История Меган Канки: как несовершенство системы сделало возможным убийство в духе «Милых костей»
Жаркий июль 1994 года в Нью-Джерси мог бы быть самым обычным летним месяцем, если бы не исчезновение 7-летней Меган Канки. Случившееся с ней медиа девяностых нарекут «ночным кошмаром родителей из пригородов».
С конца девяностых в США действует «закон Меган» — комплекс законодательных мер, согласно которым информация о местонахождении преступников, совершивших сексуализированное насилие в отношении детей, должна быть общедоступной. Принять его американские политики и активисты требовали несколько лет, но, как это часто бывает, самым весомым аргументом в пользу их идеи стало настоящее преступление — или вопиющая жестокость одного из них?
Добро пожаловать в Нью-Джерси
29 июля 1994 года температура в Гамильтоне, одном из самых крупных пригородов в штате Нью-Джерси, достигала 30 градусов. Морин и Ричард Канка перебрались в это место из Нью-Йорка вскоре после рождения Меган, своей младшей дочери. Семья вела тихий образ жизни, вполне привычный для любого американского пригорода: взрослые ходили на работу и занимались домашними делами, дети — в школу или на игровые площадки, где всегда можно было спрятаться от палящего солнца с мороженым в тени.
Та пятница в Гамильтоне, где соседи знали друг о друге практически всё и были готовы прийти на помощь в случае беды, ничем бы не отличалась от предыдущих, если бы Ричард, вернувшись домой, не обратил внимание на велосипед Меган, брошенный на лужайке. Такой поступок семилетней девочки, которая, по словам родителей, всегда была аккуратна и осторожна, показался её отцу, 43-летнему мастеру по ремонту кондиционеров, странным. Отсутствие ребёнка дома только усилило его плохие предчувствия: Меган, по словам Морин, ушла погулять, но с прогулки так и не вернулась. Прождав дочь несколько часов, родители обратились в полицию — и та сразу же начала поиски.
Как пишет Tampa Bay Times, «полиция проверяла дом за домом вместе с ищейками», а позднее к поискам Меган подключились сотни страж порядка и неравнодушных соседей, в том числе и 33-летний Джесси Тиммендакас. Тело девочки удалось найти на следующий день в трёх милях от дома, в главном парке округа Мерсер — спустя ещё сутки, 31 июля, супруги Канка подтвердили: это была Меган.
Собственный отец как истинное чудовище
«Мы покажем вам, что он психологически нездоров из-за того, что он пережил в детстве, и в это будет сложно поверить», — так говорил Рой Гринман, адвокат убийцы, в ходе судебных слушаний 1997 года. Линия защиты Джесси Тиммендакаса — соседа семьи Меган Канки, того самого, кто вызвался помочь полиции в первый же день исчезновения девочки — до последнего будет настаивать на том, что мужчина был глубоко травмирован ещё в детстве и заслуживает если не «сочувствия», то «прощения».
По словам Гринмана, Тиммендакас рос в проблемной семье: его мать, «нестабильная и распутная женщина», едва успевала следить за своими отпрысками — из-за недосмотра и нищеты семь из десяти детей, зачатых от разных мужчин, были отправлены в приюты или приёмные семьи. Джесси, как и его брат и сестра, некоторое время жили в трейлере их матери в Южной Каролине и регулярно подвергались насилию со стороны отца, причём не только психологическому, но и физическому и сексуализированному.
«Чтобы заставить Джесси и его брата Пола молчать о случившемся, отец пытал их домашних питомцев и угрожал убить их или их мать», — утверждали адвокаты. По словам Пола, который общался с юристами брата, отец насиловал Джесси «три раза в неделю в течение трёх-четырёх лет» — чаще, чем других своих детей. «Если честно, когда я слышал крики Джесси, я понимал, что с ним происходит», — вспоминал Пол детство в разговорах с адвокатами. Его слова подтвердила и Кэрол Крич — социальная работница, знавшая семью Тиммендакас и открыто, в отличие от всех родных Джесси, выступившая в ходе судебных слушаний летом 1997 года.
Когда Джесси было 8 лет, он, как отмечают адвокаты, стал не только жертвой, но и свидетелем изнасилования — на его глазах собственный отец надругался над соседской девочкой. Пожаловаться кому-то из взрослых или получить помощь специалистов, не говоря уже о защите, ребёнок не мог: отец пугал своим авторитетом среди локальных преступных и расистских банд, а подружиться с кем-то не удавалось — к 17 годам Джесси вместе с семьёй менял жильё больше 20 раз, что мешало завязать крепкие отношения с кем-то из сверстников.
Пережитое сексуализированное насилие и невозможность найти защиту превратили Джесси из «общительного и любвеобильного ребёнка» в «изолированного отброса»: с ним никто не хотел общаться в школе, другие дети считали его больным психически, а учителя даже определили в отдельный, «специальный» класс. Одиночество, многолетний опыт насилия и травмы, алкоголизм матери, игнорировавшей проблемы в семье, по мнению адвокатов, и сделали Джесси монстром, сформировав в нём тягу к педофилии, которой он не мог сопротивляться самостоятельно, равно как и получить помощь.
Неприметное зло
Спустя годы дети Чарльза Холла стараются не распространяться о том, каким было их детство: его дочь ведёт закрытый образ жизни и даже отказалась участвовать в рассмотрении дела против родного брата, а Пол периодически попадает в поле внимания полиции из-за проблем с наркотиками. В этом смысле Джесси опередил их всех, став серийным преступником задолго до того, как его поймали за убийство Меган Канки в 1994 году.
По данным New York Times, в 1981 году, когда Джесси исполнилось 20 лет, он был уже дважды обвинён в сексуализированном насилии над несовершеннолетними, а также похищениях и попытке убийства — и охарактеризован судьёй как «обсессивный насильник-рецидивист». К 1994 году он провёл за решёткой почти 7 лет, но, несмотря ни на тюремные заключения, ни на работу с психологами, никакого особенного контроля за его жизнью после выхода на свободу органы власти не вели. По мнению врачей, терапия ему едва ли помогла: они воспринимали его как «нытика», который постоянно спит, и предполагали, что, оказавшись вне стен тюрьмы, Джесси вновь совершит насилие, однако не считали, что он окажется способен на убийство. Практически всё это время Тиммендакас находился в пределах Нью-Джерси — то пребывал в местной тюрьме, то в коррекционных центрах, после чего вместе со знакомыми, также обвинёнными в педофилии мужчинами, временно перебрался в Сан-Диего. Спустя пару лет Джесси вновь вернулся в Нью-Джерси — теперь уже в Гамильтон, где поселился рядом с семьёй Канка.
Как утверждает The New York Times, «исправить» Джесси Тиммендакаса вряд ли было возможно в принципе: для реабилитации и эффективной психологической помощи необходимо активное участие и открытость самих пациентов. Тиммендакас же, как и большинство преступников с аналогичными обвинениями в педофилии, идти на контакт отказывался, что делало любые попытки психологов и психиатров скорректировать его поведение невыполнимой задачей. Это приводило — и нередко и продолжает приводить даже сегодня — к тому, что люди с психическими отклонениями не получают никакой помощи: они попросту оказываются в заключении, а потом вновь выходят на свободу и продолжают совершать преступления до своего следующего ареста или приговора.
«Невысокий мужчина с грязными светлыми волосами» не вызывал подозрений у своих соседей — никто не видел в нём опасности и уж тем более не догадывался о том, что за его плечами как минимум два изнасилования несовершеннолетних. Более того, своими поступками — например, помочь пожилому мужчине занести мебель в дом — Джесси лишь вызывал доверие у незнакомцев. Несмотря на то, что он жил в доме пожилой матери своего друга, ранее судимого за педофилию Джозефа Чифелли, семья Канка даже не догадывалась о том, что рядом с ними находятся опасные преступники: никто, включая маму Меган, Морин, жившую в Гамильтоне ещё до брака, не знал ни о судимости Джозефа, ни о прошлом его новоприбывшего соседа Джесси или их общего друга, также гостившего у них.
В день исчезновения Меган полицейские приходили в дом Чифелли и общались и с Джесси, и с его другом Джозефом — в рапорте они отметили особенную нервозность Тиммендакаса. Спустя несколько часов сотрудники полиции, узнав, что Джесси был ранее судим за педофилию, начали обыск в доме и вызвали из Нью-Джерси детектива, который уже встречался с Тиммендакасом — сержант Роберт Шварц был одним из тех, кто был на стороне обвинения в 1981 году. Ещё через какое-то время Джесси сделает признание: по его словам, он не только видел Меган, но и пригласил её к себе домой «показать щенка». Девочка доверилась мужчине: оказавшись с ней один на один, Тиммендакас связал её ремнём и изнасиловал, затем ударил об комод, надел пакет на голову и задушил. После убийства Джесси перенёс тело ребёнка в машину, где повторно изнасиловал, а затем закопал труп в парке округа Мерсер, недалеко от общественного туалета — по некоторым данным, предварительно спрятав Меган в ящике для детских игрушек.
Вероятно, полиция даже не стала бы изучать личное дело Джесси, не покажись он слишком подозрительным — мужчина, по воспоминаниям сотрудников, не только «сильно потел» и много курил, но и несколько раз неправильно назвал время, в которое видел последний раз Меган. Уже дома полицейские найдут волосы девочки и даже часть её одежды, а на теле Джесси обнаружат свежие следы укусов: понимая, что он будет пойман, Тиммендакас признался во всём и рассказал, что произошло. По его словам, ребёнка убивать он не планировал: пойти на это ему пришлось из страха, что девочка всё расскажет родителям, а удушение и вовсе случилось случайно: после удара об комод у Меган пошла кровь, и Джесси не хотел испачкать ковёр. Как отмечает Роберт Шварц, ни во время признания, ни после Тиммендакас «не чувствовал раскаяния» и лишь спрашивал, «какой срок он получит». Проезжая мимо дома Канки в полицейской машине, он и вовсе спрятался на пол, боясь, что его увидят соседи убитой девочки.
«Закон Меган»
Суд над Тиммендакасом длился несколько лет: лишь в июне 1997 года он был приговорён к смертной казни, которая в 2007 году была заменена на пожизненное заключение без права помилования. Все эти годы убийство Меган Канки обрастало страшными подробностями: Джесси, по-прежнему не раскаиваясь в содеянном, рассказал, как девочка, за которой он следил несколько месяцев, осознав, что что-то идёт не так, пыталась дать ему отпор, отбивалась и кричала. В заключениях судмедэкспертов появлялись всё новые детали — например, след на шее от пряжки ремня, совпадающего с тем, что принадлежал самому Тиммендакасу, и следы аммиака в спальне. Им Джесси, как он сам признался позднее, пытался оттереть следы убийства вскоре после того, как увидел в пригороде полицейских с ищейками.
Дом Чифелли через несколько лет после убийства Меган был снесён — на его месте местные власти возвели мемориальный парк. Сейчас его видно из окон Канки: до этого Морин боялась даже выглядывать за занавеску и отказывалась произносить имя Тиммендакаса вслух. Ричард же был уверен: соседский дом долго не простоит, ведь «кто-то обязан его сжечь дотла».
Убийство Меган Канки спровоцировало широкий общественный резонанс — американские активисты, общественники и политики вновь заговорили о проблеме насилия над детьми и необходимости принятия защитных мер. Одним из них стал «закон Меган», принятый в конце девяностых: согласно этому документу, информация о местонахождении людей, совершивших сексуализированное насилие над несовершеннолетними, должна быть общедоступной. Канка уверены: если бы этот закон был принят раньше, им удалось бы спасти Меган — по крайней мере, они бы знали, что рядом с ними проживает педофил. Сейчас получить эти данные можно через официальный сайт MegansLawInfo — вбив индекс своего места проживания, пользователи могут увидеть имена и фото насильников, которые проживают поблизости.
Спустя 30 лет
Морин и Ричард Канка спустя почти 30 лет после убийства дочери практически не общаются с медиа — как и при жизни Меган, они по-прежнему ведут закрытый образ жизни. Одно из редких исключений — интервью New York Daily News летом 2014 года. «Она была маленькой мной. Мы были очень близки. Я не знала, смогу ли я это пережить, скажу честно. Несколько лет я хотела быть мёртвой. Я хотела умереть», — вспоминает события 1994 года Морин Канка. Через 20 лет вместе со своим мужем, Ричардом, она решила дать интервью журналистам у себя дома в Гамильтоне — там, откуда Меган когда-то вышла погулять и больше никогда не вернулась обратно.
Узнав, кто на самом деле убил их дочь, супруги Канка испытали потрясение. «Мы хотели понять, была ли полиция в курсе ситуации. Знал ли хоть кто-то, что три насильника живут через дорогу? Оказалось, что никто не знал», — делится Ричард Канка. Первое время после трагедии супруги занимались активизмом: встречались с политиками, участвовали в интервью, общались с родителями и запустили собственный благотворительный фонд Megan Nicole Kanka Foundation, нацеленный на поддержку будущего «закона Меган».
«Это было хаотичное и травматичное время. Резкий переход от статуса матери к той, к кому постоянно приковано внимание. Годами я не могла спокойно пойти на кладбище без того, чтобы кто-то со мной не заговорил», — вспоминает Морин. Несмотря на всю эту публичную деятельность, горе ни на секунду не покидало членов семьи: Морин то и дело останавливалась у комнаты своей дочери, а её младшие дети регулярно страдали от ночных кошмаров.
Незадолго до того, как дом Чифелли снесли, Морин даже уговорила детективов пустить её внутрь, чтобы увидеть место преступления своими глазами. Оказавшись в спальне, миссис Канка от наплыва эмоций без сил опустилась на кровать — ей показалось, что Меган была там и «обняла её».
Хотя этот эпизод, по словам Морин, был важен для неё в пути принятия утраты дочери, забыть о случившемся ей так и не удалось — особенно когда стало известно, что вместо смертной казни Тиммендакас получил пожизненное заключение. Замену приговора супруги Канка сочли «пощёчиной» памяти своей дочери: вот уже несколько лет Морин продолжает принимать антидепрессанты, а Ричард с головой ушёл в работу, чтобы заглушить внутреннюю боль. Сейчас их жизнь сосредоточена на Заке — внуке, в котором Ричард и Морин видят надежду и продолжение самой Меган.
Хотя уже в 2014 году, по словам супругов, фонд почти перестал функционировать из-за нехватки пожертвований, они продолжают помогать родителям, попавшим в беду. Морин и Ричард всегда готовы прийти на помощь, будь то поиски очередного пропавшего ребёнка или просто встреча с теми, кто горюет над утратой близкого. Они уверены: память о Меган даёт им силы делать всё возможное, чтобы спасти другие семьи от того горя, которое выпало на их долю.
«Закон Меган» продолжает работать и сегодня, хотя некоторые его критики сомневаются в эффективности предполагаемых им мер. Так, активисты Human Rights Watch и некоторых американских общественных инициатив говорят о том, что закон фактически не влияет на количество случаев насилия в отношении детей и не несёт в себе никакого смысла, кроме предупредительного информирования. Кроме того, на его эффективности сказывается и размытость понятия сексуализированного абьюза и того, как он трактуется в разных штатах: в базу могут попасть как и настоящие насильники, так и те, кто мог пьяным помочиться на улице — очевидно, что большая угроза идёт от первых, а не от вторых, но попадание в список закона значительно портит жизнь и отвлекает внимание от реальных преступников. Несмотря на это, обновлений закона, которые могли бы повысить его эффективность, ждать — как и когда-то его введения вообще в конце девяностых — по всей видимости, придётся очень долго.