ЛИ ЦИ «ПРЕПОДНОШУ ПОЧТЕННОМУ [ГОСПОДИНУ] ПАРАДНЫЙ ВЕНЕЦ»
Представляю ещё один перевод стихотворения не самого знаменитого поэта эпохи Тан – Ли Ци （李颀） «Преподношу почтенному [господину] парадный венец» (送陈侯章甫)
В общем-то, темы стихотворения понятны и незамысловаты: стремление найти новую работу, выпивка и покровительство сильных мира сего, проблемы с погодой, и… щемящее ощущение бурного течения времени. И ещё: свойственно, конечно, не только китайской поэзии, но у китайцев как-то особо пронзительно: тоска по дому, как по какому-то полумифическому, волшебному месту, куда всегда хочется вернуться, но, возвращаясь, обнаруживаешь что-то иное. Возможно, недостижимый дом – это место плюс время. Это детство и юность, это память: люди, звери, деревья, постройки. Возможно, что-то ещё большее, то, о чём уже испанец, Хуан Рамон Хименес писал:
Тоска о несбыточном, о непонятном,О том, что исчезло, да вряд ли и было!
Или то, о чём пела группа Ария:
Там все живы, кто любил меня,Где восход, как праздник бесконечной жизни,Там нет счёта рекам и морям,Но по ним нельзя доплыть домой.
Ну и, естественно, есть в стихотворении что-то, отражающее совсем иные реалии того давнего мира: на сей раз в смысле социального бытия. Автор обращается к князю и самым первым качеством аристократа называет 立身 (первый иероглиф звучит как «ли» и переводится как «стоять», второй – «шен» -«тело»), что обозначает самостоятельность, умение обеспечивать себя, выработку твердого характера. Древний Китай с его чёткими иерархическими отношениями, семьецентризмом, приматом государственного интереса над частным, не каждому давал право на само-стояние, яркую личную независимость. Самостоятельность нужно заслужить, добиться, умело сочетая способности и социальный статус. Это не гражданские демократические свободы, которые, согласно современным идеалам, присваиваются нам по факту рождения. Самостоятельность – это труд и судьба, удел немногих.
Ещё одно очень древнее отношение к жизни и мудрости сквозит в этом стихотворении. Сегодня понятие 腹 («фу») переводится чаще как «душа». А когда русский или европеец слышат это слово, то у него, как правило, возникают ассоциации с чем-то труднопостижимым, нематериальным, бессмертным индивидуальным началом. Между тем, 腹 – это в изначальном значении «нутро», «живот», «утроба». В этом смысле оно близко древнерусскому «живот», которое, кроме брюшной полости обозначало «жизнь». Вообще-то, христианская идея души была известна в Китае эпохи Тан благодаря несторианским проповедникам и, теоретически, поэт северо-западного пограничья Ли Ци мог быть с ней знаком.
Но мне кажется, 腹中 совсем дословно правильно переводить как «в нутре» или несколько абстрактнее «внутри». Ли Ци был чиновником, что для Китая его эпохи автоматически означало высокую образованность. Образование же базировалось на текстах конфуцианского, даосского, буддийской, легистского и т.п. происхождения, то есть было глубоко связано с традиционной китайской культурой. Понятие «нутро»-«живот»-«жизнь» было связано с положением, что именно в животе человека хранится и накапливается жизненная энергия и там же можно сформировать так называемый «зародыш бессмертия» — некую психоэнергетическую основу, обеспечивающую возможность духовного и при наивысшем успехе – физического бессмертия.
Воистину в каждой шутке есть доля шутки. Я бы сказал шутки истории! Мой хороший друг, Сергей Кузьмин как-то шутейно предположил, что у нас, жителей Черноземья может и не быть души, а есть нутро, на том и стоим! Это удивительно перекликается с китайскими представлениями о мудрости и жизненности 😊
Поэтому неудивительно, что, согласно представленному здесь стихотворному тексту, «десять тысяч свистков мудрости» хранятся именно в центре живота (腹中). Это не значит, что там есть какой-то архив интеллектуальной памяти. От простого запоминания данных толку мало, в особенности, для практичных китайцев. Собственная мудрость получается в результате осмысления наставлений предков и успешного практического использования их в своей жизни. Так мудрость рода сливается с индивидуальным опытом и образует смысловое наполнение жизни конкретного человека.
Живот в этом смысле штука удобная – там всё переваривается: и пища, и выпивка, и тысячелетняя мудрость предков.
В общем, как повелось, сначала нерифмованный перевод, претендующий на точность, потом – рифмованный, претендующий на передачу мелодики и духа😊
В конце организованный в виде таблицы текст с иероглифами, построчной транскрипцией и уже совсем дословным переводом.
Перевод, близкий к дословности:
Четвертый месяц, ветер с юга, и пожелтел ячмень;цвет финика почти опал,длинны уж листья тунга.В лазурных горахедва различимы закат и рассвет;и кони, едва выходя из ворот,кричат, по дому тоскуя.О князь, на земле Вы так крепко стоите,столь неколебимы! Усы Ваши вьются, тигриные брови, чело так высоко! В душе Вашей мудрости тысячи свитковнадёжно хранимы! И в этой глуши головы не склонить Вамсредь зарослей буйных!Вино продают у восточных ворот,так выпьем же вместе! И многие сотни тяжелых забот станут легче гусиного пуха!Мы в лёжку пьяны –так, что не отличим и закат от восхода;но время и место найдём,чтобы в небе узреть одинокую тучку. А на Хуанхэ синеглавые волнысливаются с чернью небесной; и на переправе паромный начальникуже прекращает движенье.Из древнего Чжэн путешественники не смогут достичь дома;Лоянским странникам тоже придётся сидеть и вздыхать впустую.Но запах родных лесов так струится, так многое здесь знакомо! Не знаю, ушедшим вчера в отставку сегодня найдется ли дело?
Четвертый месяц, жёлт ячмень,и веет ветер с юга;цвет финика опал, как день,длинны уж листья тунга.И кони, выходя из врат,везут печаль по дому в лазурь вершин, через закат,к рассвету золотому. Князь, и в глуши вы так крепки,так непоколебимы!Высокий лоб лишен тоски,дозор бровей тигриныххранит все десять тысяч книг! Но в ходе нашей встречипокамест будет не до них,поскольку недалечевином торгуют у ворот, —так выпьем же в начале,чтоб сотни бедствий и заботполегче пуха стали!И вот мы в стельку,и восход, закат не различаем,но тучки одинокой лётс вниманьем созерцаем!А синеглавые валы слились с небесным морем!«Река свирепа! Ныне мы,коль выйдем, то потонем!»-Паромщик так решил сказать;и путникам из Чжэна,купцам Лояна тяжко ждатьобратного решенья…С родных брегов струится к намдух дома благовонный!Найдется ль дело там мужам,от службы отлучённым?
四月南风大麦黄，枣花末洛桐叶长 Sì yuè nán fēng dàmài huáng, zǎo huā mò luò tóng yè zhǎng Четвертый месяц, южный ветер, жёлт ячмень; цветы финика почти опали, длинны уж листья тунга
青山朝别暮还见，嘶马出门思旧乡。 Qīngshān cháo bié mù hái jiàn, sī mǎ chūmén sī jiù xiāng. В изумрудных горах ещё можно отличить рассветные сумерки от закатных; выходя из ворот, кони ржут, уже тоскуя по дому.
陈侯立身何坦荡，虬须虎眉仍大颡。 Chén hóu lìshēn hé tǎndàng, qiúxū hǔ méi réng dà sǎng. Почтенный князь, как вы самостоятельны и невозмутимы! Вьющиеся усы, тигриные брови, всё то же высокое чело!
腹中贮书一万卷，不肯低头在草莽。 Fù zhōng zhù shū yī wàn juǎn, bù kěn dītóu zài cǎomǎng. Внутри хранится десять тысяч свитков мудрости; не позволяете себе склонить голову в этой глухомани!
东门酤酒饮我曹，心轻万事如鸿毛。 У восточных ворот торгуют вином – так выпьем всей компанией; десять тысяч сердечных забот становятся легче гусиного пуха.
醉卧不知白日暮，有时空望孤云高 Zuì wò bùzhī bái rìmù, yǒu shíkōng wàng gū yún gāo Пьяны в лёжку, не отличаем восхода от заката; но находим и время, и место для созерцания одинокого облака в вышине.
长河浪头连天黑，津史停舟渡不得。 Chánghé làngtou liántiān hēi, jīn shǐ tíng zhōudù bùdé. На долгой реке волны сливаются с чернотой небес, — начальник переправы прекращает движение паромов
郑国游人末及家，洛阳行子空叹息。 Zhèng guó yóurén mò jí jiā, luòyáng hàng zi kōng tànxí. Путники из древних земель Чжэн не достигнут дома; странники из Лояна сетуют попусту.
闻道姑林相识多，罢官昨日今如何？ Wén dàogū lín xiāngshí duō, bàguān zuórì jīn rúhé? Запах родных лесов ощущаю, о как много здесь знакомых! Но ушедшему вчера в отставку что же остается делать сегодня ?!