Ах! Вальтер Беньямин!
Ах! Вальтер Беньямин!
Наконец, познакомился с давно мелькавшим своей звучным именем, которое так и хочется перепутать с фамилией, то ли философом, то ли публицистом, то ли литератором – Вальтером Беньямином. И с первого попавшего в руки эссе Вальтер угодил в личный топ авторов и персон века.
Ах! Вальтер Беньямин!
Впечатляет особенный стиль его короткой жизни, некий идеал, к которому хотелось бы прийти. Свободный интеллектуал, попавший в жернова Первой (морально) и Второй мировой (физически) войны, да еще и со стороны Германии, да еще и будучи евреем. Куда бы не заносил его вынужденный эскапизм, всюду образовывался ворох эссе, записок и заметок без единой концепции, стиля, цели. Вальтер Беньями писал все, что только было можно – на заказ и нет, в журналы и газеты, в институты, для радио, для женщин, для себя; коротко, длинно, романтично, сухо, непонятно, кристально ясно. Но в целом – писал, потому что писалось всегда.
Ах! Вальтер Беньямин!
Вальтер Беньямин стоял у истоков франкфуртской школы философии (социологии?), хотя и был там белой вороной. Эта школа выручила его, когда он рвался в Москву к своей несостоявшейся любви, латышской советской актрисе Асе Лацис, снабдив деньгами за будущее исследование советского социума. И что Ася сделала в ответ? Как верная времени женщина приобщила его к марксизму и отпустила на родину. Не шутка ли? Москва навсегда заморозила часть его сердца, оставив воспоминание о себе как о «северном Неаполе» (в Питер бы ему), именно так Вальтер назвал город в своих московских дневниках.
Ах! Вальтер Беньямин!
Он чувствовал особую ритмику урбана – закаулки, балки крыш и перекрытий, запахи брусчатки, токи городской жизни. Он больно переживал «обмассовление» искусства, впервые показав в чем разница с искусством индивидуальным (эссе «произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»). Он в запой дружил с Бертольтом Брехтом, проводя с ним время каким бы оно не было – ссорой или долгим молчанием за шахматами (ах, где сейчас такая дружба).
Ах! Вальтер Беньямин!
Он вдохновил меня писать иначе, писать везде – на клочках салфеток и случайных листках. Писать все – от впечатлений до сюжетов. Писать страстно – потому что нельзя иначе.
Ах! Вальтер Беньямин! Ах! Эталон свободного интеллектуала…