Вижу цель.

Утро в полевом лагере бойцов гильдии нчиналось, вроде бы, как обычно. Десяток уцелевших бойцов отряда Синдри, с разной степенью энтузиазма выбрались из палаток на построение, уже морально готовые забраться обратно, в тепло и сухость дабы скоротать очередной день отдыха, но первый же взгляд на командира дал понять, что "гонять балду" сегодня точно не доведётся. Глаза дворфа сияли, борода с усами топорщились как шерсть рассверипевшего котяры, и даже перья на шляпе, казалось поднялись торчком.
– Здравия желаю, господа! И дамы! – дворф нетерпеливым жестом прервал ответное приветствие.
– Все вы в курсе, что пять наших товарищей его в госпитальной палатке, но, хвала нашим целителям идут на поправку и не сегодня завтра будут на ногах. Правда с возвращением в строй и вообще к полной жизни повезло не всем, это вы тоже знаете. Как и то, что очень многие славные воины, потеряв конечности, остаются за бортом, вынуждены жить на, чего греха таить, жалкое пособие от Империи. Так же глупо скрывать, что многие топят остаток дара жизни в бутылке или принимают ещё более кардинальные шаги. Я не собираюсь с этим мириться. Посвещать в подробности рано, но поработать нужно будет всем. Первое. Мне нужны трое имеющих понятие в механике или, хотя бы, в работе с металлом. Второе. Пять добровольцев раздобыть пленных. Чем больше тем лучше. Ни возраст, ни пол, ни социальный статус значения не имеют. Вопросы?!
–... ?
– Да похер где и как! Хоть выменивайте на бухло у линейных частей. Это даже, пожалуй, будет проще всего. Сумму выделю. Остальные на подхвате, бегать прийдëтся много.

В дальнейшем, фраза: "Первое дитя! "- звучала неоднократно за день, испытывая терпение даже столь неординарной и опасной личности как Ибраитас. Но Синдри уже благополучно вошел в режим дворфа одержимого идеей и такие мелочи, как чьë-то спокойствие и личное время вообще не принимались в рассчёт.
Весь день подземный механик провёл за складным столиком изводя вороха бумаги и стачивая пачки карандашей. Осматривал и оценивал образцы сталей, бронз, серебряных и золотых сплавов. Под конец ввëл посыльных в ступор приказом найти для него пристойный цивильный костюм согласно последней имперской моде, через полчаса, вдогонку, ещё и платье для Ариадны. Один мастеровитый ландскнехт, бурча в пышные усы, строгал нечто напоминающее большой мольберт.
За целый день Синдри только дважды заглянул в госпитальную палатку. Мария, перенесшая ампутацию правой руки всë ещё пребывала в магическом сне. Бледный как смерть, но вполне уже пришедший в физическую норму Макс был молчалив как камень и не отходил от постели девушки. Трое других раненых из отряда Синдри тоже выглядели живчиками и всë порывались сбежать, но под холодными взглядами Ариадны неизменно тушевались и возвращались в койки. Раз доктор сказал: "День под наблюдением", значит так тому и быть.
Во время вечернего визита между Ариадной и Синдри состоялся долгий и трудный разговор. При взгляде со стороны, не слыша слов, можно было подумать, что это студенты театрального отрабатывают выражение эмоций. Спектр жестов и поз был весьма широк. От воздетых рук, до фейлспамов и от праведного гнева до холодной решимости.
Далеко не по всём вопросам удалось найти общий язык. В частности, после фразы в которой звучали слова: "пленные, эксперимент, ампутации, да хер с ними", казалось целительница запустит дворфу ногти в глаза. Синдри конечно нашел какие то слова, дабы донести свою теорию меньшего зла. Но всë равно, ближайшие ночи дворфу явно прийдëтся коротать в одиночестве.
На следующее утро, едва светило оторвало нижний край своего диска от горизонта, колонна в составе Синдри с Ариадной, одетых как на светский приëм, седоусого вояки тащившего "мольберт" и наиболее миловидной воительницы утопающей под ворохом свитков, рулонов и тубусов, направилась к штабной палатке.