиацинта», как подробно описано в лекции Анри Корбена в Eranos «Реализм и символизм красного цвета в шиитской мифологии». [28]
Цвет не иллюзорен. Он уже существует in potentia даже во тьме. Вопреки Ньютону, цвета реальны, потому что они символичны. Свет проявляет цвет – но не производит его. [29] Свет – это духовный аспект – ангел – цвета. Нет света без цвета, нет духа без тела (включая тонкое тело) – таков центральный алхимический принцип. Для «спасения явления» цвета существует несколько схем:
Черный – мир Материального тела
Белый – мир Разума – Серафиэль
Зеленый (или черный) – мир Души – Азраэль
Красный – мир Природы – Габриэль. [30]
Кирмани и Корбен предлагают следующий тавиль или эзотерическую герменевтику красного цвета:
Творец создает красный гиацинт. Под его взглядом он тает и становится Водой. Из его пены возникает Земля, а из его пара (воздуха, тумана) – Небо. Гиацинт символизирует Природу, Вода – ее мать, Небо – ее mundusimaginalis, а Земля – ее теллурическая масса – мир тел. [31]
Таким образом, красный цвет олицетворяет весь алхимический процесс и символизирует его реализацию как Эликсир или Камень. Интересно, что для Кирмани он также символизирует кровь мученика Хусейна, а для езидов это геральдический цвет халифа Язида, причастного к его смерти (см. главу 11). На эзотерическом уровне могут ли они разделять тайную симпатию или идентичность, о чем свидетельствует красный гиацинт? Интересная идея!
Помимо других цветов священным цветом езидов является черный. Как отмечалось выше, черный цвет также является священным цветом шиизма, и здесь мы снова видим намек на нечто парадоксальное, скрывающееся за поверхностью предполагаемого антишиизма езидов. Шпет намекает на существование в езидских преданиях «черной звезды», [32] а курдский государственный деятель Камуран Али Бердихан (1895-1978) называл ее черным солнцем (soleil noir) – еще один алхимический образ, который нам предстоит понять. [33]
Идея светящейся темноты лежит в основе самого важного черного предмета в езидизме, черной хирки или дервишского плаща, заимствованного (вероятно, из адивийа) орденом фекиров в Лалеше. Происхождение хирки рассказывается в «Гимне веры»:
Султан Эзи вынес из океанов жемчужины.
Шейх Али положил их на ладонь свою.
Из них он сделал корону и мантию, и светящуюся темную хирку.
Он вынес их и надел на себя. [34]
В «Гимне черного фуркана» шейх Ади приводит несколько таких одежд, и «в их свете предстали вещи перед рассветом» [35] - подобно цветам, существующих даже в полной темноте. Светящуюсь черную корону или головной убор носят как Адам, так и Ади. В «Бейт Мир Мих» Судьба спрашивает фекира:
Несчастный! Что делаешь ты в Мекке и Медине?
Твоя одежда – хирка, ты должен быть одет в черную мантию.
Корона на твоей голове сияет.
Езиды не совершают паломничества, кроме как к светилу Лалеша
И месту пребывания Мир Шерфедина. [36]
Шпет переводит "Гимн Хирке" с курдского языка беделе Фекир Хеджи:
Прежде, чем существовал мир,
В тот день хирка уже была.
Хирка была одежной самого Бога (Единого)…
Хирка – ткань Света (нурани).
Она вышла из сокровищницы силы. [37]
Хирка «крещена» тополем и водой Белого Источника – это одежды Эзи Красного. Это «есть» вера. Из «Гимна Шерфедина» мы узнаем, что хирка хранится в «красных и желтых ящиках» [38] и «зеленых и красных ящиках», что свидетельствует о символизме Природы Кирмани.
Несмотря на намеки Эстер Шпет, [39] я не согласен с тем, что езидское черное одеяние и корона могут быть отождествлены с манихейским одеянием и короной из света.
Для Мани свет был иным (чуждым) по отношению к материи, тогда как для езидов материя (алхимически) «спасена» - или искуплена, как Малак Тавус – она и есть свет. Таким образом, черный свет, сияющая темнота. «Простолюдин (мирид, букв. «ученик») стал принцем, «одетым в черное», [40] говорится в «Песне о простолюдине». Помимо довольно сомнительного свидетельства о том, что езид Мир известен как «Черный отец», [41] шейх Фехр назван «черным» в «Гимне огней». [42] Целый гимн посвящен «Черному Фуркану» (см. главу 10, «Эзотерический антиномизм»), что может относиться к «Черной книге». [43] Строка мистического текста, призывающая его на небеса, где (среди других эзотерических прозрений) ему открывается, как шейх Ади заставил сушу появиться из первозданных вод Творения:
Мой господин бросил сычуг в Океан,
Океан сгустился,
Дым поднялся от него,
Четыре неба были созданы им.
Тогда шейх Фехр спрашивает: «Какой святой помог тебе создать хирку?» Шейх Ади отвечает:
Султан Эзи – мой пир хирка.
Это моя вера и вера всех верующих.
Он – свет моих обоих глаз.
Султан Эзи протянул руку к светильнику силы, он вынул жемчужину.
Султан шейх Ади вложил ее в руку,
И изготовил из нее корону, мантию и светящуюся хирку.
Они были переданы святым людям шейха Ади…
Их светом открывались вещи перед рассветом. [44]
Мы уже читали в этом гимне о пчелах, тополях и черных овцах, необходимых для производства светящихся хирк, окрашенных в церемониальный цвет власти. Черный как бы предшествует другим цветам и производит их, как в «Гимне о сотворении мира»:
Черные ночи, темные ночи,
Повсюду из них вырастают цветы. [45]
В «Повесте о Солтан Зенге» шейх Менд, змеиный ангел, назван «черной звездой», упавшей на Мосул и «перевернувшей его вверх дном», чтобы спасти шейха Хесена. [46] Принятие цвета Иблисом показано в Тамхидате Айн аль-Кузата:
Они сказали Иблису: «Почему ты не сбросишь со своего плеча черный покров Божьего «проклятия» [Коран 15:35]?» Он ответил:
Я не продам этот покров, не отдам!
Если я продам его, мои плечи останутся голыми. [47]
Похоже, езидов постигло то же проклятие. Их уверенность в черном цвете показана в «Гимне Мира Эзида», который начинается водоворотом цвета:
Мы разгласили сокровенные тайны благодаря тому, что
Мы сделали их из красного, белого, зеленого и желтого цветов.
Благодаря этому мы отрезали силу Шариата.
В конце концов, однако, преобладает черный цвет:
Мы доверились черному цвету.
Черный – одеяние чести, [хотя] белый спасает от бед. [48]
Аарон Чик начинает свою статью «Идеальный черный: Египет и алхимия» двумя меткими цитатами:
Сущность тьмы открывается тому, кто взглянет на Солнце
- Египетская книга мертвых
Черный цвет есть счет чистой Истины – внутри тьмы находится Вода Жизни.
- Комментарий Шамс ад-Дина Лахиджи к «Розовому саду Тайн» Шебестари. [49]
Часто говорят, что само слово «алхимия» является арабской версией древнеегипетского слова khem, «черная земля», то есть самого Египта. Оно также связано с греческим корнем, от которого произошло «химия», а также с Хеммисом (= Ахмим = Панополис), родиной греко-египетской алхимии. [50] Плутарх называет chemia не только "черной землей", но и "черным (или зрачком) глаза", что Чик очень проницательно связывает с алхимией. Вслед за Шваллером де Любичем он цитирует герметические источники относительно греко-египетской традиции «идеального черного (teleomelani)», [51] или «черным [обрядом], дарующим совершенство», [52] как называет это Г. Р. С. Мид. В каком-то смысле это меланопсис или нигредо, начальная стадия работы – путрефикация – за которой следуют белый, желтый, и пурпурно-красный (иоз или эритроз).
Однако существует и другой взгляд на черноту, не только как на начало алхимии, но и как на ее «конец», ее цель. [53] Так, в «Световом человеке» Корбин рассматривает черноту с ректифицированной гностической или духовно-докетической точки зрения, в которой о черном можно говорить как о «свете-без-материи», антитезе ариманической тьмы. [54] Это не гностический дуализм в манихейском смысле, потому что чувственное воспринимается «на плане mundus imaginalis, мира воображения, в котором «телесное становится духом, а духовное обретает тело» («Наш метод – метод алхимии», - сказал Наджм ад-Дин Кобра). [55] Суфии Корбина (включая Наджма Рази и Алаоддоулеха Семнани) говорят о семи стадиях, каждая из которых характеризуется цветом, из которых последняя иногда называется нур-и сийа, черный свет; так перечисляет Наджм Рази:
Желтый свет – верность веры (иман)
Синий свет – благожелательность (ихсан)
Зеленый свет – спокойствие души
Лазурно-голубой свет – твердая уверенность (икан)
Черный свет – страстная, экстатическая любовь. [56]
Когда Лахиджи сказал, что Вода Жизни находится в темноте, он, несомненно, имел в виду легенду об Александре и Хизре, которые вместе путешествуют по семи мистическим землям разных цветов (Искандернаме Незаме – прекрасная версия). На последнем этапе, пока Александр теряется во тьме, Хизр обнаруживает фонтан бессмертия и пьет из него. Это символизирует вахдат аль-вуджуд или Единство Бытия Ибн Араби и его школы, а также алхимический Эликсир. «Как и в видении Гермеса, ангелофагия связана с символом «полуночного солнца», светоносной Ночи, потому что первый Разум, Ангел-Логос, есть изначальная и предвечная теофания Deus Absconditus» [57] - идеальное определение Малака Тавуса!
Семнани хотел, чтобы последний этап был зеленым, потому что это геральдический цвет мусульман (а также цвет спагирического или растительного камня Парацельса, основанного на травах, а не металлах). Но Лахиджи, как шиит, предпочитает черный цвет (зеленый и черный, как мы помним, взаимозаменяемы в системе Кирмани).
Крайняя духовная нищета, по Лахиджи, позволяет мистику сказать: «Я – Бог» (как это сделал шейх Ади), и эта стадия – Черный Свет. «Как мне найти слова, чтобы описать такую тонкость? Светящаяся ночь, черный полдень!» [58]
Алхимическая цветовая стадия Cauda Pavonis названа так потому, что она проявляется в перегонном кубе как прекрасное проявление пестрой радуги, подобной радуге в металле. Так, в «Amphitheatrum sapientiae aeterna» Генриха Кунрата (1602 г.) произведение символизируется птицами: ворон – гниение, лебедь – альбедо, феникс - рубедо. [59]
Афанасий Кирхер в книге «Ars magna lucis» (1665) двуглавому орлу приписывает свет (или солнце), а павлину - множество цветов (или луну). Граф Майкл Майер, Viatorum Oppenheim (1618 г.), изображает павлина вместе с атанором или печью, а также с Зеленым Львом (упомянутым также в «Завете алхимии»), орлом и змеей, драконом, вороном, лебедем и фениксом, каждый из которых представляет этап или главный компонентом Работы. [60]
Якоб Беме и его великий иллюстратор Д. А. Фреер (в переводе работы Беме, сделанном Уильямом Лоу в 1764 году) дают две совершенно разные интерпретации павлина, который символизирует «ночь распада», но классически ассоциируется с Юноной, которая для Беме является «духом-источником мира света». [61]
Для знаменитого Василия Валентина Cauda Pavonis происходит под управлением Венеры в знаке Весов. [62] Эта традиция находит свое лучшее художественное выражение в изысканной рукописи «Великолепия Солнца» Саломона Трисмозина (датированной 1582 г.), где каждая стадия изображена аллегорической картиной под соответствующим планетарным знаком. На картине Трисмозина мы видим Венеру, прибывающую на своей колеснице, которую сопровождает Купидон, запряженный двумя птицами (Горишейки? Удоды? Попугаи?). Вокруг павлина мы видим летний северный итальянский пейзаж, возможно, в начале сезона Весов (сентябрь). Фигуры наслаждаются «благим миром» в невинных удовольствиях: влюбленные гуляют по саду или танцуют на лужайке под музыку виол и лютни, а семья пирует и пьет вино за столом, накрытым за изгородью. Рядом с ними находится алхимический таз (водяная баня?) с двумя кувшинами – возможно, с гиппократами, пряным винным пуншем – или это алхимическая сера и ртуть? [63]
Тавус не высший бог. Над разноцветной сценой расположен феникс, символ бессметрия, достигаемого через огонь – а над Малаком Тавусом находится Худа (или Язата), высшее божество. Но Малак Тавус правит этим миром и делает его хорошим для своих верных приверженцев.
Вспомните белую жемчужину, предвечного ангела, тайну Езида.
О, шейх Шамс, на собрании султана шейха Ади,
Дай надежду своему дому, а также и нам.
Вспомним красную жемчужину Мир Киблы полных лун.
О шейх Шамс, пусть наши крики и мольбы о помощи дойдут до Ангела наверху.
Вспомните желтую Жемчужную Землю, Воду и Огонь, Землю, Небо и Камень. Мир Эздина и все Четыре Тайны.
О шейх Шемс, откликнись на крики о помощи твоего дома, а также нашего.
- Вечерняя Молитва [64]
Было 17 апреля, четвертый день месяца нисан. Как только мы встали, езидские девушки вышли на холмы раньше нас, чтобы собрать букеты алых лютиков, потому что никакие другие цветы на празднике не используются… Все готовили и получали в подарок сваренные вкрутую крашеные яйца. Любимым цветом был оранжевый, яркая растительная краска, которую женщины используют для своих плетеных вручную мезъяров, но мы видели фиолетовый, зеленый и маренный цвет, полученный путем варки яиц вместе с луковой шелухой. Ни одно из яиц не было синим, потому что синий цвет запретен для езидов.
- Леди Дроуэр в первый день весеннего праздника, отмечаемого в 1940 году в Башике [65]
Мориен, отшельник из Иерусалиму Халиду ибн Язиду ибн Муавии: «Вещи, в которых заключается все выполнение этой операции, — это красный пар, желтый пар, белый пар, зеленый лев, охра, примеси мертвых и камней. . .» [66]
Белая пара – «Молоко девственницы»
зеленый лев - любая разбавленная кислота, которая "пожирает" металлы, обычно образуя зеленые соли меди
красная охра - огонь
примесь мёртвых – земля
Цезарь – Аресу: «Расскажи мне об этих цветах, меняющихся: они из одного соединения или из разных?
Арес – Цезарю: «Нет, из одного соединения и одной вещи; всякий раз, когда огонь придает ему новый цвет, мы даем ему новое имя…тогда появятся цветы и цвета изменятся, и Эликсир облачится в одеяния королей и сделает твои труды прекрасными».
- Завет Алхимии [67]
Развитие разнообразия из единства часто символизируется образом многих цветов, возникающих из белого. Тема окрашивания Белой жемчужины распространена в кьюлах. На ранней стадии перехода Рай был «сотворен разноцветным». Помощь султана Эзи художнику, для которого он создал тысячу цветов из одного, относится к «Времени шейха Ади», но точно демонстрирует связь между способностью создавать цвета и сверхъестественными творческими способностями.
- Крейенбрук и Рашоу, «Совершенство бога и шейха Ади». [68]
Бог создал веру,
Он дал ей 99 цветов.
- Гимн веры
Ангелы создали небеса и ад,
К ним они присоединили 99 цветов
- Молитва соглашения [69]
Амон-Ра [Высший Бог и Создатель в египетском мифе] скрывается в сиянии, а не во тьме:
Я видел посредством его кругооборота форму, не уклонившуюся от моего лица, (а именно) того, кто плывет в его глазах, его сияющий глаз облачил его истинную форму.
- Из саркофага 26-й династии [70]
«Это я облекаю светом все вещи, обладающие светом. Все прекрасное, все изящное и блестящее создано моим искусством и моим трудом. То, что я облачаю в часть моего одеяния, реализует полную красоту и сияние, потому что мой цвет – величайший, красивейший и самый сияющий из всех цветов» [71]
- Перевод с греческого на арабский алхимиком Ялдаки, с арабского на французский Анри Корбен и с франузского на английский Аарон Чик.
Примечания
[1] Guest, Survival among the Kurds, 36–37.
[2] Seabrook, Adventures in Arabia, 309.
[3] Asatrian and Arakelova, Religion of the Peacock Angel, 24.
[4] Lawrence, Seven Pillars, 217.
[5] Collins, From the Ashes of Angels, 178.
[6] Davis, “Cult of the Peacock Angel,” 199.
[7] Asatrian and Arakelova, Religion of the Peacock Angel, 100.
[8] Ahmed, The Yezidis, 296–97.
[9] Açıkyıldız, The Yezidis, 112–13.
[10] Field and Glubb, “The Yezidis, Sulubba, and Other Tribes,” 10.
[11] Pinkham, Peacock Angel Mysteries, 3–4.
[12] Ainsworth, “Assyrian Origin,” 25.
[13] Ainsworth, “Assyrian Origin,” 25, n.
[14] Подробнее о традиционной персидской символизме цвета см. Ardalan and Bahktiar, The Sense of Unity, 48–63.
[15] Davis, “Cult of the Peacock Angel,” 187.
[16] Asatrian and Arakelova, “Malak-Tawus,” 6.
[17] Kreyenbroek, Yezidism, 183.
[18] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 177.
[19] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 101.
[20] Stavenhagen, Testament of Alchemy, 19.
[21] Stavenhagen, Testament of Alchemy, 35.
[22] Stavenhagen, Testament of Alchemy, 25.
[23] Кто-то говорит - маки, кто-то - анемоны; Гест говорит - ранункулюс в "Выживании среди курдов", 38.
[24] Рабле, например, использует белое и красное вино как символы ртути и серы в последней книге "Гаргантюа", "Остров вина".
[25] Asatrian and Arakelova, Religion of the Peacock Angel, 61; Kreyenbroek, Yezidism, 106.
[26] Asatrian and Arakelova, Religion of the Peacock Angel, 61.
[27] Kreyenbroek, Yezidism, 159.
[28] Минерал гиацинт обычно обозначается как сапфир, но в данном случае Корбин использует его для перевода персидского yaqut, то есть рубина. Кирмани (ум. 1870) - второй лидер школы шайхи (после шайха Ахмада Ахсаи, ум. 1826). Баб, Али Мухаммед, был учеником Кирмани.
[29] Corbin, “Realism and Symbolism of Colors in Shiite Cosmology,” 49–55.
[30] Corbin, “Realism and Symbolism of Colors in Shiite Cosmology,” 63, 74, 77.
[31] Corbin, “Realism and Symbolism of Colors in Shiite Cosmology,” 93.
[32] Spät, Late Antique Motifs, 135.
[33] Bedirxan, “Le Soleil Noir,” Hawar 4, no. 26 (1935): 12–15, цит. в Spät, Late Antique Motifs. См. также James Pontolillo, The Black Sun Unveiled, это исчерпывающее исследование, омраченное чрезмерным вниманием к использованию этого символа нацистами, но все же полезное.
[34] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 85.
[35] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 98, discussed in Spät, Late Antique Motifs, 200ff.
[36] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 338.
[37] Spät, Late Antique Motifs, 191.
[38] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 369–70.
[39] Spät, Late Antique Motifs, 316.
[40] Spät, Late Antique Motifs, 320.
[41] Ahmed, The Yezidis, 327; Seabrook, Adventures in Arabia, 311.
[42] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 91.
[43] Фуркан - это иногда название Корана. Если этот гимн относится к "Мешаф Реш", то он узаконивает это сомнительное произведение как квазиканоническое, если не "священное".
[44] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 96, 98.
[45] Kreyenbroek, Yezidism, 187.
[46] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 125.
[47] Awn, Satan’s Tragedy and Redemption, 143.
[48] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 186, 188.
[49] Quoted in Cheak, “The Perfect Black: Egypt and Alchemy,” в Alchemical Traditions from Antiquity to the Avant-Garde. Henri Corbin, Man of Light in Iranian Sufism, 115.
[50] См. мой Temple of Perseus, 21.
[51] Cheak, “Perfect Black: Egypt and Alchemy,” 55.
[52] Mead, Thrice-Greatest Hermes, 149.
[53] Teleio происходит от telos, что означает "конец", как завершенность, результат, намерение, завершение и, следовательно, совершенство, но также и как обряд, дающий посвящение и, следовательно, открывающий возможность совершенствования.
[54] Henry Corbin, The Man of Light in Iranian Sufism, 100, 103.
[55] Corbin, Man of Light, 106.
[56] Corbin, Man of Light, 107.
[57] Corbin, Man of Light, 117.
[58] Corbin, Man of Light, 118.
[59] Roob, Hermetic Museum, 115.
[60] Alexander Roob, The Hermetic Museum: Alchemy and Mysticism, 263, 357.
[61] Roob, Hermetic Museum, 556.
[62] Roob, Hermetic Museum, 678.
[63] Roob, Hermetic Museum, 151.
[64] Kreyenbroek, Yezidism, 221–23.
[65] Drower, Peacock Angel, 102.
[66] Stavenhagen, Testament of Alchemy, 39.
[67]Stavenhagen, Testament of Alchemy, 74–75.
[68] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 26.
[69] Kreyenbroek and Rashow, God and Sheikh Adi Are Perfect, 104, 110.