И Жемчужина стала Яйцом. Езидская Красная среда и ее эзотерический смысл
И был вечер, и было утро – день четвертый (Бытие: 1:19)
Во время религиозного праздника формальный порядок воплощается в конкретном социальном пространстве в такой степени, какая редко достигается в другие дни. Миф нисходит на землю и принимает видимую форму, которая позволяет верующим соединиться со сферой сакрального. Каждый аспект, освященный традицией, имеет значение – даже если оно может показаться тривиальным, вроде обливания водой или варки яиц. В праздник он приобретает особое значение. Это служит почитанию сверхчеловеческих реальностей, укреплению религиозной идентичности сообщества и обучению его членов путем их культурной адаптации. К езидам, чья религиозная система на протяжении веков не записывалась, это относится совершенно особенным образом. Именно во время религиозных праздников, под видом ритуалов и сопровождающих их религиозных гимнов, езиды собираются в святых местах, чтобы соприкоснуться с тем, что мы можем назвать воплощением системы, подтверждаемой тщательным соблюдением элементов церемонии.
Наши знания о езидских гимнах (если не указано иное, гимны и переводы цитируются по изданию Kreyenbroek / Rashow 2005) и исследования, опубликованные самими езидами, поскольку они приходят к решению отказаться от многовековой практики строгой секретности в отношении раскрытия религиозных материалов не-езидам, позволяют нам рассматривать их праздники не только как свидетельства загадочных событий – мы также можем найти оправдание формам, используемым этими событиями. Это особенно верно в отношении празднования Нового года, которое неразрывно связано с праздником Красной среды (Чаршемия-сор).
Я хотел бы предоставить здесь свои наблюдения относительно связей между этой «системой» и элементами праздника, предложить интерпретацию их символики и значения самой среды в езидской вере. Помимо научных работ и статей, опубликованных самими езидами, я обнаружил, что полевые исследования, которые я проводил в регионе Шейхан, очень помогли мне прийти к представленным здесь выводам. В апреле 2014 и 2015 годов мне представилась возможность жить среди них и принимать участие в этом праздновании в Баадре, Шейхане и Лалеше.
Чаршемия-Сор (ÇARŞEMIYA-SOR)
Езидские праздники можно разделить на два типа. Некоторые определяются по лунному календарю, который используют мусульмане, а другие – основаны на солнечном календаре, который особенно важен в праздновании Нового года. Подобное деление подчеркивают сами езиды. [1] Праздник Нового года (Сере Сале), также известный как праздник Малака Тавуса (Serê salê/Eidê Tawusi Malak), связан с праздником Чаршемия-Сор, который проводится в первую среду месяца Нисан по календарю Селевкидов, то есть в третью среду апреля по григорианскому календарю (о Сере Сале см. Badger 1852: 119-121; Brockelmann 1901: 388-390, Furlani 1938: 52-8; Drower 1940; Lescot 1975: 71-2; Guest 1993: 38; Kreyebroek 1995: 151; Açıkyıldız 2014: 108-9; Pirbari 2008: 24-27). Ему предшествует праздник «Черная среда» (Чаршема-Реш, Çarşema-Reş), в марте (см. сравнение двух праздников в Turgut 2013), который отмечают турецкие езиды. Езиды в Грузии и Армении, в свою очередь, отмечают праздник Новогоднего пирога, Kloĉa Serê-salê (Pirbari (a); Pirbari (b); Drower 1941: 112), который также проводится в марте. Дмитрий Пирбари, езидский пир из Тбилиси, пишет: «Езиды СССР, беженцы из Вана, Карса, Игдира, Муша, баязета, не были знакомы с праздником Чаршама-Сор, но его элементы сохранились и слились с праздником Клоча Сере-Сала (Pirbari (b)).
Весенний месяц Нисан занимал особое место на Ближнем Востоке со времен вавилонских религий (Pritchard 1969: 331-4), от иудаизма до христианства. Сабеи Харрана, чья религиозная система обнаруживает много общего с езидизмом, отмечали начало года в месяце Нисан, в течение которого они почитали Луну и семь божеств (Al-Nadīm 1970: 755-756). Весенний праздник отмечается также иракскими мандеями, [2] которые связывают его с почитанием духов предков и венцом акта сотворения вселенной. [3] Наиболее важные сходства, однако, касаются иранской практики. При Саманидах вечером, предшествующим концу года, зажигали большой костер, известный как шаб-и-сури. Но езидская Чаршемия, похоже, имеет еще более раннее происхождение, поскольку она соответствует празднику Chahar-shanbe-ye Suri, отмечаемому иранцами и курдами, который приходится на месяц Фарвардин, на последнюю среду перед Новым годом (Nevroz). Праздник начинается во вторник вечером, когда зажигают костры, и празднующие перепрыгивают через них, крича: Sorkhi-e to az man, zardi-e man az to, т.е. «Твоя краснота – моя, моя желтая бледность – твоя», [4] на удачу. В Иране этот праздник заменил более старый, Фарвардеган (Boyce 1977: 212-213), день всех душ, посвященный почитанию умерших. Описывая персидские праздники, Аль-Бируни отметил: «На 6-й день Фарвардина (…) отмечается Великий Науруз, праздник огромной важности для персов. Говорят, что в этот день Бог завершил творение» (Al-Biruni 1879: 201; ср. также Massé 1938: 148-159; Krasnowolska 1998: 67). Однако, несмотря на сходство названий и тематики, даты езидского и иранского праздников не совпадают в результате изменений, внесенных в иранский календарь в прошлом.
Стоит отметить, что слово «сор» (пехлеви sūr, sūrī) на курманджи может означать как «красный», так и «праздник», что часто встречается в зороастрийских текстах. Следовательно «Чаршемия-сор» может переводиться как «Красная среда» и «Праздничная среда» (Kasheff/Saʿīdī Sīrjānī 1990: 630-634; cf. Dehxodā 1993-1994, s.v. sūr). Красный «цвет» во время празднования представлен, в частности, алыми цветами лютика азиатского и элементом, ассоциирующимся с краснотой, то есть огнем. Также стоит добавить, что езиды ассоциируют красный цвет с одним из важнейших проявлений Бога, султаном Езидом, также известным как «Красный Езид» (Êzdîdê Sor), [5] который считается правителем четырнадцати сфер вселенной и иногда отождествляется с Малаком Тавусом.
Езиды, как «потомки Красного Езида», [6] признают его своим пастухом, а себя – его стадом. Они также заявляют: «Я поклоняюсь Красному Езиду». [7] Тот факт, что среда выбрана езидами святым днем, важен по нескольким причинам. Хотя, согласно древним религиозным гимнам, сотворение мира началось в субботу, [8] именно четвертый день, среда, является священным – так же, как пятница для мусульман, суббота – для иудеев, а воскресенье – для христиан. Однако выбор среды может иметь более глубокое обоснование, чем просто стремление отличиться от других религий. Согласно «Гимну месяцу» (Qewlê Meha), среда также ассоциируется с фигурой Фехредина / Фахр ад-Дина, [9] «царя истинной религии» (см. Spät 2010: 148), который является аватаром Малака Тавуса и причисляется к «Семи ангелам». Он также связан с Луной, с одним из четырех космогонических элементов и с Четырьмя Тайнами. [10]
Мой Господь всемогущ,
От Него исходит повеление,
Он сотворил в четвертый день.
Среда – праздничный день,
Бог создал ангела Фехредина…
Pedşê minî cebar e
Li ba wî wa firware
Ewî çarşembû dikire çare.
Çarşembû rojeke fadil e
Melik Fexreddîn afirandbû
ji eşq û dile… [11]
Фехредин считается «богом Луны» и ее создателем, [12] что вполне может быть библейской отсылкой, поскольку, согласно Быт. 1:18, на четвертый день Бог сотворил Солнце и Луну, чтобы «управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы». Кроме того, один из важнейших езидских космогонических гимнов, Qewlê Zebûnî Meksûr, начинается с обращения к Фехредину, в то время как «Масхафа Реш» приписывает ему сотворение элементов земного мира. Он также отождествляется с лунным божеством шейхом Сином и ассоциируется с актом творения человека, поскольку душа Адама возникла из его божественной сущности – сур (Spät 2010: 327-37). [13]
Письменные источники, касающиеся езидского праздника Красной среды, исключительно скудны. По сути, его можно свести к двум элементам: во-первых, современные описания и рассказы самих езидов и, во-вторых, короткая глава анонимного автора, обнаруженная в одной из версий «Черной книги» (Масхафа Реш). Эта глава была вставлена позже и сохранилась в арабской версии. Она начинается следующим образом:
Первый день нашего года называется Сершали (Serṣȃlie), то есть начало года. Он приходится на среду первой недели апреля. В этот день в каждой семье должно быть мясо (…) Его следует готовить в ночь на утро среды, в Новый год (…) В первый день года следует раздавать милостыню у могил, где покоятся мертвые. Девушкам (…) следует собирать на полях цветы всех видов, которые имеют приятный цвет. Они должны сделать из них связки и, подержав их три дня, повесить на дверях в знак крещения людей, живущих в домах. Утром все двери украшаются красными лилиями (Joseph 1909: 228; cf. также Parry 1895: 382-383).
Далее упоминается обязанность делиться едой с бедными у могил, а также каввали, играющие музыку и поющие на курманджи, сопровождающие все действо. Однако указывается, что «в день Сершали не следует играть на инструментах радости, потому что Бог восседает на троне (издает указы на год) и повелевает всем мудрым прийти к нему. Тогда он говорит им, что один из них сойдет на землю с песнями и хвалой, все встают и радуются перед ним, Затем Бог запечатывает их своей печатью. И великий бог дает запечатанное решение тому, кто должен снизойти». (Joseph 1909: ibid).
Скорее всего, речь здесь идет об ангеле-павлине, потому что по верованиям езидов среда (первая среда месяца Нисан) также была днем, когда тот сошел на землю, чтобы украсить ее и наполнить жизнью в соответствии с Божьей волей. Езиды упоминают об этом в разговорах и в современных текстах, адресованных их собственной общине (написанных на курманджи, арабском и английском языках). Например, в местном приложении к журналу «Лалеш», опубликованному в Баадре, Дарвеш (2009: 56) говорится:
Бог испытывал семерых своих ангелов, и Азазель прошел испытание, и Бог назвал его Тавуси Малак и сделал царем ангелов. Бог послал Тавуси Малаку растворить льды на земле, чтобы сделать ее пригодной для жизни растений, животных и людей. Это событие произошло в первых числах апреля по календарю езидов, то есть в езидский Новый год. Таким образом, начало жизни на земле – это начало религии езидов. Кроме того, апрель – первый месяц календаря езидов. Поскольку этот день пришелся на среду, езиды празднуют именно тогда, даже если первое апреля приходится на один из других дней (ср. также Alias 2010: 2).
Это описание представляет собой бесценное свидетельство попыток езидов кодифицировать свои собственные обычаи, записать почти неизвестную устную традицию, а также творчески модифицировать ее. Даже порядок дней недели изменяется как часть этого процесса, и значение среды только возрастает.
Праздник
Собственно, празднования начинаются накануне среды, т.е. вечером во вторник. [14] Им предшествует приготовление яиц, которые женщины отваривают, а затем окрашивают (аналогично яйцам, приготавливаемым христианами на Пасху, хотя у езидов окрашивание и рисунки обычно менее яркие). Разрешены все цвета, кроме синего, который запрещен езидам (запрет распространяется также на одежду, хотя в настоящее время им все чаще пренебрегают). Выпекается праздничный хлеб савук. С самого утра езиды посещают могилы, принося подношения и фрукты умершим; им помогают каввали, играющие на флейтах (шибаб) и бубнах (деф). Празднующие также посещают близлежащие священные места. В Шейхане это святилище шейха Ади ибн Мусафира, расположенное в долине Лалеш. Все семьи собираются там, все одеты в праздничные одежды (дети по этому случаю надевают белые платья). Они посещают местные святилища и спускаются к священному источнику Земзем, который выходит на поверхность внутри темной пещеры. Они приносят жертвы и получают благословения у входа в пещеру. Люди взбираются на холм под названием Арафат и прикрепляют разноцветные ленты к веткам деревьев; они возжигают масла, обмениваются подарками и алыми цветами азиатского лютика. Некоторые прикрепляют цветы к тюрбанам или вплетают их в волосы.
В этот день езиды играют в праздничную игру хеккане, которая заключается в ударах двумя праздничными яйцами (тот, кому удается разбить яйцо соперника, становится победителем). Эта играл нравится всем, от детей до шейхов и пиров. Проводится большая уборка, дворы и крыши во всем комплексе святилища тщательно вымывают. Забивают жертвенных животных. Ближе к вечеру все больше и больше паломников собираются в главном внутреннем дворе святилища под председательством верховного жреца Баба-шейха. Восседая на специально подготовленном «троне» (т.е. одном из каменных блоков, которые стоят в этом районе) и окруженный высокопоставленными езидами, Баба-шейх по очереди принимает символы уважения и денежные подношения, беседует с верующими и раздает благословения. На закате он встает и начинает молиться. Женщины занимают свои места на возвышении рядом со двором. Все ждут жреца, который должен выйти из святилища Шейхади, неся священный огонь. От этого огня они все зажигают специально подготовленные фитили, которые сначала кладут на небольшие камни, которые держат в руках, а затем на каменные плиты внутри двора. Во главе с Баба-шейхом жрецы поворачиваются к дверям святилища, где поют гимн.
С наступлением сумерек вся паства выходит во внешний двор перед святилищем (многие взбираются на крыши близлежащих зданий), где каввали, окруженные ореолом тысячи ярких огней и залитые лунным светом, поют гимны под аккомпанемент флейт и бубнов. [15] Толпы окружают высокопоставленных лиц, особенно Баба-Чавуша, и танцуют, выкрикивая священные имена, в частности – имя Малака Тавуса. Позже большинство пилигримов разъезжаются по домам, но некоторые остаются в Лалеше. Перед рассветом среды возле дверей и в священных местах наносят смесь из глины, разбитой скорлупы от раскрашенных яиц, алого лютика (Gulilkan Nîsanê) и карри, разбавленного водой. [16] В Ираке этот процесс сопровождается пением Qewlê Charşemê, [17] отрывок из которого звучит следующим образом:
Наступила Красная среда,
Нисана, солнечного месяца,
Благословенного, сокрытого.
Наступила красно-желтая среда,
Весна украшена желтым и красным,
Бело-желтым,
И мы украсили наши двери.
Hat çarşema sorê,
Nîsan xemilandibû bi xorê,
Ji batin da ye bi morê.
Hat çarşema sor û zerê,
Bihar xemilandibû ji kesk û sor
û sipî û zerê,
Me pê xemilandin serederê.
Весь остаток дня езиды посещают соседей, раздают и принимают подарки (особенно крашеные яйца, хлеб и сладости), пируют и играют в хеккане. Однако люди стараются не путешествовать, потому что считается, что для этого первый день года – самый несчастливый. [18] Разбитые яичные скорлупки выбрасывают на поля, чтобы обеспечить хороший урожай.
Тем временем в Лалеше главные иерархи (т.е. Баба-шейх, Баба-гаван, Пеш-имам и фекир) собираются во внутреннем дворе святилища шейха Ади. В центре расположен бассейн с водой из источника Земзем. Шейхи вносят санджак, [19] снимают с него покрывало, а затем каждый из иерархов ритуально омывает его, таким образом, готовя к обходу окрестностей. [20]
Космогония
Учитывая, что праздник Нового года связан с зарождением нового порядка – весеннего порядка природы – Новый год может восприниматься как начало мира в миниатюре, а его элементы связаны с элементами космогонии, поддерживаемой езидами.
В соответствии с содержанием наиболее важных езидских гимнов и молитв, космогонической последовательности предшествовало состояние, известное как Энцель – пустая, статичная и однородная темнота / ночь [21] без движения.
Qewlê Afirîna Dinyayê
Господи, в мире была тьма…
Ya rebî dinya hebû tarî…
Из своей светящейся сущности Бог создал сияющую, белую, изначально невидимую Жемчужину, которую превратил в свой Престол.
Qewlê Behra [22]
Какой он великий океан,
Какой он бесконечный свет.
Çi beḥreke qeyase
quendîleke jî bê bine.
Qewlê Afirîna Dinyayê
В океане была всего лишь жемчужина,
Она не росла, не росла,
Ты придал ей душу,
И тогда ты проявил в ней свой свет.
Di behra da tenê hebu dûr
Ne dimaşiya, ne dimaşiya
Te xaş rûh anî ber
Nûra xa lê peyda kir.
Dû’a Bawiriyê
Король был одинок в жемчужине,
Не было ни земли, ни неба.
Pedşa li nav durê li xewle bû
Ne ’erd hebû ne ’ezman bû.
Quewlê Bê Elîf
Сияющий Трон был в Жемчужине,
Король был сокрыт внутри нее…
Мой Король был самопорожденным внутри нее.
Textê nûrî sedef
Pedşê min li navdayî bi xef. (…)
Pedşê min bi xo efirandibû dure.
Qewlê Şêxubekir [23]
Явился ли Король из Жемчужины,
Или Жемчужина из Короля?
ka durre ji padşaye yan
padşa ji durrê (…)
Также упоминаются светящаяся чаша и сияющая Любовь (михбет), [24] которые составляют «чашу любви» (ср. Rodziewicz 2014b)
Qewlê Bê Elîf
Помолимся Белой Жемчужине,
Из которой была создана Чаша.
Da bideyn medeha dura spiye
Kasek jê dihefiriye.
Qewlê Zebûnî Meksûr
Когда Царь пришел из Жемчужины,
Многое вышло из нее
Ветвь Любви явилась в мир…
Мой король приятно говорил
Король и Чаша и Любовь,
Они создали правила и границы
Их любовь нашла свое место
Wekî Pedşayî li durê bû
Hisyatek jê çihê bû
Şaxa mihbetê ava bû. (…)
Padşê min xoş kir sihbete
Padşa û kase û mihbete
Ewan çêkiribû hed û sede
Lêk rûniştin mihbete.
Возможно, Чаша является аналогией Жемчужной раковины, из которой хлынули бурлящие воды, безграничный океан, когда она раскололась на четыре части (огонь, воздух, вода и земля). Это сопровождалось появлением цвета.
Qewlê Zebûnî Meksûr
Жемчужина раскрылась в своем благоговении,
У нее больше не было сил сдерживать (Бога).
У него больше не было сил оставаться терпеливым,
Она была украшена множеством цветов,
Стала красной, белой и желтой,
Жемчужина была украшена и стала сияющей,
Жемчужина засияла красками.
Мой Царь сделал так, что Жемчужина стала видимой,
Вода вытекла из жемчужины
И стала океаном, и вода собралась в нем.
Dur bi heybetê hincinî
Taqet nema hilgirî.
Taqet nema bisebirî
Zor bi renga xemilî
Sipî bû, sor bû, sefirî.
Dur xemilî, geşbû (…)
/Durr bi renga geş bu.
Padşê min dabû durê nedere (…)
Av ji durê werya
Bû behir û pengiya.
Вместе с Океаном, который можно понимать как метафору материального мира, возникли множественность и многообразие; появились остальные элементы, составляющие мир, которые затем были связаны воедино сияющей Любовью.
Qewlê Zebûnî Meksûr
В знак того, что он дал им Любовь,
Сияющую, действующую как закваска (…)
Мой царь выбросил сычуг в море,
И море свернулось,
Дым поднялся из него
Всех семерых с ее помощью
Были построены небеса (…)
Земля не стала твердой,
Пока в нее не была послана Любовь светоносная,
Сычуг сердца.
Mihbeta xerza nûranîdane
wan bi nîşane.
Padşê min hêvên havête behrê,
behir meyini
Duxanek jê duxini
Her heft ezman pê nijinî.
‘Erdi bi xora negirtibu hisare
Heta mihbeta xerza nurani bi
navda nedihinare.
День и ночь были разделены. Солнце и Луна, Небо и Земля с их особыми сферами были призваны к существованию.
Qewlê Afirîna Dinyayê
Он выбросил сычуг в океан,
Из-за этого океан свернулся,
Он построил небо и землю, четырнадцать сфер
Наш Бог извлек Жемчужину,
Он вложил в нее любовь,
Из нее он создал два глаза,
Из нее вытекло много воды.
Havên avête behrê
Behr pê meyanî
Çarde flebeq ‘erd û ezman nijnî
Êzdanê me dur deranî.
Mihbet avête nave
Jê peyda kir dû çavê
Jê herikî pir avê
В гимнах также упоминается сияющий небесный Лалеш, который может быть истолкован на общая формальная модель мира. Он спустился на Землю, которая затем была украшена цветами. Формальные сущности были реализованы, и возник феноменальный мир. Самое главное, что здесь подчеркивается роль среды – потому что именно в среду – в середине недели – закончилось создание форм, нематериальных моделей, и началось творение в материальном мире.
Qewlê Afirîna Dinyayê
Он низвел Лалеш свыше,
Стал прекрасным повсюду,
На земле, начали расти растения (…)
Лалеш пришел с небес
Земля зазеленела, появились растения (…)
Наш Господь заложил фундамент в пятницу,
В субботу он составил план,
В среду он завершил его.
Земля была снизу и не успокоилась,
Пока Лалеш светоносный не был послан (в мир).
Lalîş jorda ani xware
Lalîş bû xaş, cî û ware
Li erdê şîn bû nebate. (…)
Lalîş ji ezman dihate
Erd şîn dibû giya hate(…)
Xudavendê me ini kir esase
Şembi biri kerase
Çarşemê kir xilase.
Erdê xiyate negirtî şiyare
Heta Lalişa nûri navda henare.
Аналогичная последовательность, отмеченная в гимнах, представлена в «Черной книге», хотя роль Любви там не упоминается: «В начале Бог сотворил Белую Жемчужину из своей драгоценнейшей сущности» (Joseph 1909: 221). Создав Жемчужину, согласно «Черной книге», Бог установил семь дней недели, начиная с воскресенья, и ангела для каждого из этих дней. Первым из них был Азазель, в других традициях известный как падший ангел (Joseph 1909: 221-222).
Из той же книги выясняется, что элементы «земного» мира, включая людей, были созданы Фехредином. [26] Здесь также выражается убежденность в том, что первоначальный акт творения включал в себя все формальное, а не материальное. [27] Творение продолжается после разбивания Жемчужины. Ее половинки используются для размещения Солнца и Луны на полагающихся им местах (т.е., скорее всего, для создания материальных двойников чистых форм), а из осколков создаются звезды. Затем Бог повелел Джебраилу «принести два кусочка Белой Жемчужины, один он поместил под землю, другой остался у небесных врат. Затем Он поместил в них Солнце и Луну; и из рассыпанных кусочков Белой Жемчужины сотворил звезды, которые поместил в небе для украшения» (Joseph 1909: 22). «Мир окончательно сотворен и переходит к цикличному управлению ангелов», возглавляемых ангелом-павлинам, [28] который спускается на землю.
Также заслуживает упоминания другая популярная версия этого космогонического мифа, хотя и не подтвержденная гимнами, поскольку она неразрывно связана с ролью яиц в праздновании Чаршемия-сор (см. Açıkyıldız 2014: 108). Эту версию можно увидеть как в устных традициях, так и в исследованиях, опубликованных езидами, где упоминается камень или кусок льда (ср. Darwesh 2009: 56). Аналогия с космогонией, известной в иранской традиции, очевидна. Например, поэма «Бундахишн» («Сотворение»), представляющая собой среднеперсидский сборник зороастрийских космогонических мифов, повествует о том, как Ахура Мазда создал светящийся объект. «Из Своего собственного Я, из Сущности Света, Ормазд создал звездное тело своих созданий в форме сияния и Белого огня» (Zand-Akāsīh 1956: I, 44).
Сотворение материального мира происходит позже. Зороастрийские описания сотворения неба или, точнее, всеобъемлющей небесной сферы, которая описывается как светящаяся, круглая и твердая, [29] также имеют некоторые ассоциации с езидской космогонией. Связь также прослеживается с описанием вод, которые Ахура Мазда извлек из этого светящегося объекта. «Он создал сияющий и видимый предмет, который находится очень далеко, и из стали, сияющей стали, сущность которой – мужской алмаз; его вершина касается Бесконечного Света; Он создал всех существ в Небе; мешок, внутри которого лежат инструменты для состязания, или жилище, в котором есть все (…). Он сотворил Воду из вещества Неба» (Zand-Ākāsīh 1956: Ia, 6-7).
Вышеупомянутые темы, особенно сотворение двух миров (ментальной модели и материального мира), океана и Жемчужины, также представлены в текстах Ахл-е Хакк (Yâresân), географически близкого к езидам (см. Mokri 1963b: 160; также idem 1960/1961). Не отклоняясь слишком сильно от основной темы, необходимо подчеркнуть, что многие сходства с езидской космогонией также демонстрируются мандейской традицией и гностическими текстами, и в литературе, находящейся под влиянием греческой мысли, особенно связанной с пифагорейством и ортодоксией (ср. Rodziewicz 2014a; idem 2014b; см. также Gasparro 1974-1975: 197-227). Тем не менее, следует признать, что самые ранние свидетельства изучения темы содержатся в ведической традиции, особенно в «Ригведе», а также в классическом труде по индуистской космогонии и этике «Манусмрити» / «Манава-Дхармашастре», датируемой примерно 200 г. до н.э. – 200 г. н.э. В последнем тексте рассказывается о начале мира, который был извлечен изначальным Богом из светящегося золотого яйца / эмбриона, Хираньягарбхи (см. особенно I 5-15, Манусмрити 2005: 87).
В случае с езидской космогонией мы, возможно, имеем дело с оригинальной темой или с передачей древнего материала, который был преобразован при перемещении из Индии, когда это светящееся Яйцо превратилось в Жемчужину. Другая возможность заключается в том, что этот материал был унаследован от иранских зороастрийцев [30] и местных ближневосточных религий. Независимо от того, какое из этих событий – верное, остается фактом, что настоящая Жемчужина отсутствует на празднике Красной среды, но при этом в большом количестве присутствуют символы Яйца и ритуалы, проводимые в этот день, неразрывно связаны с ним.
Воплощенный миф
Чтобы выразить это как можно короче, езидская космогония описывает состояние темной неопределенности, в котором раскрывается изначальная Светоносность. Из Единого возникает множественность, сначала формальная, затем физическая, которая благодаря объединяющему фактору (т.е. Любви) возвращается к единству (элементов), подобному Единому. Когда основные элементы космогонии сопоставляются с основными элементами праздника Красной среды, становятся очевидными следующие соответствия:
Жемчужина – фундаментальный элемент космогонии, так же, как и яйцо – первоначально белое, затем окрашенное и разбитое – центральный элемент Чаршемия-сор. [31] Этот переход от белизны к разнообразию цветов также упоминается в езидской вечерней молитве (Du’aya Hêvarî, Kreyenbroek 1995: 220-3):
Вспомните Белую Жемчужину,
Вспомните красную жемчужину,
Вспомните желтую жемчужину,
Почву, Воду, Огонь,
Мира Ездина и четыре тайны.
hûn bi xatira durrê ken
kasê ken (…)
hûn bidene xatira durra sipiye (…)
hûn bidene xatira durra sore (…)
hûn bidene xatira durra zere
ax û av û agire
erd û ’ezman û bere
Êzdîne Mîr û her çar surre
Сами езиды также осознают приведенную аналогию. Я спрашивал их, как они понимают символику яиц, использующихся во время праздника, и они упомянули аналогию с Жемчужиной. Один из наиболее частых ответов был: «Яйцо символизирует Жемчужину, а разбивание яйца – начало мира».
Некоторые, как, например, Хассан Шингали, езидский журналист из Дохука, пошли еще дальше, заявляя, что «езиды также верят в разбивание яйца и разбрасывание скорлупы по земле, что означает разделение Единства. Разбивание яйца означает распространение четырех элементов: воды, воздуха, огня и песка. Из этих элементов состоит наша Земля» (Shingali 2014).
Праздник Чаршемия-сор посвящен моменту перехода из состояния бестелесности в материальность. Красноречивым символом взаимопроникновения между этими двумя сферами является то, что могилы посещают во вторник. Настроение размышлений и грусти сливается с радостью и возбуждением, вызванными весенним возрождением. Момент, когда вторник переходит в среду представляет собой особый пример этого сообщения. Чрезвычайная важность этого дня становится ясной, если мы осознаем, что космогонический акт последовательно продолжался в течение недели, начиная с субботы. Однако первоначально Бог совершил это в нематериальной сфере, создав чистые формы. Четвертый день, среда, - это момент, когда процесс завершился и начался новый, связанный с Божьими ангелами, то есть актуализация формального порядка в материальном мире. Следовательно, именно среда, а не суббота, может пониматься как символическое начало материального подлунного мира, с созданием элементов которого связан Фехредин. Учитывая особое отношение езидов к миру природы и его элементам, совсем неудивительно, что священным днем была выбрана среда. Именно среда, а не суббота или воскресенье, почитаемые евреями или христианами, - это день Малака Тавуса. Это означает, что Чаршемия-Сор – это праздник изначальной среды, среды как дня, когда начал существовать материальный мир.
В космогонии первоначально созданный формальный порядок стал проявляться в разноцветном феноменальном мире – это произошло в среду. Во время Чаршемия-сор езиды, которые почитают мир природы, рассматривают последовательные этапы праздника как отражение этапов, которые привели к сотворению мира, правителем которого выступает Ангел-павлин с радужным хвостом.
Примечания
[1] Во время интервью с высшими езидскими иерархами Guest(1993: 223-227) отметил высказывание Баба Кавала: «Наш Новый год старше Шейха Ади. Это святой день. Он не обязательно должен быть в среду. Впервые его стали отмечать в среду, когда этот день совпал с Новым годом, и так он и остался. Говорят, что это праздник в честь Тавуса Мелека. (...) Официальными езидскими праздниками являются: прежде всего, праздник Нового года, который является священным праздником и отмечается в первую среду апреля».
[2] В настоящее время Дихба Рба/Науруз Рба отмечается в августе, хотя первоначально он, скорее всего, праздновался в апреле. Многие его элементы унаследовал весенний праздник Панджа, в определенной степени связанный с зороастрийским праздником Фарвардеган (cf. Drower 1937: 84-98; Krasnowolska 1998: 67).
[3] Cf. Drower 1936: 186: «День Нового года посвящен Сотворению, поскольку в этот день Мана Рабба Кабира, или Великий Дух, завершил свою работу по созданию мира».
[4] По наблюдениям Mokri 1963a: 289: «Этот праздник начинается вечером перед последней средой года и стремится (...) исключить вредные элементы года уходящего».
[5] Например, в Qewlê îmanê 17, 18, 27. Другая, менее значимая фигура, также связанная с красным цветом, - Шейх Муса Сор («Красный Муса»), считающийся повелителем воздуха и ветра. (Kreyebroek 1995: 106).
[6] В другой версии Quewlê îmanê (Kreyebroek 1995: 197, 96).
[7] Напр. в Qewlê Êzdîne Mîr 1: Êzdiyê sor diperistim – «Я поклоняюсь Езиду Красному».
[8] Напр. Qewlê Zebûnî Meksûr 38; также в Qewlê Şêx û Aqûb: «Сотворение этого мира происходит с субботы по пятницу» (Nijyara vê dinyayê ji şembûyî heta înî ye), цитируется по Omarkhali/Rezania 2009: 341.
[9] В Масхафа Реш среда ассоциируется с созданием ангела Микаила, который олицетворен в шейхе Абу Бакре.
[10] В Мешефа Реш, также отождествляемом с Ангелом Тураилом (см. Asatrian/Arakelova 2014: 62, 69-71), он также отождествляется с одним из четырех сыновей мира Ездина (cf. Kreyenbroek 1995: 53, 100, 103).
[11] Текст и перевод на курманджи цитируются по тексту Omarkhali/Rezania 2009: 342.
[12] Cf. Qewlê Qere Ferqan: «Я, Мелик Фехредин, создал луну, Мелик Шамседин – солнце» (Kreyenbroek/Rashow 2005: 99). Об отождествлении Фехредина с шейхом Сином и шейхом Хасаном, cf. Spät 2010: 120-3, 148-150.
[13] О значении слова sur и его связях со словом nur («свет»), cf. ibid.: 111-112, 114-115, 409. Особенно показательны слова Фекира Хаджи: «Великий Господь создал семь ангелов из своего сура, из своего нура», записанные Шпет.
[14] Как отмечала Drower (1941: 190): «Здесь считают, что двадцать четыре часа в сутках начинаются с заходом солнца, а вечер вторника относят к среде».
[15] В 2015 году, после Синджарской резни, каввали не исполняли гимнов, и настроение праздника было исключительно торжественным. Среди празднующих были езидские беженцы и женщины, освобожденные из плена ИГИЛ.
[16] I. Joseph (1909: 253) отмечает, что «аналогичная практика встречается у индийских парсеев, которые в начале каждого Нового года вывешивают через входы в свои дома листья». Drower (1936: 187), в свою очередь, указывает на аналогию с мандейским новогодним обычаем: «Мандейские жрецы поочередно посещают каждый дом и вешают на перекладину венок из ивы и мирта - обычай, напоминающий о том, как езидские каввали на весеннем празднике посещают дома своей деревни, чтобы повесить на двери гирлянды». (cf. Badger 1852: 119; также Stevens 1923: 185).
[17] Этот текст мне передал езидский пир Тбилиси с замечанием, что, по его мнению, он не является старым «каноничным» гимном.
[18] Аналогичное поверье связано с праздником Чахаршанбе-йе сури в Иране (Mokri 1963a: 290); известный также у мандеев (Drower 1936: 185).
[19] Санджаки, которых насчитывается семь (столько же, сколько ангелов и езидских районов), обычно хранятся в тайниках; они напоминают большие медные подсвечники с ручками (которые, возможно, символизируют планеты, подчиненные ангелам) и с изображением Малак Тавуса на вершине. Их ритуально носят по районам, заселенным езидами; этот ритуал известен как шествие павлина (Tawûs gerran). (See Spät 2009; eadem 2010: 98-101; Nicolaus 2008).
[20] Подробное описание фестиваля, особенно в Лалеше, см. Açıkyıldız 2002: 49-51; eadem 2002a: 166-193; cf. также Drower 1941: 97-134.
[21] Сравнение езидской комогонии с зороастрийской и Ахл-е Хакк см. Omarkhali 2009-2010: 202-204; Omarkhali/Rezania 2009: 337-339; Kreyenbroek/Ra-show 2005: 25-27. Энзель заставляет вспомнить греческое понятие апейрон (неограниченное), которое, по Анаксимандру, составляло начало реальности.
[22] Цит. по Kreyenbroek 1995: 202-203.
[24] Kreyenbroek (1995: 179) предполагает, что Чаша и Любовь символизируют, соответственно, физическую вселенную и духовную реальность. Согласно езидским гимнам, Адам якобы пил из Чаши (Qewlê Zebûnî Meksûr 43; Qewlê Afirîna Dinyayê 49). В Qewlê Hezar û Yek Nav, В свою очередь, имя «владыки чаши» относится к султану Езиду (13: Siltan Êzî xudanê kasê), который передал чашу великим деятелям езидской традиции. Семь ангелов/мистерий также пили из нее.
[25] В другой версии этого гимна, приводимой Kreyenbroek 1995: 172-173.
[26] Езиды также приписывают участие в сотворении человека шейху Сину, которого иногда считают тождественным Фехредину (cf. Spät 2010: 148-149).
[27] Эта концепция присутствует и в зороастризме, а в западной традиции - в пифагорействе и у Платона (например, в "Тимее").
[28] «Через каждую тысячу лет один из семи богов спускается, чтобы установить правила, уставы и законы, после чего возвращается в свою обитель» (Joseph 1909: 225); cf. Jilwe: «В каждом возрасте есть директор, назначенный моим указом» (Ebied/Young 1972: 510).
[29] Или даже металлические (как в Farvardīn Yašt 2). Авестийское слово, обозначающее небо, āsmān, также означает «камень» / «камни». (Boyce 1975: 74).
[30] О современном обычае зороастрийцев красить яйца на Новый год см. наблюдения M. Boyce (1977: 164-185). Она отмечает, что «яйца использовались во всех обрядах, связанных с умершими, возможно, из-за символики круглого яйца, новой жизни и бессмертия». (ibid.: 42).
[31] Иранский обычай kūza-šekanī, практикуемый в Чахаршанбе-е Сури и заключающийся в разбивании горшка после прыжка через огонь, имеет некоторую аналогию с разбиванием яиц, хотя его цель - символически отогнать несчастье. (cf. Mokri 1963a: 295-296).
Литература
Açıkyıldız, B. (2002), Les Yézidis et le sanctuaire du Šeykh ‘Adī, vol. I, Paris.
—— (2002a), Les Yézidis et le sanctuaire du Šeykh ‘Adī, vol. II, Paris.
—— (2014), The Yezidis: The History of a Community, Culture and Religion, London.
Alias, A. Kh. (2010), “Wednesday in Ezidism Mythology”, Silavgeha Lalish 7.
Asatrian, G./V. Arakelova (2014), The Religion of the Peacock Angel, Durham.
Badger, G. P. (1852), The Nestorians and their Rituals: With the Narrative of a Mission to Mesopotamia and Coordistan in 1842-1844, vol. I, London.
Al-Biruni (1879), The Chronology of Ancient Nations, C. E. Schau (tr.), London.
Boyce, M. (1975), A History of Zoroastrianism, vol. I, Leiden.
—— (1977), A Persian Stronghold of Zoroastrianism, Oxford.
Brockelmann, C. (1901), “Das Neujahrsfest der Jezîdîs”, ZDMG 55: 388-390.
Darwesh, S. (2009), “The Ezidis New Year Feast (Sarê Salê)”, Slavgeha Lalish 6.
Dehxodā, ‘Alī-akbar (1993/1994)’, Loγatnāmeh, vol. VIII, Tehran.
Drower, E. S. (1936), “The Mandaean New Year Festival”, Man 36: 185-188.
—— (1937) The Mandeans of Iraq and Iran, Oxford.
—— (1940), “The Peacock Angel in the Spring”, Journal of the Royal Central Asian Society 27: 391- 403.
—— (1941), Peacock Angel; Being Some Account of Votaries of a Secret Cult and their Sanctuaries, London.
Ebied, R. Y./M. J. L. Young (1972), “An Account of the History and Rituals of the Yazīdīs of Mosul”, Le Muséon 85: 481-522.
Furlani, G. (1938), “Le Feste dei Yezidi”, WZKM 45: 52-8.
Gasparro, G. S. (1974), “I miti cosmogonici degli Yezidi”, Numen 21: 197-227.
Guest, J. S. (1993), Survival Among the Kurds; A History of the Yezidis, London-New York.
Joseph, I. (1909), “Yezidi Texts (Continued)”, American Journal of Semitic Languages and Literatures, 3: 218-254.
Kasheff, M./A. A. Saʿīdī Sīrjānī (1990), “Čahāršanba-sūrī”, Encyclopædia Iranica, E. Yar-Shater (ed.), vol. IV, fasc. 6, London: 630-634.
Krasnowolska, A. (1998), Some Key Figures of Iranian Calendar Mythology (Winter and Spring), Kraków.
Kreyenbroek, Ph. (1995), The Yezidism–Its Background, Observances and Textual Tradition, New York.
—— /Kh. Rashow (2005), God and Sheikh Adi are Perfect: Sacred Poems and Religious Narratives from the Yezidi Tradition, Wiesbaden.
Lescot, R. (1975), Enquête sur les Yezidis de Syrie et du Djebel Sindjār, Beyrouth.
Manusmṛti (2005), Manu’s Code of Law. A Critical Edition and Translation of the Mānava-Dharmaśāstra, P. Olivelle (ed.), Oxford
Massé, H. (1938), Croyances et coutumes persanes, Paris.
Mokri, M. (1960/1961), “Le symbole de la perle dans le folklore persan et chez les Kurdes
Fidèles de Vérité (Ahl-e Haqq)”, Journal Asiatique 248/249: 463-481.
—— (1963a), “Les rites magiques dans les fêtes du “Dernier Mercredi de l’Année” en Iran”,
Mélanges d’orientalisme offerts à Henri Massé, Téhéran 1963: 288-302.
—— (1963b), “La naissance du monde chez les Kurdes Ahl-e Haqq”, Trudy XXV Mežduna-
rodnogo kongressa vostokovedov, Moskva: 159-168.
Nicolaus, P. (2008), “The Lost Sanjaq”, Iran and the Caucasus 12, 2: 217-251.
Al-Nadīm (1970), Kitāb al-Fihrist = The Fihrist, B. Dodge (ed. and tr.), New York.
Omarkhali, Kh. (2009-2010), “The Status and Role of the Yezidi Legends and Myths”, Folia
—— /K. Rezania (2009), “Some Reflections on Concepts of Time in Yezidism”, From Daēnā
to Dîn. Religion, Kultur und Sprache in der iranischen Welt, Ch. Allison, A. Joisten-
Pruschke, A. Wendtland (eds.), Wiesbaden: 337-352.
Parry, O. H. (1895), Six Months in a Syrian Monastery, London .
Pirbari, D. (a), “Ezidskij prazdnik «Clocha sare sale»”, www.ezidipress.com/ru/?p=621.
—— (b), “Novyj god u ezidov”, www.ezidipress.com/ru/?p=768.
—— (2008), Lalişa nûranȋ, Svyatoj Lališ, Holy Lalish, Ekaterinburg.
Pritchard, J. B. (1969), Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament, Princeton.
Rodziewicz, A. (2014a), “Tawus Protogonos: Parallels Between the Yezidi Theology and
Some Ancient Greek Cosmogonies”, Iran and the Causasus 18, 1: 27-45.
—— (2014b), “Yezidi Eros. Love as the Cosmogonic Factor and Distinctive Feature of the
Yezidi Theology in the Light of Some Ancient Cosmogonies“, Fritillaria Kurdica.
Bulletin of Kurdish Studies 3,4: 42-105.
Shingali, H. (2014), “Charshamba Soor–Yazidi celebrate the Red Wednesday”, The Kurdish
Globe 8, www.pressreader.com/iraq/the-kurdish-globe/20140424/281621008334238
Spät, E. (2009), “The Role of the Peacock ‘Sanjak’ in Yezidi Religious Memory”, A. Choyke.,
J. Rasson, I. Barbiera (eds.), In Materializing Memory: Archaeological Material Cul-
ture and the Semantics of the Past, Oxford: 105-116.
—— (2010), Late Antique Motifs in Yezidi Oral Tradition, Piscataway.
Stevens, E. E. (1923), By Tigris and Euphrates, London.
Turgut, L. (2013), Ancient Rites and Old Religions in Kurdistan, Erfurt.
Zand-Ākāsīh (1956), Zand-Ākāsīh, Iranian or Greater Bundahišn, B. T. Anklesaria (tr.), Bombay.
Перевод: Сингулярность (А. Заклиевская), 2023. Перевод доступен по лицензии «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция-Некоммерчески-БезПроизводных») 3.0 Непортированная