Как Царь обезьян со товарищи чай пил
(китайский классический роман «Путешествие на Запад» как источник сведений о культуре употребления чая и трав в период правления династии Мин)
Роман «Путешествие на запад» — один из «Четырёх великих романов», составляющих ядро литературного наследия средневекового Китая. Его автором с высокой степенью вероятности является книжник У Чэнъэнь, живший в 1500-1582 гг. — в период правления в Китае династии Мин. Вообще, по жанру роман — уникальное китайское средневековое историко-приключенческое фэнтези. Правда, оно не очень похоже на современные произведения, ибо каждая глава содержит крупные стихотворные отрывки, что в теперь, в ХХI веке, конечно, читается необычно. В отличие от большинства современного фэнтези, «Путешествие на Запад» переплетено с реальностью той эпохи гораздо большим количеством смыслов и символов. Вследствие этого, невзирая на фантастический сюжет, его можно рассматривать как важный и точный источник по бытовой культуре минского Китая. В частности, описания употребляемых в различных ситуациях трав и чаёв — очень интересны, так как позволяют понять действительное отношение китайцев того времени к чаепитию и, соответственно, сравнить с современной Поднебесной. Ниже я приведу перевод небольшой статьи китайских авторов, посвящённых культуре употребления чайных и травяных напитков в «Путешествии на Запад». Однако, это будет не чистый сплошной перевод, а скорее, качественный анализ той информации , что нам предоставляет этот классический роман в отношении чая и иных напитков, на основе различного растительного сырья. Для большей понятности, фрагменты перевода будут закавычены, а мои аналитические вставки — специально выделены 🙂
Основная китайская статья переведена Никишиным С.В., Буяновой Д.А. из книги: «Иллюстрированная расшифровка «Чайного канона»: под ред. Ма Голиня. — Хулун-Буир: Издательство «Культура Внутренней Монголии», 2010. (图解茶经／唐译编著.－呼伦贝尔：内蒙古文化出版社，2010.)
“В классическом романе «Путешествие на запад» повествуется, что на горе Юньтай произрастают «благоуханные цветы и чудодейственные травы», «удивительные травы красоты и бессмертия» , «стройный бамбук и вековые сосны»[3], «пурпурный бамбук и бледная орхидея», «нежно-зеленые сосны и изумрудный бамбук» , постоянно плодоносящие персики бессмертия, «бамбук, задевающий облака». Нетрудно представить, что в этой райской обители растут чайные кусты, и, очевидно, их качество должно быть превосходным”.
Надо сказать, что всё это воспевание растительного разнообразия горы Юньтай — не просто ради красного словца или из-за того, что хобби у автора романа была ботаника:-) Дело в том, что большинство вышеназванных растений обладают глубокой культурной символикой. В частности, орхидея и бамбук входят в состав «четырёх благородных господ» растительного мира (ещё два — это мэйхуа и хризантема). Бамбук （竹） — вообще важная часть и материальной, и духовной китайской культуры. Его и используют как строительный материал, и мебель из него делают, и в пищу употребляют, и, вместе с тем, это — символ стойкости, благородной простоты, чистоты помыслов, стойкости перед лицом невзгод, знания истинного жизненного пути. Бамбук — одновременно и символ буддийского учения, так как его пустота сродни «сияющей пустоте» просветленного разума, и символический образ конфуцианского идеала «благородного господина», который умеет, оставаясь верным моральному долгу, превозмогать великие трудности. Конечно, с точки зрения чайно-травяной культуры, наиболее интересно заваривание молодых листьев бамбука, каковые обладают обширным оздоровительным действием и издревле используются для оздоровления дыхательной системы, борьбы с желудочными расстройствами, а также как мягкое успокоительное средство.
Орхидея （兰）, как нетрудно догадаться, символизирует красоту, изящество, любовь. Также она связывается с плодородием и здоровьем. Один из мифических героев-основателей китайской цивилизации — получеловек-полудракон Шеньнун (что в переводе «Божественный Земледелец»), открывший, в числе прочего, оздоровительные эффекты чайного дерева, начал в лечебных целях применять и орхидею. Правда, этим названием в Китае наделяют не только представителей семейства орхидных. Например, «нефритовой орхидеей» (玉兰花), каковая, на самом деле, является магнолией голой и активно применяется как в китайской кухне, так и в китайской медицине.
Сосна (松）со времен жизни Конфуция символизирует умение противостоять жизненным трудностям В этом смысле она подобна бамбуку. Учитель Кун писал, что «лишь с наступлением холодного сезона» становится ясна стойкость сосны. Китайская литературная и живописная традиции называют сосну «вождем деревьев», а также считают символом долгой жизни, в связи с чем бог долголетия Шоу Син часто изображается под сенью этого дерева.
Таким образом, в приведённом выше отрывке фантастический характер имеют лишь персики бессмертия(仙桃) . Согласно более классическим мифам, в волшебных садах богини Си-ван-му волшебные персиковые деревья цвели раз в три тысячи лет и, соответственно, плодоносили совсем не часто. В «Путешествии на запад» У Чэнъэнь сильно этот сюжет подкорректировал, и дающие вечную жизнь персиковые плоды на горе Юньтай растут постоянно. Вопрос лишь в том, чтобы на эту гору попасть. В общем, средневековый китайский книжник сделал бессмертие ближе простому народу, что, конечно, соответствует общему духу романа: ведь и «прекрасный царь обезьян» — Сунь Укун — это, в первую очередь, народный мифологический герой, победоносный борец с небесным императором и его аристократией. В свете изложенных мифологических представлений, неудивительно, что и вполне реальное персиковое дерево и его плоды как в древнем, так и в современном Китае символизируют, как минимум, долгую жизнь, возможность постичь тайные знания и защиту от злых духов, а цветы — это, естественно, образ красоты и чистоты. В 13-й день 3 лунного месяца по китайскому годовому календарю проводится празднество персика бессмертия. Во многих регионах Поднебесной оно совпадает с цветением вполне реального персикового дерева, что для традиционного китайского эстетического восприятия — одно из самых прекрасных из возможных на этой земле зрелищ.
Возвращаясь к чайной культуре, вполне закономерно, что ароматные цветы и сушеные плоды персика разных подвидов стали отличным основанием для создания натуральных ароматизированных чаёв. Из хорошо известных мне можно назвать изумрудный улун с розовыми цветами персика и улун с белым персиком. Полагаю, Сунь Укуну с его тягой к персикам бессмертия чай бы понравился 🙂 А если чуть более серьёзно: то очень интересно наблюдать, как древнейшие мифологические архетипы (а персиковое дерево — это один из китайских образов Мирового Древа) проявляются в чайном производстве первой четверти ХХI века и находят широкого потребителя как в Поднебесной, так и за её пределами.
“В романе описывается парное каллиграфическое панно, что висит на вратах при входе в храм на Горе цветов и плодов, каковая является отсылкой к реальной надписи в монастыре на горе Цзиньшань городского округа Чжэньцзянь, гласившую: «Путешествие на Запад – это не полшага с горы, а роман-жизнеописание Сюаньцзана с Востока». Это произведение содержит в себе немало описаний и отсылок к различным аспектом культуры употребления трав и чаёв. В 10 главе «Предок Юань составляет превосходный бескорыстный план, а глупый Царь драконов нарушает волю Неба» — расхваливаются «молодые листья китайской туны», «почки мелии ацедарах», «молодые побеги бамбука», «горная камелия»“.
Надпись в монастыре на горе Цзиньшань — это своеобразный китайский аналог нашей поговорки «жизнь пройти — не поле перейти» с акцентом на горные ландшафты юго-восточного, южного и юго-западного Китая. Для того, чтобы достойно прожить, зачастую, нелегкую жизнь — многие средства хороши. Среди них, конечно, есть и растительные снадобья, что периодически подчёркивается в романе. Действительно, китайская туна, она же цедрела китайская (香椿) используется в традиционной китайской медицине как антисептическое, антипаразитарное, антигрибковое, противовирусное и противовоспалительное средство. На сегодня также доказан антиокидантный эффект туны, с чем китайские врачи связывают некоторый противоопухолевый эффект её экстрактов. Исходя из текста «Путешествия на запад», понятно, что это дерево известно как лекарственное очень давно.
В тексте романа упоминаются почки «жёлтой мелии» (黄楝), которой соответствует, по всей вероятности, мелия ацедарах, у нас также известная как «мелия персидская». Как лекарственное растение оно давно было известно не только в Китае, её упоминает также знаменитый персидский врач Ибн Сина. Используется, в основном, её высушенные плоды, обладающие антигельминтным и, в целом, широким противопаразитарным воздействием. Однако, в романе речь идёт о почках, что является своеобразной загадкой, поскольку почки и листья мелии — токсичны, в связи с чем успешно используются как инсектицид. Потому загадка, употребляли ли их в Китае эпохи Мин внутрь с лечебными целями и, если да, то в какой дозировке. А если и не употребляли, то, может быть, про это дерево У Чэнъэнь написал ради изощренной шутки: чтобы показать, что Сунь Укун, Чжу Бацзе и Ша Сэн, имея полудемоническую природу, и к токсинам были нечеловечески устойчивы! 🙂
Особого разговора заслуживает растение, которое автор «Путешествия на запад» называет шан ча (山茶) . Если переводить дословно, то представляется, что речь идёт о каком-то «горном чае». Однако, истину в этом отношении помогает установить некоторое знание китайских ботанических наименований. Дело в том, что иероглифом 茶 может обозначаться не только, собственно, чай, но и различные представители семейства камелиевых. В частности 山茶 — это так называемая камелия японская, из которой, в отличие от камелии китайской, любимого нами напитка не сделаешь. Впрочем, как средневековым, так и современным китайцам, принятое в западной ботанике обозначение «камелия японская» также незнакомо. Горная камелия, которая в благоприятных условиях вырастает в дерево десятиметровой высоты, помимо Японии, зародилась на юго-западе Китая, на территории провинции Юньнань… Однако, если чай из неё сделать не получится, то это не значит, что растение бесполезно — в прагматичном Китае так с древнейших времен не принято 🙂 Из горной камелии делают масло, каковое успешно используется в традиционной медицине как средство, ускоряющее метаболизм, в особенности, усвоение моно- и полисахаридов, причём так эффективно, что при систематическом употреблении содержание сахара в крови понижается на 11-12 %. Это масло издревле используется как средство для целостного укрепления ЖКТ и печени, в частности предотвращения развития гастритов и язвенных заболеваний, а также образования желчных камней. Этим список полезных эффектов далеко не исчерпывается, но читателю уже вполне понятно, за что на страницах «Путешествия на запад» так расхваливается горная камелия.
“В 14 главе, повествующей о том как «Сердце обезьяны вернулось к истинному пути, а Шесть воров исчезли без следа»[7], написано:
«…Запахом нежным цветов мэйхуаВоздух уже напоен –Тонким лучом молодая веснаКаждый раскроет бутон,А хризантемы завяли уже,Вянут и лотос и чай, …» [8]
В 76-й главе «Силой сердца обуздал демоническую сущность, а с помощью абрикоса мумё связал демоническое тело» — говорится: «Надо тридцать таких, умеющих варить и жарить, приготовить еду и напитки из очищенного риса, тонкой лапши, побегов бамбука, чайных почек, разных грибов, тофу и муки». Из этого следует, что на горе Юньтай имелись чайные деревья, и можно было, склонив голову, собирать ароматные чайные почки и листья, поэтому использование чая при приготовлении разных блюд было вполне естественным делом. К тому же, вследствие того, что старые и тонкий лист чая непригоден для употребления в пищу, можно заключить, что чай, произраставший на горе Юньтай обладал мясистыми и нежными листьями и считался высококачественным.
Становление традиций чаепития началось с династии Тан, когда чай стали «варить», в Сунскую эпоху «распаривали» в чашах, при династии Мин «заваривали кипятком». В период правления Тан и Сун чай, преимущественно, прессовали в блины, при заваривании вспенивали; а в Минском Китае появляется много рассыпного листового чая. В связи с потребностью распаривать чай, со времён правления Сун создаётся много видов чайных чашек: пиалы, чаши, глубокие чайные бокалы. В эпоху Тан Лу Юй пишет «Чайный канон», а в эпоху Сун Цай Сян составляет «Чайные записи»“
В общем, при достаточно обильном упоминании иероглифа «чай» (茶) в «Путешествии на запад» при внимательном прочтении оказывается, что это, на самом деле, не тот чай: либо это общее название для настоев из различных трав и листьев, либо часть названия вполне конкретных растений. Про горную камелию я уже написал выше. Но для полноты картины стоит к ней «вернуться», поскольку в китайском тексте, соответствующем стихотворному переводу «Вянут и лотос и чай…» ритм и рифма грешат против ботанической истины (при всём уважении к титаническому переводческому труду А.П. Рогачёва и В.С. Колоколва!) Во первых, в 14 главе романа речь идёт опять же о горной камелии, а во-вторых, она, на самом деле не вянет, подобно лотосу, а пышно расцветает (山茶茂).
А вот в 76-й главе с очень высокой долей вероятности упоминается настоящий чай, поскольку «чайные почки» (茶芽) , что также можно перевести с китайского и как «молодые побеги чая», — действительно, варили с древнейших времён, между тем, как простая заливка кипятком стала, преимущественно, использоваться уже в период правления династии Мин. С другой стороны, нежные листья чая идут в ход и сегодня при приготовлении многочисленных блюд. В свое время, мне очень полюбились креветки, обжаренные вместе с нежными листьями улуна! Поэтому в 76-й главе романа автор мог иметь в виду как приготовление чая как напитка, так и использование его в процессе приготовления пищи.
И ещё одно историко-культурно-ботаническое замечание по 76-й главе: приведенный в тексте выше вариант её названия содержит в себе загадочную фразу: «с помощью абрикоса мумё связал демоническое тело». Что за волшебный абрикос и есть ли вариант его найти на этой земле? Оказывается, можно, так что есть верное средство от демонов 🙂 На самом деле, знаменитая китайская слива мэйхуа (梅花) — это и есть мумё. То невысокое дерево, которое, в центральном Китае, в новогоднем феврале месяце начинает вдруг цвести во время снегопадов относится к семейству розовые, роду слива, секции абрикос. Для китайцев это символ чуньцзе (春节) — их Нового года и ещё один образ мирового древа. Мэйхуа входит в состава «четырех благородных господ» растительного мира — наряду с упомянутыми бамбуком, хризантемой и орхидеей. Кроме того, это растение — один из «трех друзей зимы» (歳寒三友), символизирующих стойкость, здоровье, закалку характера — в общем, адаптационные способности. Вместе с сосной и бамбуком мэйхуа хорошо переносит холода, её цветы могут распускаться под выпавшим снегом на ветвях, ещё не покрывшихся листвой. Такое дерево, действительно, способно обуздать демона, так как демонстрирует жизненную силу и чистоту в самое мрачное и холодное время. Изображение «трех друзей» — одна из любимейших тем китайской и пейзажной лирики, начиная с эпохи Южная Сун. С пищевой точки зрения, мэйхуа тоже не подкачала. Её плоды достаточно кислы (близки к алыче) и используются для приготовления маринадов, уксусов, ликёров (в особенности, в Японии). В общем, как правило, в китайской символической культуре растение должно служить и воспитательным, и хозяйственным целям. А то какое же воспитание — без личного примера?
“В классическом романе «Путешествие на Запад» очень часто используют чайник для заваривания. Из шестнадцатой главы повествующей о том, как «Монах храма Гуаньинь строил замыслы относительно буддийской драгоценностью в виде рясы, и как демон горы Чёрного ветра похитил её» — мы узнаём, что Танский монах вместе со своей свитой прибыл в храм бодхисаттвы Гуаньинь». Там они повстречались со старым монахом, который велел подать чай. Монастырский мальчик-служка «принёс в чайнике из белой латуни и разлил по три чашки ароматного чая». Надо сказать, что упоминаемый в этом отрывке тип чайных чаш в эпохи Тан и Сун ещё не существовал.“
Если мы уподобимся некоему любителю чая, который читает средневековые классические романы исключительно ради того, чтобы найти упоминания о сортах древности, то в рамках 16-й главы нам повезло! «Сань бэй сян» (三杯香茶)— чай, чей аромат сохраняется в трёх чашах или если дословно «аромат трёх пиал». Хотя в современном китайском иероглиф 杯 переводится и как «стакан», «бокал», «кубок». На сегодняшний день это весьма знаменитый, классический сорт зеленого чая, описываемый во многих чайных словарях и учебниках. Центр его производства — уезд Тайшунь городского округа Вэньчжоу провинции Чжэцзян. Известно, что в годы правления последнего императора династии Мин Чжу Юцзяня под девизом «Чунчжэнь» («Возвышенное счастье» — 1627-1644 гг.) чай под таким названием вышел на внешний рынок и был популярен в Малайзии и Сингапуре. Спустя полторы сотни лет, в период правления цинского императора Юнъяня под девизом «Цзяцинь» (1796-1820) этот же чай упоминается в классическом специализированном произведении «Обзор знаменитых чаёв Китая» (《中国名茶志》 ). Если вспомнить, что роман «Путешествие на запад» был написан в примерно в середине 16 века, то ныне зелёному чаю Сань Бэй Сян, родом из уезда Тайшуань более 500 лет. У Чэнъэнь вряд ли использовал название местечкового и недавно возникшего чая. По-видимому, ко времени написания романа, данный сорт уже был достаточно знаменит, что теоретически позволяет предположить, что он начал культивироваться существенно раньше. Надо сказать, что Сань Бэй Сян имеет не только занимательную литературную и торговую историю, это и, в известной мере, чай китайской и советской чайной дружбы. Дело в том, что вскоре после победы над Японией, когда китайская гражданская война между коммунистическими силами и Гоминьданом была ещё в разгаре, из СССР в Поднебесную с целью исследования чайного дела прибыли специалисты-агрономы. Среди зелёных чаёв, с производством которых им удалось ознакомиться, был и «Аромат трёх пиал». Советские эксперты высказались о чае весьма похвально: «чайные типсы плотные, белые ворсинки отчётливо видны, настой цвета свежей зелени, аромат возвышенный, вкус чистый». Впрочем, не буду утверждать, что специалисты из СССР по-русски прямо так и говорили. Я в данном случае всего лишь перевёл с китайского языка из отчёта о посещении русскими аграриями уезда Тайшунь. Так сказанные примерно 75 лет назад слова вернулись в новом обличье на языковую родину 🙂 Вместе с чаем Сань Бей Сян. Был ли тот чай ровно таким, что сегодня завозится из Поднебесной? Думается, вкус был похож, но я бы поставил на то, что финальная сушка тогда, ввиду отсутствия холодильников, производилась при более высокой температуре — для того, чтобы свежесть чайной зелени сохранялась как можно дольше. Сань Бэй Сян относится к обширному кластеру зеленых чаев, объединенных названием «чхао цин» (炒青), что в переводе значит «жареная зелень». Это название указывает на особенность финальной просушки чая в специальной открытой печи при высокой температуре. Термин «чхао» — «жарить» — подчёркивает сильный, но кратковременный нагрев, сопровождаемый активным перемешиванием. По внешнему виду это похоже на приготовление на сильном огне и глубокой сковороде лапши или риса. Правда, в случае с чаем не используется масло :-), но, в остальном, сходство несомненно.
В общем, Сунь Укун и Сюань Цзан со товарищи употребляли чай, которому была суждена долгая и близкая судьбам простого народа история, и весьма вероятно, что очень приятные по соотношению цена-качество чхао цины из провинции Чжэцзян имеют своим общим предком как раз «аромат трёх бокалов». Недаром, Царь обезьян — это вполне себе рабоче-крестьянский герой. Видимо, с его лёгкой волосатой руки чай и пошёл в народ! В 50-60-е годы ХХ века в КНР регистрируется производственная марка «Сань Бэй Сян» (三杯香茶）Правда, в эпоху весьма турбулентных китайских рыночных реформ, каковые также инициировали свои «лихие девяностые» (но не настолько лихие, как у нас!), репутация бренда была подмочена в связи с тем, что его использовали далеко не высококачественные производства. За счёт размывания качества интерес к этому чаю катастрофически упал. однако, прекрасные условия уезда Тайшунь, о котором говорят «девять гор наполовину покрыты водой, наполовину — полями», позволили возродить высокоуровневое производство как на уровне относительно небольших семейных хозяйств, так и при помощи хорошо оборудованных перерабатывающих чайный лист-полуфабрикат заводов (каковых к 2010 г. стало уже 5 штук). В 2000 г. было сделано 1500 тонн, а в 2009 — уже 2300 тонн. На сегодняшний день производство стремится к 3000 тонн. Для возрождаемого качественного чайного производства в рамках одного уезда это приличная динамика, указывающая, что новые плантации развиваются постепенно, без преждевременного сбора со слишком молодых кустов.
“В начале романа, в главе «Истоки духовного корня жизни и зарождение Великого пути изучения заповедей и практического совершенствования истинной природы ума» — говорится о различных видах напитков на основе растительного сырья: «Из орехов Гинкго двулопастного можно делать чай, а из кокоса и винограда — вино».“
На основе данного короткого отрывка, на мой взгляд, самый интересный вопрос будет: что за чай можно делать из гинкго двулопастного? В европейской латинизированной номенклатуре это дерево также называется гинкго билоба, по-китайски именуется «йинсин» (银杏— что значит «серебряный абрикос») Растёт оно, преимущественно, в Юго-восточной Азии и является единственным представителем одного из самых древних родов деревьев, ныне живущим на нашей планете уже порядка 250-260, (а может, и более того) миллионов лет. Всё время существования хомо сапиенс по сравнению с ним — пренебрежимо малый срок. Дерево и сегодня может достигать гигантских размеров — до 40 метров. А в юрский период в лесах Сибири (по тому времени это была умеренная климатическая зона) гинкго составляли огромные лесные массивы и их палая листва по осени сплошным ковром укрывала землю. Считается, что бесчисленные природные катастрофы и вымирания гинкго смогли пережить на территории Юньнань-Гуйчжоуского плато в Южном Китае, где и ныне находят деревья, возраст которых превышает 1000 лет. Мало того, считается, что некоторые экземпляры в горах Далоу живут на этом свете две с половиной тысячи лет, то есть проросли из земли примерно в то время, когда в Индии учил Будда, а в Китае — Конфуций и Лао-Цзы. Таким образом, отдельная человеческая жизнь по сравнению с жизнью одного удачливого гинкго — тоже краткий миг. Правда, люди весьма поспособствовали распространению этого растения. Листья издревле использовались в китайской медицине, а орехи употреблялись в пищу. Есть достаточно обоснованное мнение, что в Китае ареал гинкго расширялся по мере развития сети буддийских храмов и монастырей на юго-востоке и юге страны. Монахи обнаружили, что употребление отвара листьев гинкго поддерживает сознание в ясном состоянии, что очень важно для буддийских созерцательных практик. Поэтому в «Путешествии на запад» про чай из листьев гинкго употребляется не случайно, а в связи с его определенной связью с буддийской традицией. Надо сказать, что японские сорта гинкго выказали себя весьма морозостойкими, так что стараниями энтузиастов гинкго могут вновь начать завоевывать и умеренный климатический пояс 🙂
Довольно многочисленные исследования положительного воздействия гинкго на память и другие когнитивные способности, предпринятые средствами западной медицины (преимущественно, в США и Великобритании) дали достаточно противоречивые результаты. Относящиеся к терпеноидам гинкголиды и билобалид в одних случая оказывали положительное воздействие, в других — нет. Поэтому, согласно мнению доказательной медицины западного образца, эти вещества не могут быть надежными средствами, сдерживающими, например, болезнь Альцгеймера или склеротические явления в мозгу. Однако, это совершенно не влияет на традиционную китайскую медицину, каковая систематически использует различные растительные средства, содержащие гинкго для поддержания сильной памяти и устойчивой познавательной деятельности, а также как средство, снижающее риск развития рака в ЖКТ.
В общем, здравствующие и ныне гинкговые деревья могли видеть и автора «Путешествия на Запад» У Чэнъэня, а может, и самого Сунь Укуна со всей честной компанией!
“В 13 главе, повествующей о том, «как путники попали в логово тигра, а Дух Золотой звезды спас их, и как дядюшка с Двойного перевала с почтением пригласил к себе монаха»[14] — речь заходит о о том, как герои, «будучи в горах, варили в котле листья вяза».[15] В 88 главе «Чаньский монах достиг Яшмовой страны и устроил там обряд, а владелец обезьяньего ума грубо и примитивно поучал учеников»[16] есть рассказ, в котором упоминается об «отваре из древесных плодов, источающих великолепный аромат» а также о пире:
«Сколько подано яств – до пятнадцати смен,
А любое покажется чудом!
А молочные кушанья, что их вкусней?
Их готовили с мёдом топленым!»
«И бутылки отборнейших рисовых вин … »
«Если в чашу нальёшь да глоток отхлебнёшь-
Не сравнишь и с небесным нектаром!»
«О божественный чай из Янсяня!»
«Нет прекраснее благоуханья!»“
Последние две строки вышеприведённого отрывка из «Путешествия на Запад», во-первых, являются почти дословным переводом с китайского оригинала, а, во-вторых, называют ещё один знаменитый сорт чая: «чай из Янсяна» (阳羨茶). Янсян (阳羨) и Исин (宜兴) — это два названия одного и того же городского уезда, находящегося сегодня на территории провинции Цзянсу. С точки зрения чайной культуры, всемирно знамениты Исинские чайники. Но изначально должен же быть чай, одним из первых завариваемый в них, и, как утверждает традиция, идеально к ним подходящий? Таковым считается «Исин хун ча» — «Исинский красный чай». Мог ли существовать такой чай в XYI веке, в период написания «Путешествия на Запад»? Немного порассуждаем об этом. «Красный чай» с китайской точки зрения — это привычный нам в России «чёрный байховый». То есть, далеко не самый старый вид чаев. В эпохи правления династий Сун и Юань были распространены молотые зелёные чаи, преимущественно, прессованные. По вкусу и воздействию они близки к современным мо ча (более известен в переложении с японского как «матя») или к достаточно свежим шен пуэрам. Данные о существовании в этот период красных чаёв довольно противоречивы и ненадежны. Однако, с 1368 года в Поднебесной укрепилась китайская по происхождению династия Мин. Это произошло в результате тяжёлой войны и страшного кризиса народного хозяйства. Старые чайные технологии в большинстве центров производства были преданы забвению. Технология производства красного чая — гораздо проще, нежели молотых чаёв сунского образца. Достаточно доказанным в китайской чайной историко-культурной традиции считается возникновение в провинции Фуцзянь красного чая «Чжэн Шань Сяо Чжун» в XYI веке, то есть уже в период написания «Путешествия на Запад». У Чэнъэнь, автор «Путешествия» был родом из провинции Цзянсу, у которой с провинцией Фуцзянь существовали традиционно устойчивые чайные связи, благодаря которым, например, возник всемирно знаменитый улун — «Да Хун Пао» («Большой красный халат»). Учитывая, что роман был написан порядка 1570 г., хорошо утвердившаяся технология производства «сяо чжуна» вполне могла проникнуть в провинцию Цзянсу и оказаться востребованной в местах производства глиняных чайников. Поэтому очень высока вероятность, что и относительно «чая из Янсяна» У Чэнъэнь нисколько не кривит против исторической истины, и его роман содержит, возможно, первое поэтическое описание «исинского красного чая».
“Вообще, культура чаепития стала развиваться во многом благодаря «широко известному Чаньскому храму Линьян, что на горе Тайшань: употребление чая одобрялось там не только во время вечерней трапезы, но и во время бессонных бдений с целью постижения учения Будды; подражая этому, многие люди стали повсеместно при каждом удобном случае варить чай, что постепенно вошло в обычай». Если учитывать эту точку зрения, то Танский монах отправился на Запад не только за буддийскими сутрами, но и для того, чтобы в пути распространять чайную культуру.“
Прочитав «Путешествие на Запад», таким образом, можно понять, что, как минимум в XYI веке, и духовные лица, и простые миряне употребляли немалое количество травяных настоев, чаёв, вин. Чай в собственном значении слова представлен в романе сортом зелёного чая «Сань Бэй Сян» и красным «Янсян ча», предком нынешнего Исинского красного чая. Получается, что эти два сорта имеют почти пятисотлетнюю историю. В те времена чай рассматривался и как средство, с помощью которого можно эффективно бороться с усталостью, и как напиток, веселящий дух, и как важное подспорье для повышение уровня концентрации в ходе буддийских практик. Авторы переведенной китайской статьи связывает распространение чайной культуры со странствиями, которые совершали буддийские монахи, а также с деятельностью монастырей. Однако, сам автор «Путешествия на запад» — У Чэнъэнь указывает лишь на то, что для адептов буддизма чаепитие было обычной частью их жизни. Это вовсе не значит, что в рамках других духовно-культурных учений в (даосизм, конфуцианство, синкретические народные учения) в период правления династии Мин чайное искусство также не обрело нового дыхания. Подробнее этот вопрос я надеюсь рассмотреть в отдельных статьях.
Некоторые проведенные по поводу упоминаемых в «Путешествии на Запад» трав и чаёв изыскания привели нас к тому, что, невзирая на фантастический сюжет, ботаническая часть описана У Чэнъэнем очень реалистично, и его роман — прекрасный исторический источник по вопросам о роли довольно большого круга растений в китайской культуре времён правления династии Мин.