Евангелие: Теозис через Кенозис
Библейские авторы, говоря или упоминая о Евангелии, обычно делают это без объяснения, что же оно являет собой. Они просто призывают держаться Евангелия, жить по Евангелию, проповедовать Евангелие… Однако, когда мы все же находим в Библии некоторую конкретику относительно его содержания, мы обнаруживаем его с двух главных перспектив. И если попытаться выразить библейское Евангелие в трех словах, то получится “Теозис через Кенозис”.
Прежде всего, когда Новый Завет говорит о Евангелии, то это Евангелие самого Иисуса. Например, Матфей говорит, что “И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях.” (Матф.9:35). Иисус проповедовал Евангелие, которое прямо названо Евангелием Царства. Все Его проповеди и притчи говорили именно о Царстве, объясняли его содержание, сообщали чему оно подобно. И даже в молитве Отче Наш мы находим прошение “да приидет Царство Твое”.
К сожалению, многие современные богословы не могут дать определение Царству, поэтому в нашем Евангелии, и вообще в богословии, отсутствует идея Царства. Мы готовы говорить о чем угодно, кроме Царства. Поэтому я предлагаю посмотреть на то, как понимали Царство те, к кому изначально была обращена весть о нем.
Конечно же, - можно услышать моментальный ответ, - Израиль ожидал земного царства, надежду на которое Иисус не оправдал. Они чаяли прихода славного царя из рода Давида с мечом в руках. Никто не ожидал, что грядущий Мессия окажется самим Богом. Никто не ожидал, что Царство окажется “не от мира сего”.
И хотя в этом действительно есть огромная доля правды, все же если мы будем акцентировать внимание именно на этом, то ничего не поймем ни в надежде древнего Израиля, ни в проповеди Христа. Более показательными для нас будут те образы, в которых Израиль выражал эту надежду. К примеру, у Иоиля мы находим слова:
Иоил 2:27-32: "И узнаете, что Я посреди Израиля, и Я — Господь Бог ваш, и нет другого, и Мой народ не посрамится вовеки. И будет после того, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от Духа Моего. И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма. Солнце превратится во тьму и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный. И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется; ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение, как сказал Господь, и у остальных, которых призовет Господь."
Мы знаем, что эти слова звучат на день Пятидесятницы, и привыкли воспринимать их как нечто новое в устах Петра - как весть о христианской реальности, о Духе Святом на учениках Христа. Однако, давайте не будем забывать, что это исконно израильская надежда на Царство. Еще один текст, известный нам по цитате в послании Евреям, говорит:
Иер 31:31-34: "Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: «познайте Господа», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более."
Опять же, это ожидание Царства, присущее древнему Израилю. И таких текстов в Ветхом Завете можно найти большое множество, но всех их объединяет одно - революционный сдвиг в вопросе послушания Богу. Придет время, - провозглашали пороки, - когда что-то изменится в самом Израиле, когда Бог поместит Закон в сердца людей Своего народа, когда Израиль наконец сможет явить совершенное послушание Творцу, и таким образом наступит Царство. Несомненно, эта надежда включала в себя земное царство, вновь обретшее славу Давида, но невозможно не заметить акцент на отношениях с Богом. Именно эти отношения и были залогом “земного” успеха. К тому же, речь идет не о возобновлении отношений, но о переходе на качественно новый уровень - на тот уровень, на котором эти отношения никогда не были.
Древняя Церковь назвала это словом “теозис” или “обожение”. Обычно, обожение ассоциируют с Православием. Однако, хотя сам этот термин действительно принадлежит Восточной Церкви, сказать, что это исключительно православная истина - будет ошибкой. Эдуард Борисов в своей книге “Триадосис” (кстати, прекрасная работа, настоятельно рекомендую к прочтению) указывает на некоторое единство практически всего христианства в тех истинах, которые кроются в “обожении”. Разные традиции по-своему именуют его, делают разные акценты и определяют отличные способы его достижения, но, по большому счету, все они говорят об одном и том же.
Возникает идея теозиса в Церкви довольно рано. В основном, базируется она на словах из 2Пет.1:4 - “...дабы вы через них соделались причастниками Божеского естества…”. Продолжая начатую апостолом тему, уже во втором веке Ириней Лионский пишет: “Сын Божий стал сыном человеческим для того, чтобы человек сделался сыном Божиим”. А в четвертом веке Афанасий Великий говорит об этом более прямолинейно и открыто: “Он вочеловечился, чтобы мы обожились”. И далее эта идея только набирает обороты и становится центральной для всей Восточной христианской мысли.
Православная Церковь определяет обожение, как осуществляемый в лоне Церкви процесс уподобления верующего Богу и единения с Богом. И состоит этот процесс из четырех аспектов.
Прежде всего, это преображение в Божий образ, как призывал Павел: “Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями” (Рим.8:29).
К сожалению, чаще всего наше понимание спасения исходит от негативного - нам хотелось бы избежать: наказания, ответственности, того, что мы действительно заслужили… Поэтому обожение говорит именно о действенной стороне спасения - об изменении самого человека. Таким образом, спасение - это не побег от ада, но обретение рая, в своем сердце прежде всего.
По словам Джона Ортберга: “Спасение — это не только попасть в хорошее место. Это преображение в хорошего человека, то есть в человека любви – желающего блага для окружающих во всякое время, в любой ситуации, руководствуясь состраданием, мудростью, смелостью и непоколебимой верностью. Нам нужно спасение не от того, что произойдет с нами, но от того, что может произойти в нас – от того, кем мы можем стать. Грех – это не плохие поступки, но преображение в плохого человека”.
Примечательно также, что выражением «причастники Божеского естества» в 2Пет. 1:4 начинается обсуждение личных качеств последователей Иисуса: “которыми дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них соделались причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью: то вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь” (2Пет.1:4-7). К возрастанию в перечисленных добродетелях и призван каждый человек.
Второй аспект обожения - это общение с Богом. Православный богослов Георгий Флоровский связывает вечную жизнь именно с радостью личного общения с Богом и указывает на обожение, как на “близкое общение человека с живым Богом. Быть с Богом — означает пребывать в Нем и разделять Его совершенство”. В свою очередь, Иоанн Мейендорф также говорит о том, что общение с Богом является конечным предназначением человека. Можно с уверенностью сказать, что и в остальных традициях такая позиция не потребует дополнительного обоснования.
Собственно, на этих двух аспектах того, что церковь именует теозисом, держится и всегда держалась надежда Царства Божьего. Исцеление человеческого сердца от скверны греха и переход общения с Богом на качественно новый уровень - это и есть Его Царство, залог его осуществления. Последующие же два аспекта являются не предусловием оного, а скорее последствием, его установившейся реальностью. Поэтому третьим аспектом обожения является обретение вечной жизни, надежда на которую очень скоро стала одной из главных для ранней Церкви. И это не просто желание жить вечно или же страх передперед смертью, но богословски фундаментальная тема: человек был призван к переходу от смертного и тленного к состоянию бессмертному и нетленному. И как Бог является источником жизни, так и человек призван приобщаться этой жизни в Нем и через Него.
И четвертая сторона теозиса - это, собственно, приход Царства. По мнению многих богословов, - как ранних, так и поздних, - призвание человека состояло не только в том, чтобы самому обоживаться, но и в том, чтобы через это обожение соединить с Богом весь тварный мир. То есть, когда завершится обожение человека, вся вселенная достигнет своей цели - единения с Творцом. Таким образом, Царство будет установлено, а в мире восторжествует совершенно иной порядок - порядок всеобъемлющей Божьей славы.
Позже, тема обожения заняла свое место и в рядах Реформации. Лютер на своих лекциях учил тому, что "Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом". Традиция Кальвина, в свою очередь, старается обходить термин “обожение” стороной, как говорящий или граничащий с многобожием, хотя Православие вовсе не говорит об этом. Все отцы Церкви утверждали, что человек становится богом не по природе, но по благодати приобщаясь Богу, не становясь равным Ему. Однако, та же идея в реформатской традиции не только раскрыта в теме “союза со Христом”, но и находится в самом центре ее богословия, так как в союзе со Христом мы обретаем и оправдание, и освящение, и, собственно, общение с Богом.
Поэтому, когда мы говорим о библейском Евангелии, то, прежде всего, мы говорим о теозисе: об исцелении человека от скверны греха, об общении с Богом, о вечной жизни и преображении всего тварного мира. Мы говорим о том, что древний Израиль знал под именем Царства Божьего. Остается только вопрос, каким образом оно может быть достигнуто.
Здесь мы находим вторую сторону Евангелия - то повествование, которое рассказывала Церковь. Это весть о жизни, смерти и воскресении Господа, то есть об “умалении” и воплощении Бога. Этот аспект можно назвать “кенозисом”. Павел, напоминая Евангелие верующим в Коринфе, пишет:
(1Кор.15:1-8) Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам, которое вы и приняли, в котором и утвердились, которым и спасаетесь, если преподанное удерживаете так, как я благовествовал вам, если только не тщетно уверовали. Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу.
К сожалению, часто христиане воспринимают историю жизни Иисуса, как предысторию к Евангелию. Мол, Иисус родился, возрастал, учил, творил чудеса… а потом! На Голгофе вдруг совершилось Евангелие. Мы в каком-то благочестивом порыве вытеснили “земного” Иисуса из своей веры. Вместо этого, нам нужен “небесный” Иисус - прославленный, воскресший. Но это огромная ошибка! Четыре новозаветные книги, которые церковь именует “Евангелием”, начинаются совсем не с Голгофы, они повествуют о жизни и служении воплощенного Бога.
История Иисуса - это и есть Евангелие, его неотъемлемая часть. В своей диссертации Петр Ковалив справедливо подмечает, что Евангелие - это, прежде всего, не о нас, не о том, что мы получаем. Но в первую очередь, это весть о самом Христе, о том, что произошло в Нем и через Него. Он пишет: “…первоапостольская и ранняя церковь первых веков Христианства имела один четкий нарратив, встречающийся десятки раз в Писании и в таких фундаментальных выражениях христианской веры как «апостольская керигма», «правило веры» ранней церкви или соборный «символ веры». Эта апостольская керигма и была «Евангелием» ранней церкви и представляла собой нарративное изложение того, что произошло с Иисусом Христом, как реалии исторического события Его смерти и воскресения, засвидетельствованные многочисленными очевидцами. Другими словами, раннее Евангелие было о Христе, о том, что произошло с Ним, в Его человеческой природе, часто с небольшим приложением, – это произошло «для нас», «ради нас», «ради нашего спасения»” (перевод мой).
Воплощение Бога - вот о чем Евангелие. Поэтому для Церкви так важна истина, что Он принял на Себя тело человека и последствия ее греха. Именно поэтому Афанасий и говорит, что для того, чтобы мы обожились, Он вочеловечился. В этом понятна и резкая реакция Церкви на ересь докетизма. Но вера в то, что Иисус на 100% человек - не менее важна, чем Его всецелая божественность. Он должен был стать человеком, чтобы искупить человеческую природу Своей божественностью.
В этом смысле, Иисус становится новым Адамом, являя в Себе новое человечество. Он является первым совершенным человеком, в полном смысле достигшим подобия Богу.
Подводя итог, можно сказать, что с одной стороны, Евангелие - это весть Иисуса о Царстве, с другой - повествование Церкви о самом Иисусе, о Царстве, пришедшем в Нем и через Него. Соединяя эти две стороны единого Евангелия, которые довольно часто незаслуженно разделяют, мы получаем определение "Теозис через Кенозис". Или, выражаясь словами Афанасия, "Он вочеловечился, чтобы мы обожились".
Ну а между теозисом и кенозисом возвышается Воскресение. Оно соединяет между собой Кенозис и Теозис, умаление и славу, человека и Бога, Небо и Землю. А потому, "Христос воскрес" - это также будет выражением Евангелия, его животворной силой.